- Как раз чую опасность, Валентин Анатольевич. Они ж сейчас озверевшие вновь выйдут. А наших "умников" не перестроишь сейчас. Только на поле я их командой могу подхлестнуть. Как-нибудь сдюжу, вроде и не болит уже, - тут Юра покривил душой - тягучая боль острым шилом продырявливала левую ногу.
Во втором тайме аргентинская дружина, видимо, "накачанная" в раздевалке снова молотом ухнула в крушащую всё атаку, попутно стараясь добить Боброва. По всей видимости, тренер противника смекнул, откуда исходит главная угроза. Юра понял, что без телохранителя ему не выжить. Алмаз стал прикрытием, прочным телом охраняя своего лидера. Выдержав, как и в начале игры, навал хозяев, "Московия" усилиями Боброва начала вновь плести атакующие комбинации. Но Рома потратил много сил на бестолковую беготню, а потому убегать уже не успевал - раз за разом его укладывали в жёстких подкатах на газон. Третий гол никак не шёл, и вообще Аргентина несколько раз убегала в контратаку - выручал Могучев. Минут за двадцать Юра почувствовал судороги в раненой ноге и понял, что его команду могут добить, несмотря на преимущество в счёте. Поднапрягшись, он в очередной раз погнал команду вперёд, сам грациозной хромоножкой передвигаясь к штрафной противника. И тут удача - игра рукой и штрафной в сторону Аргентины! Сам факт того, что судья назначил такое наказание против хозяев, удивлял, но подарком нужно было воспользоваться, кровь из носу. Юра настроил бутсы, прикинул угол и, коротко разбежавшись, ударил по светящемуся белому шару. Тот по изумительной траектории, чиркнув по траве, вонзился в сетку ворот. Стадион вновь заткнулся. А Юра, на плечах товарищей по команде, заменился.
Оставшиеся двадцать минут команды доигрывали - "Московия" без Боброва тупо держала мяч, при случае пиная его вперёд на удачу, что зацепится Васильев. А Аргентина была морально опустошена, и силы покидали её на глазах. Финальный свисток зафиксировал первую победу "Московии", да ещё какую! Робинсон, подмигнув Боброву, пожал руки своим футболистам. А Юра сам устало подумал, что Лера уже прибежала бы к нему, чтобы не поздравить, а поругать за травму. Если бы она была тут… если бы она смотрела матч…
* * *
Юра хотел увильнуть от участия в матче с "Плешкой" - надо было остаться с Лерой. Но надавили на институтский патриотизм, да и Лера по телефону сказала, что ему лучше сыграть: "Малыш, ну я же в порядке. Чуть-чуть ещё грустная, но уже проходит. А для "Возрождения" там важно сыграть. Там же "чёрные" одни…". И он поехал. Сел вместе со всем в автобус и задремал.
Осень в тот год долго баловала столицу сухой и ясной погодой, но в конце концов пронзительно синее небо нахмурилось тучами, стало серо, сыро и мрачно. Порывистый ветер обрывал некрасивые уже листья с мокрых деревьев, а дождь прилеплял их к тротуарам и мостовым.
Ехать было близко, на бывший стадион "Торпедо" - Юра и задремать не успел. Вообще, игра предстояла неприятная - сейчас куча "ар" будет угрожать, сбегутся все московские "аулы" (уже давно Университет Экономики (что раньше был Плехановским) был пристанищем исключительно кавказских людей и их детишек). С неприятным чувством Юра вылез из автобуса, взял сумку и тут же к нему подбежали несколько смуглых ребят с неизменными бородками.
- Юрий Владимирович, уделите, пожалуйста, нам немного внимания, - акцент лишь подчёркивал неожиданную вежливость обращения.
Юра, несколько опешил, чем и воспользовались делегаты, под белы рученьки отведя его в одно из подтрибунных помещений. Там было битком набито важных дядек в дорогих костюмах. "Ну, может, бить и не будут, но ничего хорошего не жди". Бобров внутренне сжался, не ожидая ничего хорошего от такой "встречи в верхах". Выдвинулся, по всей видимости, главный босс:
- Юрий, меня зовут Гамзат Рафусаилович. И вот что мы хотим тебе предложить. Зачем тебе вот это студенческая лига с непонятными целями, разбитыми полями? Ты же знаешь, какая слава, какой почёт и деньги тебя ждут.
"Ну, начинается, а то что-то давно не было. Что у нас тут на очереди? "Терек" или "Анжи"?"
- Коль такое внимание ко мне уважаемых персон, то, наверное, все вы должны знать, что ни слава, ни почёт, ни профессиональный футбол меня не интересуют, а даже, скорее, наоборот, против всего этого я выступаю. - Юра понимал, что позволяет себе резковатый тон, но гнев начал его переполнять.
- Юрий, как же это ты так? Мы же по-хорошему. Мы предлагаем тебе условия. Ты будешь не только как сыр в масле, ты будешь окружён почестями и благополучием. Давай, соглашайся.
- На что? - Бобров усмехнулся. - Поддержать кавказский футбол? - Он услышал возмущённый ропот и увидел, как некоторых особо горячих парней придержали старшие.
- Какой ты дерзкий! Мы приглашаем тебя в команду "Великая дивизия", город Череповец. Тренировки будут в Москве. Давай, соглашайся. Любой бы тебе позавидовал.
- Нет уж, спасибо. И позвольте, мне уже надо идти, переодеваться, - он попробовал протиснуться к выходу, но наткнулся на крепкие тела ребят в кожаном.
- Ну вот зачем такое упрямство. - Гамзат Рафусаилович покачал головой. - В общем, на этот случай у нас тоже заготовлен рычажок. - Юра похолодел. - Ты же любишь и почитаешь своих родителей? Ты же не хочешь им зла?
Юра кинулся к холёному кавказцу, но был схвачен всё теми же крепкими ребятами. Юрино лицо налилось кровью, он рвался и пихался, пытаясь добраться до самодовольного Гамзата.
- Что вы с ними сделали?! - просипел Бобров.
- Что же ты так волнуешься? Всё в порядке с ними. Пока…
- Убью! - Юра не помнил себя от гнева и волнения за родителей.
- Это уже совсем ты загнул, - Гамзат Рафусаилович отечески улыбался, снисходительно относясь к беснованиям "сынка". - Всего-то тебе нужно подписаться под контрактиком и все будут довольны.
- Отпустите, - Юрий успокоился, и глаза его горели ровным холодным огнём. "Ладно, ладно… сквитаемся позже". - Что за контракт?
Откуда-то вдруг появилась папка листов. Бобров стал читать. Оказалось, что гор-то никаких и нет. Собственно, они знали, что и бесплатно он готов играть сейчас, но для порядка была прописана и зарплата, и премиальные. Но, главное, он на целый год лишался права посещать Москву! То есть слова этого нечистого на руку Гамзата про тренировки в Москве оказались не просто враньём, а перевёрнутой правдой. "Великая дивизия" играла в первой лиге. Лигу должны были упразднить со следующего сезона, формируя единую десятку команд, которая бы приняла участия в розыгрыше путёвок на Мировое Первенство. Вот "Великая дивизия" и рвалась всеми силами наверх, а для обеления своих различного рода деяний на этом поприще, нужна была светлая и непорочная звезда. Видимо, Бобров подошёл на эту роль, раз за него так взялись плотно. Никакие тренировки в Москве не проводились, и теперь Юра должен был теперь разрываться между городами.
После "мирных переговоров" он принялся названивать родителям (до этого у него был отобран телефон), и только удостоверившись, что у них всё в порядке побежал в раздевалку, надеясь отпроситься с игры. Мрачное настроение ватой путало ноги, а мысли уводило прочь от футбола.
Избежать игры не удалось, и он сумел отыграть матч. И, хотя был вял и несосредоточен, гол свой забил и ТУ выиграл. После матча он рванул домой. Была пятница, и мама где-то задерживалась, а вот отец как раз был дома. "Не хватает Леры", - подумалось Юре и он стал набирать её номер:
- Милая, привет… Да, да, выиграли… Да, забил… Послушай, нужно очень, чтобы ты приехала к нам. Прости, не могу за тобой заехать… Спасибо. Жду. - Он перешёл в комнату родителей, где отец сидел за рабочим столом и что-то щёлкал в компьютере. - Пап, меня чурки подписали.
Отец повернулся на стуле:
- Давай как-то поподробнее. А то у меня масса предположений по этой фразе родилось, - он улыбнулся, поддерживая сына, почувствовав в нём серьёзные волнения.
- Схватили перед игрой, предложили контракт. Командочка из Череповца, но, как водится, кавказская. Завод же у Исмаилова теперь. Вот и завели себе игрушку. Причём, как я понял, с прицелом на тот самый Мировой Чемпионат. Предлагали денежек и условия. Я похихикал в ответ, что им очень не понравилось. А дальше их главный, такой холёный аксакал, обронил про вас с мамой. Я готов был убить его, так испугался за вас. - Юра, вновь переживая тот момент, раскраснелся и заблестел глазами. - Ну и, понятное дело, подписал это кабальный контракт. Теперь всё - прощай Лера, прощай учёба.
Отец сокрушённо покачала головой.
- Погоди, погоди сокрушаться. Университет и так загибается, вы уже больше самообразованием с Лерой занимаетесь. Или ты не заметил? Лера, думаю, с тобой хоть на край света (я её поддерживаю в этом, кстати), а мы уж тут продержимся. Да и недалеко же всё-таки Череповец (кстати, неплохой город, несмотря на заводы… по крайней мере, был), и игры наверняка тут будут. Кто-то же есть из Первой лиги в Московском регионе?
- Да есть вроде.
- Так что давай, тревогу с лица сбрось, ничего они нам пока не сделают. А дальше… дальше подумаем. И так всё неспокойно, так что береги нервную систему. Лере-то уже сказал?
- Сейчас приедет, скажу.
Причитаний никаких не было. Мама и Лера, как могли, поддерживали, и Юра был очень растроган от осознания, что его тылы крепки. Также в нём окрепла неприязнь к его теперешним хозяевам.
- Я поеду с тобой, - Лера опустила огромно-печальные глаза.
- И что ты там будешь делать?
- А здесь я прямо загружена делами! Вот только по Ксении Ивановне и Владимиру Викторовичу буду скучать.
Юра пристально вглядывался в её лицо, пытаясь понять, о чём думает она в этот момент.
- Ну что ты меня разглядываешь вечно? Поцеловал бы лучше, - сказала его возлюбленная и сама выполнила своё же пожелание.
На следующий день они собирали вещи - микроавтобус должен был приехать вечером. А осень тем временем шелестела по подоконнику частыми каплями, заставляя вздрагивать прилипшие оранжевые листья.
* * *
Первый выигрыш в сезоне даровал игрокам два дня выходных, а Боброву и все пять - у него оказалось растяжение задней поверхности бедра. Лечилось это быстро, но моральное право отдохнуть побольше других после столь блистательно проведённой игры он имел полное.
И Юра решил махнуть к родителям. Жили они не так уж и далеко - на своём любимом Алтае. Прямого лёта было всего-то часа три с небольшим до Горно-Алтайска, а потом на автомобиле ещё немного. Но вот государство-то было другое. И прямых рейсов не было уже лет пять - с тех пор как Республика Алтай раздружилась с Московской. Поэтому последнее время Юра брал билет до Новосибирска - Сибирь контакты поддерживала - а потом на прокатном экранолёте шпарил до родителей. Они обосновались в Солоновке, что притулилась возле алтайских гор, вздыбливающиеся здесь небольшими и округлыми сопками.
Новосибирск был морозен и свеж. Бобров в очередной раз порадовался за этот город - дома были светлы, улицы просторны, а люди улыбались. Движение транспорта было плотным, но слаженным и организованным. В знакомой конторе он оформил аренду (как постоянному клиенту, ему подарили шлем в виде шапки ушанки) и погрузился в уже заправленный двухместный экранолёт "Степь-2".
Вариантов пути было два: кривой, по Оби и прямой вдоль дорог и по степи. Преимущество первого - только одно препятствие, где нужно было притормозить и включить дополнительную тягу (эта операция жрала много горючего), на остальном пути можно было вжаривать под триста километров в час. Второй путь был прямее и цивилизованнее, но вечные переезды, перекрёстки, да и просто наличие другого транспорта, не позволял сильно разгоняться. Юрий выбрал "речной".
Обь мутной ртутью отражала белые, уже зимние, облачка. Незамёрзшая стремнина покусывала всё ширящиеся закраины, а степь белым ковром лениво сползала к прозрачному льду. Юра летел на юг, низкое солнце, разбиваясь на тысячи осколков на заснеженной земле, слепило глаза. Проскочив пограничную заставу без проблем, он вскоре пролетел под двумя Барнаульскими мостами. Середина пути была пройдена и через час-полтора он должен был быть на месте. Левый берег маячил неуступчивой тайгой, когда навигатор пропищал о приближении к устье Песчаной - здесь предстоял резкий поворот. Дальше степь гладким столом расстилалась без лесных промежутков, поэтому можно было гнать напрямки. Но Юра предпочёл более интересный и извилистый путь по замёрзшей уже реке - время позволяло, а езда не утомляла, а, наоборот, позволяла отвлечься от нелёгких дум.
На горизонте замаячили белоснежные сопки, стремительно увеличивающиеся в размерах по мере приближения. Скоро Юра свернул с русла реки и, с рёвом преодолев береговой обрыв, оказался возле домика с довольно большим участком, обнесённым плетёным заборчиком. На шум двигателя из дома вышла мама.
- Юрка! - она легко, несмотря на свои годы, сбежала по ступенькам крыльца и бросилась обнимать сына, вылезшего из своего транспорта.
- Здравствуй, мам! - Он подставил свою небритую щёку. - А где отец?
- Да на охоте он. Скоро будет. Мы же твоё послание получили, так что ждём тебя. Он, собственно, и хотел подстрелить кабаргу, чтобы дичью тебя попотчевать. Их тут столько сейчас развелось - людей нет совсем. Давай, я тебя пока чаем попою.
Юра прошёл в тёплый дом. Тепло и электричество поступало из энергоблока, разработанной фирмой, в которой двадцать лет назад трудился его отец. Когда всё развалилось, он сумел собрать для себя небольшую установочку и, когда они с матерью удалились на Алтай во время Великого Развала, он прихватил её с собой.
У родителей был сад и огород, климат и специфические сорта позволяли им неплохо кормить самих себя. Также имелась корова и овцы. Вполне себе деревенская жизнь, с которой они управлялись, обеспечивая себе мирное и спокойное существование. Тем более что сельский образ жизни поощрялся в молодой стране. Власть взяла курс на малый техногенный уклад, слагая экономику из туризма и рекреационных ресурсов. Тем самым они сберегали остров диковинной природы. В то время как соседний Казахстан, оттяпавший себе кусок пожирнее, чем бывший Рудный Алтай, усиленно гробил горы, леса, реки и озёра, оставляя жирные колеи мёртвой природы.
Юра знал, что здесь умиротворение накрывало с головой, а покой мягкой пеленой лечил все внутренние беспокойства. И если бы не его жажда какой-то бурной деятельности, непрерывной капелью точившая его все эти двадцать с лишним лет, он бы давно затаился бы этом чудном уголке вместе с Лерой и родителями. Лера частенько оговорками намекала, что это был бы неплохой вариант устраниться от всех этих политических и футбольных дрязг.
Отец пришёл румяный, в унтах, с ружьём и кабаргой, которую тащил на санях здоровенный кобель лайки Бунтарь.
Ранний вечер вымостил тёмное небо россыпью звёзд и затрещал усиливающимся морозцем. Отец с Юрой вышли на крыльцо подышать перед ужином.
- Вот не добивает сюда гарь и смрад, как будто здесь раздувает всё гигантский вентилятор.
- Да, место здесь замечательное. Я тогда удачно спрогнозировал здешнее спокойствие и чистоту. Вот, правда, внутреннее спокойствие далось тяжелее и, соответственно, переезд сюда. Но, глядя из нынешнего окна, из этого года, хочу сказать, что правильно всё же поступили. Хотя тогда я мучался сильно, переживая за тебя и Леру, - отец глядел в чёрный горизонт, который топорщился невысокими горами, - думаю, если сейчас у вас в Москве ничего не получится, то единственный шанс ещё что-то спасти пойдёт отсюда, из Сибири. Осталось здесь много русского и крепкого.
- Мальчики, марш с мороза в дом! - Ксения Ивановна выглянула из приоткрытой двери. - Ужин на столе.
Они нырнули обратно в уютное тепло, которое сочилось вкусными запахами. Стол был утыкан разнообразной вкуснятиной, за которую Боброву бы оторвал голову любой современный диетолог. Кабарга, зажаренная в печи, нашпигованная брусникой, румянилась в центре стола; в селёдочнице блестел малосольный хариус; квашеная капуста, первая в этом году, хрустящей горочкой отражала свет люстры; картошка парила головастыми клубнями по тарелкам, а солёные огурцы соблазняли прилипшими укропинками. Спиртное у Бобровых игнорировали, поэтому просто с аппетитом закусывали и даже, можно сказать, объедались. Утоление голода и редкое семейное единение улыбками дополнительно красили тёплую террасу.
После пили чай. Конечно, из самовара и, конечно, с малиновым вареньем. В камине трещал декоративный огонь.
Мама не выдержала и нарушила гармонию наболевшим:
- Что там с Лерой опять? Она тут видофонила - глаза совершенно огромные стали в печали. Хотя улыбалась и хотела выглядеть бодрой.
- Да всё то же, мам. Мучается она со мной.
- А сама она не может за себя решать? Тебя-то что не устраивает?
- Да то не устраивает, что морока одна выходит! Пусть она десять раз прирождённая жена декабриста, и все мои невзгоды разделяет уже столько лет. Больше того, в дело наше лепту вносит немалую. Но ведь знаю же, что хочется ей другого… Вот если бы мы с вами остались… Но "Возрождение" - это же дело моей жизни! Вот и хотелось и женщину любимую рядом иметь, и дело серьёзное. А получилось ни там, ни тут… Пап, может, бросить всё, Лерку забрать, да с вами заселиться?
Мама поддалась на фантазию, заблестела мечтательно глазами. Но Владимир Викторович был более суров и к себе, и к жене, и к сыну:
- Ты помнишь наш с тобой разговор тогда, в начале смуты?
- Пап, конечно. Одно из краеугольных событий в моей жизни. Ты всегда была авторитетом. Вот и тогда направил.
- Ну, это ты, как говорится, хватил. - Отец слабо улыбнулся. - Но неужели с тех пор что-то поменялось? Или кризис пресловутый возрастной настал у тебя? Али усталость какая постигла? - ирония заискрила в глаза Боброва-старшего.
- Усталость, слабость, старость - это все дела понятные. Грусть-печаль иногда съедает, по Лере тужу, футбол опостылел, мерзость отовсюду ржавчиной сыплет. Не это ломает, не это… Вдруг сомнение возникло, нужно ли это всё, что мы делаем. Точнее, даже не то, что делаем, а к чему стремимся. Особенно когда приезжаю в Новосибирск - всё там развивается, люди чисты помыслами, дети нарождаются - на кой им объединение вновь какое-то? Груз такой на хребте позорный тащить в виде Москвы и окрестностей…
- Тр-р-р! Стоп! Ну откуда вот эта хлипкая логика отщепенцев и развалолюбов, которые любят кормиться на костях, собирая крошки с барского стола, когда всё жирное расхватано, а вкусное сожрано?! Сибирь Сибирью, радоваться за них нужно, да, но и других нельзя забывать. Отдельно взятое небольшое и счастливое государство - не есть благо для всех наших людей, для потомков Великого Народа. Да и про Землю в целом нельзя забывать. Одно светлое пятно среди метастазов разрушения не спасёт и не согреет. Куда ты растерял имперское сознание? Где амбиции менять мир к лучшему в целом, а не в своём уютном уголке, доме, семье?
- Отец! Разве ты сам не удалился с театра всех действий? Что ты на свои же вопросы ответишь?
- А это как раз для тебя было сделано - должен быть у человека тихий уголок, куда он в минуты отвлеченья может спрятаться. Где будет окружён заботой и покоем. Я поэтому и ушёл из "Гравита", хотя с Ганжой, другом твоим "единоутробным" до сих пор сотрудничаем.
- Как сотрудничаете?! - очередной сюрприз от Ганжи на это раз был связан с отцом. - Не устают меня, однако, как-то радовать последнее время изумительными новостями. - И что же ты тут ваяешь?
- Ой, прям переполошился. Пишу тут слегка, программирую. Защиту мы выдумываем от зомбирования. Они людям чип, а мы - античип!