Настроение наставника оставляло желать лучшего и, возможно, поэтому он провел лишь небольшую разминку и отправил всех по рабочим местам. К своему месту работы 232-ой шел осторожно, стараясь не шуметь, а главное – не попадаться на глаза людям. Это было крайне нежелательно – обязывал закон. Дом был просто великолепен, все в нем подчинялось четкому распорядку, а управление осуществлялось через главный компьютер. И управлял всем этим сложным механизмом 232-ой. В доме было три этажа, над его строительством и убранством трудились гениальные умы западных культур – живописцы, скульпторы и архитекторы. Проходя по многочисленным комнатам и залам, невозможно было без особого благоговения и уважения созерцать все эти великолепные творения. Богатство хозяина дома превышало все разумные представления. Успешным дополнением к этому убранству были две прекрасные жены и двое детей хозяина. Необозримый сад, газоны, цветы вокруг дома вызывали восхищение и восторг. Бассейн, скорее, напоминал естественное озеро, прохладная влага в нем играла мириадами солнечных бликов, чуть слышно журча; песок огибал его золотой каймой, лежаки, кресла-качалки, столики являлись естественным атрибутом прибрежной полосы. Все это – и дом, и сад, и озеро были укрыты прозрачным куполом, через который беспрепятственно проникал свет. Под куполом всегда было лето, поддерживалась оптимальная температура, влажность, и теплые воздушные массы наполняли округу ароматами заливных лугов. 232-ой, успешно преодолев коридор, занял свое рабочее место, мысленно обменялся с центральным компьютером информацией и принял сигнал о необходимости убрать запах после жарки на пищеблоке. Задача была выполнена компьютером, он лишь проверил эффективность действия нейтрализаторов. Команды для центрального компьютера поступали нескончаемо, и 232-ой следил за их выполнением, не допуская даже малейших сбоев. Он обязан был следить за всем происходящим в доме посредством множества камер слежения. Он знал коды от всех дверей, кроме центрального выхода в большой мир.
Побег
Время подходило к полудню, основная работа была завершена и появилась замечательная возможность воспользоваться свободным временем. 232-ой имел неутолимую любовь к познанию и тайно выуживал знания о жизни людей, животных, растений из глубин интернета, не было исключений для космоса, других миров и иных языков. Он пытался понять истинное значение событий, их масштабы и глубину.
В самом потаенном уголке своего "Я" надеясь, что эти приобретенные знания пригодятся ему, возможно, в его другой, неизведанной жизни. Он знал: это только начало, рано или поздно, когда-нибудь случится нечто, что перевернет всю его жизнь. И в ожидании этого время казалось бесконечным. Целью номер один было познать себя, для этого необходимо было лишь вычислить код от главного входа, суметь проникнуть в большой мир и раствориться в нем. Он неустанно работал над этим и почти решил проблему. Он выиграл у компьютера все цифры кода от входа в большой мир, кроме одной, последней. И сейчас напряженно пытался раскрыть тайну последней цифры. Скрипнула дверь в его кабинете, но он так был поглощен своим занятием, что появление на пороге девушки-робота со стаканом воды и энергетической таблеткой было весьма неожиданным.
– Спасибо! – сказал он, с явным удовольствием глядя на девушку.
Ее голубые доверчивые глаза притягивали взгляд, гладкие каштановые волосы касались ее плеч, а под комбинезоном угадывалась прекрасная фигура. Девушка лишь улыбнулась в ответ и, уходя, торопливо закрыла за собой дверь. 232-ой привычным движением положил таблетку в рот, глядя на монитор, провожая девушку, сделал глоток воды и едва не выронил стакана из рук, услышав крик девушки, которая только что вышла из его кабинета.
– О, мой господин! – девушка стояла на коленях и обнимала ноги хозяина дома. – Простите… Помилуйте! Не надо, я все отдам! – Она подняла на хозяина глаза, полные страха и бессильного отчаяния.
– Конечно, отдашь, куда ты денешься!
– Мой господин, простите! Они… такие красивые… Я взяла их чтобы посмотреть! Их так много у вашей жены… Я все отдам, не наказывайте меня, прошу! – горько и беззащитно плакала девушка, как ребенок сжав руки в кулачки.
Глядя в монитор, 232-ой видел, как из-за поворота появился полный решимости полицейский нравов из специального подразделения, занимающегося нарушениями закона, совершаемыми биороботами. Подойдя, полицейский щелкнул каблуками своих черных лакированных туфель и отдал честь хозяину дома, приставив руку в белой перчатке под блестящий черный козырек своей серой фуражки.
– Разрешите приступить?
– Да… – брезгливо сквозь зубы произнес хозяин дома.
– Пощадите! – продолжая плакать, умоляла девушка.
– Встать, дрянь! Какое право ты имеешь прикасаться к человеку? Покажи свое лицо! – полицейский схватил девушку за волосы и поднял ее заплаканное лицо вверх. – А-а, так это ты? Ты, воровка, крадешь украшения жены хозяина не первый раз! О какой пощаде может идти речь? Ты понимаешь, механическая тварь, что не вернешься уже сюда? Ты не оценила благородства своего хозяина и будешь наказана!
232-ой видел, как девушка плачет и повторяет как заклинания.
– Простите, помилуйте, мой господин… Но они такие красивые!
Девушка едва могла идти, и полицейский неустанно подталкивал ее.
– Иди же быстрее! Куда ты спрятала кольцо? – спросил полицейский и сам себе ответил: – Конечно, в спальный мешок! Куда же еще, это единственная твоя вещь в этом доме…
Они зашли в комнату для технического отдыха девушек, хозяин дома остановился на пороге открытой двери, с явным нежеланием идти дальше.
– Я здесь…
– Да-да, конечно, – поспешно ответил полицейский. – Я все сам сделаю. Где мешок этой куклы? Да вот он! – Полицейский сунул руку в спальный мешок и стал энергично ощупывать его внутренности. Хозяин – человек среднего роста и возраста в белой рубашке и черных брюках, слегка располневший, молча наблюдал за происходящим. Девушка тоже молчала, она была напугана и растеряна. Полицейский извлек руку из мешка и 232-ой увидел маленькое колечко с блестящим розовым камнем. Сознание 232-ого просто взорвалось от бессильной ярости, он ткнул пальцем в монитор и тот нехотя погас. Он сделал несколько глотков воды и определенно решил, что здесь ему делать больше нечего – никакая материальная сытость и шаткое благополучие не могут стать ценой, позволяющей отказаться от поиска свободы и познания мира. Он твердо решил – не позже завтрашнего утра он покинет этот дом. Но это завтра, а сейчас работы было хоть отбавляй – все семейство готовилось отправиться в гости на праздник. 232-ой ловил себя на мысли, что время тянется предательски медленно, но наконец праздничный кортеж проследовал за ворота. "Да, вот он, долгожданный момент!" – ликовал 232-ой. Он разработал и сейчас применил программу по взлому центрального кода, она работала в момент открытия и закрытия ворот. Наконец-то код был в руках у 232-ого! Он знал, что семейство вернется не раньше завтрашнего вечера, и более удобного для побега случая не представится еще долго. 232-ой заканчивал работу, когда поздний вечер уверенно вступал в свои права. Всплыла низкая и полная луна, она грустно, молчаливо освещала свой путь за узорной листвой раскидистых деревьев. В доме наступили тишина и покой. 232-ой отправился в комнату для технического отдыха и приготовился ко сну. Для него начались те часы, которые оставались едва ли не самыми приятными в его жизни. В мягком спальном мешке появлялась возможность расслабиться, расправить спину, согреться, прикрыть уставшие глаза, да и просто – быть предоставленным самому себе и думать, думать… Но сегодня спальный мешок показался ему тесным и душным, он высвободил руки из мешка, долго пытался найти удобную позу для сна и не заметил, как уснул. Снилась ему маленькая спальная комната, он лежит в удобной кровати, солнечный луч ласкает его щеку. Он слышит легкие женские шаги, сердце радостно встречает их. Мягкая женская рука гладит его по голове, перебирает его волосы. Ему спокойно, он не хочет открывать глаза. Неожиданно для него женщина ласково, но настойчиво позвала: "Алекс, милый, проснись! Ну же, Алекс, дорогой, вставай!" Сердце его застыло от удивления, он проснулся. А сердце забилось вновь, бешено задыхаясь от волнения. "Откуда, откуда это имя – Алекс?!" – думал 232-ой. Он не в состоянии был переварить всю полноту увиденного, зная, что роботы не имеют имен. Но одно было совершенно бесспорно – во сне имя принадлежало ему. Пора было вносить ясность в жизнь, и он был готов, – без этого предварительного условия все усилия сводились бы к нулю. Оставалось сделать совсем ничего – уйти за ворота, кануть в неизведанное и узнать все. 232-ой с трудом заставил себя дождаться утра. Все шло обыкновенно, как и всегда. Он вел себя совершенно спокойно, но ему с трудом удавалось скрывать томление, предвкушение чего-то необыкновенного и важного. Лишь зайдя в свой кабинет, он позволил себе вздохнуть свободно, обменялся новостями с компьютером и отладил все системы обеспечения. Через камеры слежения осмотрел дом, сад, все закоулки, а главное – центральные ворота. Ничего не предвещало неожиданностей, все были на своих местах и занимались своими делами. 232-ой отключил камеры слежения, беззвучно выскользнул за дверь, быстро, почти молниеносно миновал дом, сад и вышел к центральным воротам. Несколько секунд ему понадобилось, чтобы открыть их. То, что он увидел, превзошло все его ожидания – за воротами стояла ранняя осень, увиденное радовало и восхищало широтой охвата, свежестью, чистотой, отсутствием каких либо рамок и ограничений, свободным разгулом красок и света. К воротам дома шла асфальтированная подъездная дорога, сразу за ней был лес. Он вступил на самую кромку леса, усталый, но счастливый. Свободно вздохнул полной грудью и, ощутив свежесть настоящего утра, осторожно вошел в гущу растений. Наконец он позволил себе закрыть глаза и слушать шелест листьев и утреннее пение птиц.
Свобода
"Вот и все! Я свободен! И – будь что будет!" – подумал он и шагнул дальше, вглубь леса. Едва заметная тропинка вела его в неизвестность. Прекрасные, высокие, раскидистые деревья, полные невыразимого величия, окружали его; их зеленые, желтые, багровые листья трепетали от малейшего дыхания ветра, подставляя себя потоку солнечного света. От запахов травы, опавших листьев и нагретой земли кружилась голова. Серебристые нити паутины флагами развевались надо всей этой растительностью. 232-ой пробирался сквозь, как ему казалось, дикие заросли. Но вскоре характер леса существенно изменился: буйные заросли уступили место кустарникам и лугам, зыбь теней на его плечах исчезла и уступила место солнечному свету, день обещал быть сухим и жарким. Между тем, луга постепенно превращались в газоны, а кустарники представляли собой стриженые композиции, все чаще встречались каменные скамьи. Сомнений не было – цивилизация наступала, подчинив себе лес и превратив его в парк. 232-ой с удивлением заметил – в столь ранний час он в парке один, и нет ровным счетом ничего, что могло бы угрожать ему. Впрочем, нет, он был не один – черная, с белой грудкой и белыми лапками кошка без всякого смущения бежала по тропинке, неся что-то в зубах. Пройти мимо такого чудесного существа не было сил, он остановился и почувствовал себя другим, новым от нахлынувшей свежести ощущения мира. Он стоял неподвижно, боясь испугать животное, и улыбался, восхищаясь красотой и грацией этого маленького существа. Живых животных 232-ой некогда не видел; мертвых – да, когда хозяин возвращался с охоты. Он живо вспомнил гордого хозяина и, глядя на кошку, которая деловито прыгнула на скамейку и прижала лапкой свою ношу, подумал, что охота – осквернение и разрушение свободной природы. 232-ой сделал несколько осторожных шагов вперед, чтобы лучше разглядеть животное. Но кошка прижала лапкой добычу – неизвестную ему птичку, цветные перышки которой были растрепаны; маленькая птичья головка свисала со скамьи. Он намеревался еще чуть приблизиться к кошке, но та издала какой-то урчащий звук, прижала уши к голове и вцепилась зубами в маленькое птичье тельце. А глаза зверька сверкнули сердито и угрожающе. Она как будто совсем недвусмысленно говорила: "Птичку ты не получишь, так и знай! Я съем ее сама и не с кем делиться не собираюсь!" 232-ой стоял тихо, не шелохнувшись, едва сдерживая смех.
– Ешь, я не трону тебя, – отчего-то вслух сказал он.
Кошка тут же успокоилась. Деловито ощипала птичку зубами, образовав вокруг себя и под скамьей ворох маленьких цветных перышек. Некоторые из них прилипли к ее мордочке и она, смешно фыркая, осторожно и умело убирала их лапкой. Когда появились первые капли крови, она с аппетитом принялась за еду. "Вот кошка, – думал 232-ой, – настоящее живое существо, спокойно доедает свой завтрак. Возможно, я тоже живое существо – человек. В таком случае, сама природа обязала меня есть человеческую пищу, и никакие запреты не станут мне преградой, чтобы осуществить это. И это будет настоящим доказательством моей человеческой сущности.
Умница киска!" – Воодушевленно подумал он, глядя, как кошка розовым язычком очищает свой мех – лапками терла мордочку, за ушками и, несомненно, ощущала себя счастливой. 232-ой почти физически чувствовал, как он меняется – уходит страх и жесткое самоограничение, приходят силы и уверенность в себе. "Несомненно, необходимо сделать лишь первый шаг на своем пути – просто поесть. И прекратить терзать себя ожиданиями и неизвестностью", – подумал он и решительно зашагал по парковой дорожке. В кармане его комбинезона гремела мелочь, которую он украл у детей хозяина, опустошив их копилки, перед тем, как покинуть дом. Он извлек и пересчитал деньги, но ему пришлось признать, что он не способен понять, много их или мало – он никогда не пользовался деньгами. Парк был безлюден, и он безбоязненно переходил с одной парковой дорожки на другую, пытаясь найти выход. Наконец, пройдя сквозь зеленую арку из деревьев, он обнаружил ворота кованого железа с затейливым узором. Это и был выход. Сразу за воротами, вдоль парка, тянулась асфальтированная дорога, по обе стороны которой вереницей росли деревья с раскидистыми кронами. За дорогой в особом порядке стояли двух-трех этажные дома, окруженные садами, цветниками и газонами. Высотных зданий здесь не было, возможно, это был небольшой городок, а, может, окраина большого города. Единственное здание выделялось из всего спокойного тихого ансамбля. Оно находилось напротив парковых ворот, через дорогу. К нему вели с десяток мраморных ступеней, что возвышало его над ландшафтом. Утреннее солнце малиновыми и желтыми бликами отражалось в стеклянных дверях здания – их было четыре. Большая, светящаяся неоном буква "Т" гордо венчала крышу здания.