Звёздный Спас - Виктор Слипенчук 26 стр.


Общение посредством мыслей не требует логики. Логика только усложняет и замедляет общение. Всё, что требуется для телепатии, – чувство полнейшего доверия к собеседнику. И ещё чувство уверенности в необходимости данного общения. Словом, как логика сторонится чувств, так и чувство избегает логики.

Поэтому не удивительно, что Фива и Кеша, перейдя на общение посредством мыслей, с лёту начали разговор о предстоящей свадьбе. Сразу решили, что свадьбу будут справлять три дня. Один день в Озёрках, у её родителей. Другой – в Андреевке, у Кешиного отца. А заключение – в Москве, с приглашением, как обещано, Фивиных подруг и их хахалей. Всех аспирантов во главе с Богданом Бонифатьевичем и, разумеется, всех, кто заглянет к ним на торжество. В общем, кого пригласят – не вызывало вопросов. А вот место, где лучше сыграть свадьбу, в кафе или ресторане, до того распалило воображение, что Фива воскликнула:

– Только не в кафе "Сталкер", – сказала и засмеялась, вспомнив своё хождение туда со своими подружками Ксенией и Агриппиной, и вдруг мечтательно предложила: – Пожалуй, лучше всего было бы сдвинуть столы под вечным деревом.

Вспомнив о вечном дереве , Фива сейчас же вспомнила, что под ним их одежды, а на часах уже семь утра, работа с восьми.

– Не переживай, – сказал Кеша. – Не опоздаешь.

Кеша ещё только решал, пойдут они к вековому дубу или одежда сама, как бы по щучьему велению, окажется здесь в комнате, а над креслом уже возникли серебристые струйки искрящегося тумана, размывшие его очертания. Впрочем, никакого тумана не было. Была игра света статического электричества, зеленоватого, как болотный газ, которое, исчезнув, обнаружило не только кресло, но и Фивину одежду, лежащую на нём. Причём сложенную с такой аккуратностью, какой за собою Кеша не замечал.

Нет-нет, с его стороны не было никакого волевого усилия – это она. Он взглянул на Фиву, она, словно зачарованная, смотрела на свою одежду. Восторг и ужас были запечатлены на её лице.

– Фивочка, я вижу твоё пальто, и шапочку, и платье, и перчатки, а где моя одежда? Ты что, обо мне забыла? – весьма громко удивился Кеша потому, что главным было не удивление, а именно громкость, чтобы вывести Фиву из шокового состояния.

Наконец она очнулась и сразу же бросилась в его объятия.

– Я даже думать не думала об одежде. Так, чуть-чуть подумала и невольно испугалась, а вдруг она действительно возникнет на кресле, и что я буду делать?

– И всё-таки где моя одежда? – стараясь отвлечь её от потрясения, которое сам недавно испытал, впервые столкнувшись с материализацией предметов, появляющихся как бы из воздуха.

– Кешенька, милый, прости! Если бы знала, что у меня получится, то и твою бы взяла, – всё ещё в замешательстве повинилась Фива.

Впрочем, придя в себя, высказала сомнение в успешности такого мероприятия, потому что не помнит Кешиной одежды, кроме демисезонного пальто, которое запомнилось только благодаря злополучной пуговице, вырванной с мясом.

– А ничего не надо помнить, – сказал Кеша. – То есть достаточно вообразить в памяти какой-нибудь один предмет (не имеет значения какой): сорочку, сапожки, или пальто, или пуговицу от пальто. Все предметы одежды, как бусинки, связаны между собою одной нитью – одним и тем же личным временем создателя волевого усилия. Так что, выдернув один предмет, поневоле выдёргиваются все.

– Кеша, а если, находясь в другом пространстве, вообразить какого-нибудь лично знакомого человека, чтобы он переместился в мир тонких материй, – он переместится? И если "да" – можно ли, используя временну́ю нить , прибрать, то есть переместить к себе, целый город, в котором живёт этот лично знакомый?

– Ну вот – сразу прибрать, ты же не жена олигарха! – весело сострил Кеша.

И Фива, прильнув к нему, ласково поинтересовалась:

– Кеша, а я чья жена, чья – может, ответишь?

– Да ты же сама знаешь, – несколько в растерянности сказал Кеша.

– Я знаю, – сказала Фива. – А потому именно у тебя спрашиваю – можно вслед за одним горожанином весь город переместить?

Ничего не осталось от Кешиной весёлости.

– Я не знаю, – сказал он. – Во всяком случае, чтобы это произошло, каждый житель города должен страстно желать перемещения города. Так сказать, помогать этому своим волевым усилием. Я думаю, что легенда о граде Китеже – не совсем легенда. Вера и желание многое могут, когда сопоставляются с главным, когда находятся в соразмерности с миссией, ради которой напрягают волевое усилие.

– Миссия у нас одна – предотвратить Конец света , – с некоторой обидой в голосе сказала Фива.

Ей показалось, что Кеша не считается с нею, игнорирует её мнение.

– Как можно предотвратить, если люди не изменятся в своей сути? Если опять примутся наращивать ядерный потенциал, если опять будут накапливать любое другое оружие массового уничтожения всего живого. Это невозможно, всё опять повторится сначала, и опять – Конец света !

– Кешенька, а если мы вместе произнесём наши заветные слова – всегда, буду, хочу ?

Он грустно улыбнулся, сказав, что у них теперь другой уровень понимания, а тот, прежний, остался позади. Однако Фива не хотела его понимать. И тогда он сказал, что чувствует множество поселений в будущем, но они фиксируются расплывчато, как бы наслаиваются друг на друга. Возможно, это поселения отдалённого завтра, а возможно, это одно и то же поселение, но в разные отрезки времени.

Кеша вспомнил о странном городе будущего, о потерянных беженцах, ждущих допотопную электричку, и ему стало не по себе – не они ли с Фивой как-то повинны в иной, но, может быть, ещё более страшной людской трагедии, чем столкновение с Фантомом?!

И он сказал, что спасение возможно только в настоящем времени. Наверное, святой Серафим Саровский имел в виду таких, как они, страждущих, когда говорил: главная цель человеческой жизни – стяжание Святого Духа. Спасись сам, и возле тебя спасутся десятки. А перемещать волевым усилием города и страны – это представляется Кеше соблазном.

– Ты уверен? – спросила Фива.

Её обидела мягкая настойчивость Кеши, отклоняющая её искреннее желание стремглав бежать спасать Землю. Она понимала, что нельзя охватить необъятное. Но всё же "попытка не пытка", а он испугался.

Не понимая его внезапного страха, она не понимала смысла Кешиных слов и хотела лишь одного – увлечь его своей смелостью.

– Хорошо, – решительно сказала она. – Сейчас мы появимся в каком-нибудь "расплывчатом" городе, наподобие Москвы, и точно всё узнаем, потому что это важно знать для будущего.

Кеша легко прочитал настроение Фивы и был пленён её самоотверженностью. Однако объяснять своих страхов не стал. Напомнил, кто-то опасался опоздать на работу.

– А кто-то сказал: не переживай – не опоздаешь.

Она стала убеждать Кешу, что им надо появиться в тонком мире, потому что ключевое знание никогда не откроется в обычном мире. Тем более оно не откроется обычному человеку, он не сумеет его усвоить. Лучшие человеческие умы, так называемые учёные мужи, в большинстве своём не в состоянии представить, что Земля, как и человек, живая.

В ответ Кеша ничего не сказал, подобные мысли уже проходил и теперь подивился, как быстро идёт созревание Фивы-индиго . – Хорошо, она сама отправится туда, под вечное дерево . Заодно захватит Кешины одежды. Только он никуда не отлучается и ждёт её. Она будет настраиваться на него, как на родной маячок.

И тогда он сказал:

– Посмотри на свой перстень. Посмотри, как горит и мигает!

Фива удивилась – с момента помолвки ничем не проявлял себя, а тут надо же! Она заглянула в него и увидела на самом донышке, поочерёдно появляющиеся знаки – "плюс", "минус". Ей показалось, что "минус" запечатлевался несколько резче, а может быть, продолжительнее. Как раз на это она хотела обратить Кешино внимание.

Ей пришлось удивиться ещё раз. Кеша одевался. Одежды лежали перед ним на диване-кровати, словно они всегда были здесь. И никаких серебристых струек, и никаких всполохов статического электричества.

– Ты, наверное, принимаешь меня за полную дуру, – с грустью констатировала Фива. – Почему нет серебристых струек, или ты каким-то иным способом вернул свои одежды?

– Способ тот же – желание и волевое усилие. Серебристые струйки – это отсутствие навыка мгновенной концентрации. Поначалу и у меня такое бывало – болезнь роста. Пройдёт, – заверил Кеша.

– Тогда, может быть, ответишь – где взял этот чудесный перстень? И о чём он сигнализирует?

Кеша взял её руку и, прежде чем остановил взгляд на сапфире, бережно поцеловал её. Фива смутилась и зарделась от удовольствия.

Смутив Фиву, Кеша и сам смутился. И, чтобы скрыть возникшую неловкость, преувеличенно бодро отрапортовал, что и перстень, и прозрачный диск в целлофановом пакетике, и фляжку ректификата, а может быть, живой воды, он получил от вестников. Так сказать, их энергетических сущностей. Наподобие той, что угостила их сигаретами у главного корпуса сельскохозяйственной академии.

– В день встречи у Тимирязевки? – засмеялась Фива.

Её обрадовало смущение Кеши, и, как тогда, в первое утро Нового года, она поправила его:

– Не той, а того.

Ей действительно тогда привиделся парень в серебристом комбинезоне, похожий на космонавта. Но она поправила Кешу и тогда, и сейчас не поэтому. Она почувствовала, что люба ему. Люба и в согласии, и в несогласии, и сердце её пролилось теплом.

– Ну что, подождёшь меня здесь? – сказала Фива.

– Ага, размечталась! – весело отозвался Кеша.

Он тоже подумал о встрече Нового года, закончившейся слезами Фивы. Всего две недели прошло, а кажется – месяцы и даже годы. Но она рядом, она стала ближе и роднее.

– Я понимаю, – весело иронизируя, заметил он. – Вы собрались идти к грандиозному дубу, к своему, так сказать, вечному дереву . Но, может быть, прежде вы ещё раз заглянете в пространство перстня и как-то истолкуете чередование знаков, очень похожее на предупреждающие сигналы?

– Предупреждающие?! – Фива вскинула брови.

И Кеша объяснил ей, что перстень на её пальце – своего рода индикатор, указывающий на состояние её чувств. Сейчас он неистовствует, разрываясь между будущим и прошлым. Потому что, с одной стороны, Фива желает попасть в будущее, чтобы получить ответ – можно ли погружать в биополе Земли целые города с людьми (знак "плюс"). А с другой – желает попасть в прошлое, потому что вечное дерево на холме – это место их встречи в детстве.

– И что же теперь делать? – обеспокоенно спросила Фива.

– А ничего, – сказал Кеша. – Доверься мне.

Странно, но ироничность и бравада только усиливали серьёзность происходящего.

Есть у него местечко в будущем. Правда, в нём большинство людей ждут допотопную электричку, чтобы вернуться в какое-то своё реальное время. Зато там он познакомился с удивительной троицей – мужчиной, женщиной и четырёхлетним мальчиком. Он даже помнит его имя – Адам. Вот уж кто-кто, а он точно Адам-индиго , развит не по годам.

Кеша стал заводить будильник, а Фива посмотрела на перстень. Он горел ровным иссиня-голубым пламенем, а на самом донышке резко темнел знак "плюс".

– Ты настраиваешь радиомаячок? – весело ехидствуя, поинтересовалась Фива. – Как только он зазвенит, мы поймём, что пора на работу.

– Именно так, – сказал Кеша.

Он обнял Фиву, и они исчезли. Растворились в воздухе, не оставив после себя ни серебристых, ни каких других струек.

Глава 30

В кабинет позвонили, но Агапий Агафонович не спешил нажимать кнопку "открыть". Находясь в своём кабинете, словно в бронированном сейфе, он даже не удосужился взглянуть на экран монитора внешней камеры слежения, чтобы выяснить – кто звонит? И прежде всего потому, что приходили к нему обязательно по его приглашению, а сегодня он никого не приглашал. Точнее, как раз обдумывал, кого пригласить. Каково же было удивление, когда на компьютере-секьюрити зажёгся зелёный сигнальный глазок, извещающий, что пароль набран – дверные замки открываются.

Услышав мягкое пощёлкивание замков, Агапий Агафонович, ещё не веря себе, поднял голову, и в ту же секунду дверь как бы самопроизвольно распахнулась настежь. В проёме шевелилось существо – куча-мала переплетённых щупалец с плоскими присосками, посвёркивающими будто мини-диски.

Полковник, не отрывая взгляда от шевелящегося пучкообразного существа, встал и словно сбил угол зрения – существо пропало, дверь резко захлопнулась (мягко щёлкнули замки-задвижки). Агапий Агафонович, пытаясь увидеть исчезнувшее существо, зорким взглядом окинул пространство возле двери, увы, – никого. Он пододвинул кресло, а когда поднял голову, в ошеломлении едва не вскрикнул – над столом висела усатая голова в фуражке с глянцевым козырьком, отороченным серебряными позументами. Голова была перевёрнута, находилась прямо перед ним и смотрела глаза в глаза, широко улыбаясь, как бы в ожидании заслуженной похвалы. Неожиданно пришли на ум стихи:

Лицом к лицу

Лица не увидать.

Большое видится на расстоянье.

Агапий Агафонович медленно сел – нет-нет, он не согласен. Он увидел лицо полностью и в деталях. Кожа на лице конопатая, как бы побитая оспой, местами бугорчатая, с застывшими тенями, как у рептилий. И глаза такие же, как у пресмыкающихся, – пустоотсутствующие, отдающие холодной голубизной. А вот улыбка тёплая, даже какая-то озорная, может быть, из-за щербинки на левом верхнем зубе. Во всяком случае, было в ней что-то не согласовывающееся с общим образом, как бы позаимствованное с чужого лица. Только тут Агапий Агафонович заметил, что и шея, как туловище удава, длинная и какая-то рукастая, под самым подбородком круто уходит назад и вверх, так, что кажется, голова не висит над столом, а её держат, как щит, ухватив за затылок.

Неприятное зрелище, тем более что тело посетителя хотя и находилось напротив стола, но всё же в изрядном отдалении от него, на одном из стульев у самой стены.

Агапий Агафонович потянулся к кнопке "электрошока", захотелось ударить по этой голове всей мощью имеющегося напряжения, однако голова сейчас же отпрыгнула под потолок и уже оттуда, словно на телескопической антенне, пугливо озираясь, опустилась на плечи гостя. Устраиваясь на плечах, в рывке вскинулась подбородком вверх и, очевидно, встав в пазы, закрепилась. (Послышался характерный щелчок плавающего подшипника.) Теперь перед начальником СОИС на некотором отдалении сидел моложавый усатый мужчина в тёмно-коричневом костюме с позументами на обшлагах и серебряными лампасами на брюках. В согласии с последним писком моды костюм был изрядно как бы побит молью и отдавал стойким запахом невыветрившегося нафталина.

Проклятье, вот уж действительно, мир движется к своему концу, оценив наряд посетителя, подумал полковник и включил воздухоочиститель.

– Вы, наверное, меня не узнали? Разрешите представиться, смотритель клуба "Сталкер", психотерапевт Бэмсик.

Гость встал и уже сделал шаг к столу, но Агапий Агафонович, слегка приподняв руку, остановил психотерапевта. Он объяснил ему, что узнал его. В досье каждого информатора имеются и фото, и видеодиски. Дело другое: психотерапевт – прежде всего информатор, информатор специальной службы, а только потом смотритель клуба или врач, пусть даже с уникальными способностями. Так что уставные взаимоотношения никто не отменял.

– И поймите, Бэмсик, – полковник ответил мягко, как бы увещевая. – Никто не давал вам права самовольно открывать кабинет и вваливаться без приглашения. Тем более в образе осьминога, голова которого держится каким-то рукастым щупальцем. Я должен со всей ответственностью предупредить, что кабинет достаточно оснащён и может однажды захлопнуться перед вами, как мышеловка.

– Ну, это вряд ли! – с вызовом возразил Бэмсик, чем настолько сильно ошеломил Агапия Агафоновича, что он на какое-то время потерял дар речи.

– Не забывайте, что в нашем проекте задействованы люди, не уступающие вам в экстрасенсорных способностях, и мы привлекли вас вовсе не для того, чтобы объявлять вам войну и бороться с вами. Мы рассчитывали и рассчитываем на сотрудничество.

Сделав внушительную паузу, полковник со строгостью спросил:

– А у вас какие планы? Настало время поделиться – я вас внимательно слушаю.

Теперь ошеломлён был Бэмсик. Он заочно изучал полковника и пришёл к выводу, что все его действия строятся на неожиданности. Он как-то не учёл, что в основе характера полковника – чувство долга и беззаветная храбрость.

Вообще-то Бэмсика снедало желание найти Иннокентия Инютина. Он пришёл к полковнику, чтобы заручиться поддержкой в поиске. Кстати, в докладной о столкновении со смотрителями клуба "Медиум" он достаточно ясно выразился на эту тему. Нет, он не сказал, что способности молодого человека, со странным именем Кеша, его не только пугают, но и притягивают.

Он пришёл к полковнику якобы потому, что узнал о криптограмме. Точнее, кто и что стоит за нею. Информация была крайне интересной, и Бэмсик надеялся таким образом втереться в доверие к полковнику и с его помощью, пусть косвенной, напасть на Кешу. Что-то подсказывало ему, что усилившись за счёт Кеши, он сможет вершить судьбами людей, играть с ними, как с куклами. Ему не стоит полностью открываться полковнику. Сейчас Бэмсику надо быть особенно осторожным – смотрители клуба "Медиум" наверняка уже внесли его в свой список недругов.

– Да какие могут быть у меня планы, – с нескрываемой обидой в голосе неожиданно заканючил Бэмсик. – В докладной от 28 февраля я сообщал, что после встречи с небезызвестным Кешей утратил часть своих магнетических способностей, а взамен обрёл унижающее меня умение превращаться в каких-то рептилий и осьминогов. Вы же сами видели, ещё минуту назад я выглядел каким-то неправдоподобным монстром.

– Да, это уж так! – невольно, со вздохом сочувствия, согласился Агапий Агафонович и ощутил внезапное душевное облегчение.

А между тем Бэмсик продолжал:

– Самое странное и страшное, что происходит со мной, – это во сне. И ещё наяву в момент созерцания (такое случается, когда слежу за пляской огня в камине или движением света в кроне какого-нибудь обширного дерева).

Здесь Агапий Агафонович, тренированно отделявший зёрна от плевел, отметил: любит созерцать пляску огня или движение света в кроне какого-нибудь обширного дерева. Хорошо бы узнать: где и какого именно дерева?

– Ужас не в том, что мной вдруг овладевает безотчётное желание-с преобразиться в какого-нибудь отвратительного монстра, а в том, что его отвратительность связывается с комфортностью моего пребывания в нём-с. То есть чем более неприятен гад, тем более комфортно в нём-с находиться. Не раз и не два я приближался к зеркалу в подобном состоянии. Страх, ужас и отвращение руководили мной, я хотел заглянуть в будущее, чтобы определиться с настоящим. Теперь могу признаться, что именно поэтому стал смотрителем клуба "Сталкер-с".

"А ему идёт это сипящее "с", – мысленно заметил Агапий Агафонович и заключил: – Естественно, змей-с , природу не обманешь".

Назад Дальше