В колонках компьютера мелодично тренькнуло: пришла почта от Стрельникова. Чисоев даже смотреть не стал. Что там смотреть? Очередная порция даров. Рог Изобилия нахал без устали. Удача шла лавиной, заваливая счастливчика, перекрывая кислород. Не в силах усидеть на месте, Артур вскочил, бросился к окну - распахнуть, вдохнуть воздуха! Рванул на шее удавку галстука, схватился за подоконник и замер. Внизу, на другой стороне улицы, у входа в магазин мобильной связи скучал амбал-медбрат.
- Ты! Гадёныш!
Словно почувствовав, что на него смотрят, крашеный сукин сын поднял взгляд на Чисоева и подмигнул.
- Стой, тварь!..
Торпедой, взявшей цель, Артур рванул прочь из кабинета.
Он едва не снёс массивную дверь с петель. В приёмной Чисоев зацепился за край стола, сильно ушиб бедро - и выматерился от боли. Нелли Петровна изумлённо охнула ему вслед. Впервые за годы работы секретарше изменила её обычная невозмутимость.
В коридоре Артур сбил с ног очкарика-референта, на следующем шаге раздавив улетевшие к стене очки. Оправа и линзы хрустнули под каблуком. Очкарик дрожал, скорчившись в позе зародыша. Люди в ужасе шарахались в стороны, избегая обезумевшего шефа. С грохотом он ссыпался вниз по лестнице, вихрем промчался мимо поста охраны и вылетел на улицу. Вдогон кинулись Стас и Костя, преградили путь:
- Что случилось, Артур Рустамович?!
Рыча медведем, поднятым из спячки, Артур расшвырял охранников - и бросился через дорогу.
В уши ворвался отчаянный визг тормозов. Он едва не угодил под колёса маршрутной "Газели" - такая же вчера протаранила машину Вики. "Газель" встала как вкопанная, вычертив на асфальте кривой чёрный след. Правое переднее колесо упёрлось в бордюр. Визг продолжился: надрывались женщины в салоне, насмерть перепуганные угрозой аварии. Им вторила сочная водительская брань. К хору добавился вой клаксонов: движение автомобилей, идущих на поворот, нарушилось. Чисоев не остановился. Он видел цель. Совсем рядом: пять прыжков, три, один. Бить в спину? Не дождётесь! В лицо, только в лицо. Чтобы видел. Чтобы глаза в глаза. С разбегу он ухватил амбала за плечо и за шею, мощным рывком развернул к себе - и застыл соляным столбом, занеся кулак для удара.
Типичный качок. Футболка открывает могучую шею и бицепсы. Русый бобрик волос. Никаких "перьев". Гладко выбритые щёки. Запах дешёвого дезодоранта. Незнакомый, чужой, посторонний человек. Даже сходство сомнительно: комплекция, рост…
Реакция у качка сработала отменно. Увидев занесённый кулак, он без колебаний ударил на опережение. Чисоев едва успел прикрыться плечом. Уберечься до конца не удалось: живая кувалда зацепила вскользь. Лопнула нижняя губа, на лацкан пиджака упали тяжёлые, темно-багровые капли крови. Артура повело, он пошатнулся, отступил на шаг. Вскинул руки - защищаясь, останавливая:
- Извините, я обознался…
Вся ярость исчезла, со свистом изверглась в небеса, как пар из открывшегося клапана.
- Ты, урод! Обознался?!
Нет, не в небеса. Ярость нашла себе лучшее вместилище, целиком войдя в мнимого медбрата. Качок жаждал продолжения. Он всю жизнь мечтал о таком: случайность, позволяющая дать выход силе, накопленной в тренажёрном зале. Резким взмахом он снёс выставленные Артуром руки, шагнул вперед - и на этом бой закончился. Костя со Стасом налетели на качка сзади, отработанно и слаженно, будто на тренировке. Заломили руки за спину, к затылку, складчатому как у бульдога, пригнули к земле…
- Ну ты, падла! Всрался?! - натужно хрипел качок.
Он силился вырваться. Но охрана свою зарплату отрабатывала с лихвой. У качка не было ни единого шанса.
- Один на один! По-честному!
Артур вытер рот тыльной стороной ладони.
- Давай, сука!
- Я приношу вам свои извинения, - на ладони остался кровавый след. - Я принял вас за другого человека. Готов компенсировать моральный ущерб. Парни, отпустите его…
Парни выполнили приказ с явной неохотой. Парни остались рядом с качком - на всякий случай. Молодцы, службу знают. Надо будет их поощрить. Качок тоже жаждал поощрения. Он выпрямился, покрутил затёкшей шеей, хрустнул плечами. Бросил взгляд на мрачных охранников, сплюнул себе под ноги и с вызовом уставился на Чисоева:
- Ну? Компенсируй.
Чисоев достал бумажник. Извлёк пять новеньких купюр по сто долларов:
- Хватит?
Качок не колебался ни минуты:
- А пошёл ты!
Он сгрёб деньги и в три прыжка свернул за угол.
17:39
…я ж бить буду, Артур Рустамович…
- …в полную силу, я сказал!
Васёк ломанулся брать захват. Он сумел без потерь войти в ближний бой, даже зацепился, клещ весом с центнер. Но работать против вольника в трико Ваську, чёрному поясу дзюдо, было неудобно. Мешала привычка хватать за одежду. Он поймал Артура за запястье, правой рукой воткнулся под мышку, за спину, скручиваясь винтом…
Слишком долго!
Ростом выше Чисоева, Васёк подсел глубже, чем следовало бы. Артур дёрнул его на себя, вынуждая утратить равновесие, резким взмахом подхватил незагруженную ногу соперника - и послал героя дня через грудь, прогибом в падении. Васёк пошёл легко, как первая рюмка. Опытный борец, он сгруппировался, готовясь к приземлению.
Но Чисоев уже рушился следом, изворачиваясь в воздухе.
Он отстал ровно на долю секунды, чтобы позволить дзюдоисту от души впечататься спиной в покрытие зала - и, не дав опомниться, упал сверху. Придавил, сковал, взял на удушающий, который вольникам запрещён. Впрочем, если жизнь такая паскудная штука…
Васёк заколотил ладонью по татами.
- Следующий! Увижу поддавки - уволю!
Парни занервничали.
- На ковре начальников нет! Усвоили?
- А как же тогда "к начальству на ковёр"? - отважился Вовка Чиж.
- Сейчас узнаёшь! - указательный палец Чисоева стволом пистолета упёрся в грудь стушевавшегося остряка. - Леопольд, выходи! Выходи, подлый трус!
От его хохота Вовка побледнел. В юности Владимир Чиж пять лет оттрубил санитаром в психбольнице, в отделении для буйных. Он знал, кто так смеётся.
- Только я это… - счёл нужным предупредить жилистый, долговязый Вовка, деловито разминая ноги. - Я ж бить буду, Артур Рустамович…
- Бей!
- Ага, бей… у вас, небось, переговоры, а вы с фингалом…
- Бей, дурила! За каждый фингал даю премию!
- Буду стараться, Артур Рустамович. Вы уж не забудьте про премии…
- Порадуй шефа, Чиж!
Вовка затанцевал, закружил по залу. Стрелял ногами с безопасной дистанции: прямой, боковой, в прыжке.
Артура он не доставал - так, баловство, разведка боем.
Но и Чисоеву не удавалось сблизиться с вертлявым Чижом.
Он маневрировал, низко пригнувшись, раз за разом отдёргивал голову, когда Вовкина пятка разбойничьим кистенём пролетала рядом. Верткий, зараза. Кузнечик, мать его. Брыкается…
Удар в грудь Артур проморгал. Пятка Чижа оказалась твёрдой и убедительной, как дубовая киянка. Из лёгких вышибло воздух. Чисоева унесло назад, он едва не сел на задницу. Окрылённый успехом Чиж подскочил ближе, крутнулся на опорной, желая с разворота заработать премию, а то и две. Нырнув под удар. Артур с рёвом ухватил Вовку между йог, вознёс над собой - и завертел волчком. Кто-то из зрителей охнул, живо представив себя на месте кузнечика.
Чиж взлетел, грохнулся и оказался погребён под рычащим медведем.
- Шеф, хорош! - крикнул Стас.
- Он сдаётся!
Красный туман перед глазами редел медленней, чем хотелось бы. С опозданием Артур понял: задыхаясь, Вовка отчаянно лупит шефа ладонью по бедру. Он слез с Чижа, протянул ему руку: вставай, мол. В голове крутилась дурацкая фраза из школьного курса литературы: "Добрые люди от него кровопролитиев ждали, а он чижика съел!" Чехов это сказал или Толстой, Артур не помнил.
- Яйца на месте?
- Всмятку, - просипел Вовка. - И премия накрылась…
- Будет, - пообещал Артур. - Купишь новые.
Следующий!
Чиж помедлил и ухватился за протянутую руку. Поднимаясь, он старался не смотреть в глаза Чисоеву. "Поддался! Он поддался, скотина! - гулким набатом ударило в виски. - Они все мне поддаются!"
- Ну, кто?! Кто ещё?!
Он с головой нырнул в безумный водоворот - хрип, сопение, кипяток солёного мужского пота. Менялись соперники, Артур не замечал пропущенных плюх и ссадин от сорванных захватов - для него всё слилось в один-единственный поединок без конца и начала. В пьяную, жестокую круговерть, имя которой - жизнь. Другой жизни у него не осталось. Он швырял и ломал, на полную, на всю катушку, как в последний раз. Так было два десятка лет назад, когда Артур Чисоев рвался к финалу. К победе на турнире, посвящённом памяти его отца. К праву первородства, которого он был лишён. Он мог лишь выгрызть зубами, вырвать первородство у судьбы, и то на краткий миг.
Любой ценой!
Стены зала, размещённого в цокольном этаже офиса, выгнулись чашей, призовым кубком - исполинской ареной. Сверху, с края чаши, за сыном следил бронзовый отец. Рустам Чисоев плакал. Рустам никогда не плакал при жизни, но всё однажды случается в первый раз. От слёз отца Артур рычал и зверел. Он не чувствовал боли. Не знал усталости. Он мог всё! Бросок, переворот, проход, туше - ты видишь, отец?
Нет, ты видишь?!
Поясница. Колени. Плечи. Локти. Живот. Мышцы и связки. Суставы и сухожилия. Скорость и резкость. Сила и реакция. Ничего не болело. Всё служило верой и правдой. Войдя в возраст, Артур старался поддерживать форму, но больше "качался", выходя на ковёр редко, без фанатизма. Боялся порваться, слечь в реабилитацию. Сегодня страх сгорел в огне дарованной свыше уверенности. Всё вернулось - и вернулось с лихвой! Так боролся Шамиль в молодые годы. На ковре Шамиль всегда был лучше младшего брата…
Отчего ты плачешь, отец?!
Да, ты прав - это финал. Остался последний соперник.
Артур знал, что справится и с ним.
23:55
…подарок Шамиля на сорокалетие…
Он вломился домой за пять минут до полуночи. Дыхание его пахло коньяком. Коньяком, будь прокляты все лозы от Дербента до Хасавюрта! Официант ресторана "Арарат", косясь на бешеного клиента, сперва пытался всучить Артуру дешёвую, подкрашенную чаем "паленку". И побелел, как мел, когда Чисоев схватился за мобильник так хватаются за пистолет. Официант, а следом вспотевший от страха главный менеджер хорошо знали фамилии тех людей, которым собрался ночью звонить псих, требующий настоящего дагестанского коньяка. Настоящего, чтоб вы сдохли! Кого-то послали куда-то, двадцать минут, опасных, как бомба с включённым часовым механизмом, и Артур стал счастливым обладателем трёх бутылок "Кизляра". Две из них он приговорил в отдельном кабинете, под бозбаш и толму, угощая менеджера и требуя от него ответить на вопрос: "За что?!" Третья, едва початая бутылка погибла - разбилась, когда Артур запустил ею в стену. Менеджер к тому времени сгинул, и ресторан - тоже, а стена оказалась кирпичной, выщербленной - Чисоев стоял в глухом переулке.
- Такси!
Водитель тоже не ответил на вопрос: "За что?!"
Прислуга пряталась. Дом вымер. Это было кстати. Артур дважды падал на лестнице. И в конце, когда достиг цели, уронил самую важную вещь в своей жизни. Футляр с громким звуком, похожим на стон, ударился об пол, раскрылся - и ответ на все вопросы вывалился наружу.
На ковре лежал Browning BDAO Compact.
Подарок Шамиля на сорокалетие.
II. АЛЕКСАНДР ПЕТРОВИЧ
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
05:17
…насчёт раба ошибочка. Некрещён и необрезан…
- ВСТАНЬ И ИДИ! - велели ему.
А он не встал и не пошёл. Даже головы не повернул. Так и остался сидеть возле пыльного просёлка. Тронул синюю кепку с длинным козырьком, сдвинул на ухо по давней, ещё студенческой привычке. Прикусил сухую травинку, усмехнулся - и лишь тогда соизволил ответить:
- Не хочу.
Бездонное, светлое от жары небо моргнуло чёрным зрачком. Громыхнуло гневом:
- МЕНЯ ЛИ ОСЛУШАТЬСЯ ДЕРЗАЕШЬ?
Он рассмеялся. Сон нравился, хотя поначалу и удивил. Последнее время ночью он видел лишь образы - бессвязные, мутные, тревожные. После них случалось пить сердечное вместо утреннего кофе. В аптечке лежало импортное средство, рекомендованное знакомым врачом, - большие розовые таблетки. Глотать снадобье он не спешил, держался. Глушить кошмары заморской химией Александр Петрович считал ниже своего достоинства. Справимся без панацеи!
- ИЛИ НЕ ВЕДАЕШЬ, СКОЛЬ ГРОЗЕН Я И РЕВНИВ?
Повезло - сон был ясен и чист. Горячий летний день. Бескрайнее хлебное поле рассечено просёлком, словно каравай - ножом. Ветерок еле ощутим, вдоль обочины лежит сухая стерня.
Одна беда - в покое не оставляют.
- НАКАЖУ ОСЛУШНИКА ВЕЛИКИМ НАКАЗАНИЕМ. И БЛИЗКИХ ЕГО. И ДАЛЬНИХ!
- И собаку убью, - хмыкнул он. - И кошку, и мышку. Приёмы мелкого уголовника. Так вот почему я всю жизнь попов не любил!
- КАК СМЕЕШЬ ТЫ. РАБ МОЙ!..
Он запрокинул лицо к небесам. В зените кружил смерч-аспид, длинный хобот тянулся к земле, к спелым колосьям. Ветерок стал ветром, затяжелел, ударил в лицо. Опалил жаром, запорошил глаза мелкой, как мука, пылью.
- Насчёт раба - ошибочка. Некрещён и необрезан. И договор кровью не подписывал.
Плеснуло холодом. Смерч надвинулся, сминая хлеба. Рыкнул с яростью:
- В ЭТУ ЖЕ НОЧЬ ЗАБЕРУ ДУШУ ТВОЮ!
Он пожал плечами. Протёр глаза, тронул козырек кепки. Походя вспомнилось: именно такую он носил, когда приехал на Целину. Синей она была недолго - выцвела, побелела.
- А я ещё думаю: с чего мне всякая дрянь снится? Вот что значит на ночь с врачом пооткровенничать! Хотел правду - по-лучил. Сегодня, выходит? Обидно, не скрою. От пары лишних лет я бы не отказался…
Страх медлил, топтался поодаль. Во сне Александр Петрович был молод и силён. Исчезла вечная спутница-боль, солнце светило ярче яркого. Даже грозное небо манило, не пугало.
- Так за чем дело стало?
Сгинул смерч. Стих ветер, превратился во вкрадчивый шёпот у самого уха:
- Потому и предлагаю. Пару лет? Хочешь десять? Двадцать?! Бери, не жалко! Но и ты уж постарайся, сделай, что велено. Историю в университете учил? Как римляне говорили: "Даю, чтобы Ты дал". Ты мне, я - тебе…
Липкие, приторные слова. На висок будто мёд пролился:
- И не геройствуй, ладно? Ты ведь не сразу помрёшь и не сам. Тебе уже семьдесят пять, можно и характер проявить. А дочь твоя? Внуки? Метод старый, но эффективный. Не чета тебе гордецы на брюхо падали. Проникся, да?
Мёд стал льдом. Вернулась боль, вцепилась клыками, путая мысли.
- И заметь: не о мерзости прошу, не о смертоубийстве. Дело благое, нужное…
С болью он совладал. Расправил плечи, выплюнул травинку изо рта:
- Нет! Сначала - благое и нужное, а после родную дочь резать заставишь. Книгу Судей читал? Помнишь, что с Иеффаем случилось? Тут главное - первый раз поддаться. Нет, не выйдет!
- НЕТ?! - ударило с небес. - ПО СИЛАМ ЛИ ОТВЕТ ДАЁШЬ, ЧЕЛОВЕК?
Ответил он небу:
- Дело не в силе. Дело в том, по Чьему Образу и Подобию человек сотворён. Камешек, что от горы откололся, мал, но твёрд, как гора. И края острые. Сила не справится, тут иное требуется. Человека мало убить - его убедить нужно.
- ТЫ СКАЗАЛ!
И смерч взял его.
Поле - жёлтая скатерть до горизонта - теперь было внизу. Серая лента просёлочной дороги, жалкая фигурка на обочине. Синие джинсы, синяя кепка, клетчатая застиранная ковбойка…
- Тяжёлый случай, - хмыкнул он.
Представился класс: парты в три ряда, доска, на столе - бокастый глобус. Очередной юный шкодник склонил повинную голову, но каяться не спешит, смотрит исподлобья. Пригрозишь вызвать родителей - всё испортишь. Обратится шкодник в зверёныша, захлебнётся гневом.
Иначе, иначе надо!
- Ты сам-то книгу Судей давно перечитывал?
Человек, сидевший у дороги, щёлкнул пальцами по козырьку кепки. Словно честь хотел отдать, да передумал.
- Ты, между прочим, географ, не богослов. Неужели думаешь, что все события, упомянутые в Библии, одобряются Богом? Иеффай сам убил свою дочь, причём безо всякой пользы. Он не был священником и не имел права приносить жертву. Не мог и обещать принести "первое, что выйдет". Скажем, ему навстречу могла выйти нечистая собака или верблюд. Этот разбойник так и остался в душе язычником. А насчёт раба…
Не путай времена дядюшки Тома и Древний Восток. В библейскую эпоху раб - младший член семьи. Бесправный, но свой. Маленький камешек возле высокой горы.
Человек поднял голову. Слушает! Теперь главное - не давить.
- По поводу того, что тебе предложено… Ты одну лишь сторону разглядел. А сторон, между прочим, даже не две - больше. Для начала представь, что кто-то решил взорвать в твоём родном городе бомбу. На двадцать килотонн, как в Хиросиме…
08:11
…сейф в летнем сером плаще…
Дверной звонок оторвал Александра Петровича от кофе. Последний глоток остался, самый сладкий. Колеблясь, он по-глядел в сторону коридора, взвесил чашку в руке. Дочь и внуки звонят дважды, соседи сверху - один раз, зато долго, от души. Тот, кто стоял сейчас за дверью, нажал кнопку с очевидной робостью. Вместо привычного "ти-рим-бом!" - убогое "трим". Даже без восклицательного знака.
Продавец мёда? Очередной свихнувшийся сектант с евангелием американской печати в зубах?
"Знаете ли вы истинное имя Бога?"
Каждый раз он сдерживался, чтобы не ответить с привычным ехидством. Грех обижать убогих, ещё заикаться начнут. Знакомый полковник-опер в таких случаях рапортовал:
"Я даже истинную фамилию его знаю!"
Клюка в руке, тапочки на ногах…
- Иду!
Пока добирался, сообразил, что на часах - начало девятого. В такую рань ни коробейники, ни психи-адвентисты не жалуют. Может, всё-таки соседи, но снизу? Трубу прорвало?
За облупившейся дверью, ведущей в службы, царила тишина. Не уловив буйного гласа Ниагары, он вздохнул с облегчением, поймал левой ногой своевольный тапок.
- Кто там?
- Это я, учитель!
- Кто "я"?
- Я, Чисоев Шамиль! Извините, что разбудил…
Голос он узнал сразу, но тем не менее глянул в глазок.
Не ради проверки - для эстетического удовольствия. Каждый ли день узришь у собственного порога самодвижущийся стальной сейф в летнем сером плаще?