- А я вовсе не Кэйт. "Кити" - это героиня из одного ниппонского мультфильма. Меня, разумеется, совсем не так назвали родители. Но кому какое дело, как человека назвали при рождении? Особенно сейчас. Я Кити. И у меня - револьвер!
"Ага, вот и пунктик", - усмехнулась про себя мисс Мэри.
- А про что был тот ниппонский мультик? - спросила она вслух.
- Про школьниц, которые сражаются с якудза. С бандитами, - охотно ответила малолетка. - Дерутся на мечах, бьют ногами, крутят вертушки, стреляют с обеих рук по-македонски. В общем, как я.
- Знаешь, - мисс Мэри пожала плечами, - ты ведь сама только что призналась, что с бандитами не сражаешься. Что просто пришила их, чтобы забрать у них пищу. Разве нет?
Кити насупилась.
- Если бы знала, что станешь гнать, подруга, оставила бы тебя в клетке. Поняла? Умничает она. Эти твари сейчас как раз бы тебя резали дольками на пулькоги.
- Не обижайся. - Мэри прикрыла глаза и устало вздохнула. - Я к слову сказала, прости.
- Обижаться на тебя? - Кити фыркнула. - Ты беспомощная, бесполезная европейская кукла, чью белобрысую головку я только что вытащила из самой глубокой и беспросветной задницы. Знаешь что? Вали! И в следующий раз сама себя выручай.
С этими словами Кити резко развернулась на каблучках и уверенно зашагала в сторону выхода. Мэри по-прежнему стояла неподвижно. Ей было "стрёмно", причем во всех смыслах этого удивительно многогранного слова. Не то чтобы она боялась одиночества или страшилась собственной беззащитности - в конце концов, с некоторых пор она не боялась даже смерти. Просто… ей было плохо. И всё.
Внезапно, на самом выходе, Кити остановилась. Обернулась и уперла до комичного строгий взгляд в мисс Мэри.
- Жрать хочешь? - спросила она. - Если да, то потопали. Второй раз, клянусь эльфами, предлагать не буду!
Мэри устало поплелась за малолетней спасительницей. В конце концов, даже если тебе на все плевать - голоду этого не заявишь.
"Какая-то сумасшедшая малолетка, - сама того не зная, повторила про себя мысль мертвого Бага мисс Мэри. - Клянется эльфами, нет, ну надо же! Точно больная на голову".
Вслух она ничего не сказала. Револьвер в руке девочки Кити и топор на плече ее напарника вызывали в душе Мэри осторожный страх. И все же школьники-убийцы, только что уничтожившие кровожадных людоедов, при всей своей нелепости отчего-то казались мисс Мэри более реальными, чем все то, что она встретила в Сеуле после пробуждения. Садист Бугай, маньяки из мясобойни - все это было похоже на дикости, придуманные дьяволом, объевшимся ЛСД. Но Кити и Рик - школьница и школьник, убивающие убийц… Они казались настоящими. Реальными, хотя и жутковатыми.
"Вот ведь в чем соль, - задумалась Мэри, - налетчики-малолетки, это какое-то безумие! И все же они мне роднее и ближе выживших взрослых, способных убить и съесть. Безумный, безумный мир".
Обнаженная, Мэри шла за школьниками и ежилась от утренней прохлады. За ней шлепал по бетону босыми пятками абсолютно голый юноша. При этом мисс Мэри не испытывала ни капли стыда. Дискомфорт был. Но это был дискомфорт от пережитого ужаса и страх перед будущим, в котором малолетние налетчики вполне могли их с Дэмио прикончить.
"Их с Дэмио, - повторила собственную мысль Мэри. - Ну вот, у меня новый спутник… А также новые собственники. Или… все же не собственники?"
Мисс Мэри улыбнулась.
Уверенно и дерзко перед ней вышагивала девочка с револьвером. И в уверенном стуке каблучков слышалось: "Всё. Бу-дет. Хо-ро-шо".
Пуля 4
Дом босса и нора робингудов
Бугай стоял в самом центре разрушенного Мегаполиса - у бывшего дворца президента корейской Республики, так называемого Чхонваде, знаменитого "Дома под голубой крышей" или попросту "Голубого дома". Неширокие улочки этого старинного горного квартала, где когда-то располагались городские укрепления, до катастрофы перегораживали ряды глянцевых полицейских в отглаженной белой униформе, а также уникальные предметы, которые можно было наблюдать только в Южной Корее или каком-то ином "конфетном" восточном государстве с расслабленными жителями и процветающей экономикой. А именно - противотанковые кресты, декорированные живыми цветами.
Эти удивительные дорожные препятствия могли задержать боевую машину пехоты, несущуюся по улице на полной скорости. Не говоря уже об автомобиле. При этом они были очень красивы. Возле Большого президентского дворца, в историческом центре Сеула, традиционно гуляли миллионы туристов из разных стран. Именно для их придирчивых глаз милитаристские изделия превратились в чудесные живые клумбы. На школьных каникулах за ними могли фотографироваться влюбленные пары, а в случае войны или кризиса - отстреливаться пулеметный взвод.
После пробуждения все это исчезло. Синода Шедоши - бывший мясник, а ныне глава ганга Топоров, новых властителей опустошенных голодом центральных кварталов, - давно приказал убрать кресты вокруг своей резиденции. У его многочисленных конкурентов из окраинных районов Мегаполиса автомобилей на ходу и топлива давно не осталось. Юнговцы же, контролировавшие северный Коридор, требовали убрать от главной крепости банды любые препятствия для своих транспортных средств.
Требование это, однако, распространялось только на искусственные рвы, траншеи, колючую проволоку - которых отродясь не было возле Большого президентского, - а также на противотанковые кресты. Гигантских навалов ломанного бетона, джомолунгм из мусора, щебня, песка это правило не касалось.
Именно через эти нагромождения пробирался Бугай, прежде чем оказаться перед логовом знаменитой банды. До анабиоза на этот путь от метро он потратил бы несколько минут. Сейчас же сбил себе все ноги, пока карабкался по завалам. К резиденции босса всех боссов падшего Мегаполиса Бугая привел вовсе не грошовый меч-подделка. Охотник из Инчхона нес с собой еще один товар, который можно было продать. До катастрофы Бугай знал Шедоши, хотя понял это только вчера, после беседы с мясниками. Бугай когда-то работал на будущего хозяина ганга, правда, в несколько ином качестве. Возможно, что-то перепадет с барского стола и сейчас?
В том, что задумал Бугай, безусловно, имелась немалая доля риска: он мог оказаться не узнан и словить пузом нож, вместо того, чтобы получить порядочную работу. Однако соблазн был велик. "Пришло время напомнить о себе старому знакомому", - размышлял инчхонец. Уже не было нужды играть простака, не имеющего понятия о Шедоши. Нынешнего босса всех боссов Бугай знал очень хорошо. Убийцей и охотником на людей Бугай раньше не был, но грязных поручений для Шедоши-из-прошлого хватило бы в сумме лет на десять тюрьмы общего режима: список вился, как веревочка, бесконечно.
Президентский дворец возвышался перед запыхавшимся после подъема Бугаем, он сверкал рождественской елкой среди ночной темноты - скромный кусок порядка среди царства хаоса и разрухи. Дворец именно сверкал. В его окнах горели электрические светильники.
- Бессмысленная трата топлива, - хмыкнул Бугай. - Транжиры.
Он пригляделся внимательнее. Увидел, что на самом деле электрическим светом освещаются всего несколько комнат на втором этаже и небольшой кусок фасада над украшенным колоннадой парадным входом. Остальное скрывалось во тьме, как и всё в Мегаполисе.
Бугай вздохнул. Раньше, насколько он знал, Сеул был виден из космоса, во всяком случае, на ночных фотографиях, сделанных с орбиты, город сиял, как скопление звезд. Сейчас вместо миллионов ночных огней, уличных плазм и мерцающего неона работали лишь несколько лампочек на фасаде Большого дворца. На них любоваться теперь с орбиты? Но кому? Космос отодвинулся от человеческой расы на долгие годы. Если не навсегда. Все, что кружило на орбите, наверняка пришло в негодность и рухнуло на голову кому-нибудь из спящих в анабиозе…
Бугай усмехнулся. Вероятно, странная смерть ждала астронавтов на космических станциях. Отчего они умерли? От нехватки воздуха? От леденящего холода? Сгорели во время падения в атмосферу? И сколько они прожили? Минуту? Может быть две? Час, сутки?
Бугай мотнул головой. Все это его уже не касалось.
Четверо бандитов на входе заметили его и, скинув свое необычное оружие с плеч, повернулись к нежданному гостю. Пожав плечами, Бугай миролюбиво воздел руки вверх и поплелся к "Голубому дому".
…После пробуждения Сеул охватили апатия и страх. Прокатилась волна самоубийств. Затем произошло активное объединение вокруг выживших чиновников муниципалитета. Потом - взрыв насилия. И наконец разделение кварталов на ганги. В этом было что-то очень корейское. Бугай не сомневался, что в остальных странах мира, если таковые еще существовали, после пробуждения все происходило иначе. И массовый суицид, и полное подчинение выживших представителям "старых" госорганов, и тем более дальнейший тотальный этический перегиб, когда апатия, послушание и порядочность вдруг резко сменились полным беззаконием и даже каннибализмом - все это было возможно только здесь, в процветающей стране, где люди верили в правительство, словно в Бога, и не знали социальных проблем страшнее подросткового мужеложства.
Бугай помнил удивительную вещь: когда во время последнего экономического кризиса правительство обратилось к населению с просьбой сдать накопления в банк - любой национальный банк! - чтобы помочь своей стране, почти все корейцы молча встали, пошли и перевели личные сбережения на расчетные счета корейских банков. Государственных или частных - не важно, главное - корейских. Финансовый кризис был остановлен. Стране не пришлось занимать деньги. Какая еще нация в какой стране мира была на такое способна? Американцы? Русские? Китайцы? Французы? Да нет, черт возьми! Весь мир был обиталищем циников, и только жители Полуострова оставались наивны как дети. И при этом, что удивительно, правительство их никогда не обманывало!
После катастрофы, однако, правило не сработало.
Еды оказалось мало, ртов много, и бывшие чиновники при всем желании не смогли накормить всех. Но люди привыкли, что о них кто-то заботится. Люди ждали помощи слишком долго, ничего не предпринимая сами. Отсутствие грабежей, насилия и мародеров в первые дни после пробуждения автоматически вылилось в волну убийств и каннибализма сразу, как стало ясно: муниципальные власти бессильны перед лицом настоящего голода. Послушание и порядок обратились в свою противоположность. А поскольку послушание и порядок были у корейцев в крови, то и "обратный эффект", оказался невероятно сильным. "Возможно, - считал Бугай, - такого падения нравов, какой увидел Сеул, не было нигде. Разве что еще в Японии или Сингапуре, где уровень экономики, степень доверия к правительству и природное послушание были похожи на местные".
Людей убивали даже не за еду - просто так. Женщин и юношей насиловали не из похоти - просто так. И людей стали есть. "Возможно, - размышлял Бугай, - это случилось в первые дни после начала беспорядков тоже не из-за голода и отсутствия продуктов - еда еще оставалась, - а именно просто так. Из-за того, что спустили с короткого поводка ту нацию, которой это было противопоказано".
Относительный порядок восстановился чуть позже. Мегаполис разделили между собой около двух десятков банд-гангов, сформировавшихся абсолютно хаотично вокруг группировок самого разнообразного толка: от уцелевших полицейских участков до фанатов спортивных команд. Самым крупным формированием стал ганг старика Шедоши. Тот не был копом и уж тем более фанатом бейсбола. Он был содержателем скотобоен.
Остался им и сейчас…
Бойцы Шедоши обступили Бугая полукольцом, поигрывая оружием. Гангов в Мегаполисе было много. Злые ножи, Синие дубинки, Молоты, Кровавые биты…
Шедоши звал своих Топорами.
В руках обступившие Бугая люди держали большие американские фермерские топоры для рубки деревьев, маленькие плотницкие топоры для работы дома или в мастерских, раскладные топорики для туристов, кухонные тесаки. Название ганга расшифровывалось в этих инструментах вполне доступно.
- Ты кто, убогий? - лениво произнес ближайший из бойцов - судя по обращению, начальник караула.
Внешний вид бойцов Шедоши Бугая не настораживал. Одеты все участники ганга были так же, как и он сам: в грязное, рваное, кустарно подшитое тряпье неопределенного цвета. Относительно единообразным было только оружие, остальное - от посеревших от времени модных бейсболок до крутых когда-то джинсов, похожих на использованную половую тряпку, отражало индивидуальный "стиль" каждого.
- Куда собрался? - обронил второй Топор.
- А тебе не все равно, куда он собрался? - сказал третий. - Смотри… пухлый какой.
- Точно, мясистый. Я б его окорок слопал. Целиком.
- А как он поскачет дальше?
- На одной ноге.
- С чего бы? Вторую тоже надо резать. Ему все равно, а нам - жрать.
Бандиты заржали.
- Ладно, заткнулись! - повысил голос начальник караула. - Пухлый, ты кто?
"Опять пухлый, - огорчился Бугай, - точно, блин, сожрут меня когда-нибудь".
- У меня дело к боссу Шедоши. - ответил он вслух. - Скажите, Чхун Пак пришел. Он меня знает.
- Кто тебя может знать, дурака? - нахмурился охранник, мгновенно собравшись и внимательно рассматривая. - Если гонишь, я тебе точно ноги оттяпаю. После ушей и носа. Что у тебя за дело к боссу? Говори.
Бугай с удовольствием бы съездил гаду по челюсти битой или воткнул в глаз гвоздь, торчащий из той же биты, однако остальные бойцы караула покромсали бы его за такое на паштет. На вид ребята были шустрые, молодые. На месте спокойно им не стоялось, постоянно двигались, помахивали оружием и крутились, обходя Бугая то справа, то слева, чем изрядно действовали на нервы. Бугай знал, что если он даст слабину, ему немедленно воткнут топор в голову.
- А у тебя задница не треснет лезть в наши с боссом дела, а? - грубо крикнул он, понимая, что мямлить с гагстерами не стоит. - Просто скажи: Чхун Пак пришел! Остальное не твоего ума дело. А не передашь - Шедоши с живого шкуру сдерет. В первую очередь с ушей и носа!
Старший охранник от удивления открыл рот, потом задумчиво потер обухом подбородок. Пришедший хамил, однако объясняться с Шедоши страсть как не хотелось. Доходы у ганга падали в последнее время - а любые доходы после пробуждения были "пищевыми", - поэтому иногда количество бойцов в ганге сокращалось. В том числе - пускали на еду. Шедоши свирепствовал как мог, причем уже не столько в силу природной жестокости или поддержания дисциплины, сколько из-за медленно нарастающих продовольственных проблем.
- Пасть закрой, червь навозный, - все же рявкнул старший боец для порядка. - Чхун Пак, говоришь? Ну ладно. - Он подмигнул одному из караульных. - Метнись наверх, доложи!
…Спустя пять минут Бугай уже поднимался по винтовой лестнице на второй этаж, в президентскую комнату для приемов. В одну из немногих, где горел электрический свет.
Боец на входе изъял у Бугая рюкзак и оружие, швырнул прямо на пол, словно какой-то хлам, а не самое дорогое, что осталось у того в жизни. Небрежно махнул головой, приказывая гостю войти.
Бугай послушно вошел.
Комната была обставлена как рабочий кабинет. Массивная мебель, высокое кресло, обитые кожей стены. Облезлые дубовые полки, заваленные книгами до потока. Откуда взялись книги, было не понятно. Сохраниться в самой комнате за треть века они не могли - давно бы истлели и сгнили. Вероятно, их привозили сюда специально, откуда-то, где в течение тридцати лет были приемлемые условия для хранения подобных сокровищ.
В любом случае, смотрелся этот зал для аудиенций роскошно. Если целью босса всех боссов было произвести впечатление на собеседников, цели он своей достиг.
"Пыль в глаза пускает, урод", - подумал Бугай.
Кроме книжных полок, кабинет был заставлен и завален разнообразным антиквариатом. Была тут и металлическая посуда, и редкая керамика, и даже бюсты каких-то мужиков, в том числе лысых, бородатых и старых.
"Ни одного бабьего бюста, - отметил Бугай. - Извращенец".
Но преобладало здесь антикварное оружие. В основном - европейское, не восточное. По большей части - холодное, а не огнестрельное.
Немецкие мечи, венгерские сабли, французские эстоки, итальянские рапиры, многочисленные кинжалы, полумечи, шпаги и штык-ножи. Встречались японские катаны, а также непонятные кривые африканские клинки - возможно, ритуального назначения.
Босс всех боссов, мясник Синода Шедоши восседал посреди всего этого смертоносного великолепия в мягком домашнем кресле. При взгляде на кресло Бугая скривило. Когда-то оно было кожаным, но снизу, где виднелись ржавые ножки, давно облезло, сморщилось и потеряло цвет. На верхнюю мягкую подушку, видневшуюся за спиной Шедоши, было нашито… человеческое лицо.
Прямо над креслом знаменитого главаря самой крупного городского ганга висела огромная фотография в пластмассовой рамке. Но на ней красовалась не семейный портрет Шедоши-из-прошлого, и даже не симпатичная полуголая киноактриса доанабиозных времен. На фото был меч.
Бугай поморгал. Рамку-картину украшало не оружие, а именно - репродукция оружия. Высококачественная, крупноформатная фотография. То ли Шедоши очень хотел иметь подобный предмет, то ли имел когда-то, но фотография была явно ему дорога.
Надпись на рамочке гласила:
Меч Барклая.
Русский кирасирский палаш.
1808 год.
"Девятнадцатый век, самое начало, - подумал Бугай. - Старинная и наверняка дорогая вещь. Вот только на кой черт она старому козлу? Из ума выжил. И почему на стене только фотография?"
Бугай подобострастно улыбнулся.
- Рад видеть вас в добром здравии, мистер Шедоши, - произнес он, склонившись в полупоклоне.
Шедоши подался вперед, по-старчески вглядываясь в лицо гостя.
- Чхун Пак, Чхун Пак, - пошамкал губами он, вспоминая. - Кажется, рожу твою я и впрямь видел когда-то. Я тебя, падла, знаю?
- Я ваш бывший юрист, господин, - пояснил насильник и рабовладелец Бугай. - Сделки по недвижимости. Международная адвокатская контора Рональд Шмидт и партнеры. Австралийские соединенные штаты, Мельбурн. Помните склад на пересечении Девятнадцатой и проспекта Свободы? Я помогал вам оформить землю…
- Это там, падла, где моя старая мясобойня? - уточнил гангстер.
- Именно так, сэр. Сегодня я был там.
- Сегодня?
- Именно так, сэр.
- И, падла, вспомнил про меня? Да неужели?
- Вас забыть невозможно, сэр. Еще тогда, задолго до катастрофы, я понял, сэр, что вас ожидает великое будущее! Великая власть!
Шедоши шумно пошевелился в кресле. Лести он не любил. И о каком великом будущем толковал этот безмозглый объедок? Кости у Шедоши болели, а от человечины мучало несварение.
- Эх, падла, - огорченно скривил губы гангстер, - горазд ты врать, однако. Чхун, падла, Пак.
- Ни в коем случае…