40
После долгих размышлений ребята сумели-таки решить проблему контроля, причем довольно остроумно.
Меня любезно выпустили из банки, позволили увеличиться, принять душ (конечно же, в присутствии Вовика) и переодеться в своё.
Когда я привел себя в порядок, хозяин усадил меня за стол, налил мне коньяку и предложил проглотить некую металлическую фитюльку размером с пуговицу, сказав, что это радиоуправляемое взрывное устройство: на куски оно разнести меня не может, но разворотит кишки, как турку, посаженному на кол.
Мне было известно, что Сергей Сергеич блефует и что мне дают проглотить всего лишь звучащий брелок для ключей.
Для виду посопротивлявшись и дождавшись очередных угроз, я выполнил то, что от меня требовалось.
Убедительности ради хозяин со словами "Внимание, пуск" нажал карманный пультик, и, когда в животе у меня запищало, я разыграл дикую панику со спазмами рвоты.
Сказать по правде, мне было действительно страшно.
Удовлетворившись этим маленьким спектаклем, камергер объяснил мне, в чем заключаются мои обязанности.
План, разработанный бандитами, был по-детски прост: ночью меня запускают в контору "Феникс", я отключаю сигнализацию и открываю соучастникам дверь.
- Да, но я понятия не имею, как отключать сигнализацию! - возмутился я.
- Меньше пены, - урезонил меня камергер. - Витёк тебе всё растолкует. Он сам ее ставил.
- Так, может, у вас есть и ключи от сейфа? - спросил я.
- А зачем тебе это знать? - нахмурился камергер.
- Для пользы дела. Если есть, вам совершенно незачем заходить в контору и оставлять там следы. Я сам всё сделаю и выйду через щель.
- А деньги? Тоже через щель?
Бедняга ничего не знал о контактной дисминуизации.
То, что моя одежда уменьшалась вместе со мной, было для него чем-то само собой разумеющимся.
Когда я раскрыл ему эту тайну, он долго сидел в размышлениях и мучительно соображал.
Потом лицо его прояснилось.
- Японский бог! - восхищенно проговорил он. - Это ж какие пириспективы!
- И еще один вопрос, - сказал я. - Деньги-то в сейфе будут? Или так, тренировочный заезд?
- Ну, уж об этом мы позаботимся, - заверил меня камергер. - Битком набьют.
- Тогда условие: половина моя.
- Чего-чего? - насмешливо переспросил камергер. - Ах ты, мормышка поганая. Да зачем тебе деньги? Будешь жить у нас в тепле, в удобстве, на всем готовеньком…
- Половина моя, - повторил я. - За спасибо работать не стану. Ищите дурака.
- А кишки разорву? - пригрозил камергер.
- Валяйте, рвите, - разрешил я. - Всё равно это не жизнь.
Знаете, какую ошибку они допустили?
Им бы не спешить и вместо фальшивой мини-бомбы для моей утробы изготовить настоящую.
При моей, естественно, помощи.
Вот тогда бы я действительно оказался у них в руках.
Но им уж очень не терпелось использовать открывшуюся возможность, не откладывая ее в долгий ящик.
Поразмыслив, Сергей Сергеич предложил мне работать из пяти процентов. Я согласился на сорок.
- Ладно, пусть двадцать пять, - сказал наконец камергер. - При условии: жить будешь в баночке. Мы тебе туда чего-нибудь постелим.
Я потребовал, чтобы банку как следует вымыли, и Вовику было дано соответствующее указание.
Маленькая победа, но, увы, единственная. Больше мерзавцы ни в чем не пожелали мне уступать.
41
Мы выехали на дело в черном "форде-скорпио".
За рулем был Вовик, место рядом с ним осталось свободным, мы все сидели сзади.
Точнее, камергер сидел рядом с Витьком и бережно держал на коленях банку со мной.
Было три часа ночи, самое воровское время, редкие Машины проносились по волнам поземки сквозь белесую искрящуюся взвесь.
Припарковались в отдалении от "Феникса", хозяин с водителем остались в машине, Витёк поднес меня к самой двери конторы, вытряхнул из банки.
- Ну, с Богом. Смотри, без баловства.
Дверь была стеклянная, зазоры достаточные.
Я вошел вовнутрь, увеличился и не спеша, вразвалочку, позванивая ключами, зашагал по высокому гулкому вестибюлю.
Деньги в сейфе были, хоть и не миллион, на который рассчитывали мои ублюдки: двести тысяч баксов и примерно столько же в рублях.
Уж не знаю, какой товар Сергей Сергеич обещал своим доверчивым партнерам, но "Феникс" расстарался и достал столько наличных, сколько смог.
Прошу понять меня правильно: я вынужден был позаимствовать часть этих денег - ровно столько, чтоб не слишком оттопыривались карманы.
Перед лицом безжалостного мира я, человек маленький, просто обязан был позаботиться о средствах на жизнь.
А затем я поступил так, как положено законопослушному гражданину: снял телефонную трубку и набрал номер милиции.
- На Пятой Строительной грабят контору "Феникс". Прошу принять срочные меры.
Дежурный стал допытываться, кто я такой и откуда звоню, но я не мог удовлетворить его любопытство.
Положил трубку, прошел к выходу, дисминуизировался, присел на корточки и стал смиренно ждать.
Минут через десять за дверью полыхнули фары, на крыльце затопали, и грубый голос пророкотал:
- Ну и ночка, пятый ложный сигнал!
Потоптавшись и посветив вовнутрь вестибюля фонариками, милицейские ушли. Хлопнули двери машины, взревел мотор - и наступила тишина.
42
Я вышел на крыльцо.
Было метельно и ветрено, над голой мостовой со скоростью штурмовиков неслись ледяные глыбы поземки, вокруг далеких, как иные миры, фонарей метались радужные снежные пластины.
На мое счастье, ветер намел меж ступенек горки сухого мелкого снежочка, так что слезать по отвесным кручам мне не пришлось: я просто съехал вниз на спине.
Сказать, что спуск был гладкий, я бы не решился: крупинки снега были для меня что булыжники, из которых на море складывают волнорезы.
Я вприпрыжку, перескакивая с одного снежного валуна на другой, отошел от места преступления шагов на триста - и вернулся в нормальные размеры.
Мне представлялось естественным, что милиция спугнула моих бандитов и они сочли за благо смотаться, но это было не так.
Черный "форд-скорпио" с работающим мотором стоял на прежнем месте, рядом с ним припарковался милицейский "жигуль", и мои ублюдки, высунувшись из кабины, деловито беседовали с патрульными.
- Вон он, вон он! - крикнул вдруг водитель и врубил дальний свет.
В животе у меня оглушительно засвистело: видимо, Сергей Сергеевич мстительно нажал кнопку пульта.
Уменьшаться было бессмысленно: в таком состоянии далеко не уйдешь.
Я гигантскими прыжками пересек улицу и, петляя, как заяц, побежал по направлению к центру: на Пятой Строительной одностороннее движение, машины, хоть и не сплошняком, но все-таки шли, и это дало мне какой-то выигрыш времени, поскольку развернуться и пойти навстречу транспортному потоку - на это мои преследователи решились не сразу.
Но в конце концов решились.
Позади меня слышался визг тормозов, дальний свет "форда-скорпио" жег мне спину.
Я почувствовал, что силы мои иссякают - и стал дисминуизироваться на бегу: раньше мне такого делать не приходилось.
Тут под ногами у меня оказалось что-то гладкое, я поскользнулся, упал - и почувствовал, как могучая сила ветра поднимает меня в воздух.
Это была вощеная обертка от жвачки. Ветер подхватил ее, подбросил высоко над тротуаром - и помчал вместе с поземкой, как дельтаплан.
Вцепившись в промерзлые жестяные края, я кувыркался вместе с гладкой бумажкой, но скоро понял, что окоченевшие руки больше не слушаются меня и пальцы мои разжимаются.
Удар о землю был настолько жесток, что я потерял сознание и пришел в себя не скоро.
Моим пристанищем оказалась ложбинка между снежной грядой и тротуарной бровкой.
Ощупав руки-ноги и убедившись, что кости целы, я вскарабкался по бетонному бордюру на тротуар и, обессиленный, присел к фонарному столбу отдохнуть.
Сколько я так сидел - точно не знаю: может быть, полчаса или час.
Вдруг надо мной зашуршали меха, повеяло французскими духами, и женский голос сказал:
- Ой, человечек!
Дама в меховой накидке наклонилась и бережно взяла меня своими тонкими холодными пальцами, от которых пахло шоколадом и дымком дорогих сигарет.
Я настолько изнемог, что решил не сопротивляться и всецело доверился судьбе.
Глава пятая. Вариант "Белка"
43
Итак, меня подобрала на улице богатая дама, и я стал игрушкой у нее на трюмо.
Поворот судьбы, который в общем контексте моих злоключений можно даже назвать приятным.
Лариса была молода и хороша собою, хотя, конечно, с Ниночкой ее не сравнить.
Из тех, при виде которых мужики начинают судорожно проверять, застегнуты ли у них ширинки. Но не более того.
Бывшая валютная проститутка, лет двадцати пяти, любовница и содержанка главы "Аметист-банка", она называла его "Игорек" или "мой президент".
Игорек, выпускник МГИМО, а ныне один из сотни богатейших людей России, был женат и разводиться не собирался.
Как это принято у новорусских, он купил Ларисе двухкомнатную квартиру, приставил охрану, сам к Ларисе наведывался раз в неделю, по четвергам.
Иногда вечерами вывозил ее в свет.
Подарками не осыпал, но денег для нее не жалел: наряды, драгоценности и лакомства она имела по своему выбору.
Ссорились они только из-за его жены, к которой Лариса очень Игорька ревновала, хотя звала ее не иначе, как "эта тля".
Как раз в ту ночь они с Игорем ехали из казино, проигрались, поругались, Лариса вышла из машины и отправилась домой пешком.
Тут-то я ей под ноги и попался.
За кого она меня приняла? Сперва, я полагаю, за движущуюся фигурку из какого-то особенного шоколадного яйца.
Принесла домой, поставила на трюмо и долго любовалась своей находкой.
Чтобы ее развлечь, я танцевал для нее чечетку, кувыркался, как заводной, а потом мне захотелось есть, тогда я достал из кармана карандаш и на салфетке крупно написал: "Теперь хочу жрать".
Лариса была потрясена.
- Так ты живой человечек! Как же тебя зовут? - спросила она. - И где такие продаются?
Я написал:
"Зовут меня Гулливер. А купить меня нельзя больше нигде: вся моя партия уже распродана".
Вот так мы и общались, в письменном виде, то есть она говорила вслух, а я писал. Для этого у нас был заведен специальный блокнотик, листы из которого я периодически вырывал и уничтожал.
Чтобы не оставлять следов.
44
Целую неделю я жил у Лариски, как в раю, и никто мне не докучал.
За всё это время я ни разу не предстал перед нею во всем своем, так сказать, мужском величии, хотя иногда очень хотелось: спала Лариска нагишом и совершенно меня не стеснялась.
То, что я, так сказать, мальчик, а не девочка, было ей не безразлично. Она чувствовала мое мужское внимание и часто, раздеваясь на ночь, спрашивала:
- Ну, что, Гулливер, разве твоя сестричка не хороша?
Да, она меня так и воспринимала, как великовозрастная двоюродная сестра своего кузена-гимназиста.
В полный рост я стал бы для нее совершенно не интересен, конкуренции с Игорьком мне было не выдержать: судя по развешанным на стенах фотографиям, мужчина он был фотогеничный, к тому же миллиардер.
Более удобного убежища, чем у Ларисы, я не мог бы найти: мне надо было где-то затаиться на время, переждать: наверняка меня искали по всему городу.
Поэтому я попросил ее никому обо мне не рассказывать.
- Даже моему президенту? - спросила она, и я категорически ответил, что Игорек не исключение.
Лариса обещала, но, увы, не сдержала слова.
Глупенькая и ленивая особа, Лариса просыпалась не раньше двенадцати, пила ванильный кофе, принимала душ и садилась к зеркалу рисовать себе кукольное личико, каковое занятие продолжалось у нее до четырех часов дня, с перерывами на ванильный кофе и на телефонную болтовню с подругами.
Затем - выезд на боди-бильдинг, в солярий или в бассейн, это давало мне возможность съесть что-нибудь посущественнее, чем шоколадные крошки, уничтожить исписанные странички из блокнота и справить естественные надобности: не мог же я, простите, гадить на трюмо.
Лариска об этом как-то не задумывалась.
Бриться мне приходилось дамской бритвой для удаления волос. Мука это, доложу вам, адская.
По возвращении Лариса играла со мной в прятки (я прятался, а она искала), потом садилась за вечерний макияж, переодевалась и ждала вечерних сигналов от Игорька.
45
В ту неделю Игорек появился лишь однажды - в компании однокашников по институту, сплошь президентов и генеральных директоров. Устроили мальчишник и пьянствовали до утра.
Никаких купеческих безобразий не было: сидели в гостиной, хлестали родимую и, точно дворня допотопных времен, с умилением вспоминали о том, как куражились над людьми былые властители России.
А в промежутках между историческими анекдотами пели советские песни: "Забота у нас простая..". и эту, как ее: "Ты, конек вороной, передай дорогой, что я честно погиб за рабочих".
Лариса несколько раз заходила в спальню пьяненькая и слёзно упрашивала меня:
- Гулливерчик, миленький, ну можно я тебя покажу? Ну, не будь вреднючкой гадким, пожалуйста!
Я писал в ответ: "Только попробуй, спрячусь так, что ты меня больше никогда не увидишь".
Скажу не без удовольствия: эта угроза действовала.
В сущности, Лариса была одинокая и очень несчастная девчонка, без меня она просто умирала с тоски.
Время от времени она начинала допытываться, откуда я, собственно, взялся.
Я написал ей целую историю о далеком цветущем крае, где все такие, как я. В географии Лариса была не сильна, и я разместил свою историческую родину в Южной Америке, в Восточной Республике Буругвай.
Что-то вроде страны эльфов, откуда меня вывезли против воли, продали в рабство через ГУМ, а потом потеряли на улице.
- И всё там маленькое, в твоем Буругвае? - спрашивала Лариса. - И дома, и машины, и магазины?
"Конечно, - писал я крупными печатными буквами. - Иначе где бы я купил свой хорошенький костюмчик?"
Лариса поверила в эту сказку, даже полюбила ее и часто со вздохом говорила, что хотела бы в моей стране побывать.
Я охотно обещал ей выхлопотать визу.
Вот так прошла блаженная неделя.
От обильной шоколадной подпитки я слегка раздобрел.
И, конечно же, весь пропах косметикой.
Эта идиллия меня расслабила, я всё тянул со своим уходом - и в конце концов упустил время, когда мог бы беспрепятственно улизнуть.
46
В один прекрасный день, когда Лариса уехала на боди-бильдинг, я устроил себе маленькую постирушку, для чего мне, естественно, пришлось задержаться в нормальных размерах.
И только я успел развесить на горячей трубе в ванной рубашку, майку и трусы, как вдруг послышался звук открываемой двери.
Решив, что это вернулась моя хозяйка, я похватал свое мокрое бельишко, помчался в будуар, забрался на трюмо, дисминуизировался, спрятался за флакон туалетной воды и стал поспешно одеваться.
Игорек вошел, мрачно сел на постель, закурил и, глядя на трюмо, сказал:
- Вижу я тебя, Гулливер. Выходи, подлый трус, будем знакомиться.
Я понял, что меня выдали, и счел за благо предстать перед президентом в полнометражном, так сказать, виде.
Нет, сперва я подумал, что благоразумнее было бы продолжать играть в Гулливера, но тут же сообразил, что Игорек наверняка видел мои мокрые следы на полу.
Надо отдать президенту должное: когда с трюмо посыпались банки-склянки и я возник буквально из ничего, в незастегнутой рубахе и наброшенном на плечи пиджаке, Игорек отпрянул, но быстро собой овладел.
- И ты хочешь сказать, - спросил он, - что Лариска никогда тебя в полной форме не видела?
Я клятвенно заверил президента, что был для его содержанки лишь фигуркой у зеркала и ничем больше.
- Ну, допустим, допустим, - хмыкнул Игорек. - А ты знаешь, что о тебе вся Москва говорит? Только и слышно кругом: банда лилипутов, банда лилипутов.
Меня это очень расстроило: популярности я не искал.
- Говорят, ты со своей сообщницей кассы стрижешь, как садовник кусты.
Я возразил, что, во-первых, у меня нет никакой сообщницы, а во-вторых - на грабеж ходил только раз, и то поневоле.
- Ну, и много взял? - поинтересовался Игорек.
- Ни копья. Всё отобрали.
И на этот раз президент мне не поверил.
- Ладно, дело прошлое, - сказал он, подумав. - Тебе надо полежать на дне, пока вся эта муть не осядет. Человек с твоими способностями не должен тратить себя на мелочовку.
Слова эти пролили бальзам на мое израненное сердце. В первый раз после гибели Ниночки о моих способностях было сказано доброе, хоть и скуповатое слово.
- Значит, так, - инструктировал меня Игорек. - Нос из окна не высовываешь, на звонки - ни дверные, ни телефонные - не реагируешь. Всё, что нужно, тебе будут доставлять. Поживешь месяца два, после что-нибудь придумаем. Устраивает тебя такой расклад?
Я ответил, что устраивает, только вот с Ларисой жить в одних стенах не совсем прилично.
- Ох, какой ты моралист, - сказал Игорек с усмешечкой. - Лариску я отсюда уберу, больше ты ее не увидишь.
Холодом повеяло от этих слов, я истолковал их так, что дела Ларискины нехороши. Но помочь ей было не в моей власти: я и сам давно уже стал игрушкой судьбы.
47
Так нежданно-негаданно я получил передышку и возможность жить в полный рост, ни от кого не прячась среди флаконов и безделушек.
Каждое утро ровно в десять хмурый верзила в пятнистой униформе с нашивкой на рукаве "Бригада "БАРС"" приносил мне большую сумку на молнии с продуктами и напитками, разгружал ее, забирал пакет с мусором и, не сказав ни слова, уходил.
В первой же передаче оказалась хорошая электробритва, и я с радостью избавился от неопрятной щетины, которой успел обрасти.
Кормили меня, как на убой: икрой, паштетами, сервелатами, не забывали и о спиртном.
Я понимал, что богачи, в отличие от бедняков, ничего не делают даром (потому они и богачи), а значит за комфорт и безопасность рано или поздно придется платить.
Но я надеялся, что моя служба у этого человека будет направлена на общественно полезные и значимые цели.
Видите ли, сама специфика моего дарования такова, что она требует постановки каких-то крупных целей, иначе действительно можно погрязнуть в мелочах: подглядывать за девушками, изощряться в любовных утехах, шарить по чужим квартирам, потрошить конторские сейфы…
Неужели такова моя участь? Неужели мой проклятый дар - пустой каприз природы?
С этой мыслью я примириться не мог.
После гибели Ниночки я много передумал и пришел к выводу, что в моем лице Провидение, называйте как угодно, подарило человечеству уникальный шанс вырваться из жёстких размерных тисков, стать более независимым от окружающего мира.
Ведь матушке-природе, в сущности, все равно, будет муравей метровой или сантиметровой длины. Задача природы - обеспечить соразмерность всего остального, чтобы муравей занимал среди фауны и флоры подобающее ему место.