Я заново учусь ходить. Мне велят неукоснительно следовать предписаниям невидимки Шамана. Каждый день я должен проходить с поддержкой товарищей на десять шагов больше, чем накануне, а самостоятельно - больше на пять. Через несколько дней мне назначают новое упражнение: взбираться по приставной лестнице, добавляя по две ступеньки в день. Это тяжело, и частенько я едва не скатываюсь кубарем вниз, но меня подхлестывает желание поскорее выбраться наружу, увидеть небо.
Сегодня Плавт-Неохамел снова подходит, чтобы поговорить со мной. Похоже, сейчас у него есть на то разрешение: голос его звучит намного увереннее, и он больше не озирается по сторонам, как раньше.
- Значит, - говорит он, - ты один из зачинщиков мятежа? Ты так и не остепенился, малыш Мето… Сколько же дней холодильника ты получил в итоге?
- Четыре. Рекорд, если верить Ромулу…
- Паршивому псу Ромулу, ты хочешь сказать! - раздраженно перебивает он. - Так все называют его у нас. Чего ты на меня уставился? Ты его сторонник?
- Нет, я с вами.
- "Твой приятель" Ромул, - добавляет он с отвращением, - потребовал казнить Нумерия. Ты ведь помнишь Нумерия?
- Вы уверены? То есть я хочу сказать… Откуда вам это известно?
- Один из наших лазутчиков был там. Так он все еще нравится тебе, этот собачий сын?
- Ну нет, не знаю, - бормочу я потрясенно.
Он пристально смотрит мне в глаза и уходит. Понятно, что он мне не доверяет.
Мои мучительные прогулки позволяют мне с каждым днем все дальше обследовать пещеру. Главный зал имеет около восьмидесяти метров в длину. Он расширяется по мере продвижения вперед, и наибольшая его ширина - около тридцати метров. Из главного зала отходят множество темных коридоров во всех направлениях. В глубине его расположены входы в четыре зала поменьше: первый из них служит складом, второй - столовой и кухней, в третьем находится медсанчасть. Четвертый называется Промежутком; там обитает Шаман: короткий туннель ведет к тяжелой деревянной двери, которую, несомненно, стащили из Дома; дверь наглухо закрыта. Большой серый навес, сшитый из одеял (тоже утащенных - понятно, откуда), раскинут неподалеку от этих жизненно важных объектов. Здесь живут вожаки, Первый Круг. В этом же секторе всем кланам отведены зоны, примыкающие к их нишам. Нас, малышей, оттеснили в дальний край пещеры, в самую пустынную часть, где живут, кроме нас, человек пятнадцать, не принадлежащих ни к одному из кланов. В сводах главного зала видны там и сям световые колодцы. По всей видимости, они образовались путем естественного осыпания более мягких пород. Или были чем-то пробуравлены. Этот свет усиливается и перенаправляется системой зеркал и металлических пластин, отполированных до блеска. Все это попало сюда из кухни Дома: тарелки, подносы, салатницы. Под каждым колодцем устроены небольшие глиняные бассейны для сбора дождевой воды. В мутной воде плавают грязные тряпки.
- Эти резервуары, - объясняет мне Марк как-то вечером, - служат для того, чтобы отражать химические атаки солдат. Солдаты пытаются отравить жителей пещеры, они просовывают в дыры горящие лоскуты ткани, пропитанные удушающими веществами. И вода почти мгновенно гасит пламя.
- Откуда ты это узнал?
- От Финли… то есть в Доме его звали Фабриций.
- Да, я его помню.
- Несмотря на запрет, он иногда со мной разговаривает. Мы говорим очень коротко. Иногда я получаю ответ на свой вопрос только на следующий день или через день. Он опасается доноса.
- Какую роль он играет в общине?
- Он сторож, охраняет один из входов в пещеру. Большую часть времени он умирает от скуки. Поэтому и заговаривает со мной. Он ведь был таким болтуном раньше, помнишь?
- Да, помню. Однажды он слишком громко трепался, и его приговорили к аспиратору во время ужина.
- Ух, как вспомню эту штуковину, так мороз по коже! Намордник с трубочкой для пищи… Я аж подавился, глядя на эту пакость! - морщится мой друг.
- Мне довелось испытать ее до твоего прихода. Весьма впечатляет. Главное, сосредоточиться и дышать носом. Правда, под конец еды чувствуешь себя как выжатый лимон. Ужасно там было, правда? Я хочу сказать, что здесь все-таки лучше. Как думаешь?
- Хотелось бы знать, чего от них ожидать. Меня беспокоит неизвестность. В Доме, во всяком случае, если ты следовал их дурацким правилам, все было "хорошо". А с этими Рваными Ушами никогда не знаешь, как себя вести.
Он закрывает глаза и зевает:
- Мето, я устал. Пойду спать. Мы же работаем здесь как проклятые. Зато никакое снотворное не требуется.
Но кто знает? Кто знает, не накачивают ли нас и здесь какой-нибудь дрянью? Все необходимые продукты они тащат из Дома, так почему бы им не стащить и снотворное? Мне кажется, Рваные Уши не так уж и отличаются от своих врагов: эта их слежка друг за другом, доносы, властные главари.
Я пытаюсь сосредоточиться на том, что скажу на судилище. Нам надо действовать согласованно. Ни одна реплика и ни один вопрос не должны застать меня врасплох. Они сделают все, чтобы прижать нас к стенке, я не жду от них никаких поблажек. Я понимаю, что приятельские отношения с Ромулом могут мне сильно навредить, но не стоит и пытаться их скрыть: все мои друзья будут опрошены, к тому же у Рваных Ушей есть и своя сеть осведомителей. Но как им в голову пришло, что мы выступили в сговоре с людьми из Дома? Зачем нам это нужно? Ромул говорил, что его отец был удивлен нашим мятежом. Ромул говорил… Когда я начинаю в нем сомневаться, вся моя картина мира рушится. Ведь это он открыл мне глаза на многие вещи, происходившие в Доме. Это он научил меня не доверять установленному порядку. Так неужели… он манипулировал мною и предал меня?
Вот и ко мне подходит Фабриций-Финли, и я тотчас узнаю его, несмотря на густую пшеничную бороду, разобранную на шесть совершенно одинаковых прядей. Он крутит пальцем одну из них и говорит:
- Хотел взглянуть на тебя, Мето. Ты меня узнаешь?
- Конечно. У тебя все те же глаза со смешинкой.
- Со смешинкой? Неужели?
Я замечаю его искалеченное ухо. У большинства здешних обитателей шрам на ухе заметен, но не слишком. Его же ухо разодрано на два клока, которые так и остались болтаться. Они реют, как флаги, когда он качает головой. Финли быстро понимает, что привлекло мое внимание.
- Любуешься моим раздвоенным ухом, Мето? У меня здесь у одного такое.
- Почему?
- Шамана не оказалось поблизости, чтобы зашить ухо после того, как я вырвал из него кольцо. Братья залечили его и заштопали, но кое-как. В общем, у меня был выбор: потерять все ухо, которое могло загноиться, или ходить таким вот красавцем. Поначалу я стыдился своего уха и старался его спрятать, а потом начал даже гордиться. Я ведь один-единственный такой.
- Кроме тебя, все обращаются с нами как с собаками. Почему?
- Они проявляют осторожность. Опасность повсюду. Наши противники готовы на любую хитрость, чтобы уничтожить или похитить наши тела. Внедрение своих людей - самая обычная для них тактика; они могут, к примеру, организовать "побег" из Дома. Если бы члены нашего братства были доверчивей, нас бы давно уже и на свете не было.
- А ты?
- Ну, я-то знаю, что вы остались все теми же славными малышами.
- Ты сказал им, что разговаривал с Марком?
- Я это скрыл. Не хочу, чтобы мне официально запретили приближаться к вам, поскольку в этом случае мне придется строго следовать инструкциям. А сейчас, Мето, мне нужно вернуться на свой пост. Ну, до скорого!
Вскоре после ухода Финли, когда я уже погружаюсь в дремоту, внезапно раздается оглушительный дребезг. До меня доносятся отзвуки ритмичных ударов по металлическим пластинам. Очевидно, это боевая тревога. Парни подбегают к световым колодцам и забивают их тряпьем. Через несколько минут становится темно как ночью, повисает гробовая тишина. Я замираю. У меня привычка считать, чтобы оценить отрезок времени. Надеюсь, что мои друзья в безопасном месте. Звон колокола стихает: отбой. Похоже, это учебная тревога, которую дают время от времени для тренировки боевых навыков членов общины. Тревога продлилась больше одиннадцати минут. Пока я не понял, что происходит, меня несколько раз прошибал холодный пот, ведь я здесь один и пока еще не в силах защититься.
Мои товарищи возвращаются несколько часов спустя. Они угрюмы: должно быть, новости невеселые.
Оказывается, наш единственный друг Финли наказан после учебной тревоги за "длительное отсутствие на посту". Марк говорит, что кто-то его заметил и ему грозит наказание.
- Что ему сделают? - спрашиваю я.
- Не знаем, - отвечает Марк. - Но когда я его встретил, глаза у него были красные от слез. Наверняка он сожалеет, что разговаривал с нами.
- Сейчас, - говорит Клавдий, - мы не можем за него заступиться. Нам нужно завоевать их полное доверие, и только тогда можно рассчитывать, что нас будут слушать.
- Не знаешь, когда нас будут судить? Это как раз повод все объяснить, дать им понять, что мы хотели помочь слугам, после чего нам только и оставалось, что бежать…
- Нет, они быстро выведут нас на чистую воду, поймают на мелочах. Тебе надо пройти испытание, забраться на большую лестницу: они хотят убедиться, что ты сможешь отвечать перед судом стоя. Как ты себя чувствуешь?
- Гораздо лучше. Я в точности исполняю предписания и даже немного опережаю график. Я могу уже довольно много пройти без передышки. А кстати, не знаете, где у них тут площадка для инча? Я ищу новые маршруты для тренировочных прогулок, но боюсь заблудиться.
- Она, должно быть, хорошо спрятана, - отвечает Тит. - Мне очень не хватает игры. Я уже почти жалею о Доме. Надеюсь, что после инициации нам позволят сыграть.
- Ты хочешь принадлежать к их общине?
- Ах, Мето, надо уметь вовремя перевернуть страницу. Теперь нам предстоит жить здесь, среди Рваных Ушей.
- Тебе - возможно, но не мне!
Марк меняет тему.
- Можешь сходить посмотреть на "стену гримас", - предлагает он. - Каждое утро мы проходим мимо нее, но нам некогда там остановиться. Сходи, а потом расскажешь. Я объясню тебе, где она.
Я обнаруживаю, что главная пещера связана сетью более или менее узких коридоров с другими пещерами, меньшего размера. Это настоящий лабиринт, и без точных указаний Марка я бы долго искал дорогу. Оказывается, Рваные Уши любят рисовать. Стена была предварительно обмазана слоем красной охры, и по ней они процарапали до изначальной серой скальной породы свои рисунки и надписи. У меня глаза разбегаются. Здесь много портретов, более или менее искусных, изображения животных и множество непонятных мне знаков. Некоторые из этих знаков напоминают татуировки обитателей пещеры. В небольшом отдаленном зале я нахожу десятки развешанных по стенам глиняных масок - безносых, с перекошенными ртами и закрытыми глазами. Все они похожи на застывшие гримасы боли. Я на ощупь разбираю процарапанные под ними имена: Анбак, Акбан, Леоманех, Куциан, Цукиан…
Позади себя слышу шаги и чье-то прерывистое дыхание. Хочу обернуться и посмотреть, кто там. Бросаю быстрый взгляд назад. Он на коленях. Волосы плотно завешивают лицо и вздрагивают в ритме его беззвучных рыданий. Когда я оборачиваюсь снова, он уже стоит. Ноги у меня подкашиваются, когда до меня доходит, кто передо мной: один из тех монстров-солдат, что тиранили нас в Доме; только этот одет иначе. Быть может, он пришел за мной. В моем нынешнем состоянии я не способен защищаться. И кто услышит мой крик в этом дальнем углу лабиринта? Ноги мои приросли к земле, я не могу двинуться с места. Мне страшно… ведь может повториться то, что бывало раньше, в Доме.
Монстр-солдат приближается.
- Не бойся меня, - говорит он ласково, - я больше не служу людям из Дома. Не рассказывай остальным, что я говорил с тобой, мне это запрещено. Я дал себе клятву, что буду приходить каждую неделю, чтобы почтить память моего брата. Не ожидал встретить здесь тебя.
Он откидывает волосы, я вижу его изрезанное шрамами лицо и воспаленные глаза. От страха у меня совсем нет сил пошевелиться, и тогда он тихо произносит:
- Ступай, возвращайся на место.
Я плетусь к нашему загону и долго еще не могу стряхнуть с себя оцепенение: я прикоснулся к страданию и ощутил дыхание смерти. В эту минуту я клянусь себе, что остров будет для меня только этапом на пути в большой мир, который скрыт за горизонтом. Я не сомневаюсь, что где-то вдали существует свободная жизнь, без постоянного страха. Как только выздоровею, отправлюсь на ее поиски и уведу с собой друзей.
Утром я без особого труда забираюсь на верхнюю перекладину большой лестницы. Марк для подстраховки поднимается за мной следом. Но со мной все в порядке. Я лезу вверх, и грудь моя наполняется свежим воздухом. Я забираюсь на самый верх и жмурюсь от света. Моя рана хорошо зарубцевалась, она лишь немного меня беспокоит, но не приносит страданий. Я на воле! Я смотрю в небо! Я упиваюсь воздухом, он меня пьянит. Я купаюсь в лучах солнца впервые с тех пор, как… но нет, такого в моей жизни не было никогда! Запах сосен проникает в каждую клеточку моего тела. Я вспоминаю ночь нашего бегства, когда, съежившись под колючими ветками, мы слушали Тита. Мой нос хорошо запомнил тогда этот стойкий запах.
Марк возвращает меня к действительности:
- Мето, для первого раза довольно.
- Да, ты прав, уже спускаюсь.
Добравшись до земли, чувствую легкое головокружение. Один из космачей поджидает меня и внимательно осматривает.
- Вижу, ты прошел испытание, - заключает он, - и я могу теперь назначить день суда.
Он просматривает несколько мятых листков бумаги и добавляет с ухмылкой, не сулящей мне ничего хорошего:
- Суд над вами состоится через пять дней. Наслаждайся обществом друзей, Мето. Вполне возможно, что это твои последние деньки.
Взгляд его равнодушен. Я для него значу не больше, чем муравей, попавший под ноги. Меня поневоле пробирает дрожь. Он удаляется, преисполненный гордости и ощущения собственной власти. В эту минуту я отчетливо представляю себе одного из Цезарей, только обросшего и отъевшегося.
Глава III
Вот и наступил судный день. Главную пещеру подготовили для процесса. На земле прочертили три концентрических круга при помощи веревки с двумя колышками на концах: один колышек втыкали в центр, другим чертили. Нас с Клавдием поставили в самую середину. Появляется длинная процессия космачей. Вошедшие размещаются, занимая сначала внешний круг, самый большой. Места, должно быть, распределены заранее, потому что космачи чинно рассаживаются друг за другом. Порядок хорошо продуман: в малом круге шесть мест, в среднем - двенадцать, а в большом - двадцать четыре. Итак, ближе всех к нам, в первом круге, сидят самые главные. В пещере царит гробовая тишина. Я в отчаянии разглядываю пришедших, стараясь отыскать знакомые или доброжелательные лица, но все опускают головы, и мне видны только их косматые шевелюры. А наших друзей сюда не допустили.
Один парень из первого круга поднимается и объявляет:
- Мы собрались здесь, чтобы выяснить, для чего малыши, представленные здесь их вожаками Клавдием и Мето, совершили безрассудный поступок, который столь дорого обошелся нашей общине. Мы лишились десятерых братьев, в том числе Куциана, нашего бывшего вождя. Не говоря уж о том, что погибли двадцать пять этих безмозглых мальчишек. Мы хотим понять, была ли тут простая глупость и неведение, или же мятежники были марионетками в руках Юпитера. В этом последнем случае нам следует оценить степень их соучастия и сделать выводы.
Говоривший звался когда-то Кассием. По прошлой жизни в Доме я знал его совсем немного. Помню, что Красные очень сокрушались о нем, поскольку он был первоклассным игроком в инч, чистильщиком, не знавшим себе равных.
- Малыши, - продолжает он, - обращаясь ко мне, имейте в виду, что имя мое Каабн. Я вождь Рваных Ушей. Аменелох Премудрый будет вести заседание. Братья мои, вам известно об опасности, которой мы подвергаемся, собравшись сегодня здесь всей общиной. Нам нельзя прерывать процесс. Пусть Аменелох говорит от нашего имени.
Вождь сел, и все один за другим, согласно своему положению, подняли головы: казалось, что по залу медленно прокатилась волна. Аменелох встал и заговорил:
- Клавдий, начнем с тебя, поскольку с тобой первым слуги вошли в контакт той ночью. Можешь ли ты объяснить, как это произошло?
- Нумерий просунул мне в руку записку, пока я спал. Он сообщил мне, что нельзя доверять Павлу, потому что тот шпионит в пользу Цезарей. Еще он написал, как мы можем обмениваться информацией. Я знал, в каких ужасных условиях жили слуги.
- Кому принадлежала идея поднять восстание?
- Уже не помню. Она витала в воздухе.
- Это не ответ, малыш. Кто первый заговорил о нем?
- Возможно, что я.
- Твои друзья убеждали меня, что ты верный товарищ, Клавдий, - вмешивается Каабн, и я знаю, что ты никогда не станешь подозревать ближнего, тем более если тот умер как Нумерий. Знай, что мы хотим только правды. Будь честным, это в твоих интересах.
- Да, я был первым, - говорит Клавдий более уверенно. - Но он тоже этого хотел. Думаю, он рассказывал мне о своей тяжелой жизни, потому что больше не мог ее вынести и искал помощи.
- И затем ты поделился своими мыслями с Мето?
- Не совсем так: слуги придумали, как нам с Мето обменяться информацией во время утренней пробежки.
Аменелох поворачивается ко мне:
- Теперь твоя очередь, Мето.
Я рассказываю обо всем, начиная с моей последней отсидки в холодильнике, где Ромул поведал мне о том, что нас накачивают снотворным, чтобы мы крепко спали, пока ночью происходят разные вещи.
- Так это паршивый пес Ромул ввел тебя в курс дела? - уточняет Аменелох.
- В какой-то мере. Он первый кое-что разъяснил мне.
Стоит произнести имя Ромула, сына Юпитера, как в рядах начинается оживление, на лицах появляется выражение гнева и омерзения. Некоторые звучно плюются или изображают непреодолимый приступ рвоты.
Теперь моя очередь вспомнить все эпизоды, предшествовавшие нашему побегу. Я подробно излагаю содержимое каждой полученной или посланной записки, рассказываю о подготовке к восстанию. От меня они узнают все, что хотели. Бессонными ночами я подолгу занимался тренировкой памяти и хорошо подготовился. Я пересказываю в хронологическом порядке все этапы восстания, которые мне удалось вспомнить, подробности подготовки к мятежу, с именами участников и даже отдельными их репликами. Я хочу убедить их в нашей искренности, а еще оттянуть тот момент, когда мне зададут роковой вопрос.
- Мето, как ты объяснишь тот факт, что тебе удалось во время занятий проникнуть в кабинет Цезарей и остаться там одному?
Ну вот мне и задали этот вопрос! Притворюсь невинным ягненком. Пусть Аменелох ответит сам, но я уверен, что он пришел к тому же выводу, что и я.
- Я этого не знаю, Аменелох, - смиренно говорю я.
- Не знаешь? Меня это удивляет. Если верить твоим друзьям, у тебя всегда и на все есть объяснение. Ты господин Всезнайка в вашей компании. Итак?
Я молчу.