В новой книге "Русские гусли: история и мифология" кандидат исторических наук, этнолог, путешественник Григорий Николаевич Базлов прослеживает происхождение и распространение русских крыловидных гуслей, рассматривая инструмент не как устройство для звукоизвлечения, а как этнокультурный феномен очень древней натурфилософской традиции. Автор предлагает по-новому взглянуть на место гуслей в русской традиционной культуре. Впервые гусли исследуются как яркий мифо-поэтический архетип русского народа. Крыловидные гусли рассматриваются в качестве этнического маркера, помечающего расселение восточных славян по территории Евразии.
Книга адресована историкам, этнологам, фольклористам и всем читателям интересующимся историей и традицией русского народа.
Содержание:
ПОСВЯЩЕНИЕ 1
ПРЕДИСЛОВИЕ 1
ГЛАВА I. ПРЕДАНЬЯ СТАРИНЫ ГЛУБОКОЙ 1
ГЛАВА II. БАЛТИЙСКИЙ СЛЕД 16
ГЛАВА III. ГУСЛИ В РУССКОЙ ИСТОРИИ И МИФОЛОГИИ 28
ГЛАВА IV. ЧТО ЖЕ ТАКОЕ ГУСЛИ? 36
ГЛАВА V. МЫСЛИ СОВРЕМЕННЫХ ГУСЛЯРОВ 39
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 44
Примечания 44
Григорий Николаевич Базлов
Русские гусли. История и мифология
ПОСВЯЩЕНИЕ
Книгу посвящаю моему учителю, соратнику и другу - Анатолию Михайловичу Мехнецову. А так же всем моим соотечественникам, влюблённым в родной обычай.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Что такое гусли для современного человека, для современного русского?
Какое-то знакомое слово из забытых сказок и почти стёршиеся из памяти картинки в детских книжках…
И всё же, при упоминании о гуслях, как-то по-особому отзывается сердце у каждого русского человека. Что-то безвозвратно утраченное, но очень важное неотступно напоминает о себе, когда мы слышим слово "гусли".
На наше счастье древний инструмент жив! Его можно услышать, на нем можно сыграть, под него можно научиться плясать по-русски! В его сопровождении можно познакомиться с древнейшими песнями, зачаровывающими душу сюжетами и образами полными любви к Родной земле.
Традиция гусельной игры является мощным инструментом формирования патриотической жизненной позиции и национального самосознания. Эта книга призвана обратить взоры нашего народа на самый главный традиционный инструмент. Автор надеется, что этот труд поможет возвратить практику гусельной игры современному русскому народу и что, вновь заслышав вещие струны, к нам вернётся слава наших великих предков.
Эта книга не о музыке и не про музицирование, хотя, конечно и касается немного этих вопросов. Она не служит руководством по игре на гуслях и не является нотным сборником гусельных наигрышей. Это исследование о богатырях и монахах, волхвах и сказителях, древних философах и кулачных бойцах. О тех, кто играл на русских крыловидных гуслях, воспринимая мироздание через призму гусельной игры, создавая музыку и системы рукопашного боя, созвучные приёмам игры на гуслях. О православных монахах-отшельниках, сравнивающих утонченные способы богообщения с умелой игрой на гуслях. Это книга о древних народах, о которых остались только легенды, потомками которых являемся мы - русские. Это рассказ о нашем самом главном древнем инструменте - о русских крыловидных гуслях.
ГЛАВА I. ПРЕДАНЬЯ СТАРИНЫ ГЛУБОКОЙ
1.1. Гусли-"гу́ны". Следы древней натурфилософии в славянских представлениях о создании мира игрой на гуслях
Кандидат исторических наук Светлана Васильевна Жарникова, известный этнолог и искусствовед, в докладе "Гусли - инструмент гармонизации вселенной", который был прочитан в Санкт-Петербурге 22 ноября 2009 года , обратила внимание коллег на тождество славянского слова "гусля", что значит "струна, тетива, нить" санскритскому - "гу́на", означающему "нить, верёвка, струна".
Русская культура, язык и мифология в своей корневой основе имеют очень близкое родство с древнеиндийской традицией. Эта близость объясняется тем, что в глубокой древности протославяне и ведические арии были либо одним и тем же народом, либо близкородственными народами, проживавшими длительное время на одной территории или по соседству. Наличие в славянской мифологии очень древних мифопоэтических и натурфилософских представлений, а также хорошая сохранность древнеиндийской традиции позволяет нам проводить сравнительный анализ древнейших пластов ранних представлений в индийской и русской культурах. Это позволяет лучше понять дошедшие до нас предания. Иногда даже восстановить забытые, но некогда существовавшие, представления об устройстве мира и о месте человека в нём. Одна из интереснейших тем исследования в отечественной этнологии и культурологии - это система представлений, обычаев и действий, связанных с игрой на гуслях и с самими гуслями. Очевидно, что в жизни наших предков гусли занимали некое серьёзное место и были чем-то большим, чем просто инструмент. Мы встречаем упоминание о гуслях в былинах и сказках, в песнях и поговорках, с ними связаны некие обряды и религиозные наставления. Вся древняя русская культура настолько насыщенна рассказами о гуслях, описаниями игры на них, историями о гуслярах, что следует попытаться выяснить ту важную роль и то значительное место, которое гусли занимали в жизни наших предков, в их натурфилософских представлениях и поэтическом творчестве.
В древнеиндийской натурфилософии слово "гу́на" обозначает не только ряд понятий, связанных с нитью, верёвкой или струной; "гуна" используется как философское понятие. Гу́на - санскритский термин, который в более широком смысле означает "качество, свойство, нить, первооснова, элемент, признак". Это одна из категорий индийской философии санкхья, где описываются три гуны - "нити - элементы", из которых соткана материальная природа:
Саттва-гуна ("гуна благости")
Раджас-гуна ("гуна страсти")
Тамас-гуна ("гуна невежества").
Гуны выступают как субстанции-силы и первооснова материи (пракрити), как энергетические или информационные потоки. Сплетаясь, они образуют бесчисленное множество качеств, определяющих характеристики материальных объектов. Гуны находятся между проявленным и непроявленным. С ними связано все живое и неживое. В непроявленном состоянии гуны пребывают в равновесии, которое нарушает только присутствие вселенского духа (Пуруши). Когда вселенский дух приводит гунны в волнение, то они порождают объекты, чувства и идеи. Затем гуны возвращаются в состояние покоя.
Саттва-гуна привносит во все спокойствие и ясность.
Раджас-гуна сообщает всему активность, с ней связан прогресс.
Тамас-гуна отождествляется с косностью, инерцией, безразличием, неведением. Она обусловливает существование неодушевленного мира.
Также считается, что саттва гуна порождает эволюционные процессы. Раджас - революционные изменения. Тамас - регресс, инволюция, догматизм, косность. Гуны существуют всегда, не исчезая, но одна из них всегда доминирует в том или ином процессе.
Таким образом, весь материальный мир является сплетением гун, сочетанием их качеств. Мы уже говорили о родстве значений санскритского слова "гуна" и славянского слова "гусля", что значит нить, тетива, струна. В славянской традиции мы не находим прямого упоминания о том, что тварный мир каким-то образом связан с образами нитей и струн. Хотя нам хорошо известны выражения: "нить судьбы", "материя", "завязка событий", "развязка"… Это говорит о том, что подобные представления некогда существовали - тогда, когда формировался язык. Однако заметим, что корень "гун" в русском языке обозначает звукоподражание и образует ряд производных: гундеть, гудеть, гукать, гулять (в значении праздновать, веселиться, петь), гудок, гулить. Корень "гун", в русском и шире - в славянских языках, накрепко связан не только с понятием нить-струна (гусля), но и со звуком и звукоизвлечением.
Известный современный гусляр, фольклорист и исследователь русской музыкальной традиции Дмитрий Парамонов обратил внимание коллег на сходство в посадке гусляра, способе удержания инструмента и движениях рук при игре на гуслях с игровым окном, с положением ткача и основными приёмами традиционного ткачества. Он подчеркнул, что сходство, по всей видимости, носит не случайный характер, но и имеет некое важное в прошлом мифологическое тождество между игрой на гуслях и ткачеством.
Царь Давид. Книжная миниатюра
Процитируем сказание из Махабхараты о мальчике Уттанки и его встрече с богинями-пряхами, которые на станке, "объемлющем миры… по мере того, как непрерывно движется Полярный круг… посылая (челнок), непрерывно прядут (ткань) из черных и белых нитей, постоянно создавая существа и миры".
Наблюдение Дмитрия Парамонова чрезвычайно выразительно показывает общность древних представлений о переплетающихся нитях - гунах, образующих все явления материального мира и соединяющихся в мелодию звуках, возникающих по воле музыканта. В 7-ом гимне X книги Ригведы, говорящем о создании и строении Вселенной, есть следующие строки, где вновь упоминается о двух пряхах, которых, воспринимая аллегорически, можно соотнести и с руками гусляра, ткущего музыкальное полотно:
42. Две юницы снуют основу
На шесть колышков две снующих
Одна другой протягивает пряжу
И не рвут ее, не прерывают.
43. Вот колышки они основа небу
Стали гласы для тканья челноками
Да услышат меня Земля и небо.
В гимне весьма наглядно сопоставлены, даже тождественны, звук голоса (гласы) и нити ткущегося полотна:
Стали гласы для тканья челноками
Да услышат меня Земля и небо.
Более того, колышки ткацкого станка следует соотнести с шестью колками гуслей. Эту часть гимна из Ригведы можно воспринимать не только как изображение ткачества, но и как мифопоэтическое описание исполнения песни под игру на шестиструнных гуслях.
Сказочные струны (в древнерусском произношении "гусли") игрой, сплетением звуков порождают, образуют материальный мир, подобно гунам древнеиндийской философии. В русских сказках игра на гуслях вызывает бури, строит города, собирает армии, создаёт моря, подчиняет себе животных, усыпляет или, наоборот, заставляет плясать людей. В народной сказочной традиции очевидны следы бытовавших некогда представлений о том, что гусли, так же как и гуны, формируют и изменяют видимый, материальный мир.
Подобно представлениям древней натурфилософии, в которой гуны приводятся в движение "вселенским духом" и порождают изменения в космосе, струны гуслей приводятся в движение героем - музыкантом, который, по всей видимости, некогда в мифологии являлся существом более высокого порядка и мог, вероятно, осмысляться в традиции как первопредок - демиург или вселенский дух. Возможен также вариант, что сказочный гусляр, творящий музыкой изменения в материальном мире, в ряде сказаний мог выступать в роли "заместителя" демиурга. По законам сказочной аналогии, моделируя действие высшего существа, он сам уподоблялся ему и мог создавать бряцаньем струн изменения в природе:
"А на что твои гусли пригожаются?" - "Мои гусли не простые: за одну струну дернешь - сине море станет, за другую дернешь - корабли поплывут, а за третью дернешь - будут корабли из пушек палить".
Многие сказки о гуслярах своей сюжетной линией напоминают библейские истории о царе Давиде. Трудно говорить о прямом заимствовании библейского сказания, сюжеты рознятся в деталях, но подобие очевидно. Главный герой-гусляр Иван, подобно псалмопевцу Давиду, в большинстве повествований оказывается пастушком, играет на чудесном инструменте, а к концу сказки становится царём. На этом, пожалуй, сходство персонажей и заканчивается.
Характерный пример из сказки "Гусли-самогуды": "Ванька подошел к пастуху, купил у него свиней и начал пасти. Как только заиграет он в гусли-самогуды, сейчас все стадо и запляшет!".
Способность влиять игрой не только на неодушевлённую природу, но и на мир животных и людей мы обнаруживаем во всех преданиях об известных гуслярах: Орфее, Вяйнямёйнене, царе Давиде.
Помимо сходства древнеиндийской натурфилософской концепции о гунах как о нитях, образующих полотно материального мира, с гуслями (струнами), звуки игры на которых создают и преобразуют мир, обращает на себя внимание устойчивая троичность, постоянно встречающаяся в русской гусельной традиции. Напомним, что гун тоже три.
Так, например, в северной поморской сказке "Троеструнные гусли" говорится именно о трёх волшебных струнах. Каждая из них отвечает за определённые качества происходящего в жизни главных героев. Более того, эти струны связаны с человеческой жизнью:
Как первая струна урвется, у тебя век укоротится.
Как вторая струна урвется, ещё укоротится.
Последняя струнка урвется, век твой прекратится.
Первая струна рвется, когда влюбленная девушка решается приворожить к себе жениха. Так, выражаясь в терминах индийской философии санкхья, она утрачивает равновесие и благость (саттва-гуна). Вторая струна рвётся на пиру, когда в порыве страсти она околдовывает гусельной игрой своего избранника. Это оборвалась струна страсти, революционных преобразований (гуна раджас). Третья струна рвётся, когда они собираются ложиться в постель. Третья гуна - гуна тамас - отвечает за косность, разрушение и неодушевленный мир, она приводит героиню к смерти. После похорон на могилах молодых вырастают две перевившиеся березки. Согласно натурфилософской концепции после смерти героев гуны вновь сплетаются, создавая новые проявления материального мира.
Приходит на ум и классическая троичность гусельных аккордов. В гуслях, настроенных традиционно, основные аккорды - это три трезвучия.
Из былины в былину мы встречаем повторяющееся упоминание о трёх основных строях инструмента и трёх жанрах произведений, исполняющихся на гуслях. В былине о Соловье Будимировиче, по нашему мнению, перечислен наиболее полный троичный жанровый ряд произведений:
Струну к струночке натягивает,
Тонцы по голосу налаживает,
Тонцы он ведет от Новагорода,
А другие ведёт от Еросолима,
А все малые припевки за Синя моря,
За синя моря Волынскаго,
Из-за того Кодольского острова,
Из-за того Лукоморья зелёного.
Эту троичность классических жанров можно соотнести с идеей гун.
Первый строй струн, а также музыкальный жанр - "новгородский", и соответствует историческим песням и былинам, богатырским произведениям, широко распространенным в Новгородчине, на Русском Севере. Именно "воинским" значением наполнена гуна раджас, она сообщает всему активность, страсть, волю, ею порождается героизм и революционные изменения в мире.
Второй строй инструмента и музыкальный жанр - "иерусалимский", соответствующий, вероятнее всего, исполнению псалмов и подобных им религиозных произведений. Этот жанр полностью соотносим с гуной саттва, приносящей в мир благость, равновесие и возвышенную духовность.
Третий строй и жанр, пришедший из-за моря Волынского, Лукоморья зелёного, восходит, вероятнее всего, к скоморошинам, весёлым плясовым наигрышам и припевкам-частушкам. Южное побережье Балтийского моря в средневековой христианской Руси воспринималось безусловно как оплот славянского язычества. Весёлые пляски и песни - неотъемлемый атрибут языческой культуры, автоматически считался признаком бездуховности. Поэтому в перечне жанров весёлые "лукоморские", легкомысленные песни легко соотносимы с гуной тамас, создающей в мире безразличие, неведение и вульгарность (в значении "простонародность"). Эти три жанра гусельного исполнения наглядно совпадают с древним учением о гунах. Схожая традиция "троеструнности" существовала и в эллинском мире. Диадор так писал о Гермесе: "Он устроил трёхструнную лиру, наподобие времён года, так как установил три тона: острый - от лета, тяжелый - от зимы, средний - от весны".