Брат Лазарь скитался по горам и пустыням, размышлял о тех вещах, что открыл ему Господь, и вскоре получил еще одно откровение. Тогда он обнаружил огромный парк аттракционов.
- А я и не знал, что Иисусу нравятся качели и все такое, - заметил Калхаун.
- Парк давно был заброшен. Когда-то он был частью территории развлечений, называемой "Диснейлендом". Брат Лазарь знал о нем. Таких увеселительных парков в стране было построено несколько, а этот, оказавшись в эпицентре военных действий между "шевроле" и "кадиллаком", был разрушен и почти полностью занесен песками. - Монахиня торжественно воздела руки. - И в этих руинах он увидел новое начало.
- Остынь, детка, - произнес Калхаун. - А не то получишь удар.
- Он собрат там сочувствующих мужчин и женщин и стал читать проповеди. Старый Завет. Новый Завет. Отреченные Евангелия. И новую Книгу Лазаря, поскольку к тому времени стал называться Лазарем. Он взял себе новое имя, символизирующее новое начало, восстание из мертвых и возвращение к новой жизни. - Монахиня сопровождала свою речь энергичными жестами, и на ее верхней губе выступили капельки пота. - Тогда он вернулся к научной деятельности, но посвятил ее новой цели - служению Господу. Став братом Лазарем, он понял предназначение мертвецов. Он стал учить их работать, чтобы во славу Господа построить величественный монумент. Этот памятник и эта община монахов обоего пола будут называться Землей Иисуса.
Монахиня произнесла слово "Иисус" с какой-то особой интонацией, и мертвецы, словно повинуясь ее сигналу, встрепенулись и затянули хором: "Бласлови нас, Иис".
- И как же вы заставляете мертвецов работать? - спросил Калхаун. - Собаками травите?
- При помощи науки, поставленной на службу Господу нашему, Иисусу Христу, вот как. Брат Лазарь изобрел новое устройство, которое вживляется в мозг мертвецов через верхнюю часть черепа и контролирует их основные поведенческие функции. Делает их пассивными и послушными, по крайней мере способными выполнять простейшие команды. С этим регулятором, как называет устройство брат Лазарь, мы пользуемся помощью мертвецов и можем выполнять большие работы.
- А где вы берете мертвецов? - спросил Уэйн.
- Мы покупаем их у Мясников. Спасаем от нечестивых занятий.
- Им следовало просто прострелить череп и навсегда вернуть в землю, - сказал Уэйн.
- Если бы мы использовали мертвецов ради собственного блага, я могла бы с этим согласиться. Но это не так. Мы трудимся ради Господа.
- А монахи трахают сестер? - спросил Калхаун.
- Если ими овладевает дух Господа, то да.
- И могу поспорить, что это случается нередко. Не такой уж плохой расклад. Мертвецы трудятся на стройке в парке аттракционов…
- Это больше не парк аттракционов.
- …и имеют массу свободных кисок. Звучит соблазнительно. Мне это нравится. Этот старый мудак, там, наверху, гораздо умнее, чем может показаться.
- В наших мотивах, так же как и в стремлениях брата Лазаря, нет ничего личного. Более того, в качестве жеста раскаяния за то, что способствовал распространению по миру бактерий, он ввел вирус в свой нос. И теперь нос медленно разлагается.
- А я думал, у него от природы такой шнобель, - не удержался Уэйн.
- Не обращай внимания, - сказал Калхаун. - Он и на самом деле так глуп, как кажется.
- А почему мертвецы носят эти дурацкие шапки? - спросил Уэйн.
- На старом складе парка аттракционов браг Лазарь обнаружил большой запас этих головных уборов. Это мышиные уши. Для изображения одного из персонажей мультфильма, когда-то символизирующего "Диснейленд". Микки-Маус, так его называли. По этим шапкам мы можем отличить наших мертвецов от чужих. Время от времени бродячие шайки наведываются в эти места. Жертвы убийств. Потерявшиеся в пустыне дети. Путники, погибшие из-за недостатка воды или болезней. Кое-кто из наших братьев и сестер подвергся атакам. Это мера предосторожности.
- А что будет с нами? - спросил Уэйн.
Монахиня снисходительно улыбнулась:
- А вы, дети мои, послужите во славу Господа.
- Дети? - возмутился Калхаун. - Ты называешь аллигатора ящерицей, шлюха?
Монахиня опустилась на сиденье и положила пистолет на колени. Она так высоко скрестила ноги, что черные трусики почти утонули в ее влагалище; в это ущелье было бы неплохо прогуляться.
Уэйн не без труда отвел взгляд от привлекательной картины, откинул голову на спинку сиденья и нахлобучил шляпу. В настоящий момент он ничего не мог предпринять, а поскольку монахиня вместо него присматривает за Калхауном, он намеревался поспать, набраться сил и решить, что делать дальше. Если что-то вообще можно сделать.
Он погрузился в дремоту, все еще гадая, что могут означать слова монахини: "А вы, дети мои, послужите во славу Господа".
Он почему-то был уверен, что эта служба ему не понравится.
5
Он то засыпал, то просыпался и наконец заметил, что солнечный свет, пробившийся сквозь редеющие тучи песка, приобрел зеленоватый оттенок. Калхаун заметил, что он не спит.
- Какой удивительный цвет, правда? У меня когда-то была рубашка такого оттенка, и она мне очень нравилась, но я из-за денег ввязался в драку с мексиканской шлюхой, у которой была деревянная нога, и рубашка порвалась. Тогда я здорово наподдал этой попрошайке.
- Спасибо, что поделился воспоминаниями, - пробурчал Уэйн и снова погрузился в сон.
Каждый раз, когда он открывал глаза, свет становился ярче, а буря - слабее. Он окончательно проснулся уже перед самым закатом, когда ветер стих. Но не стал ничего предпринимать, а заставил себя снова закрыть глаза, чтобы не тратить энергию. Он постарался снова задремать и для этого прислушивался к гудению мотора, думал об автомастерской и о Поупе, о том, как они могли бы весело проводить время за пивом, ремонтировать машины и развлекаться с живущими у границы телками, а может, и с коровами-мутантами с той стороны, где их разводят для продажи.
Впрочем, нет. Никаких коров и других генно-модифицированных существ. Человек должен провести для себя отчетливую черту, и Уэйн мысленно оставил за этой чертой всяких идиотских созданий, даже если они обладали человеческими повадками. Надо соблюдать хоть какие-то стандарты.
Потому что иначе эти границы быстро начинают размываться. Он помнил, как когда-то говорил, что трахает только красивых женщин. Его последняя шлюха была откровенной уродиной. Если продолжать в том же духе, скоро скатишься до уровня Калхауна и начнешь искать дырки в попугаях.
Он опять проснулся от толчка локтя Калхауна в ребра и заметил, что монахиня поднялась со своего места. Уэйн был уверен, что она не спала, но при этом выглядела бодрой и энергичной. Монахиня кивнула на окно с их стороны:
- Земля Иисуса.
В ее голосе опять прозвучала странная интонация, и мертвецы ответили своим заунывным "Бласлови нас, Иис".
Стало темнее и не так жарко, наступала ясная прохладная ночь с луной цвета кованой меди. Автобус плыл по белому песку, словно таинственная шхуна на всех парусах. Они взобрались на невообразимо крутую гору, над которой как будто играли сполохи северного сияния, а потом стали спускаться в миниатюрную радугу, наполнившую салон разноцветными бликами.
Спустя пару минут глаза Уэйна привыкли к мельканию огней, автобус свернул вправо по опасно крутой дуге, и перед глазами появилась долина. С этой точки местность внизу просматривалась ничуть не хуже, чем с самолета.
Внизу расстилалось море полированного металла и пляшущих неоновых огней. В центре долины стояла статуя распятого Христа высотой не менее двадцати пяти метров. Большая часть тела была сделана из светлого металла и разноцветных неоновых трубок, которые и создавали основное освещение. Поперек хромированной пластины лба в несколько оборотов обвивалась колючая проволока, из-под нее свисали пряди неоновых волос цвета ржавчины. Глаза Создателя - две огромные зеленые сферы - поворачивались справа налево и обратно с монотонностью вентилятора. Рот растянулся в улыбке от уха до уха, и внутри торчали зубы из сверкающего металла вперемежку с зияющими чернотой дырами. Статуя была снабжена массивным членом из пучка полированных прутьев и неоновых колец; член выглядел гораздо солиднее, чем стоящие с обеих сторон от него подагрические ноги из стальных труб, а вместо головки пульсировал слепящий прожектор.
Автобус кружил по склону долины, спускаясь на дно, словно дохлый таракан в унитазе, но наконец дорога пошла прямо и вывела их к Земле Иисуса. Они проехали между ногами распятого Христа, прямо под пульсирующей головкой Его члена, к похожему на небольшой замок зданию, построенному из золотых кирпичей и с подъемным мостом, вымощенным драгоценными камнями.
Замок был здесь не единственным строением, состоящим из редких металлов и драгоценных камней: золота, серебра, изумрудов, рубинов и сапфиров. Только по мере приближения становилось ясно, что все это гипс, картон, фосфоресцирующая краска, цветные прожекторы и неоновые гирлянды.
Справа от Уэйна виднелся длинный открытый навес, под которым стояло множество автомобилей, по большей части школьные автобусы. Рядом было разбросано несколько неосвещенных хибарок из упаковочного картона и жести - возможно, дома для мертвецов. Позади автостоянки и хижин возвышались металлические остовы каких-то сооружений, едва выделявшиеся на фоне побледневшего неба; они напоминали скелеты выбросившихся на берег китов.
Справа Уэйн заметил здание без передней стены, служившее сценой. Перед ним на стульях сидели монахи и монахини. На сцене тоже выступали монахи - один за ударной установкой, один с саксофоном, остальные четверо с гитарами. Они так громко играли рок, что автобус начал подпрыгивать. Перед микрофоном стояла монахиня, в разрезанной спереди рясе, без головного убора, и пела голосом страдающего ангела. Динамики разносили ее голос по всей долине, и даже гул мотора был за ним не слышен. Она так долго и громко тянула слово "Иисус", словно это был плач из самой преисподней. Потом она подпрыгнула и села на шпагат, при этом так сильно выгнулась назад, словно в спине стояла пружина.
- Держу пари, эта шлюха способна подбирать своей штучкой четвертаки, - заметил Калхаун.
Брат Лазарь нажал кнопку, и сверкавший фальшивыми драгоценностями мост опустился над нешироким рвом, пропуская их внутрь.
Здесь было совсем не так светло. Стены оказались серыми и унылыми. Брат Лазарь остановил автобус и вышел, а в салон вошел другой монах. Этот был высоким и тощим, с кривыми, гнилыми зубами, подпиравшими верхнюю губу. И в руке помповое ружье двенадцатого калибра.
- Это брат Фред, - объявила монахиня. - Он будет вашим гидом.
Брат Фред вывел Уэйна и Калхауна из автобуса от оставшихся мертвецов в шапках с мышиными ушами и монахини в тонких черных трусиках и повел по длинному коридору с открытыми дверями по обе стороны. Кое-где горел свет, виднелись останки плоти на крюках, черепа и скелеты, лежавшие грудами, словно отстрелянные гильзы и высохшие ветви; груды мертвецов (действительно мертвых), словно поленницы дров, и каменные полки, заставленные колбами с огненно-красными, травянисто-зелеными и желтыми, как моча, жидкостями. Еще они увидели стеклянные кольца, по которым тоже текли разноцветные жидкости, словно убегали от погони, они дымились, как будто нервничали, и, освободившись, сливались в большие флаконы; были комнаты, заставленные верстаками, столами и стульями, на которых лежали инструменты, были комнаты с мертвецами и частями мертвецов и сидящими монахами и монахинями, которые сосредоточенно хмурились, глядя на отдельные части тел, и шевелили губами, словно готовые разразиться сенсационными заявлениями. Наконец они пришли в маленькую комнату с окном без стекла, выходящим на яркую мешанину огней, называемую Землей Иисуса.
Обстановка была самой простой: стол, два стула и две кровати по обе стороны от двери. На каменных стенах не было даже штукатурки. Справа имелась крошечная ванная комната без двери.
Уэйн сразу прошел к окну и взглянул на Землю Иисуса, гремящую и пульсирующую, словно возбужденное сердце. Пару секунд он прислушивался к музыке, потом высунул голову наружу и посмотрел вниз.
Окно располагалось высоко над землей, на отвесной и гладкой стене. Если отсюда спрыгнуть, каблуки сапог могут запросто выбить тебе зубы. Уэйн оценил перспективу и одобрительно присвистнул. Брат Фред решил, что похвала относится к Земле Иисуса.
- Это ведь настоящее чудо, не так ли? - произнес он.
- Чудо? - возмутился Калхаун. - Это третьесортное световое шоу? Нет здесь никакого чуда. Пусть твоя монахиня заберется на автобус и попадет своим дерьмом в кольцо с двадцати шагов, вот тогда это будет чудо, мистер Гнилые Зубы. А эта затея с Землей Иисуса - самая отвратительная и глупая идея после байки о вспотевшей собаке. Ты только взгляни на эту комнату. Можно же было поставить какие-нибудь безделушки. Повесить картинки, например со старой шлюхой, имеющей осла, или совокупляющихся свиней. И дверь в сортир тоже не помешала бы. Я не хочу, чтобы кто-то пялился, пока я буду тужиться. Это неприлично. Человеку свойственно освобождаться от дерьма в приятном уединении. Это помещение напоминает мне один мотель в Уэйко, где я остановился на ночь. Так утром я заставил хозяина вернуть мне деньги назад. Тараканы в той дыре были такими огромными, что могли пользоваться душем.
Брат Фред выслушал все это не моргнув глазом, словно наблюдать за говорящим Калхауном было так же любопытно, как за поющей лягушкой.
- Спите спокойно, не обращайте внимания на клопов. Завтра начнете работать.
- Не хочу я никакой работы, - бросил Калхаун.
- Спокойной ночи, ребятки.
С этими словами брат Фред вышел, захлопнул за собой дверь, и они услышали, как громко и бесповоротно закрылся замок, словно топор опустился на плаху.
6
На рассвете Уэйн поднялся, сходил помочиться, а потом прошел к окну и выглянул наружу. Сцена, где вечером играли монахи и прыгала монахиня, была пуста. Металлические сооружения, увиденные им накануне, оказались остовом давно заброшенного колеса обозрения. Перед его мысленным взором на мгновение возник вагончик американских горок с Иисусом и Его поклонниками в развевающихся на ветру рясах.
Огромная статуя распятого Христа без цветных огней и ночной таинственности не производила никакого впечатления, словно проститутка при солнечном свете, с размазанным макияжем и париком набекрень.
- Есть идеи, как отсюда выбраться? - спросил Калхаун.
Уэйн оглянулся: Калхаун сидел на кровати и натягивал сапоги.
Уэйн покачал головой.
- Можно было бы попробовать дымовую завесу. Знаешь, я думаю, нам следует объединиться. А потом можем снова попытаться убить друг друга.
Калхаун бессознательно поднес руку к голове, куда пришелся удар Уэйна.
- После того, что было, я бы не стал тебе доверять, - сказал Уэйн.
- Я это слышал. Но я даю слово. А на мое слово можно положиться. Я от него не откажусь.
Уэйн испытующе посмотрел на Калхауна. Что ж, ему нечего терять. Парень просто боится за свою задницу.
- Ладно, - сказал Уэйн. - Дай мне слово, что будем вместе стараться выбраться из этой передряги, а когда окажемся на свободе и ты решишь, что сдержал слово, начнем все сначала.
- Договорились, - согласился Калхаун и протянул руку.
Уэйн молча посмотрел на его ладонь.
- Рукопожатие скрепит договор, - добавил Калхаун.
Уэйн принял его руку и встряхнул ее.
7
Через несколько мгновений замок в двери щелкнул и в комнату вместе с братом Фредом вошел еще один монах, с пушком вместо волос на голове и тоже с помповым ружьем. Вслед за ними появились и двое мертвецов. Женщина и мужчина, одетые в какие-то лохмотья и шапки с мышиными ушами. Оба мертвеца еще вполне прилично выглядели и даже не особенно смердели. По правде говоря, от монахов пахло гораздо хуже.
Брат Фред, воспользовавшись дулом ружья, вывел их из комнаты, провел по коридору и загнал в помещение с металлическими столами и полками с медицинскими инструментами.
У края одного из столов стоял брат Лазарь. Он улыбался. Его нос этим утром выглядел еще более гнилым. На левой ноздре появился белый прыщ размером с кончик большого пальца, выглядевший, словно жемчужина в куче дерьма.
Неподалеку стояла монахиня. Небольшого роста, со стройными, хоть и немного костлявыми ногами и в такой же рясе, что и монахиня, ехавшая с ними в автобусе. На ней одеяние казалось почти детским платьем - возможно, из-за ее худобы и маленькой груди. Из-под головного убора выбивались завитки белокурых волос. Монахиня выглядела бледной и слабой, словно устала до полного изнеможения. На правой щеке у нее имелось родимое пятно в форме силуэта летящей птички.
- Доброе утро, - приветствовал их брат Лазарь. - Надеюсь, вы хорошо выспались, джентльмены.
- Что за работа нас ждет? - спросил Уэйн.
- Работа? - переспросил брат Лазарь.
- Я им так это объяснил, - сказал брат Фред. - Возможно, несколько расплывчатое определение.
- Куда уж лучше! - усмехнулся брат Лазарь. - Никакой работы, джентльмены. Можете положиться на мое слово. Мы сами выполняем всю работу. Ложитесь на столы, и мы возьмем образцы вашей крови.
- Зачем? - спросил Уэйн.
- В научных целях, - пояснил брат Лазарь. - Я намерен отыскать способ воздействия на эти бактерии, чтобы мертвецы могли полностью вернуться к жизни, а для этого мне надо изучать живых людей. Идея может показаться немного безумной, не так ли? Но, могу вас заверить, вы ничего не потеряете, кроме нескольких капель крови. Ну, может быть, чуть больше чем несколько капель, но ничего серьезного.
- Воспользуйтесь своей кровью, - предложил Калхаун.
- Мы так и делаем. Но надо же ее с чем-то сравнивать. Вот мы и берем немного здесь, немного там… А если вы откажетесь, вас убьют.
Калхаун, резко развернувшись, ударил брата Фреда по носу. Удар получился довольно мощным, и монах грохнулся на задницу, но тотчас поднял помповик и направил дуло на Калхауна.
- А ну-ка, - воскликнул он, не обращая внимания на текущую из носа кровь, - попробуй еще разок!
Уэйн уже пригнулся, чтобы броситься на помощь, но быстро передумал. Он мог стукнуть брата Фреда по голове, даже не сходя с места, но это не предотвратило бы выстрела, и тогда пришлось бы попрощаться с обещанной за Калхауна наградой. Кроме того, он дал слово этому болвану, что будет помогать ему остаться в живых, пока они не выберутся из этой переделки.
Второй монах, сцепив руки в замок, ударил Калхауна в висок, и тот свалился на пол. Брат Фред поднялся и, не давая Калхауну встать, несколько раз стукнул его прикладом по голове, да так сильно, что бедняга уткнулся лбом в пол, потом перекатился на бок и затих, только веки подрагивали, словно крылья бабочки.
- Брат Фред, ты должен учиться подставлять другую щеку, - заметил брат Лазарь. - А теперь подними этот мешок дерьма на стол.
Браг Фред оглянулся на Уэйна, желая убедиться, что тот не доставит ему неприятностей. Уэйн засунул руки в карманы и улыбнулся.
Монах приказал двум мертвецам поднять Калхауна на стол. Брат Лазарь пристегнул его ремнями.