А вообще-то, думаю я, всё то, что с нами случилось, объясняется чистой случайностью: какой-то Жориной финтифлюшкой - куском керамики, на котором какой-то клинописью было начертано... Ну, просто заумь какая-то! Нам даже пришлось прибегнуть к помощи клона самого Жана Франсуа Шампильона...
- Это тот, что разгадал тайну Розетского камня? - уточняет Лена.
- Оказалось, что и чёрный базальт, и Жорина финтифлюшка с этими иероглифами и человечками, птичками и змейками, корзиночками и тростинками...
- Но и Наполеон хорош! - восхищается Лена. - Другой бы... да тот же Мубарак или Путин... или какой-то там шейх загрёб бы эту плиту, приспособив её для камина в бассейне... Или в клозете...
- Хорош! - соглашаюсь я.
Так вот эта самая финтифлюшка с тайными письменами... Кстати, вот и Тинины письмена, я просто убеждён в этом, ждут своего Шампильона. Там столько человечков и птичек, змеек и зверюшек...когтей и клыков, и пёрышек...
- И какая ж такая случайность? - спрашивает Лена.
Жадность, с которой я время от времени припадаю к Тинкиному кубку, всегда и в самой полной мере утоляется вот, например, таким зельем:
Надену ожерелье из медвежьих когтей и волчьих клыков...
подпояшу лохмотья веревкой, увешанной мешочками со снадобьями...
поставлю в острый синий луч лунного света заветный черный котелок...
перемешаю лунные блики с отваром можжевельника,
добавлю щепоть пепла перьев черного петуха,
парочку скорпионов, зуб дракона и жало змеи...
выпарю всё это в лунном свете до самого восхода,
а с первым лучом солнца добавлю кусочек твоего сердца,
улыбку нашего нерожденного ребенка,
осколки ВЧЕРА и первый солнечный луч...
С первым криком совы вылью драгоценное снадобье
в жернов Времени...
"Рогоза завязи...".
Я дожидаюсь блеклого света луны и бегу к лесу, чтобы первым услышать первые крики совы, чтобы это драгоценное снадобье Тинка не успела вылить в крохоборское прожорливое жерло, где жернов Времени свирепым Молохом перемелет и, давясь, сожрёт То, Что и есть Эликсир Бессмертия.
Совы, сыча или выпи... Да хоть самого осла... Крики... Да того же в клочья разодранного Мунка!
- И что там, - спрашивает Лена, - на той финтифлюшке написано? Прочитали?
Тинино письмо...
- Ты не поверишь, - говорю я, - мазня! Хуже самого Уорхола и даже хуже Малевича!
В пятницу, как и планировали, нам с Леной удаётся вырваться на недельку в Египет, на каких-то несколько дней, с радостью детей, никогда не видевших верблюда! Словно мы никогда не были у той самой правой лапы Сфинкса! И тут же - домой... домой... Дела-дела... Пососали Лапу и хва... Дело, правда, не в Лапе - Сфинксом и побегом в Египет я защищаюсь от... Именно!.. Тинка пронизала меня насквозь, пропитала, прополосовала... Заррраза!..
То в Египет, то в Тибет, то на остров Пасхи... Или к Гогену в гости... Эти места силы подпитывают меня в борьбе с Тиной, в битве за...
То на Кайлас!
В борьбе? В битве?!
Ага...
Я должен признаться: эта битва не на жизнь... Южный полюс с его подземным городом в Антарктиде - это, скажу я вам, не детские игры.
Бывает, что Тина время от времени черканёт мне парочку фраз. Вот вчера, скажем, ночью... Я уже раззевался вовсю, убаюканный малиновой, вдруг: "...варись, трава, гори огонь, пойдите тени прочь...".
Тинкины тени...
Я легко мог найти какой-нибудь предлог и позвонить Юле, так, мол, и так, и, между прочим, пригласить её на ужин, и под каким-либо предлогом, уговорив Лену остаться дома, мол, пустяшное дело, смотаться в Москву на часок-другой, на ночь...
Я не ищу предлога. И Аня не ищет.
"... варись, трава...".
И так далее! Дальше - больше... Я даже вымолвить себе этого не могу!
Сон как рукой сняло!
- Что же дальше-то? - спрашивает Лена.
Эти побеги от самого себя - зряшное дело.
- Книги, - потом уточняю я, - это уже были ягодки... Как только костерец под Жорой запылал полным ходом, продолжаю я, стали приносить кто что мог и хотел... Рухлядь всякую... Газеты, журналы... Потом старые стулья, какие-то тумбочки, целые шкафы... Кто-то бросил в огонь даже старый кассетный магнитофон... Потом полетели телевизоры и пишущие машинки... ну... я рассказывал... автомобильные шины и даже целые легковые авто... "рено", "пежо"... почему-то сперва французские, затем немецкие (полный гитлеризм!) и японские, итальянские и американские... Слышались взрывы - бензобаки... Затем...
- Рест, какие взрывы?
- Н-да... Да-да... "...пойдите тени прочь...", - говорю я. - Но книг были горы... Горы груд!..
- Какие тени? - спрашивает Лена.
Тинины!
- Костёр уже пылал, - говорю я, - теней было столько, что... Они просто затмили... Я гнал их прочь и прочь... Выперлись тут... Лампочка едва мерцала... Каждая тень, - поучаю я, - должна знать своё место!
- Какая лампочка? - возмущается Лена.
- Тинкина!..
- Тинкина?!
- Я сидел и листал... Перечитывал Чехова... Даже помню том из собрания сочинений - седьмой! "Дама с собачкой" и "Чёрный монах", и "Про любовь"... Особенно "Про любовь"... Ну ты помнишь, там...
Лена улыбается.
- Дочитал хоть?
Мне не надо дочитывать. Я перечитал. Про любовь... Про сына и про дочь... У Чехова, правда, о детях ни слова... Это у Тинки, я это точно знаю - у Тины... У неё там ещё вот что: "...чтоб чужака мой наговор не тронул ни за что, чтоб развела нас только смерть...".
Холодина такая, что нет никакого желания выходить на улицу.
- Рест, - говорит Лена, - ты собак покормишь?
И куда её несёт в такой холод, в такую ночь?
- Не забудь свою сумку, - говорю я.
Тинино письмо... Жорина финтифлюшка... человечки, птички, рыбки...
- Я остаюсь, - внезапно объявляет она, - ты же видишь, что я не успела.
- Я сам покормлю, - говорю я.
Я обязательно ей напишу... И про чужака, и про детей наших, и про неразводы, и про жизнь нашу... Зачем нам смерть? Ти, мы же с тобой бессмертны! Во всяком случае - Ты! А я уж прилеплюсь у Твоего мизинца. Ты же накапаешь мне своего эликсира бессмертия? Дашь отпить из сей чаши своей? Ты ж не жадина какая-то там... Не скупец!..
Даю слово!
(Никаких клятв!).
- Ре-э-э-э-й, Рестичек, ау!.. Твои двадцать капель.
Я выпиваю залпом эту вонючку, капли снотворного - бррррр... Сон как рукой сняло...
- На, запей...
Я запиваю.
Я не уверен, что этот самый Шампильон смог бы проникнуть в тайну Тининой клинописи.
Тинкин хай-тек!
Насчёт "прилеплюсь у Твоего мизинца"! "И не вообрази, что мне твои в ногах валяния нужны". Видимо, мои вногахваляния вызывают у неё чувство... брезгливости, что ли... Я даже вижу, как она пинает меня, валяющегося, под зад своей смелой бронзовой ножкой... Ногой-ногой... Своим сапожищем! Как пса поганого - ннн-ааааа!..
Я даже слышу хрустальный звон её колокольчиков: тиннн-тинннн... тиннн...
Чтоб я никогда не вилял перед ней хвостиком.
Ннн-ааа...
- Да, книги горели как порох, особенно книги... Со всеми их трагедиями и философиями... Не щадя никого...
Чистка, чистилище...
Или, скажем, Бетховен...
Отереть и осенить...
Может ли его музыка совершить переворот в сознании вот этих самых семи с половиной миллиардов утлых уродцев, тысячелетиями истязающих лик планеты, если уши их забиты глиной исключительно величественной глухоты?
- Но вот что поразительно! - говорю я, - когда книги горели - огонь не обжигал! Знаешь... Каждый старался, так сказать, запастись этим огнём... Это как благодатный огонь из Кувуклии! Все сбежались со свечечками и запасались-запасались этим огнём... Как водой в засуху! Прошёл слух, что он благодатный, вот все и бросились запасаться... Как зерном в неурожай! Выхватывали горевшие книги из костра и погружали в эту благодать свои лица, да-да, "...в густое варево, чтоб обтереть своё лицо ещё до зарева...".
Отереть и осенить... Тина и тут... прям... Чтобы зарево не застало врасплох.
- ...ага, целые лица свои, - уверяю я, - в этот книжный огонь... Огнь! Чехова, Бунина, Набокова... Хотя, правда, от "Лолиты" толку было мало - ожоги... жглась огнём... Приходилось даже смазывать кожу мёдом на молоке... От десяти коров. А вот "Иллиада" с "Одиссеей" хорошо грели, мягко, шелковисто, тепло, посверкивая... И "Дон Кихот" ничего, и Рабле с Монтенем и Паскалем... В общем там тоже был сыр-бор - кто грел больше, кто меньше... Кто ярко, а кто просто тлел... Тускло... Какой-то Джойс просто дымил... Будто на распутье в распутицу...
"Паутинно выверенная путаница дней".
Точно-точно - точь-в-точь как если бы все мы вдруг оказались в путаной паутине, и дни наши, и тени... Жора, Лёсик, Иуда, Папа... Иисус... Их паутинные тени... Тинины... Но, знаешь, сколько я не выискивал, сколько не гонялся, тайно прячась в тени домов, сколько ни старался, так сказать, поймать на горячем Тинину тень, мне так и не удалось... Я подумал: она бестенна! Я же это не придумал, я в это уверовал: у Тинки нет тени! Ни тени, ни теней... И тут не может быть и тени сомнений!
(Я - её тень!.. Мечта! Эх, если бы... Я бы тогда... Эх... дааа...).
- Может поспишь? - спрашивает Лена.
- Я же только проснулся!
Тинины скалозубые распутницы всех перепутали, запутав и нас в эти пута путников на распутье...
В распутицу...
- Растаскивали, - говорю я, - этот огонь по квартирам, по городам и странам... Как олимпийский, ну... знаешь... И вскоре весь наш шарик земной замерцал-засветился... Ну, помнишь - как от Тинкиных стихов... Когда каждый вкрутил в себя лампочку...
- И что Тина?
- Да не укладывай ты меня, - прошу я.
Или, скажем, Эйнштейн! Е = mc2. Ах ты, Боже мой, делов-то!
Стасик, мой бывший парикмахер (сейчас я стригу себя сам) понятия не имеет об этой еравноэмцэквадрат! И что? И ничего - лучший парикмахер Москвы! Гений места! Не какой-то там сопливчик Зверин или Зверев... Сержик что ли... Ну тот, что...
Наука!..
Эйнштейн, естественно, шатанул ось, у каждого земля дрогнула под ногами, но от этого не каждый стал счастливым. То-то и оно...
Наука!..
Не вышвыривать же её на помойку! Есть же какой-то от неё и толк. И счас эти все разносоловые хай-теки...
Поживём - увидим...
Потом мы ещё говорили о революциях...
- Потом пошли картины... Все эти Эль-Греки и Ван Гоги, Гогены и Сёры, и... И Гойи с Рафаэлями, Караваджи с Матиссами и Модильяниями... Полный фарш! Ну, сама знаешь - Мунки-пунки, и твой ненавистный "Крик" с "Великим Мастурбатором", и даже Энгр с Дюрером... Ой и...
- И что Тина?
Зарядила ты свою Тину!
- Так вот я и хочу тебе что сказать! - говорю я.
- Скажи...
И вот ещё музыка!!!
- Ну, это письмо, помнишь?..
Лена уже в плаще, стоит ждёт.
- Ну ты и копуха, - говорит она, - долго я буду ждать тебя? Кто из нас женщина?
Я признаю:
- Ты! Только ты!..
Пусть письмо ждёт своего часа.
- Идём, - говорю я, влезая в свитер, - я готов.
- Ботинки-то хоть надень, - говорит Лена, - снег уже... Завтра ноябрь.
- Снег?! Не, правда! - радуюсь я, - первый снег!..
Вот бы Тина обрадовалась! У неё там жара, видимо, адская... И ещё этот смертоносный тайфун! "Sandy"! Скорость ветра - 190 метров в секунду! Это ж куда за час можно долететь? На другой край земли! Ну и ураганище!..
Вот бы заявиться Тинке в объятия! Вдруг! На тебе! Принимай! Мокрый весь, весь в дожде и ветре, истерзанный, исстёганный... На меня, на!..
- Рест...
- Да-да, шнурую-шнурую...
Шурую весь из себя, голый... До ниточки... И тут вдруг навстречу мне:
"Раздену город. До листа. Себя - до нитки...".
Город-то зачем? Его и без тебя разденет октябрь... Себя, себя! До нитки...
- Ты шнуруешь уже целый час!
Шурую-шурую...
"Пошлю тебе из октября "Люблю" - открыткой".
Ха! Нетушки, милая моя, Тишенька, открыткой тут не обойдешься, не отделаешься... Не отмахнёшься... Я вот что должен тебе сказать, заявить, если хочешь... Если хочешь вот что проорать:
...слушай... если отмалчиваться и не встречаться, и остаться тут -
в одиночестве -
завтра перестанет хлестать наотмашь ранними утрами,
в которые пора вставать...
И время - кончится...
А?!
Не так ли?!
Время кончится!!!
Глас вопиющего!
Так что не делай из себя, пожалуйста, пустыню!..
Ору я...
Скажи ещё, что я несравненный плагиаторщик.
Вор!
Воррррр!..
Ор мой...
Украду, выкраду, вымучаю, вымолю, выстегаю, выволочку устрою, устрою...
Пока время не кончилось...
- Я бы не послала тебя даже за смертью, - говорит Лена.
- А ты пошли, - говорю я, - пошли меня...
Куда-подальше...
- Пошли уже... копуха моя дорогая... Зашнуровался весь... Цепи ещё нацепи...
Твоя правда - попался...
В цепях весь...
Сегодня назван город, день и час. И может нас уже не стать к рассвету.
Я ей напишу, обязательно напишу, отвечу на это письмо...
- ...и тогда, - говорю я, - мы и приняли решение... Это, правда, стоило огромных усилий. Ты помнишь, я рассказывал, как я ездил в Багдад, там ещё шла война, это был жуткий ужас, помнишь, мне удалось побывать на развалинах Вавилонской башни, затем Сады Семирамиды, я же рассказывал... нам удалось собрать тогда уникальные артефакты, свидетельствующие... Мы слямзили биополе каждой песчинки, каждого камешка и росинки... Выкрали весь сакрал! Аж до шумеров и ассирийцев... Я ж рассказывал, помнишь? Мы тогда чуть жизнями не поплатились, когда эта кучка бедуинов... Ну, помнишь, я говорил, что они заставили нас... Меня с трудом откачали...
- Помню. Ты ещё не рассказал, как вы с Тиной покоряли Кайлас. Обещал.
- Успеется.
Лена улыбается.
- И потом мы сумели выстроить всю цепочку, ну, ты знаешь: Гильгамеш, Навуходоносор, Семирамида, потом этот... как там его... и затем Хатшепсут... Рамзесы, Птолемеи... Эхнатон, Тутанхамон, у нас теперь весь список... мы добежали аж до Клеопатры... Я же рассказывал!.. Помнишь? Аж до самой... Ага! Аж до Тинки! До Самой...
- Давно хотела у тебя спросить, - говорит Лена, - зачем вы всё-таки её клонировали?
- Кеннеди-то? Хо! Эту... Жаклин, что ли?..
- Зонт возьми, - говорит Лена.
- Жаклин что ли? Кеннеди?
Я ёрничаю, понимая, что Лена понимает, о ком я спрашиваю. Меня просто накрывает волна жара: мне стыдно, но я до сих пор не вполне знаю, зачем мы клонировали Тину. Знаю, конечно. Конечно, знаю: чтобы не ослепнуть!
- А ты не видела мои очки?..
Будто очки могут дать на это ответ.
- На нос глянь...
Легко сказать...
Летать!))
"Такая пытка - попытки летать...".
Голос гёзов...
- Тинку, что ли? - спрашиваю я. - Ясно зачем!
Кто вы, гёзы?..
Грёзы мои...
Да я в самых мельчайших и до боли дотошных подробностях могу рассказать...
- Рест, - говорит Лена, я жду. Мы идём?..
Вот они грозные гёзы грёз: зачем?
Только когда из кучки Жориного пепла удалось слепить алмазинку... ну так... углеродную слёзинку, не дотягивающую до карата, мне удалось самому себе ответить на этот...
Хм, зачем?..
Дурацкий вопрос!..
Всегда и во всём надо отыскивать наиболее значимое... Значительное... Знаковое...
Во всём...
Я до сих пор ищу ЭТО в Тине...
Во заноза-то!..
Ясно, как день зачем: чтобы не ослепнуть. Не превратиться в воск. Трудность и в том, что духа в Тине аж 99,9%! Остальное - Тело!.. Вот с этой десятой долей процента приходится жить. Это трудно? Это просто невероятно трудно! Безнадежно! Невыносимо! Вот и тянешься всем своим существом к её Духу, чтобы прорастать в это божественное тело. Попробуй тут жить! Мука, мука! Ад! Это как росток сквозь асфальт...Вот и сейчас, вылупив свои зелёные - вглядываюсь, выискиваю...
Пытаюсь в пытке...
Ишь, следопыт-то... Пытливый!..
Ясно зачем?..
Ишь...
Глава 2.
- ... да, так вот, - говорю я, - мне казалось, я знаю эту породу людей, которые сомневаются в каждом своём шаге. Такие никогда не вызывали во мне...
- А у тебя есть его текст на айфоне? - спрашивает Лена.
- И на айфоне, и так... Ты читай-читай...
- Да мне, по правде сказать, не совсем удобно. Всё-таки чужие страсти...
- Ничего страшного, - уверяю я, - вообще это не только мне адресовано - миру. Ну, хочешь я сам прочту. Для меня важно, что ты об этом думаешь.
- Ты меня просто спас, - говорит Лена, - знаешь... чужие письма...
- Это - не чужой, это... Ладно, слушай...
Я читаю:
"Есть люди, которые приходят в твою жизнь, чтобы подарить тебе целую жизнь и увести тебя в совсем другой мир. Открывают двери, а за ними лето и море...".
Я отрываю глаза от текста, чтобы убедиться, что Лена слушает. Слушает. Я продолжаю. "... есть такие, у которых нет своего мира и поэтому они просто хотят стать частью твоего... ну, хоть вот тут в уголочке...".
Лена кивает и пожимает плечами, мол, есть и такие, и глазами указывает на угол комнаты, где мы читаем - "... тут в уголочке...".
"...а у меня уже есть человек, который подарил мне свой мир такой, какой у него был, он бы подарил лучше, но у него просто не было другого и, наверное, нам в этом мире не нужны никакие параллельные Вселенные и другие миры...".
Я снова смотрю на Лену, она снова кивает - наверное...
"... ну если только в гости..." - читаю я.
"... коронована гордостью, или гордыней: живешь... взрослеешь не по четкой родительской схеме, а как жизнь учит - вне ложной морали любого толка... и в постели вопреки команде "руки поверх одеяла!" я сворачивалась клубочком-ладошки между коленок и никогда не понимала этого нацистски внезапного сдергивания с меня одеяла нашей воспитательницей... взгляд направо-побег...налево-к стенке...".
- Извини, - говорит Лена, - там, кажется, нам звонят. Где наши телефоны?
Она встаёт и уходит. А я не знаю, зачем я читаю ей об этих "руках поверх одеяла, о побегах... Читаю дальше.