- Биша, - говорю я, - комочки Биша, свидетельствующие о её возрасте. Они исчезают сами по себе уже через... А у неё ещё ярко выражены - дитя... Ну, вспомни, я же тебе рассказывал, как она... Комочки, - уточняю я, - как тест на детскость! Это - важно! До того как они схлынут, нам надо успеть...
- Помню.
Я жду.
- А люди, - говорит Лена, кивнув на город, - как горох... Видишь... Смешные... Катятся как горошины из стороны в сторону... Смешные, жалкие...
Я жду.
- Тебе жалко людей?
- Нет, - говорю я, - не жалко.
- И мне тоже...
Пауза.
- С комочками мне всё ясно, - говорит Лена, - ясно, что ей едва ли набежало года четыре... ЭлЛис, - уточняет Лена, - или Элисс... Это важно?
- Очень, - говорю я. - Как раз в этом возрасте надо успеть...
И рассказываю нашу историю знакомства и случайных встреч с Эл ещё раз. Бесконечную историю её детства, возрастные характеристики... всё, что успел узнать о ней из её уст, пока бдительная няня не выхватила ее у меня, таща за руку, машущее на прощанье ладошкой, маленькое Чудо!
И почему нам так необходимо успеть...
- Всё дело в том, - говорю я, - что её ДНК, только её ДНК является...
Теперь-то я не только твёрдо уверен, я это знаю наверняка!
История...
Ясно одно: если бы не Тина... Если бы она тогда... Человечество б ещё пару тысяч лет блуждало в потёмках. И вот, значит, Тина... Несомненно! И Элис, и Элис... Вот поколение!.. Элис - как воплощение совершенства! Но и ключ к пониманию... Только в этом колене спрятана тайна спасения, только здесь надо рыть наш колодец!
Как мессия!
Лена мягко освобождается от моих объятий...
- Ты опять говоришь загадками... Обрывки мыслей и фраз... Ты можешь хоть когда-нибудь сосредоточиться и простым русским языком...
Если б мог - рассказал бы!
- Русским?
- Завтракать будем? - спрашивает Лена.
- Пожалуй, обедать, - говорю я, посмотрев на часы.
- Что тебе приготовить?
- Как всегда, - говорю я, - яйцо всмяточку, тостик с граммиком маслица, крепенький чёрный чай...
- Апельсиновый фреш?
- Нет, спасибо, - говорю я, - фреш потом...
Мы уже сидим за столом в кухне, Лена колдует с тостером, я выжидаю минуту, когда смгу наброситься на тепленькое яйцо и, когда тостер выстреливает первую порцию моих любимых поджарышей, беру первый попавшийся, с золотистым бочком...
- Нож?
- Ах!..
- Да...
Приходит в голову мысль о том, что Лена совершенно не умеет метать нож так, как Тина. Не научена. Я сам несколько раз пытался метнуть в дерево, подражая
Тине - бряк... бряк... Ничего не вышло. У Тины это, я позже понял, у неё это в крови - нож, конь, стих... Род, Ковчег...
- Прости, пожалуйста.
Да уж - в крови... Род!..
Завтрак отменный! Чай с морошковым вареньем, янтарная струйка мёда... Хрустящий хлебец... На яйцо всмятку Юля никогда бы не согласилась. Помню, как она убеждала меня в том, что яйца, даже самые диетические...
Но я ем с наслаждением!
Есть то я ем, пью свой чай, осторожно тяну губами из чашки... Щурюсь, дую... Стараясь не смотреть Лене в глаза. Хруст тоста - как защита от преследования! Ленина претензия о том, что я не могу связать в предложение несколько слов до сих пор остаётся ведь неудовлетворённой.
Завтрак отменный!
- Рест, я прошу тебя, не клади мёд в горячий чай. Просто больно смотреть, как ты убиваешь...
- Прости, я...
- Допивай, - говорит Лена, - мне надо бежать. Я позвоню. Прости...
Я киваю, жуя...
Ещё полчаса уходит в ожидании, и когда я слышу щелчок замка, позволяю себе не думать о Тине. О Юле, о Жоре, о Папе и об Иисусе я тоже стараюсь не думать. Я вдруг думаю о белой вороне. Когда группу людей попросили сосредоточить свои мысли на решении какой-то очень простой задачки (какой из предметов домашнего обихода вы бы взяли с собой выходя из дома в дождливую погоду?) и при этом не думать о белой вороне, никто так и не смог ответить - все только и знали что думать об этой чёртовой вороне!
Так и я.
Как сказала бы Тина - "ты уже заточен на это!".
Я прекрасно понимаю: "это" - мой крест.
Когда Лена уходит, я беру новый пакетик чая - два! - беру чистую чашку, и нагрев её кипятком, завариваю свежую порцию. И кладу, кладу в янтарную дымящуюся ароматную жидкость янтарную порцию завораживающего мой взгляд, утекающего меда. Ложечку за ложечкой! Сладкий-пресладкий чай с мёдом - моя слабость! И пусть прослыву я последним садистом, изгаляющимся над живым существом, я не могу удержать себя от этого тончайшего наслаждения! Я и не подумаю ограничивать свою страсть - пью, причмокивая, прищуриваясь, дуя и думая... И думая! Я просто не могу не думать о своей белой вороне - о Жоре, о Юле, об Ане и Тине...
Теперь вот и Элис - крепкий предмет моих дум. Орешек!
Итак, давайте-ка мы снова попробуем... Для себя! Надо же в конце концов уяснить: КАК жить дальше?! Интересно, думаю я, если бы можно было разработать компьютерную программу для самого мощного сегодня компьютера, занести в неё все исходные данные о нашей Пирамиде, о целях и задачах, о роли Жоры и Реста, Гильгамеша и Гитлера... О роли Лены и Юли, Клеопатры и Таис, и Ани, и Переметчика, и Валерочки Ергинца... О роли амёб и спирохет, планктона и планарий... Об их роли в достижении вершин совершенства... О роли Иуды... И Христа, и Христа, и, конечно, Христа!.. И этот до сих пор разгорающийся Жорин костёр, Жорин крест, мой крест, крест человечества...
Наконец, о роли Тины...
И, конечно, о роли Элис! Или Эллис!
Как теперь стало ясно это - краеугольная, так сказать, роль!
Поскольку у меня нет под рукой плазменного компьютера, я доверяю выяснение этих ролей своему мозгу. Чем не компьютер! Серость его вещества - как сгусток плазмы!
Чай с мёдом - горючее для полёта ракеты моей мысли!
Итак, значит, роль...
Проходит не меньше часа прежде, чем мне удаётся ухватить Ариаднову нить моих рассуждений о роли ролей... Я зацепил, что называется, просто прирос к ней, пророс ею, чтобы неустанно тянуть эту нить, разматывая этот тугой клубок нашей жизни с тем, чтобы, наконец, ухватить хотя бы за лапу эту неуловимую Жар-птицу, эту истину истин - как достичь высот совершенства!
Как?..
Я думаю. Я думаю, что все пути постижения мне давно известны, все выкладки, факты и аргументы давно сформулированы, все чистые листы бумаги разложены в строгом порядке, счёты и арифмометры, весы и калькуляторы, чернила сварены, ручки подобраны, перья отточены - работай!.. Вот стол, вот стул, чай выпит часа полтора тому назад... Что ещё?..
Ах, да - фреш, апельсиновый фреш! Пришло время фреша. А как же! Где же мои апельсины?!
Вдруг звонок.
- Если будешь пить фреш, - говорит Лена, - не забудь выдернуть шнур из розетки. Там барахлит рычажок. Как бы не случилось короткого замыкания. Ну ты помнишь...
- Помню, - говорю я.
- Давно мог бы починить сам или отнести мастеру.
- Сам, - говорю я.
- Буду поздно, не скучай без меня.
- О'кей! Не буду...
- И побрейся, пожалуйста, к моему возвращению.
- О'кей, - обещаю я.
Итак, настраиваю я себя снова, первая роль - Ленина! Не Ульянова-Ленина Владимира Ильича, мумии и христопродавца, а Ленина - Лены! Нет никого, кто мог бы взять это первенство на себя! Главная роль...
Но сперва - фреш... Не спеша, глоток за глоточком...
И с рычажком разобраться! Я не могу его осилить вот уже... с лета, да с лета!
Стыд, просто стыд!
"...из-мо-ча-ле-на...".
Как это сочетается с Элис?..
И другие вопросы...
Да и вот ещё что - побриться!
Глава 3.
Уникальная вещь: если перевести текст Тинкиного письма на все языки мира и перведенные тексты снова выписать клинописью - получится одна и та же надпись в виде птичек, трубочек и человечков. Как на той финтифлюшке.
Сдохнуть можно...
- И что в этом удивительного?
- Всё!.. Понимаешь...
Лена отказывается понимать:
- Рест, тебе не страшно? Ты не боишься, что, нарушив тайну...
- Страшно...
Страшно? Мне?! Страшно?! Да какой может быть страх?! Мне, признаться, давно уже ничего не страшно! Вы не поверите, но с каких-то недавних пор мне это чувство стало совсем незнакомым. Хо! Страх... Я, кажется, где-то уже говорил, что мой возраст и всё пережитое мною напрочь выкоренили во мне это жалкое чувствице - страх... Пф, страх...
- Страшно, конечно, - говорю я. - Я всё ещё боюсь не успеть. Осталось вот... всего ничего... Но больше всего на свете я боюсь потерять, Лен, тебя! Ты же для меня... Ну, сама знаешь: ты - моя Пирамида! Я тебя уже выстроил, выстроил! Живи в веках!..
- Да уж, - говорит Лена, - выстроил!..
- Ты - сгусток самой юной и совершеннейшей жизни во всей этой дряхлой Вселенной!..
- Да уж, говорит Лена, - сгусток...
- Ты, - говорю я, трясь щетиной о Ленину щёку, - мой Париж...
- Побрился бы...
- ...праздник, - говорю я, который всегда со мной.
- Как же, как же... Праздник!.. Всегда, всегда... Просто не представляю, как я буду без тебя жить.
- Так ты и не будешь, - твёрдо говорю я, - без меня.
- Мы умрём в один день, в один час?
Я улыбаюсь, ещё крепче обнимая Лену.
- Мы, - уверенно говорю я, - не умрём никогда! Non omnis moriar! (Не весь я умру, - лат.)
Теперь улыбается Лена.
- Ну, хорошо, хорошо, - соглашается она, - не весь! Дальше...
Она просто тянет меня за язык. Я понимаю: времени в обрез... Нам ещё повезло с погодой: мокрый снег, ветер, и я уже говорил - стынь жуткая! На улицу не то, что не высунешь нос - глазу больно смотреть.
А тут ещё и Тинино "у нас мало времени". Да знаю я, знаю! У всех теперь мало. Так мало, что и представить себе невозможно - его нет! Меня это радует? В каком-то смысле! С окончанием этого времени кончится и моя Пирамида. Да! Я вырвусь, вырвусь, наконец, из её клети! Я разорву её цепи... Я отгрызу себе даже лапу, чтобы обрести долгожданную свободу!..
Вот, - говорю я, - послушай ещё:
"Бог дал человеку свободу воли и никогда не отнимал её у него. Господь терпеливо ждёт, когда человеку надоест калечить себя грехами. Если мы видим разрушительность греха и обращаемся к Богу за помощью, Он с радостью исцеляет раны, которые мы наносим себе.
Но даже Бог не может нас спасти вопреки нашей воле...Только чистые способны построить что-то настоящее и стОящее. Чистые и крепкие в вере".
- Это ты к чему? - спрашивает Лена.
- Даже не знаю, - говорю я, - к свободе воли... Помнишь, у Шопенгауэра...
- Это у него?
- Это - Тинка... Ну, то письмо...
Лена кивает: ясно...
- И? - говорит она.
Нет смысла тратить остаток времени на иллюзии. Уже середина ноября, и жаль, что Жора ещё ждёт моего участия. Пора с ним кончать! Итак, где он там у нас зависелся? Ладно, так и быть: подробности его висения на кресте и затем сгорания и превращения в пепел, думаю я, никому не интересны. Как висит человек на кресте - об этом море фактов и слёз. Да взять хотя бы рапятие Христа! До мельчайших деталей! Интернет пестрит! А сколько научной литературы именитых учёных, сколько толков и уверений: только так, это факт непогрешимый... Что же касается запечённого Жоры, то и тут - рай!!! Жареный Жора или испеченный, или прикопчёный... Об этом - сотни тысяч рецепров из поваренных книг. Я не кощунствую: факт общеизвестный - тело, мясо, огонь, дым... пепел (если не досмотрел), пепел... пыль! Пф!.. А кто откажет себе в удовольствии сдуть эту Жорину пыль с лика Земли? Или смахнуть веником, влажной тряпицей... Взять, наконец, пылесосом. Пыль сама по себе требует собственного уничтожения. Мазохистка!..
А уж эти все... присосавшиеся будут дуть... Соловьи-разбойники!.. Я даже вижу надутых и Валерочку, и Ушкова, и... Дующие планарии!..
- И? - повторяет Лена.
- И-и, - говорю я, - видишь... смотри... Помнишь, я уже говорил, - нам пришлось расшифровать геном человека. Оказалось, что он содержит всего три миллиарда нуклеотидов, ну, этих самых кирпичиков, последовательность которых в ДНК и определяет всю пестроту человеков.
- Человеков?
- Конечно! Ведь в мире нет двух одинаковых людей.
- А мы с тобой? - спрашивает Лена.
- Ну, разве, что!.. И вот, - продолжаю я, - мы с головой бухнулись в эту пестроту... Знаешь, это было нечто такое... Ошеломляющее... Какой-то кошмар... Цугцванг полный! Настоящее чинквеченто!..
- Чинквеченто?
- Абсолютное! Наивысший расцвет мысли!
Лена слушает.
- ...так вот, - говорю я, - когда мысль моя расцвела, как бутон пиона, я нашёл ключ к Тининым текстам и сделал выборку всех ключевых слов и знаков. Их оказалось ровнёхонько столько же - три миллиарда! Ни знаком больше, ни меньше...
- Невероятно, - говорит Лена.
- Ничего подобного, - говорю я, - как раз наоборот! Вероятность того, что Тинины знаки - суть ключ от замка человеческого генома, невероятно правдоподобна! Вернее - точна с невероятной степенью вероятности... Какая изысканная филигранность! Просто божий замысел! Понимаешь меня?
Лена молчит.
- Ну как это тебе объяснить на пальцах...
- Я пойму, - кивает Лена, - ты пробуй...
Да я и сам толком, признаться не очень... Я ещё не понимаю, что делать с этой невероятной вероятностью, но твёрдо знаю: Тина - наш ключ к спасению! Она своими текстами говорит нам, куда следует устремлять наши стопы! Говорит простым русским языком... Да и любым нерусским!
Своими стихами, рифмой и порядком слов Тина подчинила себе всё человечество и, как Менделеев свои элементы, выстроила свою беспристрастную и совершенно непререкаемую иерархию ценностей...
- Что же такое этот самый ключ? - спрашивает Лена.
- Я же сказал: рифма! И порядок слов. Подбор и порядок. Ясно ведь, что в этом порядке солью является и порядок букв в словах. Понимаешь меня?
Лена слушает.
- Вот смотри, - говорю я, - берем, скажем, буковку "эс" и прилепляем к ней буковку, скажем, "те". Что у нас получается - "ст..."! Теперь можно из этого "ст" лепить всё, что угодно - "станция", "стакан", "сталактиты", "стена", "стерва", "стёб", "стимул", окрик "стой!", "стопаньки", "Стинг", "ступор", "стул"... Ой, да тут вариантов - пруд пруди! Скажем, - "стресс" или "стих", или просто "страх", жуткий страх, понимаешь? Уйма просто!
Лена смотрит, всем своим видом показывая полное непонимание.
- Ну, как же ты не понимаешь?! Всё так просто! Просто на тарелочке...
Лена пожимает плечами, мол, я-то тут при чём?
Я понимаю, всё дело во мне: надо быть проще, понятливее. Понятливее? Да сколько угодно!
- Итак, - говорю я, - "страх", да?
- Пусть, - говорит Лена, - пусть будет "страх", если тебе угодно.
- А вот и нет никакого страха, - говорю я, - смотри!..
Теперь пауза.
- Теперь не "е", не "ё", не "и", не "эр", и даже не "у"... Тина выбирает обыкновенное "а"! Простое, как правда! Правда?.. Смотри - "а"! Что у нас получается - "стаааааа-а-а-а-а...". Правильно? Ну теперь-то понятно - "ста"! "Лет до СТА расти нам без старости" - помнишь?
- Хм!..
- Так вот никаких не до "СТА", - говорю я, - а "СТА-НО-ВИТ-СЯ", - говорю я, руками помогая рождаться Тининым стихам большими буквами.
- Ах, - говорит Лена, - конечно.
- Именно! - говорю я.
Теперь мы оба киваем головами в знак согласия с нашим пониманием этого высокоштильного Тининого акта стихосложения.
Я цитирую:
...становится рядом и смотрит в его ключицу,
читает его по движению каждой жилки
и знает, что будет. И знает: когда случится
все то, что им шепчет папирус, им надо жить, как
двум кастам, идущим единой дорогой веры,
совпавшим друг с другом, как соль и прибрежный камень...
- Это же не её стихи, - говорит Лена, - ты говорил, что...
- Да неважно, чьи они, - говорю я, - Тинины, не Тинины... Ей нравятся...
- Тине?
- И мне и Тине, и, надеюсь, тебе тоже.
Лена кивает - нравятся.
- И теперь, - говорю я, - смотри что получается. Получается, что...
- Что?
- Вот и весь тебе ключ, - говорю я. - Теперь-то уяснила?
- Теперь-то!..
Теперь мы улыбаемся.
- Так вот всё дело вот именно в таком порядке буковок: "эс", "те", "а", "эн", "о"... Это ясно?
- Как день! - говорит Лена.
- Но здесь ещё вот какая изюминка.
- Клубничка! - говорит Лена.
- Нет, - говорю я, - изюминка, цимус!
Лена слушает.
- Рифма! Гомер! Накаты волн...
- Понимаю, - говорит Лена.
- Так вот, если все это... и набор буковок, и рифма, и смысл, и интонации, и Тинин голос и... накаты волн... Если всё это совместить, сгустить, сжать, сопрячь...
Вот ведь где Тинина sal atticum! (Аттическая соль, - лат.). Правда она никакая не аттическая, без всяких тонкостей и изысканностей... Соль как соль... Но - соль! Как "Вы - соль земли". Да-да, именно так: Вы, Тина - соль земли!
Лена кивает - да-да! Затем спрашивает:
- Тинин?
- Что "Тинин"? - спрашиваю я.
- Голос, - говорит Лена.
- Только! - говорю я. - Только Тинин! В том то и дело, что ничей другой, кроме Тининого. Только Тинкин! Ты слышала, как она поёт?
Лена мотает головой из стороны в сторону: э-а...
- Вот этот-то сгусток энергии, - говорю я, - и выстраивает в наших хромосомах такую последовательность этих самых нуклеотидов - составных частей ДНК - так их упорядочивает и структурирует, что эта биомасса, неудачно прозванная кем-то homo sapien,сом, и оЧеловечивает его, делает из ничтожного хомика Величественным Homo! Это как заклинаниями и песнопениями поднять многотонную глыбу на вершину пирамиды!
- Да, - говорит Лена.
- Да, - говорю я.
- Хуже атомной бомбы, - говорит она и поправляет себя, - крепче, сильней!
- Вооооооот...
- Понимаю, - говорит Лена.
- Это - как генные мутации, только наоборот. Не к упадку, уродствам и разложению, а к расцвету, совершенству и величию. Такова сила слова!
Я не только разъясняю Лене принцип действия Тининого оружия, я и сам уясняю - вот где силища сил!
- Это не какие-то там HARPы с их смерчами и цунамими...
- Цунамами, - говорит Лена. - Цунами.
Тепрь мы смеёмся, хохочем что есть силы и слёз!
- Да-да, ты это уже говорил: HARPы - просто детский лепет.
Мы просто ухохатываемся..
Я понимаю: это смех признания понимания Тининых рифм. И слов, и букв и буковок... И особенно - промежутков между буквами, паузами, которые тоже наполнены Тиной. Тининого оружия!.. "Глаголом жечь сердца людей"!.. Что может быть очистительнее этого Тининого огня?!
Ничего!..
А ведь вода и огонь - это очистительное оружие богов. И богинь!
"...совпавшим друг с другом как соль и прибрежный камень...".
Здесь соль: совпавшим!..