…После большого, на газетную полосу, интервью с председателем, которое поместили в сорок втором номере "Книжного обозрения", подписка на две дюжины книг Библиотеки "Русские приключения" и многотомный "Русский сыщик" значительно оживилась. Посыпались переводы со всех концов Державы, количество средств на банковском счете увеличивалось, но их было вовсе недостаточно, чтобы приобрести полиграфические материалы на первые пятьдесят тысяч "Русского сыщика" и семьдесят тысяч пятого тома "Современного русского детектива", его Станислав Гагарин решил все-таки выпускать, несмотря на разорение "Отечества", в которое повергла им с любовью и тщание выпестованное предприятие дьяволица Федотова и ее банда.
Книгу Феликса Чуева "Так говорил Каганович" наш сочинитель выпустил, не залезая даже в долги - выкрутился. Затем слетал в Сибирь и в Красноярске продал издательскую технологию на эту книгу, с помощью Воротникова пристроил собственный тираж к приличной и приятельской фирме с половинной предоплатой и полностью закинул б а б к и на сырье - закладывал базу на будущее.
Станислава Гагарина больше всего на свете удручало то обстоятельство, что сотрудникам его было абсолютно, как ему представлялось, до ф е н и держать в голове и сердце как складываются финансовые, типографские и литературные, понимаешь, дела фирмы.
Ну ладно литературные… Тут его никто заменить не мог, и здесь был относительный порядок, материала хватало лет на пять, наверное, не меньше. А вот как быть с финансами - никого это не к о л ы х а л о. Самое обидное - сидели на деньгах. В Товариществе сохранились десятки тысяч книг от старых тиражей, только почти никто не озаботился об их реализации.
Дима Королев родил идею: рассылать книги подписчикам "Русского детектива". Станислав Гагарин подкорректировал ее, довел до отдела распространения, кое-что сдвинулось, но так все медленно проходило, р у т и н н о, со скрипом, с постоянными подталкиваниями со стороны шефа. Противно ему было такое наблюдать, до тошноты противно. Не было, увы, в людях задора и огня, хотя и появился на горизонте призрак безработицы, и платил Станислав Гагарин людям не так уж и мало, и работа была в основном не бей лежачего, не переламывались сотрудники Товарищества Станислава Гагарина на работе, нет, не горбатились, чего уж там…
Раздражало и то, что никак не удавалось прижать х в о с т ы Федотовой и головорезам Павленко с Панковой. Последняя такой скандал учинила в Электростали, что директор типографии Король разъярился. Не будем, мол, работать ни с теми, ни с этими. Пришлось писателю мчаться туда, улещивать Степана Ивановича, выслушивать его незаслуженные упреки, сносить удары по самолюбию, подвергаться унижению…
А что делать?
Книги из разворованного экс-полковником Павленко склада в Звенигороде продавались по всей Москве, о чем постоянно докладывали Станиславу Гагарину, повергая его в стрессовое состояние.
А как он мог противостоять наглым преступным действиям беспредельщиков?
Написали заявление о сих фактах начальнику Одинцовского УВД Глушко, а тот возьми и поручи расследование… Емельянову. Да-да! Тому самому Юрию Семеновичу, который весною так ловко п о т р а ф и л Федотовой, не допустив к выигранному Станиславом Гагариным в арбитражном суде имуществу судебных исполнителей.
В довершение ко всему Павленко угнал со стоянки новую "Волгу", которая теперь, после того как Российский арбитраж лишил банду Федотовой правопреемства, принадлежала вновь возникшему объединению "Отечество" с председателем Гагариным во главе.
Закон был на стороне писателя, а вот добиться его исполнения Станислав Гагарин не мог, хотя и общался с представителями высших космических сил. Но в самом деле - не просить же ему Агасфера или товарища Сталина наказать Федотову?! Это равносильно тому, как гигантским космическим прессом давить вшей и гнид в обывательской одежонке.
Не сомасштабно, калибр не сопоставимый…
Конечно, если б бросил сочинитель дела, не готовил бы новые книги к изданию, не давал бы интервью, чтоб расширить подписку, не мотался бы к Королю - иначе выгонит из плана! - не сколачивал бы отовсюду б а б к и, дабы продолжался процесс, не сочинял бы рецензий на будущие книги - надо заранее возбуждать интерес, да и сей роман бросил бы писать, а навалился сам на преступников, их песенка давно была бы спета и сидели бы они, зэки-голубчики, в разных камерах.
Но Станислав Гагарин жил и работал для будущего, а прошлое хватало его за ноги, мешало двигаться вперед.
Как тут не проклясть еще раз Федотову и Павленко, Литинского и Панкову, других алчных отщепенцев и не пожелать им невероятных бед и несчастий, хотя бы на бумаге безжалостно расправиться с презренными существами.
Написав эти строки, Станислав Гагарин, взглянул на часы - без десяти минут два уже воскресного дня 29 ноября 1992 года, пора и обедать - вздохнул и подумал, что, видимо, не по-христиански он поступает, ежели и не помышляет о прощении, а токмо одержим местью без меры и не избудет эта месть, никогда не простит он мерзавкам и мерзавцам, кои останутся для него сосудами зла навсегда.
"Впрочем, я не христианин, - утешил себя Станислав Гагарин, - а те, кто поклонялись Яриле и Даждь-богу, умели мстить за поруганный Дом-Идею… И потому, я верю, что у меня будет возможность поговорить об этом с Иисусом. Великий Христос уважал людей крепких в вере. А месть - тоже вера".
Внимание Станислава Гагарина зацепилось за понятие Дом-Идея, которое возникло сейчас в его сознании, и о котором не возникало прежде никаких соображений.
Он подумал, что Идея "Отечества", которое он принялся выстраивать еще в Воениздате, замешанная на понятии большой с е м ь и единомышленников, и была тем духовным Домом, который он мечтал выстроить материально в течение жизни.
Материальный дом писателю построить так и не удалось. Может быть, когда-нибудь и удастся воздвигнуть ему некую сараюшку, но пока это так проблематично…
А вот Дом-Идею он принимался поднимать в небо уже несколько раз. Стены, по крайней мере, уже обозначались, порой ложились и стропила под крышу, потом все рушилось до фундамента, а из него, фундамента, и возникало вновь, потому как он, Станислав Гагарин, и есть фундамент, корень, если хотите, любого сооружения, военно-патриотичиского ли, литературного объединения или Товарищества Станислава Гагарина.
Основанием надо быть, этим, как его… б а з и с о м, а не облаком в штанах! Без разницы, в розовых или голубых…
В дверь позвонили.
Станислав Гагарин прервал бег паркеровского пера китайского происхождения по бумаге, прислушался. Не сразу вспомнил он, что в квартире находится один. Вера Васильевна поехала с Леной и Николаем в цирк, прихватив с собою старшего внука Льва.
Надо идти открывать… "Кого еще принесла нелегкая", - негостеприимно проворчал сочинитель, раздосадованный тем, что его оторвали от работы над романом "Вечный Жид".
За дверью стоял Эльхан Байрамов, молодой друг писателя, который ведал в Товариществе отделом информации.
- Заходи, Алик… Что-нибудь стряслось? - приветствовал гостя Станислав Гагарин, с тоскою прикинув, что сегодня за письменный стол он вряд ли сядет.
- Проходи на кухню, чай будем пить, а я в кабинете сигареты возьму, - продолжал хозяин, отмахнувшись от слабо запротестовавшего вдруг Эльхана: я, дескать, на минутку, не хлопочите с чаем.
В кабинете сочинитель подержал в руке полуисписанный листок, шел он под номером сто шестьдесят первым, со вздохом положил на стопку ожидавшей его бумаги, достал из ящика письменного стола сигареты с ментолом "Belair" - подарок зятя - и вернулся в кухню.
Эльхана Байрамова там не было.
VII
Цветочный базар у Белорусского вокзала был заполонен товаром, но цены к у с а л и с ь, продавцы стойко держали планку, монопольно уходили под высший уровень, предоставляя покупателям небогатый выбор альтернатив: да - нет. Либо ты облегчаешь кошелек на э н н у ю сумму, равную трехдневному, а то и больше, заработку, либо заработок остается с тобой, но и цветы, которыми мечтал порадовать любимую женщину или родного человека, пребывают у владельца кепки-аэродрома.
Закон свободного, мать его ети, рынка, фули тут поделаешь…
Станислав Гагарин и без цветов бы обошелся, но Вера Васильевна, зная что муж собирается в Москву, просила купить цветы - ладились к Воротниковым на день рождения главы семейства.
- Нужны генералу КГБ твои гвоздики или там розы, - ворчал сочинитель, который страсть как не любил ходить по базарам да еще и торговаться с южным народом.
Но пообещал заехать на Грузинский вал, если случится оказия проезжать мимоходом.
В тот день и оказия случилась, и м и м о х о д образовался… Остановил сочинитель автомобиль на обочине и сунулся в цветочные ряды.
Торговаться Станислав Гагарин умел, но больше для лицедейства, для игры старался, выгода шла у него на последнем месте, в балагурстве душу отвести, посостязаться в базарном красноречии - дело другое…
Партнер по рыночной дуэли попался Станиславу Гагарину не по южному к в е л ы й. Отвечал односложным "нэт", иной раз молча покачивал головой, не соглашался. Как заломил несусветную цену за гвоздички, так и стоял на ней. То ли базарный кремень-мужчина, то ли мафиозных земляков боялся.
Поначалу Станислав Гагарин собирался тринадцать цветочков-рублесосов купить, надеялся, что торговец в аэродромной кепке цену сбавит. Наткнувшись на железное упорство, сочинитель ограничился семью цветками, цветик, мол, семицветик, пришла на ум детская реминисценция, хватит Валерию и семи знаков внимания, тем более, что можно по поводу Седьмого Съезда сострить.
- Возьму семь гвоздик, - сказал Станислав Гагарин и полез в задний карман брюк за кошельком.
- Тринадцать лучше смотрятся, - сказали у него за спиной. - Бери, дорогой, весь букет. Карим Бахтияр оглы дарит тебе эти цветы…
Писатель повернулся.
Позади стоял тридцатилетний мужчина южного обличья, упакованный в джинсовую спецодежду с копной вьющихся волос на голове, с залетевшими в волосы и не тающими там снежинками.
Кивком головы он поздоровался с Папой Стивом, которому смутно напомнил Агасфера, вроде как брательник Вечного Жида, затем устремил взгляд больших оливковых глаз на торговца цветами.
- Ну что же ты, Каримчик? Подай дяде Славе цветы. Ведь ты же давно решил подарить их ему…
- Да-да, - зачастил, засуетился Карим Бахтияр оглы и принялся трясущимися руками заворачивать чертову дюжину гвоздик в прозрачную пленку. - Прими, дорогой, в подарок, для тебя и твоей красавицы-подруги…
- Для хорошего друга, - уточнил незнакомец с оливковыми глазами, принимая цветы и передавая их, мягко говоря, удивленному Станиславу Гагарину. - Берите-берите, партайгеноссе… И отойдемте подальше. Как и Христос, я не люблю мест, в которых чем-либо торгуют…
Незнакомец вздохнул.
- Бесконечное количество раз говоришь барыгам всех времен и народов о честности, благородстве, искренности в поступках… И как в стенку горох! Хоть кол на голове теши…
А ведь ложь и обман сродни торговле. Потому и надо о ч и щ а т ь торговлю милостыней, добрым поступком. Надо отдавать сколько-нибудь на дела милосердия, как бы в искупление за неизбежные, видимо - слаб человек! - торговые грехи. Воистину: Бога гневит обман, а милостыня смягчает Его Гнев.
Не правда ли, русский брат мой?
Заинтригованный разыгравшейся сценой и некоей таинственностью, коей так и веяло от неизвестного доброхота, Станислав Гагарин, увлекаемый незнакомцем, который взял его за локоть, двинулся вместе с ним к станции метро Белорусская-Кольцевая.
На углу они остановились.
- Судя по всему, вы меня знаете, - проговорил писатель. - А я вот…
- Меня зовут Магомет, - просто сказал незнакомец.
- Мы не встречались с вами в Дагестане? - спросил сочинитель. - Там я дружу со многими. Как-никак, а почетный гражданин. И знакомцев по имени Магомет хватает. Однажды я ехал из Махачкалы в аул Телетль с названным братом Мирзой Мирзоевым. У встречных мужчин я спрашивал, как их зовут. За несколько часов дороги до Телетля мне встретилось тридцать три Магомета.
- Согласен, - сказал новый знакомый писателя, - весьма распространенное в мусульманском мире имя. Чего не скажешь о христианстве. Я знаю только одного человека по имени Христос. Самого Иисуса…
Внезапная догадка осветила сознание писателя.
- Позвольте, - спросил уже отвыкший чему-либо удивляться Станислав Гагарин. - Так вы, может быть, и есть…
- Да, - просто сказал человек в джинсовой куртке и с непокрытой головой, на которой не таяли редкие снежинки. - Вы угадали. Я и есть тот самый Магомет.
Юрий Кириллов
КУМИРЫ ПАДАЮТ В ЦЕНЕ
Станиславу Гагарину
Не сотвори себе кумира -
Кумиры падают в цене;
В их адрес -
Мат вдоль стен сортира,
От них -
Бикфордов шнур к войне.
Кумиры -
Свора демагогов,
Не признающих истый труд,
Где каждый стал вдруг недотрогой,
Хоть весь багаж -
Словесный блуд.
Кумиры -
Божества для слабых,
Наставники,
Поводыри…
Но мир силен
Безумством храбрых,
И слава им,
Черт подери!
АКАДЕМИЯ ДЛЯ ТЕРРОРИСТА
Звено четвертое
I
СТАЛИН В СМУТНОМ ВРЕМЕНИ
Фантастический роман-детектив Станислава Гагарина о явлении Вождя народу
Явление, подобное тому, что случилось в российской книгопечатной фирме "Товарищество Станислава Гагарина", в мировой литературе и международной практике не имело места.
Товарищество выпустило в свет уникальный и сногсшибательный по форме и содержанию фантастический роман-детектив "Вторжение". О том, как в наши дни возник вдруг из небытия товарищ Сталин, стакнулся с писателем и издателем, большим мастером книжного маркетинга Станиславом Гагариным, и вдвоем они окунулись в такие приключения, дают такого ш о р о х а, что у читателей волосы встают дыбом, а взъерошенный обыватель не спит по ночам, проглатывая обалденный и офуенный роман страницу за страницей.
- Станислав Семенович, - сказал неадекватному выдумщику, талантливому русскому сочинителю наш корреспондент, - вы не роман, а какой-то наркотик придумали… Верите: думал, что меня ничем нельзя уже удивить, а тут принялся читать роман в пятницу вечером и только к понедельнику оторвался от "Вторжения" - побежал в редакцию, чтоб позвонить вам и условиться об этой встрече. Как вы дошли до подобной темы, как рискнули поставить собственное имя рядом с Вождем всех времен и народов?
- Идея романа пришла ко мне, когда отсыпался в Голицынском Доме творчества после выборов в народные депутаты России.
- Вы их проиграли?
- Во втором круге и с минимальным недобором. Если бы не компания разнузданной клеветы, которую развязали тогдашние Одинцовский горком и горсовет, стремясь провести с о б с т в е н н о г о кандидата, то бабушка могла бы распорядиться надвое.
- Нет худа без добра. Стань вы депутатом - не было бы замечательного художественного произведения.
- Возможно. Но тогда у меня была бы возможность бороться за пост Президента России, что я, впрочем, и собирался сделать в случае победы на выборах. Что же до Сталина… Я уже попытался к р у п н о показать его в романе "Мясной Бор", посвященном трагедии Второй ударной армии в тот период, когда ею короткое время командовал генерал Власов.
- Там Сталин у вас вовсе другой…
- Верно. Отношение к Сталину у меня менялось. От юношески-восторженного, он умер, когда мне было уже восемнадцать, и я плакал в тот день, до изумленно-критического после Двадцатого съезда КПСС. Затем возникло философско-реалистическое, в момент написания "Мясного Бора", и, наконец, забытованно-родственное, когда я на близком, вплоть до кухонного и боевого уровней откровенно житейски общался с Отцом народов.
- И даже перевоплощались в него…
- Превращений, фантастических метаморфоз в романе предостаточно. Мне пришлось побывать в обличьях тираннозавра эпохи мезозоя и муравья-солдата, вождя первобытного племени и комбата морской пехоты, быть заложником мафиози и ликвидатором научного центра л о м е х у з о в, где эти агенты влияния космических Конструкторов Зла замещают личности, в т о р г а ю т с я в сознание соотечественников.
Любовь в романе идет рука об руку со смертью, так оно всегда и бывает, особенно в Смутное Время, где год засчитывается за три, как на фронте.
- Наряду с фантастикой у вас много современной политики, вы пишете также о собственной издательской практике и предателях, которые обнаружились среди ваших якобы соратников.
- Предательство - главная примета гнусного постперестроечного периода. Роман "Вторжение" посвящен и этому. Товарищ Сталин, который наделен сверхмогучими, космическими возможностями, помогает мне р а з о б р а т ь с я с теми подонками, которые разрушили первое "Отечество", созданное мною при Воениздате.
- А история путча, организованного полковничихой Федотовой в литфондовском "Отечестве", вошла в роман?
- Нет, эта история о том, как у к р а л и "Отечество", рассматривается в следующем романе, он уже на выходе и называется "Вечный Жид".
- Мне доводилось слышать, и сейчас я внутренне ежусь от этого, что многие из тех нехороших людей, о которых вы написали в романе "Вторжение" и "Вечный Жид", в реальной жизни плохо кончают. Вернее, уже к о н ч и л и…
Видимо, есть смысл вас побаиваться, Станислав Семенович, и оставаться вашим другом.
- Да, кое-кто из тех, кого заклеймил в романах, по разным причинам покинул этот мир или претерпел различные несчастья. Возможно, это просто случайность, совпадение. Но возможно, что проклиная предателей на бумаге, я развязываю зловещую энергию, пробуждаю космические силы, которые целенаправленно карают изменников Нашего Дела. Видимо, за меня заступаются также и мне помогают п р и ш е л ь ц ы. Ведь и товарищ Сталин, и Вечный Жид, Агасфер работают на Земле как представители Зодчих Мира, другими словами, галактических богов, да и сами этими божествами являются.
Не вижу для того же товарища Сталина особых затруднений, чтобы отправить на тот свет десяток-другой тех, кто покушался разрушить Идею.
Разумеется, наше Товарищество преследует грабителей и как уголовных преступников, прибегая к помощи правоохранительных органов.
Надеюсь, следователи прокуратуры и арбитражные судьи удачно дополняют деятельность наших з о м б и, мистических заступников Святого Дела.
- Н-да, жутковато… Как я понимаю, собственным творчеством вы создаете особое к а р а ю щ е е поле. Но вернемся к роману "Вторжение". Вождь всех времен и народов у вас удивительно родной и близкий. Замечательный человек, одним словом. Вы на самом деле считаете товарища Сталина таковым?
- Того, кто целый год делил со мною хлеб и соль, щепоть чайной заварки и автоматные патроны к к а л а ш н и к у, именно таковым и считаю. Да вы перечитайте роман еще раз! Разве вам лично не понравился м о й Сталин?
- Еще как понравился! Это меня и тревожит… Миллионы людей, а я верю, что роман разойдется миллионным тиражом, прочтут с упоением роман "Вторжение" и… полюбят товарища Сталина! Что же тогда будет?