Отсюда, с Ильинского холма, открывался самый лучший вид на любимую Санькину долину. Яхрома полускрытой прибрежными зарослями узкой лентой вилась по широкой пойменной луговине. Перетекая один в другой, вставали по бортам долины крутобокие моренные холмы, заросшие старым смешанным лесом. Широко раскрываясь небу, долина уходила далеко на восток, к истокам реки. Санька постоял на холме, с удовольствием озирая открывавшиеся отсюда красоты, выкурил сигарету и начал спускаться.
Впервые он попал на Яхрому еще будучи школьником, на первую свою полевую практику ГеоШколы МГУ: универовский народ облюбовал эти места чуть ли не в середине прошлого века. Долина удивила и сразу пленила его, как и многих других, – так сильно отличалась она от остальной Средней России. Ручьи здесь звенели по россыпям гальки и заросшим мхом валунам, сама Яхрома местами больше напоминала стремительную горную речку с обилием каменных перекатов, холмы вздымались над долиной на десятки метров, то обрываясь к воде отвесными песчаными стенами, то разливаясь широкими пологими склонами, заросшими зеленой травой.
Санька спустился с холма и, вдыхая сладкий и терпкий запах разогретых на солнце трав, пересек широкую пойму у его подножия. Дальше тропинка уходила в лес, вернее, сам лес спускался с холмов и подходил вплотную к берегу Яхромы, так что идущей вдоль берега тропе не оставалось ничего иного, как нырнуть под разлапистые ветви старых дубов и лип. И Санька с удовольствием скользнул в зеленый полумрак леса вместе с ней.
Перебравшись спустя полчаса через Дементьевский ручей (на картах он значился рекой Талицей), Санька выбрался на Красную поляну – миниатюрное "плоскогорье" над Яхромой, излюбленное туристами, бардами всех мастей и прочим подобным народом. Глянув мимоходом на росшую здесь с незапамятных времен огромную сосну с семью вершинами ("Жива, старушка!"), Санька отправился дальше вдоль реки.
В самом начале века места вокруг Красной поляны начали вдруг стихийно застраиваться тогдашними скоробогачами, привлеченными красотами природы и близостью престижных курортов. Однако в скором времени энтузиастам-ученым удалось доказать ландшафтную и биологическую уникальность этих мест, и разбазаривание долины быстро прикрыли, а уже изуродованные участки по возможности рекультивировали. Немалую роль в этом сыграло и археологическое богатство долины. Сейчас, проходя мимо рассыпанных по лесной поляне славянских курганных могильников XII века, Санька посмеялся про себя, вспомнив давнишнюю историю про школьников, по незнанию вставших на этой полянке лагерем и получивших, по слухам, весьма веселую ночку с аттракционами из серии "у меня за палаткой кто-то ходит и сопит" и "в темноте было что-то ужасное".
Здесь был хороший спуск к реке, и Санька не преминул им воспользоваться, дабы искупаться. Ледяная даже в самую большую жару вода Яхромы не только отлично освежила, но и подняла настроение – хотя, казалось бы, куда уж больше. Выбравшись из воды, он уселся на рюкзак и закурил, раздумывая, где бы встать лагерем.
Прямо перед ним на противоположном берегу возвышался огромный даже для этих мест массив Баран-Горы – большого заросшего лесом холма с обрывистыми склонами и плоской вершиной, на которой в Средневековье стоял богатый город Вышгород-Яхромский. Над макушками деревьев уже собирались полуденные тучки, обещая чуть позже толику тени. Санька почесал в затылке, взбросил рюкзак прямо на голые плечи и полез в воду искать брод.
До вечера он успел несколько раз искупаться, приготовить и съесть обед, вдоволь нагуляться по сосновому бору у подножия Баран-горы и сделать еще массу других приятных вещей, к которым располагает свободное время и пребывание в лесу. А к вечеру жара таки разразилась грозой.
Начало грозы Санька наблюдал из палатки, сидя возле ее распахнутого входа, защищенного длинным козырьком тента. Уже смеркалось. И было темнее, чем обычно, потому что небо сплошь заволокло тяжелыми тучами. Ливень стегал землю какими-то рваными полотнищами, удары тяжелых капель выбивали барабанную дробь из крыши палатки и большие пузыри из лужи, мгновенно скопившейся неподалеку от входа. Санька смотрел, как молнии били то в вершину Горы, и тогда все вокруг заливал на мгновение синий свет, резко очерчивая контуры деревьев, и грохотал гром, то в холмы где-то у самого горизонта, и тогда Санька видел только яркие зарницы, плескавшие то с одной, то с другой стороны. Потом гроза кончилась, оставив после себя лишь неспешный дождик. Санька забрался внутрь палатки, зажег фонарь и, расположившись на спальнике, стал листать книжку, вслушиваясь в дождевую тишину леса, особенно вкусную после громовых раскатов.
К ночи дождь совсем закончился, и он выбрался из палатки, думая согреть чаю. Тучи быстро расходились, открывая ясное небо с первыми звездами. Потом в разрывах туч показалась огромная полная луна, очень выпуклая и желтоватая. Тотчас все стало предельно контрастным. Лунный свет облил деревья, траву, палатку; каждый лист показался на фоне бархатной тьмы выкованным из тонкого серебра.
Санька поднял глаза – перед ним, меньше чем в полукилометре, не столько виднелась, сколько угадывалась громада Баран-горы, чернеющая на фоне темного неба. Было хорошо видно, как по соседним холмам бежит граница тьмы и лунного серебра, следуя за уходящими куда-то на запад тучами. И наконец свет луны коснулся восточного, более пологого склона Горы.
Вот тут-то и начались по-настоящему приключения Александра Самохина, двадцати трех лет от роду, в просторечии все еще именуемого бывшими однокурсниками попросту Санькой.
3
Тучи быстро отступали, и лунный свет постепенно заливал Гору, проявляя ее из тьмы. Санька не отрываясь смотрел на ее обращенный к реке и к могильникам за рекою склон. Что-то тревожное почудилось ему в этом победном шествии лунного света, но не успел он как следует задуматься о своих ощущениях, как словно волна теплого колышущегося воздуха прошла между ним и Горой. И…
И Санька увидел, что Гора изменилась. Ему показалось, что это произошло очень медленно, но никаких "промежуточных фаз" этого превращения он не заметил. Просто на северном склоне Горы появилась Лестница.
Белого камня, шириной метра три, она поднималась прямо из прибрежных зарослей, круто уходя вверх, к плоской вершине Горы, а казалось – прямо к звездам черного предлетнего неба.
Санька выдохнул. Потом – на всякий случай – протер глаза: во всех приключенческих книжках так делали главные герои, увидев нечто невозможное. Потом как-то вдруг до него дошло, что то, что он видит, действительно невозможно.
Отбросив к борту палатки армейский котелок, который держал в руках, он кинулся к Горе. Это было не так уж сложно даже по ночному времени: с севера Гору огибала широкая тропа, идущая прямо у подножия склона, и Санькина палатка стояла как раз между продолжением этой тропы и рекой. Да и луна светила вовсю; пятна ее света то тут, то там лежали меж мощных сосновых стволов.
Санька остановился, только когда справа между деревьями мелькнуло яркое пятно. Мгновение постояв, он свернул с тропы и, продравшись через полосу леса, отделявшего ее от подножия Горы, вышел на свет.
Это действительно была Лестница. Широкая, с бесчисленными ступенями в шаг человека, она, казалось, светилась под луной собственным светом. Лестница начиналась прямо из высокой, еще мокрой после дождя травы, уходила вверх и где-то там терялась. Отсюда, снизу, ее окончания не было видно.
Санька подошел ближе, тронул ступень Лестницы рукой и ощутил под пальцами холодный и влажный камень. Осторожно поставил на первую ступень ногу, нажал. Длинная ступень шириной в шаг не шелохнулась. "Ой, что это я делаю?!" – подумал он, уже перенося на ногу весь свой вес. Ничего не изменилось. Тогда Санька встал на нее второй ногой…
Закружилась на мгновение голова, наверное, просто от волнения. Он сделал шаг, наступив на вторую ступень. Лестница стояла неколебимо. Она была совершенно вещественна – Санька видел мелкие трещинки в ступенях, забитые темной мокрой землей. Еще шаг, и он уже поднялся выше травы. Снова бросив взгляд наверх, туда, где Лестница уходила в звездное небо, Санька зашагал, а потом почти побежал по лунно-белым ступеням вверх.
Когда он был уже почти у вершины, вокруг неожиданно потемнело. Остановившись и тяжело дыша, он оглянулся. Долина лежала глубоко внизу, и она была прекрасна, но половину ее заливала тьма. Санька посмотрел на небо – небо вновь заволакивало тучами, поглощавшими звезды и подбиравшимися уже к самой луне. Ему снова стало остро тревожно, и в тот же миг Лестницу и его самого накрыла тьма – тучи закрыли луну.
Пространство вокруг словно мигнуло, и Санька мигнул вместе с ним, а когда открыл глаза, то понял, что никакой Лестницы уже нет. И тут же рухнул и покатился по склону, не различая, где земля, а где небо. Он дважды больно ударился о тяжелые выпуклые корни деревьев, а потом в его голове гулко отозвался удар обо что-то звонкое – наверное, об камень, – вспыхнула на мгновение боль и сразу же исчезла.
* * *
Когда Санька открыл глаза, вокруг было светло и пахло какой-то химией и немного табачным дымом. Потом он сообразил, что химией пахнет от него самого, вернее, от повязки, которой была стянута голова.
– Крепко приложился, – пробормотал где-то совсем рядом мужской голос. Видимо, это было окончание фразы, начало которой Санька пропустил.
– Ммм… – нечаянно сказал он, морщась. Голова болела изрядно.
Тотчас над ним возникло широкое добродушное лицо с двухдневной щетиной и с улыбчивыми глазами, спрятавшимися под очками в тонкой оправе.
– Ага, очнулся наш пострадавший! – сказало лицо давешним голосом.
Санька подтянул ноги и оперся на локти, собираясь сесть, но рядом с мужским лицом возникло новое, девичье, и, немедля сделав круглые испуганные глаза, тоже заговорило:
– Что вы, что вы! Лежите, лежите, пожалуйста!
Санька внял призыву и расслабился, но все же повернул голову и огляделся.
Это была совсем небольшая комнатка, с одним окошком, занавешенным белым с голубенькими цветочками полотном, со столом, стоящим у этого окна, и с еще одной кроватью, располагавшейся напротив той, где сейчас лежал он. Лица, которые Санька увидел, принадлежали полноватому мужчине лет тридцати пяти (он чуть улыбался и щурился, словно очки были для него слабоваты) и симпатичной девушке студенческого возраста в джинсах и ковбойке, с короткой косой, упавшей на плечо. А где-то у дверей маячил парень, наверное, ровесник девушки. Он переминался с ноги на ногу, пытаясь заглянуть за спины склонившихся над Санькой девушки и мужчины, но отчего-то не решался подойти ближе.
– Вам хорошо? – спросила девушка. И вопрос, конечно, был глупый.
– Очень, – сказал Санька. Получилось хрипло, как у умирающего киногероя.
– Что, очень плохо? Сильно болит? – сразу встревожилась девица.
– Да нет, все в порядке.
– Хорошо, – сказал мужчина в очках. – Дима, сбегай, пожалуйста, за Славой, скажи, что наш пострадавший очнулся. – Последние слова явно относились к маячившему у дверей парню, поскольку тот немедленно испарился.
– Тошнит вас? – снова спросила девушка.
– Нет.
– Ну, может, подташнивает?
– Да нет же. Все нормально, правда.
– Тогда обошлось без сотрясения, – она облегченно вздохнула.
– А я… где? – спросил Санька.
– На нашей станции, – ответил мужчина, – на научной станции. Да вы не волнуйтесь, пожалуйста, ничего страшного не случилось.
Тут дверь открылась, и в комнату вошел еще один человек. Лет на пять старше Саньки, в джинсах и в белой рубашке, с коротко и очень аккуратно подстриженной бородкой, он был весь какой-то очень собранный и тем похожий на боевого офицера. Очевидно, это и был Слава. Следом за ним в комнату втиснулся и уже знакомый нерешительный юноша.
– Ну, здравствуйте, пострадавший, – Слава улыбнулся, и военные ассоциации сразу пропали. Зато сразу стало понятно, что он здесь старший.
– Здравствуйте, – сказал Санька. – Можно, я все-таки сяду? Меня не тошнит.
– Ну, давайте, давайте, – согласился мужчина в очках. – Только потихонечку, а я вот еще подушку вам подложу.
Санька толкнулся ногами и сел, привалившись к спинке кровати. Мужчина в очках, добродушно улыбаясь и продолжая щуриться, подложил ему под спину подушку. Голова немного закружилась, но не сильно.
– Вы все-таки скажите мне, что случилось.
– Вы упали, – ответил Слава. – Вы упали на склоне и прилично расшиблись; видимо, ударились головой о валун. Их здесь у нас много. По счастью, ваше падение видели Дима с Леночкой, наши лаборанты. Они вас нашли и перетащили сюда, на станцию. Вот и все.
– А… Лестница?
Тут Леночка (а это явно была она) и мужчина в очках дружно посмотрели на Славу. Мужчина кашлянул – как-то виновато.
– Мы же говорили, Слава… – тихо сказала девушка.
– А Лестница была? – снова спросил Санька.
– Была, судя по всему, – как бы нехотя ответил Слава. – Только сейчас мы с вами об этом говорить не будем. Об этом, если захотите, мы с вами будем говорить завтра утром, когда вы отлежитесь и немного придете в себя. Есть там у вас сотрясение или нет, но приложились вы крепко. Сейчас я вам вколю снотворного с болеутоляющим, и вы чудесно поспите, не мучая себя ни лестницами, ни головной болью. А утром поговорим.
– И не спорьте, не спорьте, пожалуйста! – сказал мужчина в очках. – Правда же, так будет лучше.
Санька понял, что он действительно совсем не против того, чтобы хорошенько поспать – без мыслей и без боли.
4
Утро выдалось солнечное, свежее и совсем не жаркое: видимо, погода выдохлась на вчерашней грозе и сегодня отдыхала. Проснувшись, Санька первым делом ощупал голову. Повязка была на месте; где-то в затылке еще пульсировала боль, но совсем не сильная. Санька поднялся и отправился искать потребные поутру каждому человеку удобства.
Оказалось, что дверь, у которой вчера топтался нерешительный юноша Дима, через совсем маленькую прихожую с вешалками для верхней одежды ведет непосредственно на улицу. Улицей же оказалась окруженная старыми соснами небольшая поляна. Одноэтажный деревянный дом, из которого вышел Санька, стоял на самом ее краю, и имелись в нем еще две закрытые двери, за которыми скрывались, вероятно, такие же комнаты, как та, которую он только что покинул. Напротив, на другом краю поляны, стоял еще один дом, тоже одноэтажный, но из пенобетонных блоков, а вот слева, почти исчезнувшее в зарослях орешника, уютно разместилось открытое кирпичное сооружение – похоже, летняя кухня. Полная стена у нее была только одна, и ко внешней стороне этой стены был привинчен умывальник, а дальше, в самой глубине кустов, виднелся голубой кубик биотуалета.
Как раз когда Санька вернулся на "площадь" (так он назвал про себя заросшее травой пространство между двумя домами), из дверей каменного дома вышел давешний полноватый мужчина в очках.
– Ага! – улыбнулся он. – Проснулись? Отлично. Пойдемте, я вас чайком напою. А сейчас и Слава придет.
– Доброе утро, – сказал Санька.
– Доброе, – закивал мужчина. – Меня Евгений зовут. Женя.
– Саня.
– Ну, пойдемте, Саня, чай пить, – и он потащил Саньку на открытую кухню.
Слава действительно появился минут через пять – Санька как раз успел выпить кружку вкусного черного чая и отказывался от второй.
– А-а, – сказал Слава, – пострадавший проснулся. С добрым утром. Будете завтракать или сразу поговорим?
– Здравствуйте, – Санька поднялся из-за стола. – Давайте лучше сразу поговорим. А то я как-то ничего не понимаю.
– Отлично. Тогда прогуляемся, если вы не против.
По натоптанной тропе они углубились в лес. Пробивавшееся сквозь кроны солнце ровно светило слева, и Санька сообразил, что они идут куда-то на северо-восток, а потом начал узнавать места. Похоже, они были где-то за Баран-горой, с ее тыльной южной стороны.
– Ориентируетесь? – спросил Слава, внимательно наблюдавший за ним.
– Думаю, да. Пара километров к юг-юго-востоку от слияния Яхромы и Комарихи. Где-то справа и впереди должна быть Баран-гора.
– Верно, – он помолчал. – Меня зовут Слава, а вас, как я слышал из вашего разговора с Жень Женичем, Александр.
– Можно просто Саня.
– Хорошо. Ну что же, Саня, спрашивайте.
Санька подумал и задал почему-то далеко не самый важный вопрос:
– Послушайте, Слава, мы ведь сейчас достаточно далеко от того места, где я… э… упал. Если ваши ребята тащили меня на себе, это должно было занять полчаса, не меньше.
– Где-то так, – кивнул Слава. – И еще минут двадцать вы валялись у нас на станции, пока не пришли в себя.
– Получается почти целый час. Вы думаете, я час был без сознания только из-за того, что стукнулся башкой о камень?
– Думаю, не только.
Санька снова задумался.
– Ну, черт с ней, с головой. Слава, вчера ночью я видел широкую белую лестницу, она шла от реки на вершину Горы. И… не только видел. Я ее трогал. И я по ней поднимался. А потом она исчезла. Тогда-то я и упал.
– Лестница исчезла, когда ушла луна?
– Да. А… эта лестница, она была на самом деле?
– Ну, вы же сами говорите, что видели ее. И даже трогали.
– И это не было… галлюцинацией?
– Саня, вам очень повезло, что наши влюбленные лаборанты отправились в этот вечер погулять под луной, оставив всю будничную работу с приборами на нас с Жень Женичем. К слову, по этому поводу я даже не сделал им выговор. Они тоже увидели лестницу и побежали к ней, но у них хватило ума не пытаться по ней подняться. Они видели и вас: лестница была прекрасно освещена луной.
– Тогда что это было? И если вы так спокойно об этом говорите, значит, эта лестница как-то связана с вашей работой?
– Отчасти, – с явной неохотой сказал Слава. – Эта лестница была здесь задолго до нас и пребудет до тех пор, пока стоит Баран-гора. А может, и дольше, черт ее знает. Наши эксперименты лишь… хм-м… Скажем так, при определенных условиях наши эксперименты, похоже, становятся своеобразным катализатором этого… процесса.
– Ничего не понял, – жалобно сказал Санька.
Слава вздохнул.
– Знаете, Саня, давайте, я вам расскажу все по порядку. Подробностей не обещаю, но…
– Конечно, – быстро согласился Санька.