- При чем тут бунт, - оробел Модест. - Просто надо понять причину…
- Вам это не понять по малости чина. А те, кто может понять, думают.
- Ну-ну, - Модест пытался казаться непокоренным.
- "Ну-ну" оставьте для своих домашних, - сказал Юз, окончательно подавляя строптивца, и ловким движением изловил пасущуюся на столе Модеста муху. - А вообще-то, ребятки, не расслабляться. Сдадим отчет до двадцать пятого, получите еще и из директорского фонда. Четко?!
- Четко, - нестройно ответили сотрудники.
- Товарищ Юз, - в дверях показалась машинистка, похожая на молодую репочку, - мне бы ленту поменять, и копирка кончается.
Мужская часть отдела подняла глаза от бумаг.
- Душа моя, Маечка, - Юз поднес кулак с мухой к ушной раковине. - Канцтовары выдаются по двадцать пятым числам каждого месяца, и пора бы это знать.
- Я на складе, договорилась. Если вы требование подпишете…
- Я не подпишу, - ласково сказал Юз, не меняя позы, но обращаясь уже ко всем. - Должен быть порядок, в конце концов. И если вы знаете, что ленту выдают двадцать пятого, то извольте тянуть до двадцать пятого, и копировальную бумагу поаккуратней использовать, и хатху-йогу в рабочее время не перепечатывать! Все. Жду вас двадцать пятого.
Юз оглядел свою притихшую команду. Он знал, что даже эта позорная принципиальность будет оценена в курилке со знаком "плюс". В конце концов он имеет право и на несимпатичные чудачества. К тому же настроение у него было дрянное. Несколько дней назад, дрожа от нетерпения, он принес домой мини-магнитофон и пытался прослушать пленку, но не услышал ничего, кроме шума льющейся воды, да каких-то никчемных звуков вроде захлопывающейся двери или работающей кофемолки. Один раз ему почудились голоса, но звучали они глухо, как из-под перины. "Значит, на кухне она только меня принимала, - грустно констатировал Юз. - Подруженьку в комнату приглашает". Но и эта незаконная, словно уворованная возможность незримо присутствовать в квартире Марии волновала Юза. Однако, понимая, что никогда ему там не бывать больше законным путем, он нервничал, а нервничая, капризничал. "Да, не забыть эти дурацкие деньги вернуть. Хоть премию пусть ей выпишут, что ли. Только зря марался".
- Юз, зайди на минутку, - прохрипело в селекторе.
Юз бросил небрежный взгляд на подчиненных: он был единственным, кому директор говорил "ты" и кого вот так, по-свойски, зазывал к себе в кабинет. Остальным через секретаршу назначалось время.
- Ты что это, сатана старый, - приветствовал его директор, - девочку забижаешь? В лобешник захотел?
- Ого, уже нафискалила? - нехотя поддержал директорский тон Юз.
- Ты нашу Маечку не забижай, - настаивал директор, весело глядя на подчиненного.
- Ого, старый хек, - деланно обрадовался тот. - Можно поздравить?
- Ага. Маечку.
Юз сдержанно хихикнул. Директор сам предложил этот тон, но особенно наглеть не стоило.
- Садись.
Юз уселся в приятно прохладное кресло.
- Что с кабелем передачи сочувствия думаешь делать?
Юз заерзал, усаживаясь поудобней.
- Как вы правильно отметили - думаю делать.
- Юрий Павлович, есть такая клоунская группа "Жутки в сторону".
- Намек понял, - Юз выпрямился в кресле. - Напрасно вы так со мной, Борис Иванович. Я уж, кажется…
- Я спросил про кабель, - директор порылся в кармане, достал "долгоиграющую" конфетку, развернул и бросил за щеку.
Юз молчал.
- Ну?!
- Слушай, Борис, - Юз встал из кресла. - Только не надо делать из меня дурака. Мы все это затевали вместе, и не притворяйся, пожалуйста, что не понимаешь…
- Что-о?! - директор выплюнул конфетку в пепельницу.
- В случае чего тебе не удастся отмазаться. Ишь, умница, возглавил солидную, хе-хе, фирму, деньги гребет, за бугор шастает, девочек мацает, да к тому же еще кристальная личность, честный человек. Не слишком ли роскошно для одного? Правая рука у него почти не ведает, что там творит левая. Ловко! Нет, ты со мной поговори, поговори, давай-ка обсудим, как на чужом горбу в рай въехать. Как на потемкинских деревнях капитал нажить.
- Да ты… - директор вскочил из-за стола, кинулся к Юзу, замахнулся, кажется.
Юз стоял прямо, смотрел снизу вверх, на без страха.
- Ты… молчи. Пожалуйста, молчи.
- Ну вот, умница. Сядем.
Директор молча вернулся за стой. Юз снова сел в кресло, заболтал короткими ножками.
- Ты не забудь, ягодка, еще о тех девочках, которых мы с тобой, ах, прошу прощения, не мы с тобой, а я, лично я, по дурдомам растаскивал. Как начнет задумываться слишком - в дурдом. А можно и под автомобильчик, да?
- Нет, Юрий Павлович, это уже твои штучки, об этом я ничего…
- Да-да, конечно. И я ничего. Просто наши птички дорогу совсем переходить не умеют, все ворон считают. Да?
- Повторяю, я здесь ни при чем.
- Ну ладно, Боря. - Юз бодро выпрыгнул из кресла и посмотрел на часы. - Сегодня я погорячился. Очень уж не люблю, когда со мной мужики кокетничают. И помни: я тебя люблю, как один из сиамских близнецов другого, и без тебя - никуда. Неизвестно, кстати, сколько эта, хе-хе, лафа продлится. Из ничего, как ты понимаешь, ничего не бывает. Но это у других. А мы с тобой на этом "ничего" какими людьми стали! Неохота из номенклатурной обоймы выпадать, а? Поэтому не надо ссориться, а давай все, как в последний раз. Ничто не вечно под луной.
- Вот и не глупи, - проворчал директор. - Вид хотя бы делать не ленись, а то яму там разрыли… А если кто проверит, пощупать этот кабель сочувствия захочет?
- Да кому это надо?! Все вокруг не живут, а доживают. А когда доживаешь, ни до кого дела нет, только да себя. Но в чем-то ты прав. Засыплем ямку. Не грусти.
И потом уже от дверей:
- Да, чуть не забыл! Маечке своей скажи: канцтовары у нас выдают по двадцать пятым числам. Намек понял?
Директор кивнул, и потом, когда дверь уже закрылась, долго смотрел на "обмылок" "долгоиграющей" зеленой конфетки, лежащий в пепельнице.
IX
- Друзья мои, - Юз вернулся в отдел в самом чудесном расположении духа. - Как только что мне сообщили, несмотря на повреждение основного кабеля, передающего сочувствие, фирма не прекратила обеспечение своих клиентов. Мы использовали аварийную систему и с честью вышли из сложной ситуации. За это вам директорская благодарность. На сегодня все свободны. Модестик, задержись.
Модест, сунувший было в портфель какие-то бумаги, которые хотел просмотреть дома вечером, грустно опустился на стул. Сейчас все уйдут, и в опустевшем отделе Юз будет до самого вечера азартно резаться с ним в поддавки. Партия - три рубля. Вчера Юзу везло, и сегодня он, видимо, решил закрепить успех.
Но Юз не спешил достать шашки.
- Я вот о чем с тобой хочу, Модест Петрович.
Модест приосанился: такое обращение сулило что-то необычное.
- У нас в подвале работают две такие птички… Впрочем, достань-ка их дела: третья в седьмом ряду и третья в восьмом.
Юз старался говорить небрежно, как бы между прочим, но что-то выдавало его, возможно, именно небрежность и беззаботное покачивание ногой, улыбка…
Модест сразу уловил перемену в тактике начальника, расправил плечи, посмотрел с едва уловимой усмешкой:
- Зачем вам эти дела?
- Модест, дорогой, твой начальник просит тебя достать два дела. Они мне необходимы. Я должен с ними поработать.
Модест откинулся на спинку стула и влюбленно посмотрел на просителя:
- Странно, что мне приходится напоминать вам об элементарных вещах. Вы мой начальник здесь, в третьем отделе, а в первом, куда поступили нужные вам дела и где я служу главным диспетчером, вы, извините, мелкий чиновник, и мне достаточно сообщить, что вы интересовались…
- Модест Петрович! Ну, о чем мы говорим?!
Юз достал из стола мельничку, засыпал в нее кофейные зерна и сосредоточился на процессе перемалывания. Модест затосковал. Если дело дошло до кофе, значит надолго. Юз все делает основательно. Впрочем, хорошо уже то, что процесс начался с перемалывания кофе, а не с посадки кофейного дерева. Есть надежда к вечеру все же освободиться. На всякий случай он предупредил:
- Я кофе не буду - у меня сердце.
- Ах, ты мой сердечный, - улыбнулся Юз, - а у меня сердце, печень, почки и многое другое. И потом, как это отказываться от кофе, сваренного начальником? Мы же пока не в первом, а в третьем отделе. Где-то там, кстати, наши шашечки были, - продолжал он, усердно крутя ручку мельнички, - ты бы их достал. И поставь воду, попьем все-таки, хе-хе, кофейку.
"Вот гад", - подумал Модест. Убить полдня и вечер на эту чушь было выше его сил. К тому же через полчаса местная команда регбистов должна была взять реванш на своем поле у заграничных костоломов, выступающих от клуба "Скользкий мяч".
- Посмотри, Модест, как тебя любит начальник, - продолжал издеваться Юз. - Все для тебя. Ну, просто все. А ты не хочешь объяснить такую малость: почему два дела "Третья в седьмом" и "Третья в восьмом", которые числятся за нашим отделом, перекочевали вдруг в "первый"?
Идиотское положение. Как сотрудник первого отдела Модест мог не давать никаких объяснений, но как непосредственный подчиненный Юза в "третьем"… Кто изобрел эту путаницу - систему всеобщего подчинения? Наверняка просто экономят фонд заработной платы. Секретный "первый", о котором на самом деле знают абсолютно все, камнем вис на шее Модеста, сбивая с нужной линии поведения.
- Ну, вы же сами знаете, - едва слышно произнес наконец Модест, обреченно глядя на ящик, где покоилась коробка с шашками. "Скажу ему, может, отпустит пораньше. В конце концов не шпион же он, за одну фирму играем".
- Вы же знаете, Юз, что эти две дамы позволяют себе слишком много. Они пошли на контакт, а это уже нарушение, они обсуждают дела фирмы, это нарушение номер два и, кроме того, там организовались чрезмерно теплые отношения.
- Вы имеете в виду?… - через силу ухмыльнулся Юз.
- Ни в коей мере. Там чисто приятельские отношения, а это гораздо серьезней. Впрочем, ничего трагического. Кадры надо время от времени обновлять. Если позволять им работать слишком долго, они начинают совать нос не в свои дела. - Модест незаметно, как ему казалось, посмотрел на стенные часы. До схватки со "Скользким мячом" оставалось час пятнадцать.
- Ну вот, это уже кое-что, - обрадовался Юз. - А то уж я решил, что меня здесь совсем за дурачка держат. Никто ничего говорить не хочет. Знаете, как обидно.
Юз явно издевался, тянул время.
"Ну, что ему еще? Я же сказал".
- Так вот, не обижайте меня. Не надо. И больше не забирайте дела без моего ведома. А эти - верните. Если мы станем разбрасываться такими сотрудницами, скоро некому станет работать. Знаете, сколько единиц сочувствия они выдают? То-то же.
Модест заерзал на стуле.
- Давайте я покручу ручку, вы устали.
- Нет-нет, ни в коем случае. Я заказываю музыку, я и танцую. А вы пока сходите за делами.
Повисло молчание. Юз перестал крутить ручку и смотрел на Модеста.
- Я не могу, Юз. Вы же знаете, не могу. Первый отдел не возвратит их. Там уже все закрутилось. До первой их осечки. Еще одна встреча и…
"А по моей личной просьбе? В порядке исключения. Одно дело, хотя бы одно", - думал было попросить Юз, но осекся. Это был бы совсем уж беспрецедентный случай: начальник третьего отдела просит за какой-то отработанный номер. Это было бы так же нелепо, как если бы в каком-то учреждении босс принялся просить за мышь из партии, взятой для эксперимента. После таких просьб к тебе уже никто не отнесется серьезно. И Юз предпочел молчать. Более того, он решил вообще покончить с этим. Хватит, расслабился и будет. "Сейчас я медленно сосчитаю до пяти, - мысленно скомандовал он себе, - сосчитаю до пяти, и меня оставит это наваждение. Я забуду эту женщину и никогда больше не вспомню о ней. Я снова стану свободен и спокоен. Я сосчитаю до пяти и забуду, забуду о ней".
Юз поставил мельничку на стол, сел удобно, закрыл глаза и тихо сказал: "Один".
Модест не удивился. Он знал о ключе, который его начальник подобрал к своему мозгу. Таким образом Юз снимал боль, стресс, излечивал ожоги, раны. Достаточно было сосчитать до пяти. Машина, а не человек. Это заслуживало уважения. Но только, о чем он сейчас?
"Я не помню ее больше. Один… два… три… четыре… пять".
Юз снова взял мельницу и пересыпал смолотый уже кофе в подоспевший кипяток.
- А шашечки-то наши, Модест? А ну-ка, не отлынивать! - и закурил.
- "За фук" не берем, назад не ходим, - сказал Модест печальным голосом.
- Само собой, само собой, - почти пропел начальник. - И, кстати, давай-ка насчет девочек решим.
- Куда спешить? - Модест задумался над ходом.
- Туда… Они скоро засветятся окончательно, и что? Опять пороть горячку? Здесь ведь инструкций нет никаких, полная свобода творчества, черт бы ее драл.
- Вот вы и предлагайте, шеф.
- Я-то предложу, - Юз с удовольствием отметил, что у соперника уже две дамки. - Я-то предложу, но и тебе не мешает напрячься. Давай-ка, - Юз оторвался от партии и в упор смотрел на Модеста.
- Ну, самое простое… Можно скомпрометировать.
- Кого?
- Кого-нибудь. Третью из седьмого.
- Вот что значит не знать свои кадры, - вздохнул Юз. - Да именно с ней ничего и не выйдет. Кремень! Вторую - запросто. Кстати, вы и займитесь. За идею - мерси.
- Но я же… - изумился Модест. - Туда бы красавчика какого-нибудь командировать.
- По сравнению со мной вы красавчик, - рассмеялся Юз. - Но даже передо мной она не устояла. Да и вам развеяться не помешает. Прощаясь, порыдаете на плече друг у друга, а потом: "Дан приказ - ему на запад" и т. д. Ушлем ее подальше, там поумнеет. А если не поумнеет…
- Если бы вы знали, как мне это некстати…
- Да-да, лицедейство кстати только мне. Все остальные заняты лишь своим непосредственным делом. Все остальные, хе-хе, кибальчиши. Я один плохиш. Давай-давай, Модестик, - с напором продолжил он, заметив, что Модест хочет возражать, - тряхни стариной, вспомни молодость.
- А третья в седьмом?
- Ну, здесь вообще делать нечего. Сначала как следует пуганем, знаешь, так, не грубо… Чтоб одни намеки, чтоб она боялась не наших действий, а ожидания, чтоб ее же фантазия ее спалила. В последний момент мы ее за руку схватим, и - в клинику за суицидную попытку. Четко?
- Четко, - вздохнул Модест, - не голова у вас, а дом советов. Вашу бы энергию в мирных целях…
- Но-но! Разговорчики в строю, - ухмыльнулся Юз.
- Это окончательно?
- Окончательно, - кивнул начальник и склонился над доской.
Они сыграли уже две партии, когда в соседней комнате, где оставался дежурный сотрудник по режиму, послышалось какое-то движение. Потом на столе Юза мелодично звякнул телефон. Юз потянулся через доску, взял трубку.
- Третья в седьмом? Следовало ожидать. Ну, давай минут через десять. Нам тут одно дело закончить надо.
Потом он положил трубку и, двинув шашку вперед, вынудил противника скушать сразу три своих "дамки".
* * *
Вот уже три недели, как пенсионер Тихонов благоденствовал. Дело в том, что три недели назад почти под самым его окном перестали работать отбойным молотком, подогнали экскаватор, и он принялся рыть какую-то яму. Потом пришел человек и, перекрикивая рев механизмов, кричал про идиотов из СМУ, про поврежденный кабель и про какой-то телефон. После этого копать прекратили и воцарилась блаженная, почти деревенская тишина. Почему "почти"? Дело в том, что истинная деревенская тишина должна дополняться криком петуха, скрипом колодезного ворота, позвякиванием пустого ведра. Ничего этого в городе, конечно, быть не могло, но пенсионер Тихонов радовался уже тому, что из-за громадной ямы, вырытой рядом с домом, машины ездили теперь по другой улице, отравляли своим смрадом других бедолаг и не заставляли тонко всхлипывать хрустальные льдинки люстры, позванивать посуду в серванте и вибрировать оконные стекла. Еще было хорошо, что у ямы поставили солдата с автоматом. Внук Тихонова тоже служил в армии и, жалеючи солдатика, пенсионер выносил ему теплых котлет, курицу, иногда курево, и они, стоя у края ямы, выкуривали по душистой папироске.
Солдат был первого года службы, стрижен, лопоух, тосковал по матери с отцом, и за три недели, что караулил яму, успел привязаться к доброму старику. Через день его сменял другой караульный: черный, раскосый, на кривых ногах. Он гонял Тихонова от ямы криком: "Моя твоя стреляй!"
С первогодком же Тихонов подружился, почти полюбил его, и они вместе заглядывали в яму, к которой нельзя было близко подходить из-за какого-то таинственного провода, передающего сочувствие, и в которой не было ничего, кроме обычного телефонного кабеля, перерубленного в двух местах.