Вот, собственно, и всё о госте нашем Ханарасае. Утром, плотно откушав, они с господином уехали в город, а вернулся господин один. Зачем приезжал этот самый Ханарасай? Знаете, может, конечно, просто чтобы поболтать со старым другом и, как выяснилось, учителем - но мне почему-то подумалось, что именно ради последних его слов, ради предупреждения весь разговор и затевался.
А я, кстати, вновь тогда не выспался, полночи беседу их по памяти записывая.
Лист 20
На другой день я с утра отпросился у господина помочь Алаю - он из травяного сарая в подвал и половины ещё не перенёс. А уже скоро могли начаться холода, осень только поначалу теплынью нас порадовала, а с листопада начались дожди и дули постоянно северные ветры. Из тех лесов, за которыми плещутся серые волны Ледяного моря. Тех лесов, где бы сейчас мучился Хайтару… если бы, конечно, не помер в первый же год.
Именно о Хайтару думал я, начиная разговор с Алаем.
- Слушай… всё хочу спросить, да как-то не получалось раньше. Вот этот наш Благоуправитель - он кто? Откуда взялся?
Алай аж присвистнул.
- А почему ты меня спрашиваешь?
- Ну… - замялся я, - ты всё-таки образованный. В Благородном Училище обучался, и дома тоже, сам же рассказывал, книжки всякие, умные разговоры… А я у себя в Тмаа-Урлагайе только гвозди и видел, и про Новый Порядок у нас особо и не говорили. А интересно ж…
- Да как тебе сказать, - задумался Алай. - Я-то не слишком интересовался, мне больше про путешествия хотелось… Но в Училище нам говорили, что гражданин Благоуправитель родился в незнатной, но уважаемой семье и в детстве родителей радовал послушанием да прилежанием, ум его простирался до небесных высот и морских глубин, и с малых лет понял он, сколь несправедлив Старый Порядок. А как подрос он, то начал людям глаза открывать на правду о королевских злодеяниях и на то, как добрые братья тёмный народ дурят. И за то изгнали его из родного города Тмаа-Сиаради, и пришлось ему скитаться по необъятным землям Державы, сподвижников собирая. И росло их число, и множилась их сила, и гремели слова правды. Но нашёлся среди сподвижников предатель, нюхач из Праведного Надзора, и схватили Благоуправителя, и бросили его в подвалы Башни Закона, и лютым пыткам подвергли, дабы отрёкся он от своих слов. Но выдержал он - и другие борцы, с ним вместе в плен попавшие - жуткие мучения, и бежал в Норилангу, и там, укрепившись, полки свои на Державу двинул, а тут к воинству его присоединялись все, кто за свободу и справедливость. И низложен был король, одержана была славная победа, и перешла власть к Высокому Собранию, первенствует коим он, наш дорогой Благоуправитель.
Всё это он выпалил на одном дыхании, и только в глазах прыгали смешинки.
- Ну ладно, - махнул я рукой, - это понятно, это в Училище. А дома что говорили?
Алай вмиг сделался серьёзным.
- Дома говорили всякое. И что в молодости служил наш Благоуправитель стряпчим у какого-то графа, и графа того разорил, земли его по поддельным бумагам продал. Но попался, и его секли кнутом на Придворцовой площади, а потом отправили в кандалах на каторгу - на те самые медные рудники, на которые и тебя везли. Только он сбежал не дорогой, а уже оттуда. Говорили, подкупил стражу, ибо успел припрятать немало золота. Бежал в Норилангу, а там поступил на секретную службу в тамошний Особый сыск. Ну а потом как-то так вышло, что оказался он в Державе и во главе десяти полков наёмников… Отец с братом, помню, даже подсчитывали, сколько золота ему потребовалось, чтобы наёмникам платить.
- Думаю, немало, - понимающе кивнул я, купецкий сын.
- Говорят, не обошлось без помощи Нориланги. - Алай говорил еле слышно, хотя тут, в подвальном этаже, никто нас слышать не мог. - Только они думали, что получится простая смута и тогда наши западные провинции отхватить удастся. Но Благоуправитель оказался хитрее и так сумел власть взять, что почти без народных волнений обошлось. И ничего Нориланге не выгорело, потому они уже восемь лет на нас зубы точат.
- Слушай, а почему его только так и называют - Благоуправитель? Почему не по имени? - ответ я знал, но было мне интересно, что скажет Алай.
- Чародейства боится, - глазом не моргнув, пояснил Алай. - Всем же известно - через имя можно на человека чары наложить. И ещё потому, говорят, он лицо своё скрывает, в серебряной маске ходит. Чтобы никто случайно не опознал. Ближние сподвижники, конечно, знают, но сам понимаешь, державную тайну хранят. И ещё, говорили, нюхачи из Пригляда специально распускают самые разные слухи об его имени, один другого глупее. Ну, догадался, наверное, зачем?
- Чтобы если кто чары хочет на него наслать, то на ложные имена насылали?
- Именно так! - кивнул Алай.
- А гляди, занятно как выходит, - улыбнулся я. - Доброму Братству он не верит, а в чары, значит, верит?
- Откуда мы знаем, во что он на самом деле верит? - толково ответил Алай. - Может, и про серебряную маску всё врут.
- Может, - согласился я, и разговор наш перекинулся на то, что Алаю приятнее - на дальние земли и морские корабли, кои до тех земель по полгода ходят.
Спрашиваете, зачем мне этот разговор был нужен? Да, конечно, ничего нового я о Благоуправителе не узнал, зато кое-что узнал и об Алае., и о его семье. Может быть, отец его и в самом деле к тому заговору причастен, коли такие разговоры в доме велись. Особенно про серебряную маску. Мы-то с вами, почтенные братья, знаем, что маска есть. Только не серебряная.
В общем, понял я про Алая вот что: если он и есть тот загадочный нюхач, который на чердаке подслушивает, то уж никак не от Пригляда. Приглядский ни за что не стал бы говорить про маску.
Ну, к обеду господин вернулся, а в три часа пополудни, как всегда, начался приём. Посетителей в тот день было десять человек - можно сказать, наплыв, обычно-то больше пяти-шести не бывает. Я уж замучился то и дело из-за ковра выбегать и очередного жаждущего встречать. Так что про первых девятерых говорить на стану, хвори как хвори, и на мой взгляд, с такими вообще незачем к наилучшему лекарю ходить, любой сгодится да дешевле выйдет. Но вы ж знаете человеческую природу - коли что в кошельке звенит, то непременно хочется получить не хорошее, а наилучшее.
А вот про десятого посетителя расскажу подробнее, ибо из-за него закрутилось многое.
Это оказался мальчишка примерно моих лет. Но сразу по нему видно - из высокородных, одет не просто богато, а изысканно. Плащ фиолетового бархата, узкие зеленые панталоны из дорогущего галаахайского шёлка, чёрный берет с серебряной бляшкой, а в бляшку рубин огранённый вставлен. Ну и сабля, конечно, и взрослая сабля, явно пока ему великовата. Что же до внешности, то с меня ростом, но поуже малость, волосы прямые, тёмные, но совсем уж чёрными я бы их не назвал. Лицо не загорелое, брови тонкие, глаза серые, и никаких особых примет - не считать же за таковые два прыща на подбородке…
А надо сказать, почтенные братья, что доселе к господину только взрослые посетители приходили. Потому и удивился я, но виду не подал, склонился до пояса и спросил:
- Как прикажете о себе доложить, высокородный господин?
- Скажи, что Баалару Хидарай-тмаа, старший сын графа Диурамиля Хидарай-тмаа, просит приёма у лекаря Алаглани, - отчеканил пацан.
- Обождите тут, высокородный господин, - кивнул я. - Позвольте плащ ваш. Сейчас господину доложу. Может, вина? Или сладкого виноградного сока?
Если и понял он мой намёк на юный свой возраст, то виду не подал.
- Благодарю, мальчик, но мне ничего не надо. Я так подожду.
Ишь ты, благодарит! Видать, и впрямь древний род, где вежливость со слугами особым шиком считается! Это не дворянчики, чьи деды сукном в лавке торговали, а то и навоз выгребали…
Доложил я, как черёд пришёл, о нём господину и добавил:
- Между прочим, это пацан моего возраста.
- Занятно, - без всякого удивления произнёс тот. - Он последний? Ну, зови.
Пригласил я посетителя в кабинет и удрал за ковёр, на рабочее своё место.
Высокородный графёныш Баалару Хидарай-тмаа как в кабинет вошёл, так сразу осматриваться начал. Видать, в диковинку.
Господин его в гостевое кресло усадил, а сам за стол свой уселся и кота на руки взял, гладить рыжего принялся. Так они молчали минуту, потом спросил господин:
- Насколько я понимаю, блистательный Баалару Хидарай-тмаа, вы нуждаетесь в лекарском моём искусстве? Что же беспокоит вас? Какого рода недуг?
Графёныш ссутулился и на руки свои уставился, будто впервые их увидел. Потом всё же заговорил:
- Господин лекарь, я… даже не знаю, как начать. Понимаете, дело в том, что я действительно нуждаюсь в вашем искусстве, но, похоже, не лекарском…
Господин аж брови приподнял.
- О каком же ином искусстве вы говорите, блистательный? Чем ещё я, городской аптекарь, могу быть полезен? Вроде бы, насколько мне известно, другими искусствами не владею. В юности, правда, было дело, пытался научиться играть на лютне, но без особого успеха. Или, может, вы имеете в виду воинское искусство? Не стану скрывать, мне пришлось несколько лет носить солдатскую кирасу, был я и ранен в боях близ озера Саугари-гил, до сих пор колено в сырую погоду ноет… но опять же, если вам требуется учитель фехтования, то это явно не ко мне. Я был арбалетчиком, а с клинком обращаться умею весьма и весьма посредственно. Не говоря уж о том, что за долгие мирные годы те навыки изрядно забылись…
Баалару Хидарай-тмаа поднял голову, и хоть не мог я рассмотреть в дырочку его взгляд, показалось мне по виду его, что посетитель наш едва сдерживает боль. А уж какую - телесную или душевную, оставалось лишь гадать.
- Господин Алаглани, - голос его, в отличие от моего, ещё и не думал ломаться, и я уловил в нём что-то похожее на слезу. - Я говорю об искусстве особого рода, коим вы, насколько мне известно, владеете.
- От кого же вам такое известно, блистательный? - невозмутимо поинтересовался господин.
Графёныш помолчал, вновь на пальцы свои поглядел, будто на них подсказка написана, а потом тихо проговорил:
- Старый князь Гуарамини-тмаа. То есть не он сам, конечно, а Хундарагу, его внучатый племянник. То есть Хундарагу Гиарахиль-тмаа. Мы с ним в вместе седьмом классе учимся, в Благородном Училище.
Мне вдруг подумалось, что этот высокородный юнец вполне может знать Алая - в столице-то лишь одно Благородное Училище. И кабы господин Алая с лакейской должности не сместил - вот была бы штука, встреча одноклассников. Интересно, послал бы графёныш весточку в Пригляд?
- Занятно, - рассеянным тоном произнёс господин. - И что же вам рассказал ваш… гм… однокашник?
- Он сказал, что пять лет назад у деда его украли… я толком не понял… в общем, какую-то очень дорогую ему вещь. Дорогую не в смысле стоимости, я говорю о сердечной привязанности. И вы, господин Алаглани, каким-то образом сумели вещь эту отыскать и старому князю вернуть. А старый князь никому об этом не рассказал, только Хундарагу, под большим секретом. Сказал, если возникнет совсем уж безвыходная ситуация, то обратись к нашему городскому аптекарю… только по возможности тайно.
Господин откинулся на спинку своего кресла и поглядел на гостя внимательно.
- По возможности тайно… кажется, весь седьмой класс о таинственном аптекаре знает? Это, блистательный, даже не смешно!
- Нет, что вы! - вскричал графёныш. - Хундарагу только мне шепнул, потому что мы с ним дружим крепко! А больше никто не знает!
- А интересно, - прервал его возглас господин, - из каких таких соображений старый князь решил поведать сие внучатому своему племяннику?
- Ну… - замялся Баалару Хидарай-тмаа, - может, потому что иных наследников у него не осталось? Вы, должно быть, знаете, все сыновья князя погибли в тааранском побоище пятнадцать лет назад, не успев оставить потомство. А единственная дочь его, ныне уже скончавшаяся - Хандарагу приходится тёткой… И год назад он позвал к себе Хандарагу и объявил его своим наследником, подписал при нотариусе бумаги. А как ушёл нотариус, он ему о том деле поведал… то есть о вас.
- Послушайте, блистательный Баалару Хидарай-тмаа, - суровым тоном заговорил господин, - скажу вам вот что. Чем бы ни окончился этот наш разговор - передайте своему однокласснику, чтобы ко мне он не обращался ни по какой надобности, исключая разве что медицинскую. Он передал вам своё… гм… наследство - так пусть знает цену такому решению. Вы меня поняли?
Графёныш кивнул.
- Теперь о вас, блистательный. Я попрошу вас предельно спокойно и внятно изложить обстоятельства, вынудившие обратиться ко мне. Ибо, не зная ничего, ничего нельзя и обещать, как сказано у поэта:
Кто тщится выполнить желание чужое,
Не ведая сплетения деталей,
Подобен тот влюблённому, который
Своей избраннице готов преподнести
Все три луны, сорвав их в чёрном небе,
А также звёзды нанизать на шнур из шёлка
И подарить красавице. Да только
Безумцу недоступны те просторы,
И выслушав пустые обещанья,
Любая дева предпочтёт иного,
Который ей не звёзды, а рубины,
Не луны, а горсть золота подарит.
Вот потому, не зная обстоятельств,
Ни за какое дело не берись.
- Хорошо, - кивнул блистательный. - Я вам, конечно, всё расскажу. Дело в том, что у меня есть… то есть был… в общем, мы с Алишем были как братья. Его мать была моей кормилицей, и хотя она считалась холопкой, но в нашем доме её все любили и уважали, Алиш у неё младший, а четверо сыновей сейчас уже взрослые, женились, в нашей деревне Лисий Хвост живут… но я не про деревню, я про Алиша. Мы даже родились в один день, и меня дали ей выкармливать грудью. И сколько я себя помню, мы всегда вместе с Алишем были.
- Алиш, - перебил его господин. - Интересное имя, в наших краях редкое.
- Да, господин лекарь, - подтвердил графёныш, - дело в том, что кормилица моя, Исиганаши, с севера, из арнилойских болот. Её предки больше сотни лет назад бежали оттуда на земли Державы, я не знаю, что там случилось, Исиганаши не рассказывала. Только ещё её бабушка с дедушкой нашему роду служили.
- Служили - или были холопами? - уточнил господин.
- Ну… - сцепил посетитель пальцы, - я толком не интересовался деталями… Может, её отец уже продался в вечное рабство моему деду… в общем, у нас никто про это и не думал, и мы с Алишем были как братья. Играли вместе, спали, дрались, и шлёпала нас Исиганаши, не разбирая, кто считается рабом, а кто господином. Я вообще про эти вещи узнал только в шесть лет, когда случилось Низложение… Тогда отец мой срочно всем своим холопам дал освобождение и подарил земли, чтобы они не попали под указ Высокого Собрания о переселении дворовых людей. Еле-еле успел, ему один знакомый, служивший тогда в земельно-учётном ведомстве, шепнул.
- Ну, это, конечно, благородно с его стороны, - заметил господин, - но не пора ли перейти к сути ваших неприятностей?
- А суть в том… - тихо заговорил блистательный, - что я его предал… Алиша. Моего друга… моего брата…
По нему видно было, с каким трудом выдавливает он каждое слово. А произнеся эту фразу, он уронил голову на сцепленные ладони и заревел. Громко, позорно, как мелкий пацанёнок, пойманный на покраже варенья.
- Успокойтесь, блистательный граф, - господина, как мне показалось, совсем не тронул его плач. - Не забывайте ни о высоте вашего происхождения, ни о серьёзности вашего дела. Если вы и впрямь нуждаетесь в моей помощи, то давайте не тратить время на глупости.
Похоже, эти слова на графёныша подействовали. Он замолчал и принялся что есть силы вытирать ладонями щёки.
- Я предал его… - повторил он глухо. - А получилось так: пришли ко мне в гости трое одноклассников, с которыми я раньше не особо дружен был, но хотел сблизиться. Потому что Хайдари-тмаа лучше всех в классе фехтует, Базиарай-тмаа самый смелый, он уже дважды с десятиклассниками дрался на дуэли, а Рианости-тмаа самый весёлый, над его шутками все покатываются, и если уж он кому даст прозвище, то прозвище в точку, намертво к человеку прилепится. Мне давно хотелось с ними подружиться, но они меня не принимали в свою компанию. А тут мне на день рождения отец подарил ариналакскую музыкальную машинку. Там такие рычажки есть, и двигая их, можно самые разные мелодии составлять, и машинка их сама играет, пока завод действует. Вот я и пригласил ребят посмотреть.
- Пока ничего ужасного не вижу, - хмыкнул господин. - Что же было дальше?
- А дальше было так, - вздохнул мой высокородный сверстник. - Пришли они и увидали Алиша, который как раз возле машинки сидел и рычажки выставлял. Спросили, кто таков, и когда узнали, что слуга, бывший раб, стали потешаться над ним. Всякие гадости говорили… например, часто ли он моется, ибо несёт от него как козла. Или спрашивали меня, держу ли я его в строгости, сажаю ли на цепь, секу ли розгами. И почему на нём рабского ошейника нет… ну и всё такое.
- И как же вы себя повели, блистательный? - сухо спросил господин.
- Я… - дыхание у графёныша прервалось, - я мерзко и подло себя повёл! Я вместе с ними смеялся, поддакивал и самого себя убеждал, что это просто шутка. А на самом деле я просто боялся, что если возмущаться стану, они не захотят со мной дружить. И совсем тогда не думал, как Алиш всё это выносит.
- По крайней мере, хорошо уже то, что вы честно сейчас об этом рассказываете, - заметил господин. - И пытаетесь понять свои внутренние побуждения, не прибегая к столь частому среди людей самооправданию. А вот чем вы можете объяснить поведение одноклассников?
Высокородный Баалару Хидарай-тмаа судорожно вздохнул.
- Только, прошу вас, пусть слова мои останутся между нами… Дело в том, что все трое они… как бы это сказать… недолюбливают Новый Порядок. И у них есть к тому поводы. У Хайдари-тмаа казнили деда, он отказался присягать Высокому Собранию. У Базиарай-тмаа два года назад посадили в Башню Закона двоюродного брата, по Арахайскому делу. Вроде как знал о заговоре и не доносил. И хотя его не осудили с прочими заговорщиками на казнь, но он умер в заключении. То ли от пыток, то ли просто от холода и голода. А у рода Рианости-тмаа отобрали в казну большую часть земель, потому что отец его поссорился с каким-то членом Высокого Собрания. Ну и к тому же у всех у них в год Низложения отобрали дворовых людей. В общем, когда они увидели Алиша и узнали, кто он такой, то, наверное, подумали, что вот бывший раб стал ровней своему господину, и всё из-за Нового Порядка. То есть как бы Алиш оказался виноват в их семейных бедах. Потому они на него и набросились.
- Это понятно, - кивнул господин. - Собака кусает палку, не в обиду будь сказано их сиятельствам. Но что же было дальше?
- После того, как они ушли, Алиш не сказал мне ни слова. А ночью я просыпаюсь… ну, выйти по нужде… и чувствую, что-то не так. Нет Алиша. Он же в моей комнате спал, на диванчике. Я сперва подумал, что он тоже по нужде… но его ни в отхожем месте не было, ни на дворе. Я до утра ждал, спать не мог, а утром уже всех на ноги поднял. Отец выслал слуг искать, сообщил в городскую стражу… но без толку. Вот уже неделя прошла, а найти Алиша не можем. Я понял, что обиделся он и ушёл из нашего дома. Не на этих идиотов обиделся, а на меня, что я подлизывался к ним.
- Ну и что же вы предприняли, блистательный? - голос у господина был скучным и каким-то серым.
- Я… Я всех троих вызвал на дуэль! - вскричал посетитель.