- Да, клянусь Зевсом, - сказал Критий, - и от пастухов. А то смотри, как бы и тебе не уменьшить собою число коров. Ты очень наивен, Сократ, если полагаешь, что для сохранения власти за нами надо менее предосторожностей, чем для охраны любой другой тирании. Тебя вот не интересует политическая карьера и ты никогда не домогался власти и государственных почестей, поэтому тебе лучше в дальнейшем помолчать.
- Я, по-моему, прекрасно делал, Критий, что не домогался государственных должностей. Будь уверен, что если бы я попытался заняться государственными делами, то уж давно бы погиб и не принес бы пользы ни себе, ни Сибирским Афинам. И ты на меня не сердись, Критий за то, что я скажу правду: нет такого человека, который мог бы уцелеть, если бы стал откровенно противиться тебе или какому-нибудь другому могущественному большинству и хотел бы предотвратить все то множество несправедливостей и беззаконий, которые совершаются в государстве. Нет, Критий, кто в самом деле ратует за справедливость, тот, если ему суждено уцелеть хоть на малое время, должен оставаться частным человеком, а вступать на общественное поприще не должен.
- Вот и оставайся частным человеком, Сократ, - посоветовал Критий, - а лучше всего сиди у себя дома и никуда не высовывайся. Может, и уцелеешь.
Критий со своими сообщниками важно двинулся дальше, а мы отошли в сторону.
- Что это с ним сегодня? - спросил Межеумович.
- Видать, государственные трудности, - ответил Сократ.
- Пропадет Критий без диалектического материализма, - предположил Межеумович.
Глава двадцатая
- Как раз к открытию симозиума и поспеем, - сказал Межеумович. - Помните, я вам говорил, что покажу, что такое настоящий симпозиум, а не ваш сраный симпосий?
- Как не помнить, - сказал Сократ.
- Да, - ответил и я, лихорадочно придумывая, как бы мне убедительней напроситься на него. - А простому глобальному человеку можно присутствовать на этом симпозиуме?
- Можно.
- А пустят беспартийных? - спросил я, все еще робея.
- Пустят, пустят, - рассмеялся он. - Еще как пустят!
- Так и быть. Идем, - согласился Сократ.
- Спасибо за приглашение, - сказал и я.
- Не за что, - чему-то нахмурился Межеумович.
Через три минуты мы добрались до "Дома ученых".
Строгая афиша висела над дверями, извещая: "Великая победа материализма над идеализмом в физике!" И ниже: "Дискуссия сиречь симпозиум". Не скажу, что это объявление вызвало у Сократа неимоверный интерес. Потерять несколько часов, сидя в душном зале, вместо того, чтобы бесцельно шататься по улицам Сибирских Афин, ведя разговоры со встречными людьми? Но и подвести Межеумовича он не мог.
Из афиши явствовало, что на симпозиум приехали видные философы из Третьего Рима. Да и весь цвет философии и физики Сибирских Афин, конечно, соберется. Вряд ли я насмелился бы на такой дискуссии задавать вопросы, но и просто послушать было чрезвычайно интересно. Без Пространства и Времени симпозиум по физике вряд ли обойдется. Да и трезв я был до неприличия. И Каллипиги не было со мной рядом. Все сходилось на том, что без этого симпозиума мне не обойтись.
В буфет мы заходить не стали из-за абсолютного и окончательного отсутствия денег: драхм, фунтов, рублей, долларов и прочих недоступных нам денежных знаков. Холл с картинами на стенах, изображавшими проведение великих физических экспериментов, мы прошли быстрым шагом.
Межеумович направился за кулисы, а мы - прямиком в зал. Я-то желал бы затеряться где-нибудь в заднем ряду, но Сократ поперся к первому ряду, в котором, словно, специально для нас пустовали два места. Оказывается уже и ненавистный мне Аристокл сидел здесь. Он сдержанно приветствовал Сократа. И Сократ не стал поднимать шума. Я поспешно занял место подальше от ученика Сократ. Сам Сократ устроился между нами.
На сцене, слева от трибуны, стоял огромный стол, застеленный кумачом и украшенный графином с водой и одним единственным стаканом. За кулисами чувствовалось какое-то шевеление. Зал нервно переговаривался и шушукался. И вот цепочка членов президиума занимает за столом свои места. Славный Агатий, диалектический Межеумович, Даздраперма и, судя, по тогам с пурпурным окаймлением, гости из Третьего Рима. К ним особое почтение и место посреди стола. Научная аудитория приветствовала их стоя, сотрясая стены оглушительными аплодисментами.
- Послушай, глобальный человек, - сказал Сократ, - не кажется ли тебе, что мы оба сейчас испытываем какое-то божественное состояние?
- И даже очень, Сократ, - согласился я. - Вопреки настроению последних дней, нас, я чувствую, как бы подхватывает какой-то поток.
Аристокл, сидящий рядом с Сократом, недовольно фыркнул, но промолчал.
- Так будем слушать их в молчании, - предложил Сократ. - В самом деле, место это какое-то божественное, так что не удивляйся, если во время речей мудрых мужей я, возможно, не раз буду охвачен нимфами. Даже и сейчас мои слова звучат как дифирамб.
- Ты совершенно прав, Сократ, - снова согласился я.
- А причиной этому ты, глобальный человек и Аристокл. Но послушаем остальное, а то как бы это наитие не покинуло меня. Впрочем, это зависит от богов, клянусь собакой!
"Аристокл-то тут при чем?" - раздраженно подумал я.
Зал постепенно успокаивался. Диалектический Межеумович приподнялся со своего, надо полагать, председательского стула и торжественно произнес:
- Наш симпозиум, проводимый в духе и в соответствии с окончательными, категорическими и бесповоротными решениями истинно диалектического и исторического материализма и под непосредственным руководством давно лежащего в могиле, но от этого только еще более живого Отца и Основателя, открывает полосу творческих дискуссий в биологии, языкознании, физиологии высшей нервной деятельности отдельно взятого человека и даже самого Центрального Комитета Самой Передовой в Ойкумене партии, физике, поварском искусстве, космологии, научном словоговорении и так далее до бесконечности и тому подобное до самого конца концов! Наша дискуссия разом обеспечит разгром отживших и устаревших взглядов и тут же, не сходя с места, приведет к плодотворному развитию соответствующих отраслей передовой материалистической науки!
Присутствующие на симпозиуме бурно захлопали в ладоши, словно взбесились от прилива ума в своих головах.
- Посмотри-ка, - сказал Сократ, - каков молодец наш общий и непременный друг, Межеумович. Я-то всю жизнь ходил вокруг да около, а он, оказывается, уже давно превозмог себя во всех науках. Прекрасно слушать высокоумных мужей.
- Слово предоставляется благодетелю нас-всех, мудрейшему из присутствующих здесь мудрейших, хронофилу, славному Агатию! - возвестил председательствующий Межеумович.
- Вот повезло-то нам! - сказал Сократ. - Оказывается, и умнее Межеумовича мудрецы есть. А я-то думал, клянусь собакой, египетским богом, что умнее уже некуда.
Но меня сейчас мало интересовали реплики Сократ. Ведь вот-вот должна была открыться Тайна!
Славный Агатий, обряженный как и Межеумович в варварский костюм, только побогаче и понаряднее, сидел ближе всех к трибуне, поэтому он, видимо, и не взошел на нее, а начал говорить, стоя за столом.
- Вкладчики! Поприветствуем господ, прибывших из Третьего Рима! А четвертому, как известно, не быти! - Тут зал снова разразился громкими аплодисментами и криками: "Не быти! Не быти!" Но Славный Агатий легко перекричал и крики и аплодисменты: - Сенатор Гай Юлий Кесарь! Принцепс Марк Аврелий! Император Флавий Веспасиан! Спасибо, товарищи! Перейдем сразу к делу. Выводы, сделанные из итогов борьбы с саранчой, колорадским жуком и луговым мотыльком, необходимо распространить на всю физику, и прежде всего на учение о Пространстве и Времени, где идет не менее острая борьба между материализмом и идеализмом. Лагерь материализма в физике составляют прежде всего материалистические физики во главе с Материалистической партией Третьей Римской Империи. Ну и, конечно, всемирно известные Сибирские Афины! Лагерь физического идеализма составляет большинство физиков в странах современного варваризма. Указанные физики проповедуют идалистически-поповские выводы из достижений современной физики применительно как к макрокосмосу, это Джинс, Эддингтон, Милн, Эйнштейн, так и к микрокосмосу, - это Йордан, Гейзенберг, Дирак, Бор, Шредингер и многие другие.
Я был знаком с ними всеми, правда, не очень близко, и уж, во всяком случае, не предполагал, что они (вот ведь подлецы!) уводили физику в сторону от правильного пути, а то и вспять.
- Что же, - сказал мне Сократ, - хочешь, глобальный человек, и мы присоединимся к общему мнению, соглашаясь, что дело обстоит именно так, а не только будем считать, что надо без опаски повторять чужое, но разделим также угрожающую им опасность подвергнуться порицанию со стороны какого-либо искусника, который стал бы утверждать, что это не так.
Я даже не ответил Сократу. Не до этого было.
- А ты, Аристокл? - обратился Сократ к своему ученику.
Но и Аристокл, словно, не слышал Сократа.
- К лагерю материализма, - продолжил славный Агатий, - и в варварских странах примыкают отдельные, но сильно выдающиеся ученые. Задача материалистических философов - оказывать всемерную, активную поддержку материализму в его борьбе против идеализма в современной квантовой механике и ядреной физике, космоголии и космогонии, но делать это, разумеется, с позиций диалектического материализма. К такой непримиримой борьбе против физического идеализма призывает физиков и философов наша Самая Передовая в мире партия, ум, честь и совесть всего прогрессивного, а также человечества.
- Если нужно идти этим путем, то им и пойдем, - шепнул мне на ухо Сократ.
А я-то уже и так шел.
- Это тем более важно, - продолжил хронофил, что у некоторых сибирских эллинских физиков имеются нездоровые настроения, выражающиеся в том, что они предпочитают уклоняться от участия в активной борьбе против махизма и других модных философских течений, пропагандируемых физиками "копенгагенской", "кембриджской" и других заграничных варварских школ и школок. Более того! У нас, в Сибирских Афинах, имеются некоторые физики и философы, которые до недавнего прошлого пропагандировали физический идеализм и, по существу, не отказались от своих взглядов и до сих пор. А вот и один из них! - Оратор ткнул указательным пальцем в первый ряд и попал точно в Сократа. - Сократ!
- Я-то, славный Агатий, ничего такого и не говорил.
- Как не говорил?! А мне доносили…
- Но, мой славный Агатий, ты так нападаешь на меня, будто я уже знаю то, о чем только еще хотел спросить, и соглашаюсь с тобой, когда мне вздумается. Однако все обстоит иначе. Я, наоборот, все время стремлюсь вместе с другими выяснить поставленный мною вопрос, потому что сам я не знаю ответа. А сказать, согласен ли я с тобою или нет, я хочу после того, как мы с тобой этот вопрос выясним. Потерпи же, пока мы его рассмотрим. Все, что ты говоришь, еще не так удивительно, но однажды мне попалась книжка одного мудреца, в которой превозносились полезные свойства зевания, да и другие вещи подобного рода не раз бывали предметом усерднейших наставлений, а потом…
- Сократ! - вскочил диалектический Межеумович. - Ты всегда мутишь воду при рассуждении вроде какого-то злоумышленника. Я тебе слова не давал!
- Достойнейший Межеумович! Я делаю это без умысла - ведь тогда бы я был мудр и искусен по смыслу твоих утверждений. Так что будь ко мне снисходителен: к невольному злоумышленнику надо иметь снисхождение.
- Дождешься, Сократ, что я снизойду к тебе, - пообещал Межеумович, но пока что снисходить не стал.
- Вот она, идеалистическая сущность, и выходит наружу, - радостно заявил славный Агатий. - Сначала нужно всемерно поддержать материализм, а уж потом задаваться вопросами. А еще лучше - обойтись вообще безо всяких вопросов, а сразу и безоговорочно согласиться.
- Да я и сам с собой не согласен, - сказал Сократ. - Однако, как я утверждал, я всегда блуждаю вокруг да около и никогда не имею твердого мнения на какой-нибудь счет. Правда, неудивительно, что я или другой какой-либо обычный человек здесь находится в заблуждении. Но если уж вы, мудрецы, станете тут блуждать, это и для нас ужасно, раз мы даже с вашей помощью не сможем избавиться от ошибок.
- Наш путь прямой и ясный! - надавил славный Агатий.
- Значит, сподоблюсь я хоть к старости приобщиться к истине, - умиротворенно сказал Сократ.
- Каждый сибирский эллин, физик или философ, должен отдавать свое Время в рост… пардон… отдавать себе отчет в том, что его прямой долг, как истинного ученого, - вести самую беспощадную борьбу против идеализма в физике и философии, против раболепного преклонения перед любым представителем современной варварской науки, будь то Бор или Дурак, Эйнштейн или Гейзенберг. - Славный Агатий уже не заглядывал в бумажку. Голос его звенел правотой и убежденностью. - Сибирские эллинские философы и физики должны совместно разоблачать и громить идеалистическое нутро варварской науки и ее конкретных представителей. Объективизм, аполитизм в отношении к варварской науке, уклонение от борьбы против ее идеалистических выводов на деле означает примиренчество к враждебной нам идеологии. Материалистический концентрационный лагерь физиков и философов Третьего Рима и Сибирских Афин должен стать более воинствующим, должен решительнее и смелее бить своего заклятого врага - физический идеализм во всех его проявлениях.
- О, Аполлон! Как высоко мы взобрались, - сказал Сократ.
А я все более убеждался, что не зря пришел на этот симпозиум.
- Я крепко надеюсь, - сказал славный Агатий, - что наша дискуссия пройдет плодотворно и еще, в какой уже раз, подтвердит первенство самой передовой в мире материалистической науки. А после этого, все жители Ойкумены станут вкладчиками Пространства и Времени. А уж об остальном мы-все позаботимся.
Хронофил сел на свое место. Аплодисменты показали сильную заинтересованность симпозиума в проблеме Пространства и Времени.
Межеумович встал и таинственно сказал:
- Я предоставляю слово лично мне.
После чего взошел на трибуну и без промедления начал речь.
- Товарищи по несчастью! Перейдем сразу к делу. У некоторых наших физиков и философов в Сибирских Афинах создалась традиция "не выносить сор из избы". Эти физики и философы вместо того, чтобы поставить перед общественностью во весь свой гигантский рост вопрос о положении с теорией физики, до сих пор сопротивляются этому, уклоняются от обсуждения общих теоретических и философских вопросов. Приведу пример, характеризующий положение с критикой и самокритикой в Государственном университете Сибирских Афин. Недавно там был поставлен доклад проконсула Третьего Рима Пакувия о теории относительности применительно к игре в кости. И что же получилось? Никто, кроме одного официального представителя, не пожелал высказаться.
- Не думаю, - громко втиснулся в речь диалектического материалиста Сократ, - чтобы первому встречному было по плечу правильно решить это дело, разве только тому, кто достиг высшей степени мудрости.
- Это кто это тут - "первые встречные"?! - взвился Межеумович. - Уж, не сотрудники ли Университета, которым по рангу положено бить и бичевать?!
- Ну не смешной ли я человек со своими невпопад сказанными словами! Ты уж, диалектический и исторический Межеумович, не обращай на меня, пожалуйста, внимания.
- Ох, и получишь ты у меня, Сократ!
- Хорошо бы, да поскорее, а то у меня уже ничего и не осталось.
Межеумович переборол себя внутренне, деловито самонастроился и продолжил речь.
- Приведу другой пример, показывающий, к чему ведет некритическое отношение к некоторым, с позволения сказать, "теориям", имеющим хождение в варварских странах, да и в самой Сибирской Элладе. Не так давно состоялся симпосий у некоей Каллипиги по теории химического строения, на котором я осудил, как ненаучные, теории резонанса и мезомерии Фалеса, Анаксимандра и Анаксимена. В то же время на этом симпосии была раскрыта тайная и преступная связь воззрений сторонников указанных антинаучных, с позволения сказать, "теорий" с воззрениями таких варварских физиков, как Гейзенберг. Однако многие философы и физики, возлежа на симпосии и регулярно производя возлияния, в раскрытии антинаучного содержания, так называемых, "теорий" резонанса и мезомерии никакого участия не приняли. - Тут Межеумович обратился к листу бумаги. - "Симпосий у Каллипиги отмечает ненормальность самоустранения большей части физиков и философов от участия в борьбе за создание передовой науки".
"Когда же они успели принять такой документ?! - удивился я. - Может, когда я вместе с Дионисом покорял Ойкумену?"
Я вгляделся в лица президиума симпозиума. Гай Юлий Кесарь сидел энергично, Марк Аврелий явно страдал с похмелья, Флавий Веспасиан спал, но глаз не прикрывал, иногда всхрапывая, но тут же согласно кивая головой. Мол, да, да, все верно!
- Казалось бы, - продолжил Межеумович, - естественным ожидать от таких известных псевдо-философов, как Сократ, всюду сующий свой нос, чтобы он подал голос за устранение индифферентизма философии в деле применения физической теории к развитию Самой Передовой материалистической науки или хотя бы в деле борьбы с тормозящим развитие науки воззрениями, заимствованными от физиков-идеалистов. Однако и до сих пор имеет место самоустранение и неучастие в этой борьбе подозрительных лиц, группирующихся возле псевдо-философа Сократа, сына Софрониска и повивальной бабки Фенареты.
Исторический и диалектический Межеумович говорил легко, убежденно. Чувствовалось, что он привык, чтобы к его мнению прислушивались. Чувствовалось, что за ним стоит какая-то мощная сила, и все должны об этом знать и не строить себе идеалистических иллюзий.
Я затылком видел, как головы большинства присутствующих повернулись в нашу сторону.
- Или у тебя есть, что сказать по этому поводу, Сократ? - издевательски спросил материалист.
- Откуда же, друг мой? - удивился Сократ. - Да если бы я сам был способен найти ответ, я не стал бы приставать к тебе, считая, что ты его скорее найдешь, чем я.
- Но с Фалесом-то и с другими ты вел беседу? - спросил Межеумович.