"Шоколадная принцесса", первый роман из серии "Право по рождению", представляет нам непреходящую Аню Баланчину, мужественную шестнадцатилетнюю девушку с душой девчонки и ответственностью взрослой женщины. Сейчас ей восемнадцать, жизнь ее скорее горька, чем сладка. Она потеряла своих родителей и бабушку, перевела лучшие школьные годы на терки с законом. Пожалуй, сложнее всего оказалось решение открыть ночной клуб с ее закоренелым врагом Чарльзом Делакруа, стоившего ей отношений с Вином. Тем не менее, Аня по натуре боец. Она отбросила потерю Вина и сосредоточилась на своей работе. Вопреки всему к клубу приходит огромный успех, Аня чувствует себя в своей тарелке и ничто не предвещает беды. Но после ошибочного суждения Аня борется за свою жизнь и вынуждена считаться со своим выбором, ей приходится впервые в жизни дать другим людям помочь. "Век любви и шоколада" –– история о взрослении и осознании, что такое настоящая любовь. Она вобрала в себя лучшее от сочинений Габриэль Зевин: замысловатые образы "Мемуаров подростка, страдающего амнезией" и добросердечности "Другой стороны". Она заставит вас вспомнить, за что вы полюбили ее произведения.
Габриэлла Зевин
Век любви и шоколада
Тем, у кого сердца как подушечки для иголок, кто верит в любовь, но не может прекратить желать иного.
Часто безмятежность нисходит как бы взаймы, задерживаясь не дольше необходимого, чтобы дать прочувствовать, что значит быть живым, затем возвращается в свой темный источник. Как по мне, наплевать, где она будет, или какой горькой тропой прошла, дабы зайти так далеко, обретя сладкий вкус.
Стивен Данн, "Безмятежность"
I
Я С НЕОХОТОЙ СТАНОВЛЮСЬ КРЕСТНОЙ; ГОРЕЧЬ КАКАО
Быть крестной мне не хотелось, но моя лучшая подруга настояла. Я пыталась возразить: "Я польщена, но крестным полагается быть добрыми католиками". В школе мы проходили, что крестная отвечает за религиозное воспитание подопечного, а я не была на мессе с Пасхи и не исповедовалась где-то год.
Скарлет посмотрела на меня с расстроенным выражением, которое она приобрела за месяц с самого рождения сына. Ребенок зашевелился, Скарлет занялась им.
- Ох, уверена, - протянула она саркастичным тоном, а-ля разговор с дитём. - Мы с Феликсом обожаем отличных добропорядочных католиков-крестных, но к несчастью, наткнулись на Аню, всем известную плохую-преплохую католичку. - Ребенок заворковал. - Феликс, что остается думать твоей бедной, незамужней матери-подростку? Должно быть, она так измучена и потрясена, что ее мозг перестал работать. Ведь в мире нет никого ужаснее Ани Баланчиной. Да сам у нее спроси. - Скарлет протянула ребенка ко мне. Он улыбнулся – это было счастливое, розовощекое, голубоглазое и светловолосое создание – и мудро промолчал. Я улыбнулась в ответ, хотя, надо сказать, с детьми мне некомфортно. - Ох, верно. Ты еще не умеешь говорить, малыш. Но однажды, когда ты станешь старше, то попросишь крестную рассказать историю о плохих католиках - нет, царапулька, - не о том, какой она плохой человек. Она отрубила кому-то руку! Она пришла в дело вместе с ужасным человеком и выбрала себе занятие из-за самого славного мальчика в мире. Она попала в тюрьму. Ради защиты брата и сестры – но все равно – какие тут могут быть иные варианты кроме несовершеннолетней правонарушительницы? Она вылила поднос дымящейся лазаньи на папину голову, а некоторые даже думали, что она пыталась отравить его. Да если б ей удалось, тебя бы тут не было...
- Скарлет, не говори так при ребенке.
Она меня проигнорировала и продолжила ворковать с Феликсом.
- Можешь себе представить, Феликс? Твоя жизнь может быть испорчена, потому что твоя мама была настолько твердолобой, что выбрала крестной матерью Аню Баланчину. - Она повернулась ко мне. - Видишь, что я тут делаю? Веду себя так, будто это дело решенное – так оно и будет, ты станешь крестной. - Она вернулась к Феликсу. - С такой крестной как она дорожка твоя лежит прямо к преступной жизни, человечек ты мой. - Она поцеловала его в обе щечки и слегка его покусала. - Хочешь попробовать его на вкус?
Я помотала головой.
- Как хочешь, но знай, ты упускаешь нечто вкусненькое.
- Ты стала такой саркастичной после родов, ты знала?
- Я? Будет лучше, если ты без препирательств выполнишь, что я велю.
- Я даже не уверена, что до сих пор верующая, - ответила я.
- Мой бог, долго мы еще будем это обсуждать? Ты крестная. Мама заставляет меня его крестить, так что крестной будешь именно ты.
- Скарлет, я такого натворила.
- Я знаю это, и Феликс тоже знает. Хорошо, что мы подписались на это с открытыми на тебя глазами. Я и сама натворила дел. Безусловно. - Она погладила малыша по голове, затем жестом обвела крошечный манеж, созданный в квартире родителей Гейбла. Прежде он был кладовой, и оттого размеры комнаты были миниатюрными, вмещающими нас троих и все вещи, окружающие жизнь ребенка. И все-таки Скарлет сделала невозможное, расписав комнатушку облаками и бледно-голубым небом. - Какая разница, что было? Ты моя лучшая подруга. Кому же еще быть крестной?
Ты и вправду не станешь? - Голос Скарлет повысился до неприятного, и ребенок зашевелился. - Мне ведь плевать, когда ты в последний раз посещала мессу. - Лоб ее наморщился и казалось, она вот-вот заплачет. - Кроме тебя больше некому. Пожалуйста, об этом не переживай. Просто постой со мной в церкви, а когда мама или священник спросят, добрая ли ты католичка, солги.
***
В жарчайший летний денек, на второй неделе июля я стояла возле Скарлет в соборе святого Патрика. На руках она держала Феликса. Мы втроем напотели столько, что можно было решить проблему водного кризиса. Гейбл, отец ребенка, был по другую сторону от Скарлет, а старший брат Гейбла, Мэддокс, стоял рядом с ним. Он был версией Гейбла с толстой шеей, маленькими глазками и лучшим воспитанием. Священник, по-видимому, осознавал, что мы на грани потери сознания от жары, держал замечания при себе и не подтрунивал. Жарко было настолько, что он даже не почувствовал необходимости отметить, что родителями были два неженатых подростка. Да, крещение было стандартным и без излишеств. Священник спросил Мэддокса и меня: "Готовы ли вы помочь родителям в выполнении их христианского долга"?
Мы согласились.
Следующий вопрос адресован всем четверым:
- Вы отреклись от Сатаны?
Мы подтвердили.
- По вашей ли воле Феликс принимает крещение в лоне католической церкви?
- Это так, - сказали мы, на тот момент мы бы на все подписались, лишь бы пройти обряд.
Затем он вылил на голову Феликса святую воду, отчего ребенок захихикал. Я могла только воображать ощущение освежающей воды. Я не прочь.
После службы мы вернулись в квартиру родителей Гейбла на празднование. Скарлет пригласила парочку ребят из нашей школы, среди них недавно коронованный в бывшие Вин, с которым я не виделась около четырех недель.
Атмосфера на празднике была как на похоронах. Из нас Скарлет первой обзавелась ребенком, и никто, казалось, не знал, как себя следует вести в таком случае. На кухне Гейбл затеял с братом игру выпивох. Другие ребята из святой Троицы вежливо перешептывались между собой. Родители Скарлет и Гейбла заняли место в углу, эдакие шапероны. Вин составлял компанию Скарлет и ребенку. Я подошла бы к ним, но мне хотелось, чтобы Вин сам пересек комнату и встал ко мне.
- Как дела в клубе, Аня? - спросила меня Чай Пинтер. Она была ужасной сплетницей, но довольно безобидной.
- Мы открылись в конце сентября. Будешь в городе – заходи.
- Конечно. К слову, вид у тебя усталый, - сказала Чай. - Под глазами темные круги. Не спишь из-за страха не справиться?
Я рассмеялась. Если вы не можете проигнорировать Чай, то посмейтесь над ней.
- Преимущественно я не сплю, потому что много работаю.
- Мой папа говорит, что 98 процентов клубов в Нью-Йорке провальное дело.
- Вот это статистика, - сказала я.
- А может стать 99 процентов. Но Аня, что ты будешь делать, если это произойдет. Вернешься в школу?
- Вероятно.
- Ты же выпустилась?
- Я сдала экзамены прошлой весной. - Надо ли и говорить, что она начала меня раздражать?
Она понизила голос и бросила взгляд на Вина.
- Это правда, что Вин порвал с тобой из-за того, что ты открыла бизнес с его отцом?
- Я даже не рассказывала об этом.
- Так это правда?
- Все сложно, - ответила я. Чего оказалось достаточно.
Она посмотрела на Вина и состроила грустную мину.
- Я не рассталась бы из-за бизнеса. Если парень любил меня, то какой мне бизнес? Ты сильнее меня, Аня. Я тобой восхищаюсь.
- Благодарю, - сказала я. Восхищение Чай Пинтер заставило меня почувствовать себя ужасно из-за решений, принятых за последние два месяца. Я задрала подбородок и решительно распрямила спину.
- Знаешь, я пойду на балкон, подышу свежим воздухом.
- Там почти сто градусов, - заявила Чай мне вслед.
- А мне нравится жара.
Я распахнула раздвижную дверь и вышла в ранний жаркий вечер. Села в пыльное кресло с подушкой, кровоточащей пеной кружев. Мой день начался не с послеобеденного крещения Феликса, но за час перед клубом. Я на ногах с пяти утра и даже скудного комфорта кресла было достаточно, чтобы меня потянуло на сон.
Хоть я никогда не была мечтательницей, мне приснился весьма странный сон, где я была ребенком Скарлет. Она держала меня на руках, а меня переполняли чувства. Внезапно я вспомнила, каково иметь мать, быть в безопасности и быть любимым больше всего на свете. В этом же сне Скарлет превратилась в мою маму. Я не всегда могу представить ее лицо, но во сне видела ее так ясно – ее умные серые глаза, волнистые рыжевато-каштановые волосы, жесткую линию розовых губ и нежные веснушки, усыпавшие нос. Про веснушки я уже и забыла. Меня это опечалило. Она была красивой. Не похоже, что мама принимала близко к сердцу пустую брехню. Я поняла, почему отец не захотел жениться на ком-то кроме нее, полицейской. Анни, прошептала мама, ты любима. Позволь себе это. Я не могла перестать плакать. А может, вот от чего плачут дети – от веса любви, которой слишком много.
- Эй, - сказал Вин. Я выпрямилась и попыталась притвориться, что не сплю. (Немного в сторону: и чего люди так поступают? Чем сон так унизителен?) - Я сейчас же уйду. Только хочу перед этим поговорить с тобой.
- Полагаю, тебя не переубедить. - Я не подняла на него глаз. Голос мой прохладен и даже очень.
Он покачал головой.
- Это еще не все. Папа иногда болтает о клубе. Дела идут.
- Так чего ты хотел, а?
- Подумал, что надо заехать к тебе и забрать кое-какие вещи. Я еду на мамину ферму в Олбани и затем заеду в город ненадолго перед колледжем.
Мой уставший мозг пытался осмыслить это заявление.
- Уедешь?
- Да, я решил пойти в Бостонский колледж. Причин оставаться в Нью-Йорке больше нет.
Вот это новость.
- Ну удачи, Вин. Фантастичного времени в Бостоне.
- А я должен был с тобой посоветоваться? Ты же со мной не советовалась.
- Преувеличиваешь.
- Будь честна, Аня.
- А что ты бы ответил, скажи я тебе, что попросила твоего отца поработать на меня?
- Ты никогда не узнаешь.
- А вот и знаю! Ты попросил бы не делать этого.
- Конечно, попросил бы. Я бы даже Гейбла Арсли попросил не работать с моим отцом, а ведь его я терпеть не могу.
Я не поинтересовалась, отчего, но схватила его руку.
- Какие твои вещи остались у меня?
- Кое-что из одежды, зимнее пальто и, думаю, у твоей сестры одна из моих шляп, но Нетти может ее забрать. Свой экземпляр "Убить пересмешника" я оставил в твоей комнате и хотел бы перечитать когда-нибудь. Но главное, это моя электродоска для колледжа. Она у тебя под кроватью, думаю.
- Не зачем заходить. Я сложу вещи в коробку. Принесу на работу, а твой отец заберет.
- Как хочешь.
- Думаю, так будет легче. Я не Скарлет. Не тоскую по бесполезным драматичным сценам.
- Как знаешь, Аня.
- А ты всегда такой вежливый. Аж нервирует.
- А ты постоянно держишь все в себе. Мы ужасная пара.
Я скрестила руки и отвернулась от него. Разозлилась. Сомневаюсь в причине, но разозлилась. Не устала бы, то вполне уверена, лучше бы удержала эмоции в узде.
- Зачем ты вообще приходил в клуб на вечеринку, если не собирался простить меня?
- Я пытался, Аня. Приходил посмотреть, смогу ли я отпустить это.
- Ну так что?
- Выходит, не могу.
- Можешь. - Я и не думала, что нас могут увидеть, но мне в любом случае было наплевать. Я обняла его. Толкнула в сторону балкона и поцеловала его. Через пару секунд я заметила, что он не поцеловал меня в ответ.
- Не могу, - повторил он.
- Вот как. Ты больше не любишь меня?
Он не отвечал. Покачал головой.
- Недостаточно для этого, полагаю. Я не люблю тебя так сильно.
Переформулирую: "Я люблю тебя, просто недостаточно сильно".
С этим я поспорить не могла, но все равно попыталась.
- Ты будешь об этом жалеть. У клуба будет огромный успех, а ты будешь жалеть, что не остался со мной. Потому что если любишь кого-то, то это навсегда. Любишь их, даже если они совершают ошибки. Я так думаю.
- Так значит, я должен любить тебя вне зависимости от твоих поступков? Тогда я не смогу уважать себя.
Возможно, он и прав.
Я устала защищаться и попыталась убедить его посмотреть с моей точки зрения. Я уставилась на плечо Вина, находившееся от меня менее чем в шести дюймах. Несложно склониться и пристроить голову в уютное местечко меж его плечом и подбородком, предназначавшееся именно мне. Несложно сказать ему, что клуб и совместное дело с его отцом были ужасной ошибкой и умолять его принять меня. На мгновение я прикрыла глаза и попыталась себе представить будущее с Вином. Я увидела дом за городом – Вин владеет коллекцией старинных архивов, а я научилась готовить другие блюда помимо макарон с замороженным горошком. Увидела нашу свадьбу – на пляже, он в синем в полоску костюме, а наши кольца из белого золота. Я увидела темноволосого малыша –назову его Леонидом в честь папы, если мальчик, а если девочка – Алексой, в честь сестры Вина. Все это выглядело потрясающе.
Это несложно, но я себя возненавижу. Мне выпал шанс что-то создать, продвинуться там, где не смог отец. Я не могла это бросить даже ради парня. Только его мне не достаточно.
Посему я держала шею прямо, а взгляд устремила прямо. Он уходит, а я его отпускаю.
С балкона я услышала детский плач. Мои бывшие одноклассники восприняли слезы Феликса как сигнал о том, что вечеринка закончилась. Через стеклянную дверь я наблюдала, как они уходят. Уж не знаю зачем, но попыталась пустить шуточку.
- Похоже, худшая гулянка. На втором месте, если считать младший год. - Я легонько коснулась бедра Вина в том месте, куда угодила пуля моего брата в самый худший выпускной. На секунду показалось, что он рассмеется, но затем он отодвинул ногу.
Вин прижал меня к груди.
- Прощай, - прошептал он более мягким тоном, чем прежде. - Надеюсь, жизнь даст тебе все, что ты хочешь.
Я поняла: это конец. В отличие от прошлой ссоры, в этот раз голос его звучал не яростно, а смиренно. Будто он уже где-то далеко.
Секунду спустя он отпустил меня и по-настоящему бросил.
Я отвернулась и стала наблюдать, как солнце клонится за город. Хоть я и сделала свой выбор, видеть, как он уходит, мне не хотелось.
***
Я выждала пятнадцать минут и вошла в квартиру. Единственными людьми на тот момент здесь остались лишь Скарлет и Фелик.
- Обожаю вечеринки, - заявила Скарлет, - но эта была неудачной. И только не говори, что это не так. Ты можешь лгать священнику, но мне-то слишком поздно.
- Я помогу тебе с уборкой, - пообещала я. - Где Гейбл?
- Ушел с братом. И затем пойдет на работу. - Гейбл дурно отзывался о работе санитаром, в обязанности которого входило менять судна и мыть полы. Это единственная работа, которую он смог найти, и я полагаю, с его стороны благородно взяться за нее. -Думаешь, было ошибкой приглашать ребят из Троицы?
- Я думаю, это было здорово.
- Я видела, как ты разговаривала с Вином.
- Ничего не изменилось.
- Мне грустно это слышать. - Мы домыли квартиру в молчании. Скарлет начала пылесосить, поэтому я не сразу заметила, как она заплакала.
Я подошла к пылесосу и выключила его.
- Что такое?
- Не знаю, какие у нас остаются шансы, если вы с Вином не надумаете.
- Скарлет, это был лишь школьный роман. Они не длятся вечно.
- Если ты не тупица и не беременная.
- Я не это имела в виду.
- Я знаю. - Скарлет вздохнула. - И знаю также, почему ты открыла клуб, но разве ты уверена, что Чарльз Делакруа стоит свеч?
- Да. Я тебе уже объясняла. - Я снова включила пылесос и допылесосила ковер долгими, безумными рывками. - Ты же знаешь, заниматься этим нелегко. Да и помочь некому, поддержать. Ни мистеру Киплингу, ни родителям, ни бабушке, ведь они умерли. Ни Нетти, она еще ребенок. Ни Лео, он в тюрьме. Ни семье, потому что, как они считают, я угрожаю их делу. Безусловно, и Вин не поможет. Некому. Я одна, Скарлет. Сейчас я более одинока, чем за всю жизнь. Знаю, я сама это выбрала. Но мои чувства все же ранит, когда ты принимаешь сторону Вина. Я связалась с Чарльзом Делакруа из-за его контактов в городе. Он мне нужен, Скарлет. Он – часть моего плана с самого начала. Никто его не заменит. Вин просил меня о том, на что я не могу согласиться. Тебе не кажется, что я жалею?
- Извини, - сказала она.
- И я не могу быть с Вином Делакруа только потому, что моя лучшая подруга не отказывается от романтики.
Глаза Скарлет наполнились слезами.
- Давай без споров. Я идиотка. Не обращай внимания.
- Ненавижу, когда ты называешь себя идиоткой. Никто о тебе так не думает.
- Это думаю я сама, - сказала Скарлет. - Взгляни на меня. Что мне делать-то?
- Ну, к примеру, мы закончим уборку квартиры.
- После этого, я хотела сказать.
- Затем возьмем Феликса и отправимся в мой клуб. Люси, барменша, работает допоздна, и у нее литры какао-напитка из образцов.
- А потом?
- Не знаю. Ты что-нибудь придумаешь. Это единственный известный мне способ как двигаться дальше. Составляешь список и выполняешь все по порядку.
- До сих пор горчит, - сказала я недавно нанятой барменше, протягивая последний набор стаканов. У Люси были белоснежные коротко стриженые волосы, светло-голубые глаза, бледная кожа, большие нос и рот, и высокая атлетичная фигура. Когда она надевала пиджак и шляпу, то казалась мне похожей на плитку Баланчина белого. Если она работала на кухне, то я даже в своем кабинете слышала ее бормотания и ругательства. Грязные словечки казались частью творческого процесса. Мне она очень нравилась, кстати. Не будь она моей подчиненной, мы бы стали подругами.