* * *
Газетные заголовки пестрят сводками с фронтов. Материк раздирает очередная война. Письма от Виктории идут дольше, но содержание их по-прежнему спокойно. Брендон надеется, что маленькую страну, в которой Алистер Баллантайн купил старый замок в горах, война обойдет стороной.
Империя поддерживает войска союзника, поставляя на фронт механических солдат. По приказу императора каждая кукла Нью-Кройдона, имеющая мужской пол, - военнообязанная. Брендон не исключение. Под рубахой на цепочке висит стальная пластина с номером семь-два-восемь-пять. В любой момент в доме Баллантайнов может раздаться телефонный звонок, после которого…
- Ты никуда не пойдешь, мой ангел. - Байрон говорит настолько уверенно, будто он - верховный главнокомандующий. - Если императору угодно, пусть делает пушечное мясо из членов своей семьи. Ты останешься в Нью-Кройдоне. Со мной.
Байрон Баллантайн - самый влиятельный человек Нью-Кройдона. Неофициально. Но грядут выборы мэра, и Байрон уверен в своем успехе.
- Я могу купить этот город с потрохами. Брендон, неужели у меня не хватит денег, чтобы не отдавать тебя на фронт?
Брендон слегка кивает, не отрываясь от чтения газеты. С одной стороны, кому хочется на войну? А с другой - ему все равно, погибать ли под траками танков или оставаться любимой забавой Байрона. И то и другое одинаково тошнотворно.
- Через неделю открывается новая фабрика в Нортонхилле. Надеюсь, ее производительности хватит, чтобы выкупить тебя у государства.
Байрон самодовольно улыбается и кидает в Брендона виноградиной. Ягода не долетает, катится по полу маленьким лиловым мышонком.
- Отвлекись ты от этой белиберды, ангел мой! Все, о чем они пишут, далеко и несущественно. Мы вне их игр. Мы над ними.
Брендон складывает газету, встает из кресла и прохаживается по кабинету. Байрон сидит за его столом, закинув ноги в дорогих ботинках на разбросанные по столешнице записки, схемы и перфокарты.
"Ты меня удивляешь, - обращается к нему Брендон. - Тебе сорок пять, ты нажил громадное состояние, делаешь успехи в политике. Но черт тебя возьми, Байрон, когда ты научишься ценить хоть что-то кроме денег? Там люди гибнут, горят города, а ты думаешь лишь о том, сколько будет стоить вольная для твоей куклы".
- Я мыслю масштабнее. Я спасаю лучшего программиста императорской армии, - иронично отвечает Байрон. - Служу отечеству, так сказать.
Заходит дворецкий с чашкой чая и плиткой горького шоколада на подносе. Ставит их на стол рядом с Баллантайном, кланяется и удаляется. Брендон смотрит ему вслед и морщится: обилие в доме смазливых юнцов с кроткими глазами его раздражает. Но что ж поделать, Байрону не нравится женское общество.
"Скажи, кому ты оставишь свою империю? Не пора ли подумать о наследнике?"
- Как вы мне все надоели с этим наследником! - раздраженно отмахивается Байрон. - Надо будет - ты займешь мое место. Или я стану жить вечно. Только отстаньте от меня со своей моралью!
Вечером - очередной банкет в честь крестин чьего-то внука, и снова Байрон - в центре внимания. Одетый с иголочки, холеный, подтянутый, он не знает отбоя от молодых хорошеньких женщин. Каждая знатная семья Нью-Кройдона мечтает породниться с Баллантайнами. Только Байрону этого не нужно.
- Ах, мистер Баллантайн, расскажите нам о вашем новом проекте! - щебечет блондиночка лет восемнадцати, кокетливо поправляя медальон на груди.
- Сэр, это правда, что ваши новые куклы смогут управлять паровым самолетом? - вопрошает ее подруга - темноволосая пышногрудая красавица, утянутая в кожаный корсет.
- Сенатор Баллантайн, а на вашей фабрике можно заказать для себя механическую лошадь? - улыбается третья претендентка на руку и сердце.
Байрон зевает, прикрывая рот платком. Ему откровенно скучно.
- Дамы, отвечу всем и сразу. Масштаб и подробности нового проекта юным леди не по уму. Куклы не настолько тупы, чтобы не справиться с управлением самолетом. И механическая лошадь плохо приспособлена для любовных утех. Найдите себе кавалеров, они растолкуют вам подробнее. Прошу меня извинить.
Легкий поклон - и Байрон удаляется от стайки девушек в сторону бильярдной. Юные прелестницы густо краснеют и хихикают. Они настолько глупы, что неприкрытое хамство воспринимают как тонкий юмор.
- Брендон, а вы потанцуете со мной? - Блондинка взирает на Брендона как на последнюю надежду.
Он разводит руками. Конечно, мисс, с превеликим удовольствием. Брендон подает девушке руку, увлекает ее в зал и кружит под звуки вальса. Блондиночка нежно рдеет, глаза ее сияют. Для нее Брендон - легенда: вечно юный, молчаливый, окутанный флером таинственности. Она же для него - очередная девушка, попросившая о танце на очередном светском рауте.
Смолкает музыка, Брендон коротко кланяется блондинке, провожает ее к подругам и идет искать Байрона в бильярдную. Там вовсю обсуждается возможность продажи технологии изготовления перерожденных за границу. Байрон привычно отшучивается, что мозги иностранцев невосприимчивы к оккультным знаниям, а толковых механиков кругом хватает.
- Зачем нам утечка прибыльных технологий из страны? - белозубо улыбается Байрон. - Кто не в состоянии выращивать виноград, покупает вино у винодела. Хороший винодел всегда востребован. А при попытке воровать чужое можно получить дробью в задницу и судебный иск. Не так ли, господа?
Конечно же, с ним соглашаются. И вдруг кто-то спрашивает:
- Сенатор Баллантайн, а вы поддерживаете отношения с вашей дочерью?
Лицо Байрона каменеет.
- Простите?.. - переспрашивает он, чеканя слоги.
- Ну… Поговаривают, что у вас есть внебрачный ребенок.
Богема Нью-Кройдона расступается, пропуская вперед долговязого хлыща с неприятным цепким взглядом. Байрон ставит на бильярдный стол бокал с недопитым коньяком и цедит сквозь зубы:
- Кто вы такой?
- Я Ричард Сомс, эсквайр и независимый журналист, - бодро рапортует долговязый, обрадованный вниманием.
- Кто дал вам право приносить в приличное общество грязные слухи? - Слова Байрона звучат как приговор судьи.
Молодчик нагло пожимает плечами.
- Я привык говорить то, что думаю.
- Плохое качество для человека, желающего произвести впечатление умного.
- Все лучше, чем компрометировать себя подобным образом, сенатор.
- Мой вам совет, эсквайр: катитесь отсюда к чертовой матери прямо сейчас. Хотите делать карьеру журналиста на грязных сенсациях? Тренируйтесь подглядывать за женой мясника, живущего через дорогу. Возможно, она согласится лишить вас девственности за ваш компромат.
Слова Байрона вызывают взрыв хохота у собравшихся, и ответ Сомса слышат только сам Баллантайн и стоящий за его левым плечом Брендон:
- Шлюхи в этом городе доступны не только вам, сенатор. И не всех женщин, которых вы истязаете в своем доме, потом собирают по кускам, выловленным из Северна. Некоторые, к вашему сожалению, выживают.
* * *
Байрон мечется по дому, как одержимый, оставляя за собой груды осколков старинных ваз и круша о стены стулья. Слуги в ужасе попрятались, мажордом лелеет выбитую челюсть. Один Брендон относительно спокоен среди этого хаоса. Он сидит в своем кабинете и делает вид, что поглощен расчетами для очередного проекта. На самом деле он просто ждет.
Когда стихает грохот, Байрон сам появляется на пороге кабинета. Раскрасневшийся, всклокоченный, но уже не опасный.
- Я засужу эту скотину! - восклицает он.
Брендон одобрительно кивает.
"Успокойся. Ты отлично держался на людях. Не давай им повода усомниться в том, что этот жалкий идиот все выдумал".
Байрон устраивается на диване, выдерживает долгую паузу, потом нарушает молчание:
- Похоже, не выдумал. Была у меня любимица, которую я заказывал несколько раз, прежде чем она сбежала. Нельзя исключать, что речь о ее отпрыске. Я уже распорядился с утра привезти ко мне ее сутенера. - Байрон перехватывает настороженный взгляд Брендона и добавляет: - Никакого насилия. Я лишь наведу о ней справки.
"В моем присутствии", - настаивает Брендон.
Байрон думает о чем-то своем и не отвечает.
Утром в вестибюле дома Баллантайнов объявляется сутенер. Он испуган, помят, с мольбой в глазах смотрит на телохранителя сенатора. Байрон встречает его как родного:
- О! Генри, дорогой! Что-то ты постарел. Поистрепался по своим девочкам?
- Время, мистер Баллантайн. Оно только к вам благосклонно, - лебезит сутенер. - Прекрасно выглядите.
- Веду здоровый образ жизни, - улыбается Байрон и делает приглашающий жест в сторону парадной лестницы: - Прошу. Поговорить надо.
- Мистер Баллантайн, я очень тороплюсь, сэр…
Байрон разочарованно качает головой.
- Я не думал, что ты такой трус, Генри. Хорошо, раз ты предпочитаешь говорить на пороге, пусть будет по-твоему. Разговор недолгий.
Баллантайн отсылает телохранителя и присаживается на широкий подоконник. Брендон садится на ступеньки лестницы. Сутенер смотрит на них попеременно и теребит белое кашне.
- Скажи мне, дорогой Генри, - неторопливо начинает Байрон. - Здоровы ли мои прежние любимицы? Роксана? Шарлотта?
- Роксана здравствует и ныне, а Шарлотту пять лет как зарезали в подворотне.
- А Джеральдина?
- Ей повезло. Вышла замуж, сэр. У нее три рыжих мальчонки. Все в отца.
- Это хорошо, - Байрон подается вперед. - А как дела у Хлои?
- Она отошла от дел, устроилась…
Байрон хлопает в ладоши. Сутенер вздрагивает и смолкает.
- Браво, Генри! Какие подробности! А не ты ли говорил мне, что она сбежала?
Сутенер молчит, горбится и комкает шарф.
- А я так переживал, дорогой Генри! Ну как же, моя любимая шлюха - и сбежала! - Байрон театрально воздевает руки. И тут же продолжает спокойно и серьезно: - Адрес, Генри. Если хочешь жить и иметь свой бизнес в этом городе - адрес. Немедленно.
- Фарбиан-стрит… Тридцать шесть… Третий этаж, комната справа, - лепечет сутенер, стремительно бледнея.
Лицо Байрона озаряет счастливая улыбка. Он подходит к Генри, похлопывает его по плечу, сует ему в карман несколько крупных купюр.
- Дорогой Генри, у тебя прекрасная память! Ты уж ее береги и пользуйся ею аккуратно. Лишнего запоминать не нужно. Ты меня понял?
- Да-да, мистер Баллантайн! - кивает сутенер, пятясь к выходу. - Я вас очень хорошо понял! Я вас всегда прекрасно понимал, правда же?
- Правда, - глухо отвечает Байрон, захлопывая за ним дверь.
С минуту он стоит, опершись ладонями на дверной косяк. Потом поворачивается к Брендону.
- Ангел мой. Могу ли я доверять кому-то больше, чем тебе?
Байрон смотрит ему прямо в глаза, и по выражению его лица Брендон понимает все.
"Нет. Я этого не сделаю", - говорит он.
Сенатор Баллантайн поднимается по ступенькам. Останавливается у балюстрады и небрежно бросает через плечо:
- Сделаешь. Просить тебя я не собираюсь. Это приказ. Иди за мной.
Часть IV. Элизабет
- Дамы и господа, монорельс следует до станции Канви-парк, - объявляет приятный женский голос из динамиков, и вагон, дрогнув, плывет дальше мимо домов.
Пятый час пути с одного края города на другой. Два часа между пересадками с поезда на поезд. Усталый Брендон исподтишка рассматривает попутчиков. Двое молодых мужчин в высоких цилиндрах читают свежие газеты. Полная дама в старомодном чепце комкает в руках черную шаль. Группа из пяти студентов - что-то бурно обсуждают, смеются. Девушка лет семнадцати с этюдником через плечо. Пожилой джентльмен в сопровождении девочки-подростка; они говорят между собой на амслене, и Брендон думает, что девочка - перерожденная. Но подходит кондуктор, спрашивает у них билет, и девочка что-то отвечает, протягивая два маленьких картонных прямоугольника.
Монорельс, покачиваясь, скользит над улицами на уровне третьих этажей, и Брендон успевает увидеть фрагменты чьих-то жизней. Старушку, поливающую цветы на подоконнике. Усатого мужчину, бреющегося у окна перед зеркалом. Седого музыканта со скрипкой в длинных тонких руках, играющего на балконе. Кошек и голубей на крышах. Дважды среди облаков мелькает громада дирижабля.
"Выполнишь приказ - немедленно возвращайся, - велел Байрон. И добавил: - Только попробуй не подчиниться. Пытка электричеством покажется тебе лаской, мой ангел".
Поезд останавливается, голос в динамиках объявляет конечную станцию. Юноша в форме рядового императорских войск с ранцем за спиной и винтовкой через плечо покидает вагон последним. Пересекает посадочную платформу, слегка прихрамывая, и исчезает в людском водовороте на Брикс-авеню.
Размеренные шаги гулко отдаются по мостовой, и Брендону кажется, что внутри него стучит сердце города. Гигантское сердце Нью-Кройдона, часть которого - он сам. Город живет. Зеленщик на перекрестке громко хвалит лучший салат и свежайшие яблоки. Кукла-швейцар приветливо улыбается, распахивая дверь ресторана перед костлявой дамой в платье с открытой спиной. Мальчишка-сапожник натирает ваксой туфли джентльмена в строгом костюме и насвистывает. Его клиент смотрит на часы и чему-то улыбается.
"Ты это сделаешь, Брендон. Ты же любишь меня. Я в тебе не сомневаюсь".
Стайка детишек на углу Брикс-авеню и Авер-Кросс приманивает голубей хлебными крошками. Сизари опасливо хлопают крыльями, вытягивают шеи, торопливо хватая корм. Мальчуган лет пяти в заношенной кепке то ли отца, то ли старшего брата с воплем прыгает и пытается поймать птицу. Голуби взмывают в небо, дети хохочут. Когда Брендон проходит мимо них, мальчик лет десяти вытягивается в струнку и отдает ему честь.
У Брендона нет сил даже на улыбку. И видеть играющих на улице детей ему больно. Ему безумно хочется повернуть назад, добраться до дома, а там пусть хоть что творит чертов Байрон, лишь бы…
Приказ отдан Баллантайном. И нет возможности уклониться, не выполнить. Такие приказы не обсуждаются.
"Ты сможешь, мой ангел. Моя воля сделает это за тебя. Ты - лишь орудие".
Он проходит вдоль длинного промышленного здания на Уинсор-стрит, видит указатель на Фарбиан-стрит. "Тридцать шестой дом, - услужливо шепчет память. - Третий этаж, комната справа". Грохочет над головой монорельс. "Видно ли ее окно из вагона?" - думает Брендон и отгоняет эту мысль.
Дом номер тридцать шесть похож на сотни других домов Нью-Кройдона. Трехэтажное строение, втиснутое между заводской оградой и лавкой сапожника. Стены, покрашенные грязно-желтым. Горшки с геранью в подвесных ящиках на окнах. На ступеньках подъезда умывается пестрая кошка. Намывает гостей.
Брендон останавливается. Сердце города гремит в висках, голова раскалывается от боли. Ребенок. Там ребенок. Девочка. Уходи, Брендон. Возвращайся к Байрону, и пусть лучше он тебя убьет.
"Ты не можешь меня ослушаться, мой ангел. Иди".
Он поднимается по ступенькам, открывает дверь подъезда.
"Пожалуйста, пусть их не будет дома! Господи, если ты есть - пожалуйста!" - шепчет Брендон одними губами.
Он медленно идет по лестнице на третий этаж, и деревянные ступени едва слышно поскрипывают, пружиня под его ногами. Перед дверью Брендон останавливается. В круглом оконце под крышей сияет солнце, заливая лестничную площадку янтарным закатным светом. Ладонь, обтянутая белой перчаткой, несколько раз бьет по двери.
- Открыто! - откликается звонкий женский голос, и Брендон слышит топот бегущих детских ножек.
Дверь открывается, и сердце города замирает. Брендон делает шаг через порог.
Он помнит женщину, что стоит перед ним. Помнит обращенный к нему умоляющий взгляд. Шелковые шнуры, впившиеся в побелевшую плоть. Лезвие ножа, пляшущее вдоль ребра.
- Кто вы? - удивленно спрашивает Хлоя.
"Бегите…" - беззвучно шепчут губы Брендона.
Она узнаёт его. Отливает от щек краска, зрачки от ужаса становятся огромными, женщина давится собственным криком, отшатывается назад. Туда, где выглядывает из комнаты любопытная кроха, недавно научившаяся ходить. Брендон смотрит на ребенка и видит свою маленькую Фэй. Белое кружевное платьишко; темные кудри выбились из-под легкой летней шапочки. Девочка мусолит кулачок и изучает Брендона синими, как у матери, глазами.
Шаг. Еще шаг. "Бегите же, гос-с-споди!.." Рука тянет с плеча "Ли-Энфильд", Брендон изо всех сил пытается сжать пальцы в кулак. Отчетливо щелкает затвор.
За плечом Брендона мелькает тень, и тут же на затылок обрушивается удар. Короткая вспышка перед глазами - и темнота. Милосердная и глубокая, как омут.