- А он бы насчёт розги не сомневался, верно? - ответил Итагаро - Хотя мы не можем поступать с ними подло. Пусть они и хранят продукты, о которых мы понятия не имеем, а нам говорят про какой-то пост… Ведь это ещё что - если сравнить с кражей из медпункта таких препаратов! А кражи на самом деле не было! И они не всё знают о нас, что тоже - условие сохранения тайны…
- Вот именно, - согласилась Фиар. - И солдаты тут не по своей воле, и нынешние учителя не знают, кто мы такие. А тут директор станет валить всё на них, выкручиваясь сам…
- Точно… Невольные слуги зла, - ответил Герм. - Как раз о чём мы в своё время не договорили…
- Но главное: вся охрана специально подобрана из невнушаемых, - напомнил Итагаро. - Никто не сможет сказать, что ты придумала и внушила им "прожилки". А вообще с перепугу что только не бывает…
- И оказывается, "невнушаемым" очень даже можно внушать, - ответила Фиар. - Догадаться только, что и как. И самим не запутаться, нагромождая одно внушение на другое…
- И с чего всё началось, - сказал Джантар. - С попытки выяснить, что на самом деле известно учителю из тайных знаний его религии… Где, кажется, и вовсе нет ни философской, ни космогонической доктрины - и изучаем её не наравне с другими религиями, а просто как "богословие"…
- Хотя кому-то мы нужны для очень серьёзных целей, - добавила Фиар. - И какие-то тайные силы сопровождают нас и на конкурсном отборе, и уже тут… Вспомните послание Адахало…
- Но и не собственноручное, а через компьютер, - уточнил Итагаро. - Принтер которого заряжен исчезающей краской. Сразу не поняли… Готовы были схватиться за любую надежду, и вдруг сами - его надежда в очень серьёзных делах! Но теперь-то что…
- А теперь… - вздохнула Фиар. - Правда: кто мы теперь, что изучаем, зачем?
- И ради сохранения какой тайны изо всех сил тянуть столько "обычных" уроков? - добавил Донот. - И ни в чём не признаться, не объяснить учителям?
- Когда снаружи опять происходит странное, - согласился Джантар. - О чём мало знаем, несмотря на наши способности. Ясновидение даёт образы, биолокация - место, чувствуется общая тенденция, но в конкретной информации ограничены… Мы - чья-то особая надежда, готовящиеся к особой миссии! Вот о чём подумать бы хоть теперь…
"И специально отобраны кем-то в тайне от того, основного отбора, - лишь мысленно добавил он, почему-то не решаясь вслух. - И не только из-за нашей собственной тайны. И в итоге наше человечество так спокойно приняло то откровение. Никакого особого потрясения, выступлений, дискуссий: поговорили и забыли… Тоже - кто мог думать, что так будет? Веками ждали контакта - и вот контакт, прошедший стороной. Контакт, что оказался никому не интересен… А тут - уже другое. Какие-то иные тайны…"
34. Лабиринты тайн
…И действительно: тогда, год назад, обстановка и на всём пути следования в заваренном вагоне, и в самом Тисаюме, куда прибыли на третий день, была спокойной - возможно, странно спокойной для таких событий. Будто все эмоции и шок успели перегореть в обществе за три дня их пути, разрядиться без остатка - не говоря уж, что вовсе не было особых эксцессов. И те пулемёты - полицейские на месте приняли у них равнодушно, по-деловому, лишь взяв ещё какую-то подписку… И - всё время, оставшееся до начала конкурсного отбора, которое Джантар так и провёл в Тисаюме вместе с остальными (ведь там и должен был состоять под особым надзором полиции - и там же, как было согласовано по каким-то, неясно даже, официальным или тайным каналам, пройти первый этап отбора, не возвращаясь за этим в Кераф) - впечатление было, будто ничего особенного не случилось. И даже не то, что сами никак не ощущали этого надзора, продолжая свободно ходить по городу, купаться в море, заниматься своими делами (в основном готовясь к отбору, но и участвуя в астрономических наблюдениях Герма, и встречаясь по очереди у каждого дома, всё более знакомясь с интересами, научными увлечениями друг друга) - просто в обществе не было чувства, что случилось нечто, открыта великая тайна…
…Хотя происшедшее и не было забыто сразу, на следующий день - о нём знали, но как бы старались не вспоминать, в разговорах людей эта тема почти не звучала. Будто абсолютное большинство почти сразу потеряло интерес к тому, чем на самом деле оказалось внутреннее плато Западного континента, кем населено, почему туда невозможно переселить большие массы людей (тех, что ещё недавно полагали себя единственно достойными носить имя человечества Фархелема), и даже как-то открыто изучать эту часть планеты и её обитателей. Как, впрочем, нельзя было изучать их и тайно: разумных, что не желали иметь никаких отношений с теми, кто так отличались от них самих… Нельзя было - и против их воли, как диких животных… Вот и старались почти не говорить, будто общество испытывало подавленный шок, неосознанную горечь: как глупо вообще всё получилось, как жестоко обмануты тысячелетние надежды тех, кто всё ещё по привычке называли себя просто "человечество Фархелема"! Увы, откровения, прорыва за некую грань не получалось - и хотя целый новый мир, казалось, был рядом, но какой… Мир, что не желал открыться навстречу, а наглухо отгораживался; мир, любые гипотезы о котором всё равно не было способа проверить - и от всех мыслей о нём "здешнее" общество тоже лишь стремилось уйти в глухую оборону. Нелепые традиционные предубеждения обеих сторон - отравили то, чего, казалось бы, не могли не желать и не ожидать с глубоким трепетом оба сообщества… Хотя каймирцы и тут были свободнее остальных, в их словах об Иораре всё же чувствовалось стремление узнать, понять, осмыслить - но и они мало говорили об этом… И к такой тайне были вольно или невольно причастны они, девять подростков - совершивших то, о чём нельзя было сказать вслух, открывших своему человечеству такое, к чему непонятно, как относиться… И пусть это сняло в обществе какую-то долю напряжённости, погасило немало бесплодных и уже рискованных поисков - но и только… Не были решены проблемы перенаселения, ресурсов, не стало понятнее, как быть со слабыми учениками в школах, множеством малообразованных и не приспособленных к современной технике взрослых; ощутимо не улучшились отношения Лоруаны (и, похоже, остальных стран их человечества) с Чхаино-Тмефанхией; продолжали распространяться слухи о генетических экспериментах, далёкой от всех мировых традиций "неестественной среде обитания человека", виновности в чём-то богатых стран перед бедными, о "простом человеке" и "нормальном ребёнке" - но хоть уже на фоне отказа от жёсткой унификации образования, что тоже было немало, и в чём была личная, но тайная заслуга именно их, девятерых. Заслуга, плодами которой уже явно, открыто, предстояло воспользоваться и самим…
…Впрочем, когда начался отбор (и им вместе с другими соискателями пришлось собраться в школе на старой окраине) - процедура неприятно удивила Джантара. После стольких громких слов и таких надежд - вдруг оказалось: на деле… весь первый этап состоял из экзаменов по тем же школьным предметам! Которым ещё предшествовал медосмотр, а завершалось всё собеседованием - уже лишь для тех, кто, успешно пройдя медосмотр, были по его итогам допущены к экзаменам, и ни на одном не получили нуля баллов. Получивший же "нуль" (хотя бы и по предмету, которым специально не интересовался, будучи одарённым в иной области) - лишался и права сказать на собеседовании что-то в своё оправдание… И Джантар видел: в каком шоке уходили с экзаменов претенденты на художественную или музыкальную одарённость, получившие "нуль" по математике, или наоборот - потенциальные математики, сорвавшиеся на истории и биологии… Но что мог сказать или сделать сам - связанный такой тайной? Ему (и всем девятерым) оставалось, скрыв бессильный гнев и тревогу, принимать нелепые, навязанные взрослыми "правила игры", увы, порой слишком рискованной и для самих… Джантар и много времени спустя не мог без содрогания вспоминать: как ждал экзамена по музыке, к которому не был готов даже психологически, и, лишь чудом сумев припомнить что-то из теории данного предмета, спасся полученным одним баллом от полного краха (хотя потом, на экзамене по изобразительному искусству, его рисунок в традиционной древней "чертёжной" манере удивлённые экзаменаторы оценили в четыре балла, а по истории им пришлось расщедриться на целых шесть: древнюю историю Каймира он знал до тонкостей). Но целом осталось впечатление: над ним в который раз потешались недалёкие люди, чрезвычайно гордые своей взрослостью. Ведь и итоговое собеседование больше напоминало допрос по фактам биографии; и там при всякой попытке высказать серьёзные идеи члены экзаменационной комиссии мрачнели и пытались перевести разговор на чужие, незнакомые Джантару темы: спорт, развлечения, "группировки" в школе и во дворе, семейные и бытовые проблемы невразумительного свойства - и пропадало желание раскрываться перед ними, и даже казалось: если бы не их тайна, ещё неизвестно, что лучше - безрадостная, унизительная победа в игре по таким правилам - или достойное поражение? Но тайна была, и с этим приходилось считаться… А тем временем в большинстве помещений школы, на время отбора переоборудованных в спальни для приезжих соискателей - из первоначальных групп в 20 человек оставалось уже по 5–6, и в общую спальню для оставшихся решено было превратить спортзал…
…А наутро, когда были вывешены итоговые списки - Джантар увидел: имена их всех, девятерых, отделённые синей полосой от верхней части списка, и красной - от нижней. Ниже значились явные неудачники со средним баллом от 3 и менее, уже увезённые обратно родителями и начальством детдомов; выше - те, кто, успешно пройдя первый этап, отправлялись на второй "по регионам"; а они и ещё несколько соискателей попали в эту странную отдельную частть списка со средним баллом 3,1… И их (как тут же объяснили обеспокоенным родителям члены экзаменационной комиссии), ждал вовсе особый, отдельно от остальных, второй этап отбора - хорошо хоть, не где-то, а на Каймире же, в Риэланте, но и отправляли их туда одних, без родителей, которые до окончания экзаменов и ещё каких-то "прочих проверок" второго этапа к ним не допускались. Приходилось согласиться и с этим… Да это, кажется, и был тот самый отбор из соискателей "с нервно-психическими отклонениями", и в этом же ощущалось чьё-то тайное участие в их судьбе…
…И вот после целого дня ожидания в школьном спортзале, в сумерках, когда тревожно полыхал багровый закат, за ними наконец пришли взрослые в какой-то форме вместе с солдатами, как обыкновенный конвой - и долго вели по тёмной опустевшей школе, через школьный двор, пустынными вечерними переулками по эту, а затем и другую сторону рельсовой дороги, потом куда-то уже за город, в сторону заводских окраин - и наконец они оказались на бывшей погрузочной платформе, похожей на ту, в Арахаге, где их так же ждал вагон с решётками на окнах - но тут уже явно тюремный, специальный для перевозки арестантов. И тревожило больше всего то, что не казался пустым: в темноте из других купе (а их разместили в ближайшем к выходу) явно слышалось сонное дыхание, а по коридору ходили вооружённые солдаты, то и дело внимательно осматривая в свете фонарей каждое купе… В самом купе нельзя было даже ни лечь, ни встать - грубые деревянные нары трёх уровней начинались от самой входной решётки, заменявшей дверь, разделяя купе по высоте на три изолированных отсека, но их всех разместили почему-то внизу, по шестеро с каждой стороны на нижней полке, где можно было лишь сидеть (с ними ехали ещё трое незнакомых лоруанцев); и увы, Ратоне даже некуда было отодвинуться от остальных, так что Джантару, сидевшему рядом, пришлось снять рубашку - и так, полупригнувшись, касаясь головами низкой средней полки, они попробовали задремать… Но и тут не повезло: едва Джантар стал погружаться в сон, рядом раздался шум, лязг дверного запора, и солдаты, схватив тех троих незнакомых попутчиков, а также почему-то Ратону, стали заталкивать их по двое, в средний и верхний отсеки, не имевшие сообщения с нижним. И хотя, как потом оказалось, для Ратоны всё обошлось - Джантар не сомкнул глаз до самого Риэланта, тем более, после того, как Донот объяснил, что случилось. Оказывается, двое из тех троих (кстати, успевшие однажды подраться и во время первого этапа) вновь затеяли ссору и здесь, в тесноте, а Ратона и тот третий подвернулись солдатам под руку по ошибке… "И это особо одарённые, - с печальным вздохом добавил тогда Донот. - С кем же наравне нас числят…" Но Донот ещё смог ненадолго заснуть - а Джантар не спал, слыша всю дорогу, как среди ночи на разных маленьких станциях из других купе высаживали взрослых арестантов, и с тревогой думая: насколько же и Каймир в составе Лоруаны успел превратиться в отстойник, свалку падших душ, которым никто не собирался помочь стать лучше? И это вместе с ними везли подростков, да ещё признанных особо одарёнными!.. Но тайна, связывавшая их, и здесь не позволяла задать лишние вопросы…
…И в Риэланте их тоже не довезли до центрального вокзала - высадив где-то на самой окраине, едва ли не за городом, и разместив в странном помещении, более всего похожем на солдатскую казарму, куда затем целую неделю со всей Лоруаны прибывали всё новые группы подростков, чья одарённость сочеталась с психическими отклонениями. (Правда, кроме тех двоих, поссорившихся в вагоне, ни у кого "отклонений" заметно не было…)
В казарме, рассчитанной на 60 человек и постепенно заполнявшейся, стали формироваться как бы кружки по интересам: математиков, химиков, биологов… Но сами они - старались держаться своей отдельной группой; к тому же Джантар всё отчётливее сознавал: он не может столь уверенно определить сферу своих интересов. Это была не просто история, психология, правоведение - было что-то ещё, даже не поддающееся чёткому определению, высшее, всеобъемлющее, для чего и понятие "философия" казалось слишком узким. И здесь, уже в этом собрании одарённых - ему не внушала доверия игра философов в термины и определения, их какая-то сухая отстранённость от реальной жизни и проблем современного мира; неоправданно узки казались и интересы историков - тех, как правило, увлекал лишь один, порой весьма короткий, исторический период, либо собственная национальная древность, либо вовсе борьба некой отдельной категории людей за не такие уж бесспорные права; ну, а тех, кто определял бы себя как правоведа или психолога - не нашлось ни одного… Самих же их - вскоре стали называть "группой неопредёленной одарённости": они вообще мало говорили с другими, боясь сказать лишнее и выдать тайну. Хотя возможно, в такой их характеристике скрывалось и нечто большее: широта интересов, устремлений, которым тесно в рамках определённой специальности…
…Наконец лишь 30 сахвея, на десятый день после их прибытия туда, было объявлено о начале второго этапа - состоящего снова из экзаменов, но уже не обязательных для всех, как на первом этапе, а по выбору, соответственно одарённости, кто на какую претендовал… И они, посовещавшись между собой, а потом с Гинд Янаром - самым молодым из членов отборочной комиссии, единственным каймирцем в ней, и кажется, вовсе единственным, кто внушал доверие - выбрали историю, биологию, и географию, удивив всех прочих, которым предстояло сдавать лишь один, редко кому - два экзамена. Но что делать: надо было держаться единой группой - из-за чего, например, Минакри не мог выбрать химию, Итагаро - математику или физику… А впрочем, всех (и Гинд Янара в том числе) удивляло: зачем пересдача уже сданных экзаменов, почему то же самое не определить по итогам первого этапа? Тем более, и здесь, на втором, вместо того, чтобы в свободном разговоре демонстрировать экзаменаторам знания и рассказывать об интересующих каждого проблемах, пришлось отвечать на случайные вопросы - и практически никто из избравших экзамены по естественнонаучным предметам не получил высоких баллов. Повезло, кажется, лишь Доноту: дважды попался один и тот же вопрос, связанный с делением их человечества на расы. Джантару же всё попадалась малознакомая экзотика: "освоение приполярных зон" и "особенности климата Экваториального континента" - по географии; опять-таки "животный мир Экваториального континента" и почему-то "содержание в искусственных условиях используемых человеком для практических нужд членистых организмов" - по биологии; а по истории - "войны за присоединение Дмугилии к Лоруанской империи в 7679–7713 годах" и "успехи внешней политики правительства Угалариу в обретении независимости государствами (да, снова!) Экваториального континента"… (И хотя цена этих "успехов" была общеизвестна: войны за спорные территории, когда-то нечётко разграниченные шемрунтскими и северными метрополиями, тянулись поныне - вопрос на экзаменационной карточке стоял всерьёз, надо было отвечать…) В общем, цель будто и была - не выяснить, кто чем увлекается, какими вопросами интересуется, где думает работать - а по возможности унизить каждого тем, что он не знает всего. И если избравшим предметы циклов прикладной техники или искусства было всё же проще: они, сдав экзамена раньше других, разъезжались по профильным школам - остальные с тревогой ждали, что решит отборочная комиссия при столь низком среднем балле. Впрочем, "нуля" здесь не получил никто: каждый в любом случае что-то знал по избранному предмету - но "единиц" и "двоек" было большинство, "четвёрка" единственная, у Донота, а "шестёрок" вовсе не было… А тут ещё комиссия целых три дня после окончания экзаменов не спешила оглашать результаты - и все 40 оставшихся соискателей, помня каждый свои оценки, взялись сами составлять неофициальную итоговую таблицу, из которой следовало: при отсеве всех "единиц" останется ровно половина, 20 человек. Это вызвало общее возмущение, Герм даже предложил было направить комиссии послание протеста - с упоминанием, что каждый собирался говорить об интересующих его, а не случайно кем-то подобранных вопросах, и указанием некоторых (конечно, не секретных) фактов биографий, чтобы у взрослых было верное представление, как и с кем они поступают; но не все поддержали эту идею, у кого-то возникла иная - просто всем объявить голодовку. И неизвестно, чем бы кончилось - если бы тут же в казарму не явился один из членов комиссии, объявивший: после ещё одного, повторного медосмотра всех распределят по школам и интернатам, никто не будет отсеян…