Впрочем, так далеко шары вряд ли залетали. Обычно ещё когда шар только подлетал к городку, доносился тихий стрекот пулемётной очереди, и на месте точки появлялась более светлая чёрточка, несущаяся к земле. Потом, если повезёт, можно было найти смятую от удара и всю спёкшуюся внутри коробку размером со школьный ранец; поговаривали, что удавалось находить и целые, но Лимон в это не верил, уж слишком простой и безотказный был механизм самоуничтожения: стеклянная ампула с белым фосфором и термитная шашечка… А если каким-то чудом шар миновал пулемётные посты, вступала в дело ракетная установка, что охраняла станцию. Ракеты были картонные и наводились по радио вручную, но срабатывали безотказно. Ф-ш-шшш! - белый извивающийся след, потом магниевая вспышка и сноп ярчайших искр, а через несколько секунд резкий удар, как кувалдой в дно пустой бочки…
Но случалось это когда раз в декаду, когда раз в несколько дней…
- Два десятка? - переспросил Лимон. - А почему не стреляют?
- Возможно, что и больше. А не стреляют потому, что в основном они летят западнее нас, над Нижним…
- Пап, а там-то что высматривать?
- Разные есть предположения. Ну, во-первых, нет ли военной активности с нашей стороны, не подтягиваем ли мы технику. Нет, не подтягиваем. Да по нашей хилой однопутке много ли подтянешь? И подумалось мне, что таким нехитрым способом пандейцы усиленно принялись считать трафик соли. Зачем? Элементарно: во-первых, перед войной всегда запасаются солью - и армия, и население, - поэтому потребность в соли увеличивается, а значит, увеличивается и добыча. Во-вторых, собирая данные по добыче соли и анализируя их, можно узнать численность населения страны. Ну и так далее. В общем, добывается стратегическая информация огромной ценности. И вот тут есть одна маленькая тонкость… - отец замолчал и внимательно посмотрел на Лимона. - То, что я дальше скажу - исключительно между нами.
- Так точно, - сказал Лимон.
- Так вот: одной авиаразведкой здесь не обойтись. Потому что, допустим, мы хотим задурить противнику голову и начинаем гонять порожняк, или же наоборот - используем более грузоподъёмные вагоны, хотя полотно их может и не выдержать, ну а вдруг? В общем, способы дезинформации есть. И пандейцы понимают, что в случае чего мы именно к дезинформации и прибегнем. Верно?
- Нет возражений, - сказал Лимон короную фразу ротмистра Кату голосом ротмистра Кату.
- Значит, авиаразведку следует подкрепить чем?
- Наземной, а ещё лучше агентурной, господин майор!
- Верно. Где лучше всего иметь агента?
- На товарном дворе?
- Может быть. А ещё где?
- В бухгалтерии шахт. В тарном цехе. Э-э… На складе мешковины?
- Тоже неплохо. Но и этим мы можем поманипулировать: шить мешки в запас или отправлять соль не в мешках, а навалом. Про бухгалтерию вообще молчу, они и в мирное-то время… Нет, попробуй самое узкое место найти, где и шпион информацию нужную получит, и нам трудно будет незаметно подкрутить показатели?
Лимон задумался. Он задумался так, что левая рука невольно подползла к лицу, и ноготь большого пальца сам собой забрался между зубами. Отец молчал.
- Мост, - сказал Лимон. - Который около станции. Вернее, весы. Или как она там - весовая платформа?
Весовая платформа была поставлена в незапамятные времена - тогда же, когда и мост, - чтобы не выпускать со станции на мост и на дальнейший очень сложный отрезок пути перегруженные поезда. Солекопы и коммерсанты много раз пытались каким угодно способом от неё избавиться, но путевики стояли насмерть.
- Так, - сказал отец. - Самое узкое место нащупано. Но все трое контролёров многократно проверены и подозрений не вызывают. Пожилые семейные люди. У всех дети…
- Пап!
- Ты уже должен был сообразить. Подсаживается, допустим, в пивной к контролёру какой-нибудь скромный полузнакомый работяга - и вдруг тихо так говорит: мы, мол, знаем, как твоих ребятишек зовут, где они учатся и какой дорогой домой ходят. И чтобы ничего не случилось с ними, ты нам с каждого дежурства приносишь листочек: с правого берега на левый такой-то груз переброшен, а с левого на правый - такой-то. И все будут живы-здоровы… Логично?
- Логично.
- У одного из контролёров дочка уже несколько дней не ходит в школу, будто бы болеет…
- Так ведь уже вакации.
- Она в коммерческом, им ещё декаду учиться.
- Понял, пап. Проверить, да?
- Да. И не только её. Всех. Познакомиться - и внимательно смотреть, не крутится ли поблизости какой-нибудь подозрительный взрослый. Или не подозрительный.
- А сколько… э-э… объектов наблюдения?
- Три семьи. Два человека, четыре человека, и пять или шесть человек - там бабушка то приезжает, то уезжает.
- Тогда мне нужно кого-то подключить.
- Конечно. И сделать это нужно всё буквально сегодня. Информацию я тебе дам всю, какая есть. И напоследок просто-таки алмазное требование: следить, присутствовать, всё замечать, но ни во что не вмешиваться. Ни во что. Ни при каких обстоятельствах. Объяснять, почему так - не требуется?
- Нет, всё понятно. Но тогда…
- Ты сейчас быстро собираешь группу, а часа через два вы получаете от меня подробный инструктаж. Ясно?
- Так точно, господин майор! Разрешите идти?
- Сначала завтрак. И быстро, а то уже скоро подъём флага…
Глава вторая
- Штрафники, говорите? - переспросил господин Хаби, Гил Хаби, тот самый контролёр, у которого дочка без объяснения причин не ходила в школу. - Слышал, слышал о вашем геройском поступке, да. Помню, мы в старших классах и не так куражились…
- Ничего плохого мы не сделали, - сказал Лимон.
- А я и не говорю, что плохое, - усмехнулся господин Хаби. - Окна-то целы остались?
- Все до единого.
- Ну, вот. А мы бунтовали - так наоборот, ни единого стекла не осталось. Это, правда, давненько было… Так что вы конкретно хотите от нас?
- Мы должны навестить больную, - сказал Лимон.
- Больную… Больная никого не желает видеть, о чём и мне сообщила громогласно - не далее как час назад. Думаете, вы будете успешнее?
- Не знаю, - Лимон сделал вид, что растерялся. - А что с ней?
Господин Хаби поднял голову и задумчиво посмотрел на открытое окно второго этажа.
- Илли, детка, - сказал он. - Ты ведь всё слышишь?
- Я не детка, - грустным голосом отозвалось окно.
- Не детка, - согласился господин Хаби. - Бледная отважная девица, летящая в ночи… как там дальше?
- Я всё равно не выйду.
- Пожалуйста, - сказал Лимон. - Иначе нам штраф не погасят.
- Ну и пусть, мне-то что?
Господин Хаби развёл руками.
- Женщины, - сказал он. - И жить не дают, и убить нельзя. Держитесь от них подальше, пока есть возможность.
Вообще-то, наверное, можно было с чистой совестью поворачиваться и уходить, потому что ну никак этот человек не походил на несчастного отца, которого вынуждают изменять Родине, приставив нож к горлу любимой и единственной дочери. Видно было, что ситуация его искренне забавляет, и вообще держался он весело и раскованно - притом, что на первый взгляд показался мрачным угрюмцем: невысокий, широкий в плечах и поясе, с коротко стриженной круглой головой почти без шеи и с маленькими бесцветными глазками, и не сразу можно было рассмотреть множество морщинок у уголков глаз и уголков рта, какие появляются у людей, часто и охотно смеющихся, но ещё чаще вынужденных сдерживать смех; последняя книжка, которую Лимон прочитал, была "Физиогномика преступления" доктора криминалистики Б. Фарха, и теперь в форме голов и лиц, в рисунке подбородков, губ и бровей Лимон разбирался как никто до него. Да, можно было уходить, но тут из-за спины высунулся Шило и сказал:
- А давайте мы споём!
- Это ещё зачем? - спросили из окна.
- Ну мы должны хоть что-то сделать, - сказал Лимон. - Мы же не можем сказать, что навестили больную, если не навестили. И не можем не навестить, потому что нам поручили навестить.
- Коллизия, - сказал господин Хаби.
- Ладно, - сказал грустный голос из окна. - Одну песню, и всё. Только… Пап, ты им скажи, чтобы не пялились!
- Вот! - строго поднял указательный палец господин Хаби. - Пялиться не будете?
- Ни за что, - твёрдо сказал Лимон.
- А на что? - одновременно спросил Шило.
- Ни на что, - сказал господин Хаби. - Глаза в землю.
- Так точно, - ответил Лимон. Шило промолчал.
- Ну, заходите, - сказал господин Хаби и сделал приглашающий жест в сторону двери.
Дома здесь, в станционной слободке, сильно отличались от привычных городских. Во-первых, построены они были не из камня или кирпича, а из деревянных брусьев; во-вторых, не выходили фасадами на улицу, а стояли в глубине более или менее обширных дворов и двориков, где кто-то разбивал огороды, кто-то держал кур и коз - а здесь вот росли несколько плодовых деревьев и колючие кусты "змеиной ягоды". Дом окружала открытая веранда под выцветшим полотняным тентом. Слева от дома и в глубине стоял сарайчик с решетчатой дверью, за которой, ворча, ходила большая рыжая собака.
Шило быстро обогнал Лимона и шагнул в дом первым.
- Ух ты! - сказал он.
Лимон вошёл следом. В просторной прихожей - а может, гостиной, а может, столовой - было полутемно; сильно пахло печеньем. Посередине комнаты стояла будто бы светящаяся изнутри скульптура: вскинувшая руки женщина в лёгком плаще. Фигура была невелика, меньше живого человека, но почему-то казалось, что ты смотришь на неё снизу вверх.
- Кто это? - спросил Лимон.
- Семейная реликвия, - ответил господин Хаби. - Всё, что осталось.
Наверху раздались неровные шаги. Лимон посмотрел на лестницу: появились босые ноги, немного неуверенно нащупывающие ступеньки. От лодыжек и выше колыхались полы тяжёлого и явно слишком большого махрового халата. Ноги прошли примерно пол-лестницы и задумчиво остановились, но потом что-то решили про себя и уже легко и быстро сбежали вниз.
- Кхгм! - в наступившей тишине сказал господин Хаби.
Вид спустившегося сверху существа вызывал изумление: огромный халат - это ещё ладно; но вместо головы торчал серый бумажный пакет из-под хлеба, в котором были прорезаны две косые щели для глаз и одна, ещё более косая - для рта. Левая половина пакета была наспех вымазана чем-то красным.
- Илли, детка…
- Молчи, отец! - сказало существо, скрещивая руки на груди. - Ты мне не указатель! Ты дом не смог защщить* от чужаков! Они пришли, чтоб петь - так пусть поют. Иначе - горе!
И правой рукой с хищно изогнутыми пальцами существо описало в воздухе медленную дугу.
- Пойте, - сказал господин Хаби. - А то мы точно таких бед огребём…
Лимон понял, что сначала надо закрыть рот.
- На рассвете туман, туман, на рассвете шаги, шаги… - затянул было Шило, но настолько не попал в мотив, что заметил это и сам.
- О, - вскликнул господин Хаби. - Что вы, оказывается, знаете!
- Наш отец собирает старые песни, - сказал Лимон. - У него целый ящик этих… - он показал руками. - Которые вставляют…
- Одних Имперских маршев - шесть штук! - гордо добавил Шило.
- А вы, получается, братья? - догадался господин Хаби. - А почему-то совсем не похожи.
- Сводные, - сказал Лимон.
- Так вы будете петь, или я ухожу и начинаю творить несчастья? - капризно спросило существо.
- Сейчас… - Лимон откашлялся и, пощёлкивая для ритма пальцами, начал: - На рассвете туман, туман, на рассвете шаги, шаги, будет нами экзамен сдан, захлебнутся кровью враги…
- …Этот тусклый и серый свет, этот горестный мокрый лес… - подхватил господин Хаби; Лимон удивлённо на него покосился.
- …где застряла в дубах картечь… - вплёлся, наконец, Шило, - где нам выпало лечь…
Господин Хаби обхватил одной рукой за плечо Лимона, другой - Шило, и втроём они допели до конца старинную песню о курсантах-пограничниках, которых забыли на рубеже. Когда они заканчивали, Лимон увидел, что у господина Хаби в глазах навернулись слёзы.
- Молодцы, - сухо сказало существо. - Теперь мне можно вернуться к моим печалям?
- Иди уж, - вздохнул господин Хаби. - Никакого в них понимания и никакого сочувствия… Эту песню ещё мой дед пел - и это как раз про их выпуск было.
- Он был пограничник?
- Да, в самом начале… когда ещё были границы. А потом он был чистильщиком. Это императорская контрразведка так называлась. А потом его оттуда прямым ходом - в штрафники… прямо вот как вас. Ладно, братцы, я с ночи, поспать надо. Давайте ваш бегунок, я подпишу.
Лимон достал из портфеля тоненькую папку с поддельным обходным листом (труднее всего далась подпись директора) и ручку.
- Вот здесь, - показал он.
- Вижу, вижу… - господин Хаби близоруко прищурился. - А что, у Брешке тоже кто-то болеет?
Лимона пробило холодным потом. Ах, как мы лопухнулись, подумал он. Но сказал совершенно спокойно:
- Нет, больных больше нет, там кто-то отстаёт по предметам, у кого-то книги в библиотеку не сданы…
- Ну, понятно… - господин Хаби длинно и вычурно расписался, отдал папку Лимону. - Может, будет время - ещё зайдёте? Споём…
- С удовольствием, - сказал Лимон.
- Только, наверное, это уже осенью будет, - добавил Шило.
Они вышли из дома, прошли под деревьями, миновали калитку и оказались на улице - почти в другом мире.
- Фффф… - Лимон оглянулся - господина Хаби видно не было. - Я думал, что напущу в штаны.
- С чего это? - не понял Шило.
- Не знаю. Мне вдруг показалось…
- Что?
- Что он… они, вернее… настоящие шпионы.
- Брось.
- Ну, сам подумай: мы узнали то, за чем приходили?
- Ну да!
- А что, если эта, с пакетом на башке - вовсе не его дочка?
- А кто?
- Шпионка. И он всё время под её надзором. Или его вообще загипнотизировали. Представляешь…
- Если загипнотизировали, то мы с тобой тут ничего не сможем. Это надо просто отцу сказать…
- Да, наверное… Слушай, надо вернуться, только не отсюда, а обойти дом… Я вроде бы понял, где её комната - вдруг удастся заглянуть?
Заглянуть не удалось. Задней стеной все дома этой части улицы выходили на обрывистый берег Юи, были неотличимы друг от друга - а главное, совершенно неприступны. Лимон покусал кулак, но ничего не придумал - а время уже поджимало. Пришлось отправиться на место встречи, так и не добившись никаких результатов.
Разведчики собрались под Каменным мостом всемером - то есть те, до кого Лимон успел утром дотянуться: Порох, Хвост, Сапог, Костыль, Маркиз - ну, и братьев Шанье двое. Костыль притащил пакет сушёных груш и пустил его по кругу. Время было сильно после обеда.
Обсудили, кто что добыл. Побывавшие в доме другого контролёра, Ингми Шанку, Порох и Хвост ничего опасного не увидели: двое ребятишек, оба ещё дошкольники, мирно играли во дворе, и за домом наверняка никто не следил. Костыль же, Маркиз и Сапог вообще провели с тремя сёстрами Клеп, дочерьми последнего из подозреваемых, пару приятных часов на Пандейском рынке, где давно уже не торгуют, а только развлекаются, - и тоже ничего подозрительного не засекли. Потом обсудили рассказанное Лимоном и пришли к выводу, что да, дело остаётся неясным, и стоит продолжать наблюдение - только как это сделать, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания?
Бинокль не годился: дом с улицы прикрывали деревья, с боков - соседние дома, сзади стена была глухая, без окон: наверное, чтобы не мешали спать звуки реки. Забраться ночью во двор и прицепить куда-нибудь шпионскую камеру было нереально, поскольку рыжую собаку наверняка именно на ночь выпускали побегать. Делать подкоп со стороны обрыва? - долго; а шар с камерой пустить? - во-первых, нет шара, во-вторых…
Дом, вроде бы такой простой на первый взгляд, оказывался всё более и более подозрительным.
- Так, - сказал рассудительный Порох. - Допустим, ни в дом, ни во двор мы не проникнем. Значит, нужно что? Правильно, установить постоянное наружное наблюдение: кто приходит, кто уходит…
- Я знаю, откуда дом будет хорошо видно, - сказал вдруг всё это время сосредоточенно молчавший Шило. - С фермы Стального моста. С самого верха.
- С ума сошёл? - поинтересовался Порох. - Там охрана. Кто нас туда пустит?
Лимон сосредоточился и попытался вспомнить, виден ли был мост из двора? Да, виден. Самый верх фермы - как раз над коньком соседней крыши…
- Какая там охрана, - махнул рукой Шило. - Бабушка Дацу с вязальной спицей. Я лазил, знаю.
- Когда ты лазил? - не поверил Лимон.
- Месяц назад.
- Зачем?
- Змея снимал.
На весенних ветрах в городе всегда проходили бои воздушных змеев, и да, Шило приволок с них чьего-то очень красивого и почти целого змея, изображавшего собой довоенный бомбовоз. Змей сейчас висел под потолком его комнаты.
- Не мост! - сказал Лимон. - Рискованно и всё-таки далековато. Змей с камерой!
- Точно, - сказал Порох. - Нечего сидеть, пошли делать, вечером испытаем.
- У кого будем делать? - деловито спросил Маркиз.
Все переглянулись.
- Может, Шилов используем? - предложил Порох.
- Нет, - сказал Лимон. - Слишком заметный, яркий, да и чинить его надо. Простенький: ромб или коробку, и прозрачный.
- Тогда ко мне, - сказал Костыль. - Не ромб и не коробку, а я знаю что. И у меня всё есть.
И они побежали к Костылю.