Голоса из книг древнего мира также рассказывают мне о временах, в огромной степени более древних, на миллионы веков простирающихся назад от короткой вспышки, которой является история человечества до начала мира. Когда я говорю даже о небольшом промежутке, примерно в тысячу лет, я едва могу постичь, что я подразумеваю - но, в сущности, знаю ли я, что я подразумеваю под минутой? Да - это часть вечности, за которую сердце спящей Ники будет пульсировать шестьдесят пять раз, чуть больше или чуть меньше, если я не трогаю ее; пульс убыстряется, возможно, если во сне она вспоминает меня.
Начав после моего четырнадцатого дня рождения, я сделал себя ответственным еще и за другое время - глубоко спрятанные годы до моего рождения, возраст, который никто полностью не вспоминает. Однажды, неумышленно заблудившись, я оказался в нижней части темного длинного стола, попав в чащу… одетых в черное лодыжек, обутых в огромные сандалии, откуда несло запахом нестираных носков и немытых ног - и там, в углу, в полумраке, висел серый паук и ткал паутину, ему причиняли беспокойство я или лязг тарелок, грохот и пустопорожняя болтовня над головой…
Ники моего возраста, ей двадцать восемь, она беременна в первый раз за наши годы наслаждения друг другом. (Что значит время для существа в утробе матери, которое живет во времени, но еще не может об этом знать?) Она сообщила мне об этом прошлой ночью, как только убедилась. Стоя в противоположной стороне каюты и пристально глядя на пламя свечи, которую она держала, Ники спросила:
- Дэйви, а если это мутант?..
В порыве гнева я ответил:
- Мы не привезем с собой написанные священниками законы той страны. - Она наблюдала за мной, Миранда Николетта недавно была леди в Нуине, и я боюсь, что мне не следовало говорить "той страны", как я бездумно высказался, так как у Ники, естественно, осталась в памяти любовь к своей родине и она обычно разделяла представления своего кузена Дайона о ней. Но потом она улыбнулась, поставила свечу и подошла ко мне, и мы были так же близки, как всегда - принимая во внимание закоренелое одиночество человеческого "я", даже самого близкого. Любовь - это сфера, где признание возможно. Ее манера двигаться, когда она сонная, побуждает меня вообразить движение травы под ласковым дуновением ветра, когда она клонится, но не ломается, отступает без поражения, снова поднимается вертикально с грациозностью и достоинством, после того, как пробежал непреодолимый ветерок.
Капитан Барр всегда называет ее "Госпожа", потому что это звучит естественно для него, даже здесь, где старые формальности не имеют силы. Прежде в Нуине, получив рыцарское достоинство, он мог обращаться к ней "Миранда" или "Ники", ибо это имело значение, но он был рожден свободным человеком и признание пришло позднее - не тогда, когда Дайон был регентом и искал людей с умом и характером, чтобы заменить орды дальних родственников, профессиональных подхалимов и тому подобную публику, которая повсеместно пролезла на государственную службу при умственно отсталом дяде Дайона, Моргане III. У капитана Барра врожденное уважение к старой аристократии и, в этом частном случае, оно не экстравагантно, принимая во внимание, какое количество титулов эта забавная кокетка может нагромоздить, если пожелает. Давайте, между прочим, выясним, что такое Сэн. Клер-Ливайсон. Это просто означает, что фамилия ее отца была Сэн. Клер, а ее мамы - Ливайсон, обе были знатного происхождения, или, как она была склонна говорить, "важные персоны с дополнениями" (специфическое выражение). Если бы сенатор Джон Амадиус Лосон Марчетт Сэн. Клер, Трибун содружества и Рыцарь ордена Массасуа, женился на женщине незнатного происхождения, чего я не могу представить, чтобы человек консервативных убеждений сделал это при любых обстоятельствах, последнее имя Ники было бы просто Сэн. Клер.
Титул "де Моха" в значительной степени воображаемый, подобно седьмому раунду новобрачного. Я имею в виду, что когда я стал кое-что значить в Нуине, Дайон счел, что я должен обладать более декоративным титулом для социального удобства. После того, как я, разочаровавшись в своем интеллекте, не придумал ничего лучшего, чем Уилберфорс, я попросил его помощи и он предложил "де Моха". С чем я и примирился. Видели бы вы, какие радостные и счастливые были люди из низших слоев общества, которые стирали мое белье и тому подобное, после того, как я получил ярлык, но не раньше: для первоклассного сноба подавайте мне каждый раз бедняка. И, в соответствии с нашими обычаями (но не обычаями Нуина), с тех пор, как мы с Ники самым искренним образом сочетались браком, она называет себя де Моха, и невозможно ее удержать. Она заявляет, что я обладаю естественным благородством, чему есть бесспорное свидетельство, если снять с меня одежду, замечательная вещь, и она так меня зачаровывает и окручивает, что я, разумеется, соглашаюсь.
- Даже когда горит свет? - спрашиваю я.
- О, бес, - говорит она. Люди из Нуина могут произносить "з" вполне хорошо, но часто они не заботятся об этом.
Теперь я полагаю, вам хочется, чтобы я объяснил, почему Нуин называется содружеством, когда им управляет монархия, известная как президентство, и сенат с двумя оставшимися ногами, что длится уже две сотни лет. Я не знаю.
Мне пришлось крепко обнять Ники, чтобы разбудить ее в это утро и рассказать о разновидностях времени. Она немного послушала, плавным движением прикрыла рукой мой рот и заметила:
- Минутку, мой фавн, мой необыкновенный, чепуха-в-голове, моя суперсладость, называемый так, потому что время давным-давно не терпит, чтобы употреблять любое из этих чертовски-дурацких многосложных и так печально-эротических слов в смысле "возлюбленный", мой единственный и высокоценимый длинночленный утешитель, прежде чем мы будем обсуждать что-либо такое трудное, нам следует побороться (и не беспокойся о ребенке), чтобы решить, кто должен пойти на камбуз и принести нам завтрак в кой… - Я победил. Единственную женщину, о какой я когда-либо слышал, что она такая же чудесная и по утрам. Итак, в конце концов, ей пришлось уйти, чтобы позаботиться о завтраке, а вернулась она в нашу каюту вместе с Дайоном, шедшим следом за ней.
Не то, чтобы она нуждалась в помощи, чтобы принести вяленое мясо и жалкие сухарики, но я обрадовался, когда увидел, что она нагрузила Дайона чайником и кувшином клюквенного сока - мы должны пить сок, согласно его и капитана Барра предписанию. У нас имеются и другие противоцинготные продукты, соленая капуста, например, а также кислая; с ними мы сталкиваемся в полдень и во время ужина, насколько нам хватает мужества. Я почтительно оставался в постели. Ники скользнула обратно ко мне под одеяло, поэтому у бывшего регента Нуина не нашлось иного места для его благородной задницы, кроме как на полу, или на моем встроенном сидении для писания, скрытом какой-то одеждой Ники - в любом случае слишком низком для длинных ног Дайона. Он сказал:
- Жалкие лентяи. Я еще с рассвета ловлю рыбу, вот вам типичный деловой человек.
- В этом нет ничего особенного. А я размышляю.
- Поймали что-либо, тот или другой из вас?
- Нет, Миранда, - привязал лесу и пошел обратно спать. Кроме того, г-н Уилбрахам наблюдал за мной и из-за этого я ушел. Не терплю, когда осел смотрит через мое плечо.
Я высказался о разновидностях времени и о повествовании.
- Главное - это непосредственное повествование, - уточнил Дайон.
- Ну, - сказала Ники, - рассказ о морском путешествии, несомненно, самый лучший, потому что я в нем уже присутствую. Меня не будет в главном повествовании, пока он, мало-помалу, не доберется до своего восемнадцатилетия.
Дайон проворчал что-то, с присущей ему трудноуловимой, абстрактной тональностью голоса. Ему сорок три: наша испытанная и доставляющая удовольствие дружба может легче ликвидировать разрыв в происхождении и воспитании, чем разрыв в возрасте - каким образом я мог бы знать, как выглядит мир для человека, который пребывал в нем на пятнадцать лет дольше меня?.. Темнота его кожи была отличительным признаком в Нуине. Морган I, Морган Великий, который разобрал такой огромный завал в истории двести лет назад, говорят, был таким же темным, как грецкий орех. Цвет кожи Ники - густой желтовато-коричневый с розоватыми проблесками. Я никогда не встречал среди нуинской знати такого же блондина, как и я, хотя кое-кто приближается к этому - принцесса Хэнниса была огненно-рыжей. Если бы я понимал старые книги получше или если бы их сохранилось побольше после святых сожжений, я полагаю, что мог бы обнаружить характерные особенности различных рас древнего мира в современных людях - праздное занятие, я бы сказал…
- Вы оба идете по ложному следу, - провозгласил я, - ибо важны все различные виды времени. Моя задача в том, как перейти от одного к другому с таким полным изящества совершенством, которое моя жена считает характерным для меня. - Именно тогда вошла, с поднятым хвостом, кошка капитана Барра на сносях, мадам Хэмфри, и начала искать мягкое место, чтобы поспать утром: она прыгнула на нашу койку, зная, что там хорошо. - Историческое время, например. Вы должны допустить, что следует умеренно представить исторические аргументы.
- О, - сказал Дайон, - я считаю, что это полезный материал для заполнения учебников. Недавно наша жизнь была этим сыта по горло.
Ники стала проявлять сентиментальность, целуя черно-белую голову мадам Хэмфри, и бормотать что-то, чего Дайон не уловил, о двух девушках, оказавшихся в одинаковом затруднительном положении: мы не сказали Дайону о беременности, сообщив об этом позднее в тот же день.
- Как и сегодня, - предположил я. - Наше путешествие - это история.
- А туман все еще густой, - сказала Ники. - О, когда я получала пищу, Джим Ломан сообщил, что видел щегла, который низко пронесся мимо, едва стало светать. Они мигрируют?
- Некоторые. - Я помнил Моху. - Большинство остается зимовать, в любом случае, сентябрь - еще слишком рано для перелета.
- Когда туман рассеется, - сказала она, - и солнце откроет нас, пусть это будет остров без никого, кроме птиц и небольшого количества безвредных пушистых зверьков, чтобы никто не хотел убивать щеглов: как они резко падают и взлетают, падают и взлетают - не ритм ли это жизни, между прочим? Падение, а затем легкость и парение? Нет, не говорите о моем пристрастии, если вам это не нравится.
Дайон сказал:
- Это мог бы быть материк народа, который не любезен с чужеземцами.
- К черту этого правителя, - сказала она. - Я выпустила на волю маленькую птичку, слишком большую для моей головы, когда вылетела стрела здравого смысла, и падает в полете моя птичка, которая всегда была ни чем иным, как честолюбивым птенцом.
- Ну, мне нравится этот щегол так же, как и тебе, Миранда, но я на тысячу лет старше, ведь мне пришлось быть подобием правителя, а это значит бороться с глупостью - идти на компромисс с ней - потом заболело сердце, как ты знаешь. Ничего странного, если быть поблизости от моего дяди, сошедшего с ума. Добрый безвольный человек, я думаю, ушел в убежище, в оболочку, которую создал его ум. Все, что мы видели - толстый бедняга сидит на полу, несет всякую чепуху и мастурбирует с куклами - это лишь оболочка. Я предполагаю, что добрый безвольный человек умер внутри нее через некоторое время, а оболочка продолжала существовать.
Беднягу пришлось кастрировать, прежде чем церковь позволила ему продолжать тайное существование и согласилась на любезный вымысел "плохое здоровье", чтобы пощадить президентскую семью от позора рождения в ней умственного мутанта - что могло бы вызвать опасное волнение в обществе. Священник, кастрировавший его, сказал Дайону, что от начального шока у Моргана III, казалось, возвратилась на минуту ясность ума и он просто сказал: "Счастлив человек, который больше не может порождать правителей".
- Прятался, - спросила Ники, - от глупостей, так как боялся, что мог совершить их сам?
- Что-то вроде этого. Что касается меня, я думаю - стану чем-то вроде пугала для добрых нуинских детей в течение столетий, как христиане древнего мира привыкли трясти костями императора Юлиана, неверно названного отступником.
- Напиши сам историю Нуина, - сказала Ники, - за пределами Нуина. Как еще это могло бы быть сделано, во всяком случае? - конечно, не в тени церкви.
- Ну, - произнес Дайон, обдумывая, - ну, я мог бы сделать это…
- Мы предполагали найти материк, - сказал я, - но я могу согласиться с Ник - почему не остров? Капитан все еще говорит, что мы близко от места, которое на карте называется "Азорские острова"?
- Да. Конечно, наше вычисление долготы низкого качества - самые лучшие часы имеют расхождение уже на три минуты. Сделаны гильдией хронометристов Олд-Сити, лучшей в известном мире, а по стандартам древнего мира что такое эти ремесленники? Довольно неплохие начинающие, одаренные неотесанные парни.
Тогда я начал болтовню, наставляя Дайона о политическом управлении островной колонией разумных еретиков. У меня есть такой недостаток. В другом мире - и если я не потрачу там большую часть времени полезнее, занимаясь музыкой и опрокидывая мою девушку с розовыми губками, думаю, мог бы стать уважаемым учителем сопляков.
Позднее этим утром мы были заняты. Капитан Барр приказал спустить баркас, чтобы попытаться отбуксировать "Морнинг Стар" из тумана, и мы двигались черепашьим шагом в течение нескольких часов. Он прекратил попытки, когда матросы выдохлись, хотя лот все еще не достигал дна. Капитан был уверен, что чувствовал запах земли сквозь влагу тумана, и я тоже чувствовал запах. Эта земля могла бы появиться отвесно и внезапно из глубокой воды. Завтра, если туман рассеется до видимости на пятьдесят ярдов или больше, он снова может попытаться буксовать.
Неподвижность беспокоит нас. Мы слышим прибой или глухой шум удара воды о камень.
Ники спит; я в напряженном ожидании, перед глазами - туман воспоминания и размышления и неведение. Как, в действительности, человек может быть хозяином своей судьбы?
Мы живем в неизвестности. Мы могли не знать, что проиграем войну в Нуине. Как мог я знать, что найду и захочу иметь золотой горн? Но в небольших пределах моих знаний и понимания, гонимый судьбой, но все-таки чувствующий себя человеком, все же разумный и подверженный страстям и упорный и не более трусливый, чем мои братья, я должен сказать, куда иду.
Пусть другие думают за вас, а вы отвергаете возможность влиять на вашу жизнь даже в пределах этого ограниченного пространства. Тогда вы больше не человек, но вол в облике человеческом, который не понимает, что он мог бы проломить забор, если бы ему позволили. Давно, в начале нашей совместной жизни, Ники сказала мне: "Научись любить меня, обладая чувством собственного достоинства, Дэйви, тогда как я научусь обладать моим собственным чувством - я думаю, что другого пути не существует".
Будучи людьми, а не волами, полагаю, все мы - со свечой в темноте. Закройтесь в свете со стенами определенности или власти, и вам это может показаться ярче - посмотрите, друзья, это отражение от тюремных стен, ваш свет не сильнее. Я понесу свой свет через всю ночь напролет в собственной руке.
6
Я не мог остановиться и бежал с моим золотым горном, пока не обогнул гору с востока, пробежал недалеко от моей пещеры, и не вспомнив о ней, увидел шпили скоарской церкви и рухнул на бревно, с жадностью глотая воздух.
Кожа на животе болела. Я обнаружил красное пятно на месте укуса - наткнулся на паутину-крестовика и, вероятно, только теперь ощутил боль. Меня кусали и раньше, и я знал, чего следует ожидать. Живот покалывали горячие иголки, голова болела, скоро начнется жар, а завтра уже не будет болезненных ощущений. Я все еще был ребенком и дикарем и не надеялся на чудо, что бог отпустит меня так легко.
Я развернул горн и поднес его к губам. Как естественно опирался он на меня, а моя правая рука лежала на клапанах! Казалось, древние мастера вдохнули в него волшебство. Они просто учитывали форму человеческого тела и руки, так же как изготовитель ножа заботится о форме и размерах рукоятки. Вероятно, я невольно напряг губы и щеки почти правильно. Горн зазвучал для меня. Я подумал о солнечном свете, преображенном в звук.
Испугавшись, я положил его обратно в мешок. Испугался не мутанта, бывшего на расстоянии трех миль, отделенного горой, но его отца-дьявола. Меня уже трясло, я выкрикнул: "Е… я его, вовсе его и нет". И знаете, что? - ничего не случилось.
Может быть, в тот миг я начал осознавать то, чего многие взрослые никогда не поймут и не знали даже в "Золотом веке" - слова не имеют магической силы.
Я сказал себе на этот раз уже в уме, что ничего нет на самом деле. Горн был моим. Я никогда больше не увижу мутанта. Да, я убегу в Леваннон, но не через Северную гору.
От укуса паука меня вывернуло и я вспомнил мудрость, гласившую: самое лучшее лечение - это пластырь из грязи с детской мочой. Развязав набедренную повязку, я пробормотал: "Вряд ли стоит рассчитывать на это, я уже не мальчик, черт подери", засмеялся, и брызнул на землю - во всяком случае, с целью приготовить пластырь. Уверен, что он был так же полезен, как любое лекарство, приготовленное священниками для верующих - то есть, не убил меня и не усилил боли. Я продолжал путь вниз к опушке леса возле частокола, чтобы дождаться темноты и смены караула.
Широкий проспект, Частокольная улица, проходил вокруг города внутри частокола; после смены караула новый часовой пройдет сотню шагов по этой улице, и я услышу, как он идет. Этой весной они были более бдительны, чем обычно, так как распространялись слухи о войне между Мохой и Кэтскилом; приграничным городам всегда достается больше. В конце своего участка он встретит соседнего часового и поболтает с ним, если поблизости не будет капрала или сержанта, и поэтому мое излюбленное место останется вне наблюдения. Позднее часовые будут делать длительные перерывы в безопасных уголках, курить табак или "мараван" и обмениваться анекдотами, но мне достаточно и первого перерыва. А пока мне придется дожидаться около часа, и я потратил его неразумно, слишком много размышляя о мутанте, что побудило меня задать себе вопрос, к какому типу существ я принадлежу.
Я знал об умственных мутантах, самых страшных из всех, которые имеют естественный человеческий облик, так что никто не может разгадать их сущность, пока ее не разоблачат их действия. Раньше или позже, они начинают вести себя так, что люди называют их бешеными мутантами, или безумцами. Они могут лаять, кипеть от злости, бросаться словно звери, видеть то, чего другие не видят, впадают (подобно Моргану III) в состояние детей-идиотов или сидят, безмолвные и недвижные, много дней подряд. Или, с самым рассудительным видом, городят чепуху и, очевидно, верят в нее; обычно подозревают других в злодеяниях или заговорах, или считают себя знаменитыми персонами - даже Авраамом, а то и самим богом. Когда умственные мутанты разоблачают себя таким образом, их передают священникам, чтобы те избавились от них, как и от тех, у кого происходят таинственные изменения цвета кожи или развиваются опухоли, считают, что в них зародился порочный мутант.