11
В понедельник с утра и до самого вечера шел дождь. Свет, падающий на пол, был не в состоянии образовать четырехугольник и расплывался неровным овалом.
Бирюкинг весь день помалкивал, только иногда косился в мою сторону. Деловод тяжело вздыхала.
Я чувствовал себя разбитым после вчерашних посиделок у менгов, но вида не показывал. Время от времени, чтобы взбодриться, начинал мурлыкать себе под нос популярные мотивчики, вызывая недоумение. В атмосфере всеобщей подавленности едва слышное пение звучало как смех на похоронах.
Я принес почту в финотдел, после чего зашел в приемную замдиректора забрать очередную кипу бумаг. Увидев меня, секретарша подала знак задержаться. Сделала озабоченное лицо, взяла трубку.
– Елена Сергеевна, в приемной рассыльный, тот самый. Вы просили сообщить, как придет. Больше никого. Да. Нет. Хорошо, – секретарша вскинула на меня строгий взгляд. – Вас вызывает заместитель директора. Проходите.
Через двойную дверь я вошел в просторное помещение и тут же остановился, удивленный необычной обстановкой. У меня создалось впечатление, что кабинет Вырловой обустроен не для создания спокойной рабочей обстановки, а для развлечений и неофициальной встречи гостей. Перламутровый паркет, стены декорированы золотистыми панелями и украшены крупноформатными художественными фотографиями высокого качества, вставленными в полированные рамки. Потолок, щедро оборудованный иллюминацией, походил на перевернутый эстрадный подиум. Мой взгляд упал на телефоны.
Кое-кому в Полиуретане доступен внешний мир. Жаль, что для меня это уже не имеет никакого значения.
– Заинтересовались дизайном? – спросила Вырлова. Она едва кивнула в ответ на мое приветствие, поставила на документах несколько подписей и только после этого посмотрела на меня.
Елена Сергеевна сидела в кожаном кресле с высокой спинкой. Она была одета в черный костюм с серебристыми разводами. На груди красовалась дорогая подвеска. Для провинциальной бизнес-леди она выглядела очень даже ничего. Я невольно улыбнулся, сделал туманный жест рукой.
– У автора безупречный вкус.
Замдиректора одарила меня ответной улыбкой, и я обнаружил в выражении ее глаз откровенный интерес.
– Вы больше не роняете документы? Простите, как вас зовут?
Я собрался, прижал папку к груди, слегка наклонил голову: предупредительная поза, в которой должен находиться рассыльный, случайно очутившийся в кабинете замдиректора.
– Благодарю. Замечание справедливо. Стараюсь выполнять свою работу добросовестно. Меня зовут Лемешев Сергей Петрович.
Елена Сергеевна уловила сарказм. Она вытянула руки и положила их на стол, демонстрируя длинные изящные пальцы, увенчанные шикарным маникюром. Сесть Вырлова мне не предложила: рядовые должны докладывать стоя.
– Сергей Петрович… – задумалась она. – С кем бы вас проассоциировать?.. Ах, да! Гольдман из банка – он тоже Сергей Петрович.
Она взяла карандаш, что-то записала на листке бумаги.
Мне было неприятно, что она меня с кем-то ассоциирует, но я промолчал, отметив то, как быстро сровнялся счет.
Сегодня утром я думал о ней. Я и не надеялся на столь скорое везение. Любопытно, с чего это она вздумала со мной познакомиться?
– Как же так случилось? – спросила Елена Сергеевна. – Приятный молодой, неглупый человек становится курьером. Приезжает из столицы в захолустье безо всяких приглашений и устраивается… куда? – в канцелярию, под начальство ограниченного, заплесневелого Бирюкинга? Вам это не кажется, по меньшей мере, странным?
Она брезгливо поморщила нос.
Я по-прежнему стоял перед ней в позе гарсона, готовя себя к психологическому поединку.
Слегка поклонившись, я спросил:
– Елена Сергеевна, правильно ли я понял: вы хотите предложить мне работу в вашей структуре?
Она сощурилась, хмыкнула. Ее пальцы погладили ламинированную поверхность стола.
– Какой шустрый вы, однако. Увы! У меня в штате нет вакансий. Да и чем вы можете быть мне полезны?
Я упрекнул себя за нетерпеливость.
– Слышала, что раньше вы работали в какой-то редакции? Вы… как это у вас называется? Папарацци?
Теперь ясно: разумеется, она знала обо мне все, что можно узнать из личного дела в отделе кадров, и намеревалась получить еще больше информации.
Какие варианты?
Она кормится человеческим страхом. Ей надоело однообразное меню из ее старых вымученных клерков. Желает ощутить новый вкус. Но прежде чем заказать у пресловутого Повара экзотическое блюдо (хотел бы я знать, как их готовят?), решила поближе посмотреть на еще живую рыбку? А может, – если отставить в сторону небылицы, рассказанные Ильей, – все намного проще, и она видит во мне потенциальную фигуру для одной из своих корпоративных интриг?
Что ж, был бы неплохой шанс.
– Интересы поменялись, – проговорил я. – Прежнее ремесло осталось в прошлом. И с нынешней работой оно никак не связано. Я – рассыльный.
– Вы хотите сказать, что твердо намерены до самой старости разносить по этому зданию бумаги?
– Что? Разве на этом заводе можно дотянуть до преклонного возраста? Слыхал, что смерть наступает тут внезапно и чаще всего прямо на рабочем месте. Это правда?
Замдиректора бросила насмешливый взгляд.
– Думайте, что говорите, папарацци!
Она быстро поднялась и, обдав меня тонким ароматом дорогих духов, подошла к окну.
– Хм… По-вашему, это смелость. Нет, это просто глупо. Никто из работников не смеет говорить при мне подобного. Я – замдиректора, вы – рассыльный. Чувствуете разницу?
За окном виднелся поросший кустарником склон, убегающий вниз, к широкой равнине, покрытой лесом. Вырлова застыла, глядя вдаль. С минуту она молчала.
– Осторожней, – сказала, наконец. – Вы и впрямь представляете большую опасность. Для себя.
– Благодарю за предупреждение, – ответил я, разглядывая ее бедра. Под облегающей юбкой четко прорисовывались резинки трусиков.
– Не благодарите, – ее пальцы нетерпеливо забарабанили по подоконнику.
Наш разговор начинал заходить в тупик. Чтобы продлить его, я поинтересовался:
– Не могли бы меня просветить? Что такое карантин? Правда ли, что город окружен невидимой гранью?
Елена Сергеевна даже не изменилась в лице, только вскинула завитками волос и, показав мне точеный профиль, поинтересовалась:
– Вы жизнь свою цените?
Что за дурацкий вопрос!
– Или вы из этих… любителей неоправданного риска? Пресытились жизнью и теперь нуждаетесь в экстриме? Ваше любопытство, Сергей Петрович, не принесет вам ничего, кроме неприятностей. Советую умерить свой пыл.
– Я уже в списке?
– В каком списке?
Она резко обернулась и, не дожидаясь моего ответа, спокойным тоном поинтересовалась:
– Было ли у вас какое-нибудь занятие, кроме журналистики? Учились чему-нибудь еще?
– Да. Юридический факультет, – ответил я. – Хотя ни дня не работал в этой сфере.
– Не думаете попробовать?
– Работать юристом? Здесь?.. Нет, это невозможно. Место занято. Тот человек, трудится в вашей службе. Я успел с ним познакомиться. Отец двоих детей. Прикажете его убить?
– Рассыльный… – Вырлова посмотрела мне в глаза, и я увидел, как сузились ее зрачки.
– Да, Елена Сергеевна?..
Она была старше меня лет на десять. Очень искусно наложенный макияж. Ухоженное лицо. Едва заметные морщинки у глаз. Не столько тонкие черты, сколько особое выражение аристократического достоинства, придавало этому лицу красоту.
Она неожиданно улыбнулась. Я понял, что именно улыбка смягчала неприступность ее красоты. И глаза – глубокие, умные. Глаза человека, ставшего палачом поневоле.
Такой я вдруг увидел ее.
– Вы, на самом деле, хотите уничтожить Артура?
Ее вопрос вывел меня из оцепенения.
– Артура Присмотрова?.. С чего это вы взяли? Я его даже в глаза не видел.
Она внезапно вскипела.
– Разве вы еще не поняли?! Посмотрите же… Я на вашей стороне. И пытаюсь вам помочь. Неужели не кажется странным уже то, что я пригласила вас к себе в кабинет?
Я рассмеялся.
– И я должен на это клюнуть? Но вы же одна из них!
– О, господи!.. Я – жертва обстоятельств.
– И вы, значит, жертва, да? Но позвольте, Елена Сергеевна, ведь вы находитесь почти на самой вершине власти, – я развел руками, показывая на шикарное убранство кабинета.
– Власти над чем? Над этим кладбищем душ? – в ее голосе послышался гнев. – Так знайте же, у меня свои счеты с руководством! Но я не собираюсь рассказывать, как попала в этот проклятый городок. Речь идет о вас. Ведь именно вам, а не мне, угрожает опасность. Так что соображайте быстрей.
Глаза ее сверкали, на щеках появился румянец. Кажется, я сильно ее разозлил. Но до чего она хороша в гневе. Нет, не просто хороша – прекрасна.
– Допустим, у вас действительно счеты с директором. Но, Елена Сергеевна, вы располагаете куда более сильными фигурами. Я могу быть всего лишь маленькой пешкой в игре.
– Совершенно верно. Пешкой, которая мыслит по-своему и, безусловно, метит в дамки.
– К сожалению, это не так. Вы угадали: мной управляет только любопытство, которое может дорого мне обойтись.
– Я рассчитывала на сотрудничество, а встретила упрямого, самолюбивого мальчишку, который прикидывается филантропом, но на самом деле не видит ничего, кроме самого себя.
Неожиданно мне захотелось довериться ей. Я приблизился к Елене Сергеевне. Она в свою очередь тоже сделала шаг мне навстречу и спросила, глядя прямо в глаза:
– Вы в самом деле, тот, о ком говорил прорицатель?
– Вы и об этом знаете, Елена Сергеевна?
– По долгу службы я обязана знать не только обо всем, что происходит в стенах этого здания, но и о том, что совершается за их пределами. Вы уже, наверное, заметили: городская жизнь тесно связана с жизнью завода. И еще… – в ее голосе вдруг зазвучало неподдельное волнение. – Я ждала вас. Именно вас, человека, которого называют избавителем.
Несмотря на то, что это звучало, как детская сказка, мое сердце забилось.
Я и сам начал искать причины странной связи между предсказанием местного светила астрологии и моим приходом в город. На какой-то миг мне показалось, что между мной, менгами, ясновидящим и Еленой Сергеевной, действительно, существуют какие-то сложные кармические отношения. Теперь ее лицо представлялось мне до боли знакомым. Только где и когда я мог его видеть?
Сон! Женщина с белыми волосами, берет меня за руку, ведет за собой. Следую за ней, опускаюсь по каменным ступеням, далее идем по темному сужающемуся коридору, сворачиваем…
– Елена Сергеевна, если бы в этом городе нашлось хотя бы одно место, где можно чувствовать себя свободно… Ресторан, кафе… или что-нибудь в этом роде, – я говорил сбивчиво. – Мои апартаменты в настоящий момент не позволяют принять вас.
– Бедняжка… Как же мне хочется вам помочь!
Я не отвечал. Елена Сергеевна подошла ко мне. Ее взгляд был полон огненной лавы.
Мной овладели глубинные чувства.
Слиться с ней. Сделаться невольником.
Пасть перед ней на колени, коснуться губами стоп.
Елена Сергеевна остановила меня, и, прижимаясь всем телом, впилась в губы.
Ее всю затрясло. Она обвила мою шею руками. Губы ее были горячими и быстрыми.
Не соображая ничего, опьяненный страстным желанием, я схватил ее и заметался в бессознательном поиске опоры. Наконец, я прижал ее к подоконнику. Но тут же ее руки, в которых появилась неожиданная сила, оттолкнули меня.
– Не сейчас.
Она быстро пришла в себя. Взгляд ее выражал полное спокойствие и одновременно свидетельство того, что между нами установлена тайная связь.
– Завтра в девять вечера возле входа на рыночную площадь. Я буду на желтом авто.
12
Возле Зоиного дома кто-то припарковал ГАЗ. Я не придал этому значения. После разговора с Еленой Сергеевной в голове у меня был туман. Я торопил завтрашний день и мысленно уже десятки раз уселся в желтое авто.
На кухне горел свет. Я подумал, что это Зоя хозяйничает, и заглянул поздороваться, но обнаружил Андриана. Он сидел, сложив руки на столе и ссутулив круглую спину.
– Привет, парень. Там к тебе из службы безопасности, – проговорил он. – Гавинский. Андриан опустил взгляд в пустую грязную тарелку и замер. Я медленно выдохнул. Ничего хорошего от подобных визитеров ждать не приходилось.
В комнате все оказалось перевернуто вверх дном. На моей кровати, провалившись до самого пола, сидел лысоватый мужчина. Мы уже встречались.
Несколько дней назад, когда я заносил приказ в приемную коммерческого директора, этот тип делал ревизию сумочки секретарши. Бедная девушка так перепугалась, что не могла даже говорить. Глаза ее бегали, а пальцы дрожали, когда она расписывалась в моем журнале.
– Проходите, Лемешев, – сказал Гавинский, как будто не он, а я пришел в чужой дом.
– Что вам угодно? – спросил я.
В тот же миг с обеих сторон ко мне подступили двое крепких мужчин: один появился из-за шифоньера, другой шагнул из-за шторы. Помощники Гавинского цепко схватили меня за руки, завели их за спину и с силой усадили на стул. На запястьях защелкнулись наручники.
Сопротивляться было бессмысленно. Я оценил оперативность и профессионализм.
– Ребята, к чему такие крайности? Я открыт для общения.
Гавинский, скрипя пружинами, поднялся и подошел ко мне.
Я успел заметить, как начал разворачиваться его корпус. В следующий миг на меня нахлынула темень.
Когда я очнулся, волосы и одежда были мокрыми. К горлу подкатила тошнота. Голова болела и, похоже, была разбита нижняя губа. Я поводил взглядом по сторонам, непонимающе хлопая глазами. Мне понадобилось не меньше минуты, чтобы вспомнить, что со мной произошло.
Гавинский стоял немного в стороне и задумчиво курил. Неторопливо затягивался, глядя куда-то за окно. Наверное, всегда так делал во время допроса.
– Курить будете? – сухо спросил он.
– Нет, – ответил я и проверил кончиком языка все ли зубы на месте. Во рту стоял привкус крови.
Гавинский облокотился о шифоньер. Он стряхивал пепел прямо на пол.
– Итак, уважаемый, – он говорил очень спокойно. – Сейчас вы ответите на некоторые вопросы. Советую вам быть откровенным. Предупреждаю: кем бы вы себя не считали, для меня вы мясная порода скота.
– Чего вы от меня хотите? – Собственный голос показался мне чужим.
– Давайте сразу договоримся. При мне вы будете открывать рот только в том случае, если вас о чем-то спросят. Это правило будет действовать с этого момента всегда и везде – дома, на работе, где угодно. В противном случае я буду вынужден применять физическую силу. Надеюсь, вы поняли?
– Понял, – поспешил ответить я, стараясь погасить возникшую в воображении малоприятную картину крошения зубов.
– Тогда вопрос первый: кто за пределами зоны вас информировал о заводе и его внутренних делах?
Какой еще зоны? – хотел спросить я, но, вспомнив о предупреждении Гавинского, сказал:
– Там… за пределами зоны я не знал о существовании завода. Я попал сюда случайно.
В тот же момент Гавинский сделал резкий выпад и изо всех сил саданул меня кулаком в грудную клетку. На какое-то время я утратил способность дышать. В глазах потемнело. Я завалился вперед и, наверное, съехал бы со стула, но помощники Гавинского усадили меня обратно.
– За каждый неправильный ответ вы будете получать такой удар, – хладнокровно сказал мой палач. – Вы поняли?
Я кивнул.
– Почему вы задерживаетесь подолгу в приемных? Что вы там пытаетесь раскопать? – спросил Гавинский.
В ответ я только закашлялся: дыхание еще не вернулось ко мне окончательно.
– Я просто пытаюсь побыстрей вникнуть в свою работу, – наконец выдавил я. – Мне надо знать имена работников, запомнить названия отделов.
– Кому вы передаете эти имена?
– Я никому ничего не передаю. И ни с кем не общаюсь.
– Где ваш телефон?
Тут я заметил, что на столе лежат мелкие вещи, вынутые у меня из карманов: бумажник, документы, ручка, блокнот.
– У меня нет телефона.
– Вы внештатный сотрудник какого-нибудь периодического издания? Собираете информацию для газеты?
– Нет.
– Какую организацию вы представляете?
– Никакую.
– О чем вы говорили на прошлой неделе с Цуманом?
– Ни о чем. Спрашивал его, где можно развлечься.
– Врете.
– Не вру. А что, запрещено разговаривать с Цуманом?
Я прикусил язык, но было поздно. Очередной удар в грудь заставил меня умолкнуть минут на пять. Помощникам пришлось снова лить мне на голову холодную воду.
– Я вижу, вам нравится, – сказал Гавинский и вдруг насторожился. – Вы провокатор? Что вы испытываете, когда вас бьют? Каков механизм?
Он тут же подскочил ко мне, наклонился и с озабоченным видом стал меня обнюхивать. Видимо, ничего не обнаружив, он успокоился и отошел назад.
– Уже разговаривали со Шпачковым?
– Нет. И никогда его не видел.
– Расскажите о вашей защите?
– Какой защите? – вырвалось у меня. – Черт! Я другое хотел сказать. Это случайно…
На этот раз он метнулся ко мне так яростно, что я зажмурился и весь сжался, готовясь принять удар.
Но вместо того, чтобы проломить мне грудную клетку, Гавинский схватил меня за грудки и встряхнул так, что зубы лязгнули.
– Я правда не знаю ни о какой защите, – признался я.
– Я все равно раскопаю, как работает ваша защита, – сказал он, выпрямляясь. – Не сейчас, так позже.
Он сделал помощникам жест рукой, и меня освободили от наручников.
– Мы предполагаем, что вы тот, кого ждут в городе. Надеюсь, вы понимаете, что мы вынуждены тщательно это проверить. Ваш карантин закончен. Пора узнать, что вы такое. Наши специалисты работали, что называется, не покладая рук, и я с удовольствием сообщаю, что ваши Р-частоты, наконец, определены, а приборы настроены. На случай, если у вас имеется защита, мы удваиваем силу воздействия веяния. Пока удваиваем… Мы можем ее утроить, учетверить – и так до тех пор, пока вас просто не расплющит. За вами будет установлено строгое наблюдение. При малейшем подозрении на угрозу с вашей стороны, мы немедленно усилим веяние. Кроме того, применим и другие методы, вплоть до устранения. Мы пока не выяснили, какую опасность вы для нас представляете. И некоторое время в лаборатории будут исследовать ваше поведение. А теперь, – сказал он, – я предлагаю вам добровольно во всем признаться и открыть карты. Признание будет расценено как смягчающее обстоятельство. В ответ с нашей стороны вам будут гарантированы помилование и должность, например, консультанта.
Даже если бы мне было, в чем сознаться, я бы этого не сделал. Не дождетесь!
Как сильно я жалел в эту минуту, что я всего лишь Сергей Лемешев, обыкновенный журналист, а не избавитель, не человек с мифической защитой. Даже то обстоятельство, что на моей стороне целый отряд недовольных людоедов и, возможно, один из лидеров корпорации – Елена Вырлова, сейчас не играло никакой роли. Если бы Гавинский пришел меня убить, я был бы уже мертв. Изучать они меня собираются, нашли себе подопытного кролика!
Я молча растирал кровь по подбородку.
Гавинский посмотрел на часы и поднялся.
На выходе он обернулся.