Странно это все… Вроде и не мальчик, но откуда такая радость? Почему понятное желание понести ее сумку превращается в мучительные метания в поисках подходящих слов?
Надавил вилкой на черняшку – свежайший. Взял еще теплый, чуть маслянистый брусок, понюхал – и сладковатый ржаной запах вытеснил все мысли. Торопливо отламываю уголок и хрущу чуть кисловатой корочкой обдирного. В сумку, туда же горчичный батон. У кассы перечислил лежащее в сумке, расплатился и торопливо пошел к выходу.
Спускаясь, задержался на последней ступеньке.
– Господи, ну скорее бы вырасти. Так хочется взглянуть на тебя сверху вниз. – Со вздохом сделал еще один шаг, и вот я снова сантиметров на семь короче Томы. Тоска смертная. – Ну какие у тебя планы по закупкам?
– Молочный еще и овощной. Картошка и морковь. – Тома с некоторым сомнением взглянула на меня.
– Угум-с… – Я задумываюсь над выстраиванием оптимального, с точки зрения моих интересов, маршрута. – Значит, мы сделаем так, – начинаю командным голосом. – Сейчас идем в молочный, потом ты заскакиваешь к себе и оставляешь купленное, потом заходим ко мне, я тоже оставляю, пьем чай и идем в овощной.
На "пьем чай" мой голос предательски надломился, не выдержав внутреннего напряжения, и я дал позорного петуха.
– О боги! – Я раздраженно закатил глаза к небу.
Тома деликатно ткнулась мордочкой в воротник пальто, пряча усмешку.
– Ужасный возраст, – поделился я с Томой своими переживаниями. – Пошли. Держись за меня, скользко. – Протягиваю ей руку.
Тома чуть нарастила дистанцию между нами. Понятно… Ладно, пойдем длинной дорогой:
– Что читаешь?
И мы двинулись, повышая в споре голос и размахивая руками. Нет, я, конечно, понимаю, что девочки сентиментальны, но это же уму непостижимо – сравнивать глыбу Хемингуэя и коммерческого писателя Ремарка. Да этот Мария осознано использовал пафос и сентиментальность, разжевывал для читателя малейшие шероховатости и не видел разницы между фашизмом и коммунизмом. А ее переход от Ремарка к Экзюпери – это вообще верх нелогичности!
На верхней точке моста через Фонтанку Тома вскочила на высоченный поребрик:
– Подожди чуть-чуть… Полюбуюсь, очень красивый вид отсюда.
Выцелила взглядом в створе проспекта золотую иглу Адмиралтейства и неподвижно замерла, приподнявшись на цыпочки, лишь чуть-чуть двигались лепестки ноздрей, втягивая морозный ленинградский ветерок.
Я смотрел на тонкий профиль, и память своевольно подбрасывала чуть более взрослые образы. Реальность оплывала мягким воском под устремленным в будущее взглядом. Я грезил, и мимо неторопливой каруселью проплывали видения: музыка Доги и счастливые глаза напротив в кружении выпускного вальса; бокалы с шампанским на гранитном парапете, и стая разноцветных шаров рвется в светлую июньскую ночь; сочная зелень полей прижимается к ныряющей между холмами цепочке пирамидальных тополей, в просвете между деревьями машет мне рукой чуть дрожащая в воздухе тонкая девичья фигурка. Пряно-горьковатый аромат кружит голову, где-то сбоку чуть хрипловатый женский голос выводит: "Dance me to the end of love", и я слегка киваю в такт мелодии.
– Ну что ты так на меня смотришь? – выдернул меня из нирваны нервный вопрос. – И не вздумай опять свои глупости говорить!
– Но думать-то глупости ты мне не можешь запретить, верно? – слегка заломив бровь, взглянул я в зелень глаз напротив.
Отвернулась, нахмурившись, но по легкому шевелению ушек я догадался, что уголки ее рта поехали вверх. Протянул руку и помог спуститься на обледеневший тротуар. В многозначительном молчании дошли до ее парадного.
– Где твое окно? – спросил, запрокинув голову к фасаду.
– Вон видишь на третьем этаже балкончик? Это мой. Серенады выть будешь? – деловито уточнила Тома.
– Угу, и будут у тебя теперь под окнами литься горестные звуки баркаролы заказной…
– Стих?
– Не обращай внимания – дурацкая привычка извлекать из себя цитаты.
– Дюх, – впилась она в меня клещом, – расскажи, я такого не слышала…
– Спой, светик, не стыдись?
– Ну пожа-а-алуйста…
Я заглянул в подсвеченные солнцем глаза, увидел лишь не замутненное ничем любопытство и капитулировал.
– Сейчас… Вспомнить надо. – Я шепчу про себя полузабытые строки. – Значит, так. Там будет слово "Веспер" – это название вечерней Венеры у римлян.
Приосанился и начал декламировать:
Ночь светла. В небесном поле
Ходит Веспер золотой.
Старый дож плывет в гондоле
С догарессой молодой.Догаресса молодая
На подушки прилегла,
Безучастно наблюдая
Танец легкого весла.Что красавице светила?
Что ей ход небесных сфер?
Молчалив супруг постылый,
Безутешен гондольер.Не о том ли в час разлуки
Над Венецией ночной
Льются горестные звуки
Баркаролы заказной?
Устремив взор в себя, Тома некоторое время беззвучно шевелила губами, повторяя какие-то строки, потом вскинула на меня требовательный взгляд:
– Чье это?
– Современного поэта, ты не знаешь.
Конечно, не знает – оно еще не написано.
– Современного… странно… – опустив голову, начала задумчиво рассуждать сама с собой. – А так на Пушкина похоже… Но, конечно, не он, иначе это стихотворение было бы в избранном, а его там нет.
В полном изумлении я посмотрел на девушку. Нет, я знал, что у нее светлая голова, но чтобы настолько…
– Слушай, – в голосе прорвалось уважительное удивление, – ты меня сейчас поразила. Честно. Тут ведь Пушкин действительно присутствует.
– Ты же сказал, что современный! – обиженно воскликнула она.
– Так и есть. Понимаешь, Пушкин тут присутствует как основа, – начал я излагать взволновавшую меня историю. – Первые пять строчек – это чуть переделанный черновик, написанный им за месяц до гибели, так называемое неоконченное "венецианское" стихотворение Пушкина. В целом же виде этот стих недавно воспроизвел пушкинистам один старичок. Вроде как он запомнил его наизусть в юности со слов приятеля, утверждавшего, что в его семье хранился альбом, где эти строки были кем-то записаны. А в годы Гражданской войны тот альбом был утерян. Представляешь потрясение пушкинистов?! Нет текста – нет возможности доказать авторство. Но кто еще может написать – "танец легкого весла"? Кто еще в шестнадцать строчек втиснет шекспировский сюжет? Кто у нас помнит, что такое баркарола? Это, между прочим, романтическая серенада венецианских лодочников – ее часто распевали именно на заказ под определенным окном. И когда экстаз пушкинистов достиг максимума, дедок, между прочим известный художник-иллюстратор детских книг, признался в мистификации – это он дописал стихотворение Пушкина. Шутка! Но какая!
Тома зачарованно слушала, не сводя с меня округлившихся глаз, ладошки молитвенно сложены на груди. Я замер от желания сделать полтора шага навстречу и ткнуться носом в завиток у виска. Еще рано, очень-очень рано…
– Ты, оказывается, не только красивая девушка, но еще и тонко слышащая, – искренне выдохнул комплимент. – Почти никто вот так на слух Пушкина в незнакомом стихотворении не опознает.
По лицу Томы скользнула довольная улыбка, потом девушка подхватила сумку, бросила: "Я быстро", – и стремительно исчезла в темноте парадного.
Запрокинув голову и довольно щурясь, я изучил рустику на фасаде. Это я удачно в булочную зашел, молодец!
– Па-ап… – Я налил себе чая и присел напротив.
– Ась?
– У меня каникулы.
– Сердечно поздравляю.
– Э-э-э… – Я замялся – не люблю просить деньги. – Как ты думаешь, если я приглашу девушку в кино, то финансовое благосостояние нашей семьи не будет сильно поколеблено?
Папа насмешливо задрал брови:
– Как ты сложно завернул… Не сразу даже и сообразишь, на что намекаешь. И в конце, венцом творения, волшебное слово "поколеблено", чтобы окончательно меня запутать и дезориентировать.
Улыбнулся в ответ:
– Ну не могу же я подойти и сразу в лоб: "Дай рубль".
– Ого, целый рубль? Это ж сколько девушек можно сводить в кино… – Папа мечтательно закатил глаза к потолку и начал что-то подсчитывать. – Пять штук!
– Мороженое перед сеансом в калькуляцию заложил? – уточнил я деловито. – Пышки с кофе после… Плюс резерв на непредвиденные обстоятельства.
– О, так речь не просто о кино… Тут планомерная осада намечается. – Папа заинтересованно потер ладони. – Из класса?
– Ага.
Папа опасливо покосился на прикрытую дверь и, понизив голос, уточнил:
– Зорька твоя?
– Да, это хорошо, что ты напомнил… С Зорькой тоже в кино собираемся, но втроем, с Паштетом. Возможно, даже два раза.
Папа чуть повеселел и, наклонившись к журнальному столику, приступил к набиванию трубки.
– Что бы с тебя такого запросить за это… – он неопределенно пошевелил пальцами в воздухе, – эдакого…
– Как насчет ежедневных занятий физкультурой? С апреля, как освобождение закончится.
– Ого, эк тебя прижало, чтобы на такое подписаться. Надеюсь, это не будут перевороты с боку на бок в постели?
– Не-а, я все равно собирался, а тут появится дополнительный стимул – раз с тобой договорился.
– Хм. Ну давай попробуем. Интересно даже, на сколько тебя хватит.
Папа достал пружинную монетницу и начал выщелкивать из нее двадцати– и пятнадцатикопеечные монеты.
– На, тут два с полтиной – на каникулы. Хватит?
– Спасибки, с запасом. – Я с облегчением принял в ладошку горстку серебра и направился в свою комнату.
– Да, кстати, запомни, – полетело мне в спину, – мужчины, по крайней мере большинство из них, устроены так, что не понимают намеков и невербальных сигналов. Невербальные сигналы – это…
Я приостановился в дверном проеме:
– Я знаю, что это.
Папа чуть удивленно посмотрел на меня, слегка кивнул и продолжил:
– Хорошо… Если ты хочешь чего-то добиться от мужчины, то говори прямо и обосновывай логически. А вот женщины прекрасно умеют изъясняться намеками и жестами. Из-за этого, кстати, часто происходят ссоры в семьях. Жене кажется, что она ясно дала понять, чего ожидает от мужа, а муж эту просьбу просто не услышал.
Я вернулся к креслу и заинтересованно пристроился на подлокотнике:
– Забавно… А еще?
– Что – еще?
– А еще какие есть различия между нами тут? – Я постучал пальцем по виску.
– Еще… – Папа на мгновение задумался. – Еще женщины способны одновременно контролировать несколько задач, мужчины же лучше приспособлены к концентрации на одной.
"Многопоточные и однопоточные системы", – перевожу для себя.
– Поэтому среди высококлассных ученых или шахматистов мирового уровня так мало женщин, – сделал вывод папа. – Они просто биологически не могут конкурировать с мужчинами там, где требуется высокая концентрация внимания на одной проблеме. Зато они легко обходят нас при выстраивании отношений, что тоже немаловажно.
– Может быть, и важнее…
– Может, – согласился папа, раскуривая трубку.
Ответственный момент. Я на некоторое время замолкаю, наблюдая за священнодействием. Две минуты борьбы, четыре спички – и папа в блаженстве откинулся на спинку кресла, наблюдая за расплывающимся облачком.
– А еще?
Папа жизнерадостно заржал:
– Ты серьезно готовишься, как к битве. Не бойся, все не так страшно.
– Да я и не боюсь… Почти. – Я улыбнулся. – Просто интересно. Мы же действительно не только внешне разные, но и головы работают иначе, а об этом нигде не пишут.
– Ну-ну… – Папа насмешливо усмехнулся и продолжил: – А еще у нас разная память на поступки. У мужчин этот вид памяти заметно короче, поэтому женщины кажутся нам злопамятными. На самом деле – просто памятливее нас.
Струйка дыма, извернувшись, дотянулась до меня, и я с удовольствием втянул сладковатый аромат.
– Но-но, не вздумай, – заметил мое движение папа. – Засеку – будешь дран. Или драт? Хм… В общем, мало не покажется.
– Да нет, и не собираюсь, – ответил я искренне. – А еще?
– А еще оценка поступков разная: у женщин – качественная, у мужчин – количественная. Женщины ставят за поступок плюс или минус, причем без разницы, что ты сделал – купил ей громадный букет роз или помог надеть пальто. Все равно будет только один плюс. Мы же шкалируем оценку поступков… Есть такое выражение – "женская стервозность". Это когда на фоне полного, как нам кажется, благополучия в отношениях мы вдруг получаем шилом в зад. И нам невдомек, что причина есть – у женщины наш баланс поступков ушел в отрицательную зону. А мы свято уверены, что в твердом плюсе. Все дело в разных способах оценки и разной длине памяти. Короткий стек с количественными оценками против длинного стека с качественными. – Папа задумчиво пыхнул и утвердительно уточнил: – Что такое стек, знаешь?
– Угу. В "Науке и жизни" было, – бросил наугад.
Папа покивал и продолжил лекторским тоном:
– Ну и еще одна наша типичная ошибка: нам кажется, что, купив огромный букет, мы себе надолго заработали индульгенцию. Ошибочка-с – только один плюсик. Поэтому лучшая тактика для набора баллов – часто и мелко "плюсить". То, что женщины называют "уделять внимание" и чего мы так не любим.
Я повертел головой, припоминая эпизоды своей прошлой семейной жизни. А ведь сходится, черт побери! Из меня чуть не вылетело: "Что ж ты мне раньше этого не сказал!"
– Да они инопланетяне! – воскликнул я растерянно. – Другой биологический вид. Столько различий!
Семья собралась на программу "Время", я одним ухом слушал "Голос Америки":
– На проходящем сегодня в Москве шестнадцатом съезде профсоюзов СССР товарищ Леонид Ильич Брежнев дал положительную оценку работе профсоюзов, – зачитывает текст диктор. – "Нет сомнений, что в решение задач, связанных с улучшением жизни народа, весомый вклад внесут профсоюзы. Ведь именно ради человека, ради его интересов действуют наши советские профсоюзы. Отсюда первостепенное значение постоянной заботы об улучшении условий труда, о сведении к минимуму ручного, малоквалифицированного, физически тяжелого труда, о создании обстановки, исключающей профессиональные заболевания и производственный травматизм".
– В Иерусалиме прошла десятитысячная демонстрация протеста против ареста Натана Щаранского, – нашептывает радио. – С речью, осуждающей репрессии против советских евреев, выступила бывший премьер-министр Израиля Голда Меир.
– Сегодня в торжественной обстановке заложен первый блок фундамента на строительстве главного корпуса Экибастузской ГРЭС-1, – вклинивается телевизор. – Строительная площадка раскинулась на двадцать пять квадратных километров. Размеры главного корпуса составят пятьсот метров в длину и сто тридцать два в ширину. Это будет самое крупное производственное здание в мире.
– Палата представителей Конгресса США, – доносится сквозь завывания глушилки, – приняла резолюцию, осуждающую преследование советскими властями евреев и других желающих эмигрировать. Результаты голосования по резолюции: "за" – четыреста, "против" – два.
– У рабочих Волжского автомобильного завода праздник, – несутся радостные нотки, – сегодня с конвейера сошел первый советский серийный легковой автомобиль повышенной проходимости ВАЗ-2121, получивший фирменное название "Нива". Среди технических новинок, не имеющих аналогов среди автомобилей такого класса в мире, специалисты отмечают постоянный полный привод, независимую переднюю подвеску, цельнометаллический несущий кузов и множество других оригинальных решений.
– Сегодня, – возражает "Голос Америки", – из Союза советских писателей исключен литературовед-германист, диссидент Лев Копелев. Активный участник Великой Отечественной войны, Лев Копелев был впервые арестован в тысяча девятьсот сорок пятом году за резко критические отзывы о насилии над германским гражданским населением в Восточной Пруссии. Приговорен к десяти годам за пропаганду "буржуазного гуманизма" и "сочувствие к противнику". Заключение отбывал в спецтюрьме МГБ номер шестнадцать, где произошло его знакомство с Александром Солженицыным. Именно Лев Копелев со своим коммунистическим идеализмом стал прототипом Рубина в книге "В круге первом"…
Резко выключил "Ригонду". Какой все-таки идиотизм у нас с этим еврейским вопросом. Всех выпускать, никого не впускать – и все. Ведь очевидно же, что рабский труд непроизводителен. Насильно мил не будешь. Проиграли борьбу за умы этих людей – будь честен, признай и сделай правильные выводы. Но это же надо признать поражение… Расстроенно вздохнув, пошел в свою комнату.
Ладно, девушку в кино пригласил, денежку добыл, несколько запросов исполнилось – день прожит не зря. Надо будет потом, после исполнения первых пунктов плана, заняться ликвидацией кассового разрыва. А то столько соблазнов, все хочется попробовать. Сегодня проходил мимо чебуречной "Вьюнок" и не удержался, зашел, на свою голову, посмотреть. Как увидел громадный алюминиевый таз чебуреков, как вдохнул запах – чуть не обезумел. И еще долго потом шел по улице, тоскуя и сглатывая слюну. Определенно с этим надо что-то делать.
Глава 5
Четверг 24 марта 1977 года, 13:30
Ленинград, Измайловский проспект
Вот уже минут пятнадцать я, как последний идиот, то торчал на углу около бывшей часовни Троицкого собора, пялясь на голубые купола напротив, то заскакивал на очередную рекогносцировку в кафе-мороженое, чтобы еще раз оценить ассортимент: шоколадное, крем-брюле, фруктово-ягодное, пломбир обычный, с орехом и изюмом. И густой молочный коктейль, вид которого вдруг закольцевал в мозгу прошлое и будущее, создав иллюзию бесконечности наподобие той, что возникает, если встать между двумя неидеальными зеркалами. Видишь пышную молочную пену, вальяжно льющуюся из высокого стакана-смесителя, и на языке возникает мираж восхитительного вкуса из далекого детства – того самого детства, веселого и беззаботного, в котором сейчас и нахожусь.
Несмотря на середину буднего дня, небольшое, всего на три столика, помещение отнюдь не пустует: по залу гуляет легкое постукивание алюминиевых ложечек по эмалированным креманкам, а в воздухе витает слабый кофейный аромат. Купол над головой, барельеф по кругу, два высоких окна почти от пола со сдвоенными колоннами по бокам – стильный интерьер будит фантазию, которая деловито заменяет мебель, расставляет витые свечи и цветы. Отличное место для свидания.
Опять выхожу на улицу. Оказывается, моя будущая девушка излишней пунктуальностью не страдает. И не излишней тоже. "Ну что ж, – злобно решил я, – на мороженое перед сеансом она себя уже наказала. Так что теперь или-или: или мороженое после сеанса, или пышки. Если будет себя хорошо вести. Если придет…"
Справа раздался веселый гомон: малышня раздобыла в кафе большой кусок сухого льда и радостно топила его в узкой полоске воды вдоль поребрика, изумляясь густоте стелющегося над поверхностью тумана. Да, дня три как резко потеплело, и сугробы на газонах начали проседать, с охотой выдавливая из себя талую воду. Никак весна начинается?