Влад Дракула - жестокий и беспощадный господарь Валахии, князь Трансильванский. С его именем связаны самые жуткие легенды. Дракон, дьявол, помешанный - так его называли в Европе. А румыны дали своему повелителю прозвище Цепеш - "колосажатель".
Дракула не только сажал на кол честной народ. Он порол, сжигал заживо, четвертовал. Не знал ни жалости, ни раскаяния. И мог казнить кого угодно.
Кого угодно, только не тёщу. Слишком красива была, умна и бесстрашна. Всё, кроме нее, померкло в выжженных страстью глазах зятя.
Настало время мучений для самого Цепеша…
Содержание:
Часть первая - Валахия, 1458 год 1
Часть II - 1462–1470 - Валахия, Трансильвания, Румыния 28
Часть III - Россия, 2008 год 36
Примечания 43
Анастасия Монастырская
Теща Дракулы
Люди не желают жить вечно, они просто не хотят умирать.
С. Лем
О вампирах известно многое, но люди не всегда учитывают то, что самим вампирам это тоже известно.
Терри Пратчетт
Часть первая
Валахия, 1458 год
1
Государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в жестокости. Учинив несколько расправ, он проявит больше милосердия, чем те, кто по избытку его потворствуют беспорядку. Ибо от беспорядка, который порождает грабежи и убийства, страдает все население, тогда как от кар, налагаемых государем, страдают лишь отдельные лица
Макиавелли "Государь"
Почему человек, посаженный на кол, не испытывает от этого радости? В нем нет ни капли достоинства, как нет и презрения к собственной участи. До последнего вздоха осужденный на смерть смердит, визжит, воет, извивается, словно червь, причиняя себе еще большие страдания. Но самое удивительно, что при этом он требует справедливости.
Справедливости нет! Есть сила и вера, и только в них - правда божья. Прими смерть, как и подобает христианину - спокойно, светло и без всяких на то сожалений. Тело всего лишь сосуд для похоти, жадности и прочих излишеств. Чем раньше ты разобьешь никчемный сосуд, тем быстрее предстанешь перед Господом и получишь прощение. Или не получишь - все по делам твоим. Так не лучше ли принять наказание как величайшую милость и покаяться перед смертью в совершенных грехах?! Кто тут без греха? Молча-ат твари… Потому, как знают: не любит валашский князь безгрешных, ибо невозможно жить без греха и уловок перед богом.
Наблюдая за агонией трех осужденных - двух мужчин и одной женщины - Влад Цепеш, князь Дракула досадливо потер шею, расчесывая зудящее место укуса. Нетопыри в Валахии не редкость, но никогда еще они не были так смелы и безрассудны: посреди белого дня камнем падали с небес и кусали, впиваясь в незащищенные шею, лицо, руки. И тут же гибли, лишившись сил и яда, вызывающего безумие. После острых и тонких зубов оставалась небольшая кровоточащая ранка. Стоит расчесать, и вот уже открывается язва, полная гноя и зловония. Кто-то после нетопырьего укуса сходил с ума, кто-то умирал от неизвестной болезни, кто-то исчезал, будто его и вовсе не было на свете. И кружили нетопыри над княжеством, навлекая беду и уныние.
Спустя две седмицы Дракула еще оставался в живых, но чувствовал себя иным - чужим телом и духом, завернутым в невидимый кокон. День за днем спадала, рассыпаясь, пелена, и кто-то исподволь, медленно, но напористо овладевал его телом и разумом. Проникал в потаенные местечки, поднимая из глубин ненависть, боль и жажду крови. Прошлая жизнь пришла в негодность: ничто не радовало и не приносило успокоения. Даже смерть виделась теперь по-другому: сложной паутиной без начала и конца. Если раньше боялся ада, то теперь страх ушел. Никому не верил. Ни богу, ни черту, только себе.
И что самое странное, ему это нравилось. Глаза видели острее, нос на расстоянии тысяч шагов чувствовал любые запахи, ухо улавливало оттенки слов и звуков. К ужасу слуг князь передвигался так быстро, что другие просто не поспевали за ним. "Вездесущий дьявол", - шептала чернь, завидев тень черного плаща, подбитого темным мехом. Жаль только не летать ему нетопырем, поднявшись над гиблым лесом между Валахией и Трансильванией.
Дракула вновь почесал ранку: зудит-то как! Брезгливо посмотрел на грязный ноготь со следами гноя. Гнев метнулся к осужденным: пора бы и умереть, пол утра заняли!
Крупная летучая мышь напала на князя во время последней охоты. Дракула скинул лесного упыря под копыта коня, да поздно - по шее уже стекала кровь. С тех пор все тело болело и ныло, словно старый шрам перед дождем. Влад почти не спал, изнуряя себя любовной наукой, но облегчения и усталости не испытывал - только сильную жажду, заставлявшую пить густое красное вино с запахом земли и гнили. Этот напиток он теперь отмечал особенно.
Молитвы князю не помогали. Травы и заговоры тоже. Столько лекарей зазря перевел, но исцеления не наступало - кидало то в жар, то в холод. Трое казненных сегодня были последними, кто открыто решился врачевать при княжеском дворе. Да и бог бы с ними, лечили бы по-прежнему, но нет - стали поговаривать, что с князем что-то неладно, что черная болезнь подтачивает мускулистое поджарое тело. За что и поплатились: хочешь жить - не лезь, куда не просят. Не они устанавливали валашский закон, и не им его менять.
Дракула отпил вина из кубка - за упокой потерянных душ - и осенил себя широким крестом. Слава богу, отмучились. Рядом, едва сдерживая слезы, стояла его юная жена - красавица Виорика. Вроде бы должна уже привыкнуть к кровавым забавам царственного супруга, но все равно каждый раз вздрагивает, когда деревянное острие прокалывает дрожащий беззащитный живот. Крест за крестом кладет, будто крест здесь дело поправить сможет.
Глядя на прелестное лицо княгини, Дракула вдруг почувствовал жгучую ненависть. По виду - сама непорочность! И это после пяти месяцев замужества! Кожа нежная и белая - вон как все венки на солнце просвечивают, словно голубые ручейки по телу. Волосы убраны в две косы, на высокую грудь сбегают. Когда под венец вел, так все вокруг шептались: красота у Виорики что бутон розовый, от любви и ласки пышным цветом расцвет. Барон Стратула, вручил князю дочь как единственную драгоценность, хотя вроде сам должен был благодарить за оказанную милость. Шутка ли, самой княгиней станет!
И чего женился? - в сотый раз тоскливо спросил себя Дракула. - Кто подгонял? Ни ума, ни стати, ни гордости. Как есть девчонка пугливая! Закроется под самый подбородок, ноги сожмет и трясется зайцем, словно он и не муж ей вовсе, а так, случай заезжий.
Не любы Виорике мужнины забавы: ни в постели, ни на дворе, ни на пиру роскошном. Так чего женился?! Знал ведь ответ, да не желал признаваться. Была причина деликатного свойства.
- Зачем ты так, твое величество? - прошептала княгиня, утирая глаза шелковым платочком. - Они травки полезные собирали, отвары делали, тебя вылечить хотели, а ты их на кол. Не по-божески это.
Ах ты, горлица белая! Ангел залетный! - Владу захотелось сначала придушить, а потом втоптать Виорику в грязь. Пусть поймет, кто здесь хозяин! Бают, что к тому, у кого помыслы чистые, чернота да злые наговоры не пристанут: встряхнется - опадут.
Только на что ему ее чистота? На что юность? Если нет, и не станет ни любви, ни веры, ни страсти?! Была бы рядом та, другая, иначе вся жизнь сложилась. А так, все одно - покорежена душа, не исправишь. Ненависть когтями рванула сердце: как никогда еще ему вдруг захотелось смерти жены. Но сумел сдержаться, не обнаружить перед челядью истинные чувства. Улыбнулся, приподняв длинный черный ус. Но глаза остались холодными. Медленно отбросил с груди черные косы, накрутил на руку, наслаждаясь вспыхнувшим ужасом, и с силой дернул. Виорика взвизгнула. Голова ее покорно запрокинулась, губы шевельнулись, моля о пощаде. Влад впился жадными глазами в голубую жилку на бело-сметанном горле. Эх, прокусить бы, чтоб горячая молодая кровь освежила вечно жаждущий рот. Язык лихорадочно облизал пересохшие губы, прошелся по ряду зубов - неожиданно длинных и острых. Вот сейчас… сейчас…
В темных глазах княгини плескался страх. Но не шевельнулась, зная, что сопротивление только разожжет государев гнев. Тут уж о милости самое время молить:
- Господарь… тяжела я…
Алая пелена, затмившая взор, медленно спала. Ярость улеглась. Так холодный осенний ветер проносится по лесам Валахии и тут же стихает, забрав свою первую жертву - нарядную золотую листву. Слова Виорики дошли до сознания Дракулы не сразу: канули тяжелым камнем, только круги и пошли. Брюхата, значит. Но радости не испытал, напротив, сожаление. Теперь и не убьешь, раз наследника престола ждет. Равнодушно отодвинулся, внимательно разглядывая жену, будто видел в первый раз. И под гнетом взгляда потупилась, смутилась, охорашиваясь, не зная, куда девать дрожащих, суетливых рук.
Влад хищно повел ноздрями и вдруг ощутил тяжелый женский запах. Соврала, значит… Соврала… Шкуру свою ничтожную спасти хотела. А вместо этого его в дураках выставила. Ну, что ж: за проступок и наказание соответствующее будет. Только пусть немного успокоится, страх свой угомонит, а там и муж в опочивальню пожалует.
Влад грубо оттолкнул жену:
- Ступай вон! Понадобишься - позову.
Виорика неловко упала на землю, и тут же подскочила, опасаясь еще большего гнева. Подобрав длинные юбки, бросилась прочь со двора. Дракула презрительно посмотрел ей в след и вновь коснулся ноющей ранки. Гной вышел. На пальце осталась капелька крови. Он слизнул ее. Манящий вкус. Как у той, другой, предназначенной ему по духу, но отвергнутой судьбой и верой.
* * *
- Никак женушка расстроила, твое величество? - пред Дракулой склонился слуга понятливый, личный писарь Ебата. Склонился не слишком почтительно, но на политес Дракула обычно смотрел сквозь пальцы. - По телу вроде и баба горячая, а как заговоришь - юница глупая.
Молодой да смелый! Доверенное лицо, правая и верная рука во всех делах и начинаниях. Но, безоговорочно доверяя Ебате, Дракула никогда не забывал его проверять. Когда-то князь уже попал в ловушку из-за того, что доверился родному брату. Глупец тот, кто наступает на одни и те же грабли. Ни пустозвонства, ни наглости не прощал, потому и взбеленился тотчас:
- Не тебе, пес смердящий жену обсуждать, - отрезал князь. - Еще слово молвишь, на конюшню отправишься. Давно плетей тебе не отвешивал.
- Не гневайся, господарь, - Ебата чутко уловил, что Влад нынче не в духе. - Просители к тебе. Дело уж больно необычное.
Плохое настроение князя мигом рассеялось.
- Какое такое дело? - с любопытством спросил он.
- Жена мужа в измене обвинила, у тебя справедливости просит.
- Кто такая, чтоб вперед мужика выступать?
Ебата ухмыльнулся:
- Если б не разлучница, никогда бы не решилась, а тут ревность да обида разум замутили. Разлучница - мать ее. Сам понимаешь,
Сердце кольнуло. Были знаки, были.
- Приведи!
Как есть - трое. Молодка востроглаза и вертлява, несмотря на излишнюю полноту. Неверный муж испуган, но по-прежнему тверд в поступке своем. Мать, она же разлучница, спокойно держалась в стороне, будто и ни причем вовсе. Волосы убраны под платок, на покатом лбу недоуменная морщинка, губы сжаты. Руки она держала сложенными на животе.
"Будто дитя нерожденное защищает", - осенило Дракулу.
- Сказывай.
- Прости, твое величество, что потревожили мы тебя, - заголосила поруганная жена. - Да только не у кого, кроме тебя, господарь, справедливости просить. Вот муж мой венчанный, вот мать моя родная, а промеж ними любовь, мне, значит, обман. Вчера на сеновал пошла, а там они милуются, стыда да сраму не зная. Как быть, господарь? Рассуди!
Посмотрел на зареванную женку князь и нахмурился. Быстро сор из избы вынесла, видать, действительно в расстройстве пребывает. Супружеская неверность - дело привычное, но после того, как Влад сел царствовать, случаев поубавилось. Стоит ли мужу своему изменять. Коли кол тебя на причинное место дожидается? Однако мужей ни разу не обвиняли - погуляет и вернется, куда ж ему деваться?
- Ты что скажешь? Отчего жене молодой изменил? Да еще с кем - с тещей?!
Тот молчал долго, но вдруг решился:
- Ты как хочешь, суди, господарь, да только нашей вины с Анной тут нет. Жена моя, Микаела, хозяйка справная, жена пригожая да верная. Жаль, детишек мы с ней не прижили, но тут уж воля божья. Слова худого о ней не скажу. Но не люба! Домой иду, ноги сами к дому тещи поворачивают. Иду и сам над собой посмеиваюсь: эка зацепило! Приду, она накормит, напоит и смотрит, будто единственный я у нее, Богом назначенный. Вот и получилось: была теща, стала женой. Ты не сердись, твое величество. Сопротивлялась, как могла. Силой взял. Меня казни! Я один во всем и виноватый.
- Нет! - бросилась в ноги государю обманутая жена. - Если его убьешь, то и меня вместе с ним. Нет его, и меня нет. Прости, твое величество. Бес попутал, оговорила и мать, и мужа. Привиделось дурное, вот и бросилась защиты искать. Прости, если можешь, а нет - так не милуй, все одно теперь - пропадать.
Разлучница даже с места не двинулась: застыла соляным столбом.
- А ты что скажешь? - обратился к ней Дракула.
- А нечего мне говорить, господарь, - спокойно и с достоинством ответила та. - Никто надо мной не насильничал. Не захотела бы, так и не вскочил бы зятек. По доброй воле слюбились. Ни о чем не жалею! И не стыди - пустое все! Мужа моего ты два года назад казнил. За что тот смерть принял, того не ведаю. Других мужиков в деревне нашей нет. За твой престол полегли, все как один. Вот бабы и маются, каждой ласка нужна.
- Старая ты уже для мужских утех! - встрял Ебата.
- Кто, я? - Доселе спокойная, она мигом превратилась в шипящую кошку. Рванув на пышной груди рубаху, пошла на писаря: - Ты на меня посмотри! Ягода спелая! А то, что у дочки мужа отобрала, так сама виновата: за мужиком лучше глядеть надо, а не семечки лузгать!
- Получается, я виновата? - Микаела вытерла вышитым рукавом слезы и ринулась в бой. - А кто в хату мою приходил? Кто хвостом перед ним крутил? Зятек то, зятек се! Кто меня хулил, неряхой да склочницей обзывал?! Кто к бабке за приворотными травками бегал? Скажи, что не ты?
- А я и скажу! - подбоченилась Анна, забыв про все на свете. - Он меня и без приворотов полюбил. Какая есть, такую и взял. Жалели тебя, а так бы все раньше сказали!
- Мама! - Микаела вдруг плюхнулась на землю и громко заревела. Муж осторожно приблизился к ней и стал ласково гладить по голове:
- Будет тебе! Пойдем лучше домой, сами разберемся! Дома!
- Ах ты, кобель! Еще утешать меня будешь! - Микаела в сердцах пнула мужа. Тот отлетел на несколько шагов и поднялся, потирая ушибленный затылок.
- Цыц! - теперь Дракула едва сдерживался, чтоб не рассмеяться. Целое представление! Даже обидно, что Виорика ушла, посмотрела бы, да поучилась. Надо ж, мужичонки не видать, а вон как любят: с жизнью готовы расстаться, лишь бы он себе еще одну зазнобу нашел после того, как жену и тещу похоронит за княжеский счет. - Цыц, говорю! Развели тут, понимаешь, историю. С вами, полюбовнички, разговор короткий будет. Против бога пошли, но судить вас не стану. Судить - божье дело. Мое - путь вам указать. Любовь промеж вас, конечно, незаконная, но все ж, как ни крути, мне понятная. И твои мысли, молодка, тоже ясны. В своем ты праве. А вот казнить никого из вас не стану. Колья на сегодня кончились. Запастись не успели. Уж извините, господа хорошие.
Разом побледнели, осознав, мимо чего прошли и не заметили. Молодка тихо ойкнула и схватилась за грудь. Сердечко, небось, сейчас как молоточек стучит, неровен час - лопнет от страха.
- Ебата!
Писарь тут же подскочил, демонстрируя похвальную готовность исполнить любой приказ господаря.
- Мужа с женой разведешь, и пусть завтра венчаются, без промедления. Негоже, чтоб ребеночек во грехе рождался.
- Какой ребеночек? - встряла Микаела и вдруг осеклась.
- А такой! Не дал тебе господь детишек, так мать братцем или сестричкой одарит. Пусть и не такая большая радость, но все же!
Микаела смерила мать и мужа ненавидящим взглядом, но промолчала.
- Твое величество! - Ебата не знал, что и делать. - Как же я их разведу? Запрещено ж!
- Где запрещено, там и разрешено, только лаз знать надобно. Священника сговорчивого найди! Станет упираться: пригрози, как умеешь. Но завтра пусть венчаются. Сам на свадьбу приду. Проверю!
- А я? - пухлые губы Микаелы задрожали от двойной обиды. И мужа лишилась, и мать будет счастлива. - Как же я? Позор-то какой!
- А ты не плачь, красавица! - заблажил князь, стальными пальцами ущипнув за румяную щеку. На щеке мигом налился синяк. - Я тебе другого мужа найду - молодого, сильного и верного. А коль засмотрится на другую, ко мне смело беги - сто плетей отвешу, чтоб знал, как от такой хохлатки деру давать!
- Ну, ты и разрешил суд, твое величество! Не ожидал! - признал Ебата, когда просителей свели со двора. - Думал, всех троих вздуешь, а ты их огладил. А ну, как повадятся теперь мужики по тёщам бегать, только их и свищи!
- Это вряд ли, - без тени улыбки ответил князь. - Тёща - товар штучный, ее глупыми словами да бешеной лаской с пути верного не совратишь. За дочку свою жизнь положит. Да еще и кобеля за мудья ко мне приволочет, чтоб по чужим женкам не бегал.
- А здесь тогда что? - скривился Ебата. - Почему мать супротив дочери пошла?
- А здесь, дурья твоя башка, любовь. Знаешь, что такое?
- Чай, не мальчик…
- Говорю ж, дурак. Палку свою где ни попадя бросать, большого ума не надо, - сноровки да желания довольно. Но чтоб за другого добровольно жизни лишиться и о чужих интересах думать прежде своих, иные чувства нужны. За любовь многое можно простить.
- М-да? - недоверчиво спросил Ебата. - И когда зятек с тещей путается тоже любовь? А дочке за что мучения? Хоть режь, твое величество, а не по-людски выходит!
- Мое слово сомнению подвергать?! - взъярился Дракула. - Надо мной насмехаться?! Пшел на конюшню!
Ебата не сделал попытки оправдаться, напротив, постарался, как можно быстрее исчезнуть. По шее Дракулы потекла горячая кровь. Голова внезапно закружилась, губы онемели. Сорвал с куста еще зеленый лист и приложил к ранке.
- И что за день сегодня такой заполошный? Почему не ладится?
Август, твое величество. Август.