- Тогда поехали ко мне, я сброшу эту проклятую сбрую, - он подергал себя за жилет, - и покатим по злачным местам. Мы пройдемся по ним Карфагеном!
Это было выражение, которое прочно вошло в их арсенал после прочтения романа Юрия Трифонова "Старик".
- Компьютер у тебя дома есть? - осведомился Ледников. - Посмотреть, что там на этой дискете? Прежде чем благородно возвращать…
- Найдется, - успокоил Ледникова повеселевший Модест.
Пока Модест приводил себя в надлежащий вид, Ледников включил компьютер и вставил в него дискету. Файл на ней был только один. Когда Ледников открыл его, то увидел себя самого. Это была фотография, взятая с обложки книги, которую они недавно издали с отцом. Выглядел на ней Ледников крутым молодцом - темные очки, камуфляж, тельняшка… Натуральный коммандос. Люди в издательстве попросили что-нибудь необычное для контраста с фотографией отца, на которой он в строгом костюме сидел в роскошном старинном кресле, положив руки на трость. Вот Ледников для смеха и дал им фотографию, сделанную несколько лет назад во время поездки в воинскую часть. Издательские художники тогда чуть не заплакали от счастья.
Налюбовавшись собой, Ледников принялся за текст. Он был невелик. В нем коротко излагалась его биография - сын бывшего заместителя Генерального прокурора, выпускник юрфака университета, следователь прокуратуры, потом следователь прокуратуры по особо важным делам, занимавшийся несколькими секретными расследованиями совместно с ФСБ, в последнее время занимается расследованиями и аналитическими прогнозами под видом журналиста…
Близкий друг семьи Востросаблиных, особенно близок с Аглаей Востросаблиной. Есть сведения, что он прибыл в Лондон для проведения завершающей стадии операции, жертвой которой стал молодой российский бизнесмен Рафаэль Муромский…
В общем, при небольшом умении из этого портрета вполне лепился образ тайного агента КГБ, выполняющего особые задания.
- Ледников, это ты, что ли?
Модест из-за его спины рассматривал фотографию на экране монитора. Он был уже в джинсах и зачуханном свитерочке с залихватской надписью "Unlimited" на груди.
- Ну ты, блин, красавчик! Супермен!
- Когда это было! - усмехнулся Ледников.
- И что все это значит? Они принялись за тебя? - озабоченно спросил Модест.
- Видимо, на основе этой информации мистер Кросби должен был состряпать продолжение своей шпионской саги, - предположил Ледников. - Но почему-то заупрямился… Почему? Может, потребовал повышенный гонорар?
- А может, совесть заела? - предположил Модест. - Помнишь, как он взвился насчет русских шпионов?
- Конечно, английские джентльмены взяток не берут!
- Одно другого не отменяет, - парировал Модест. - Не забывай, это не какие-то солнцевские отморозки!
- Что ж, тем более необходимо завтра поутру побеседовать с мистером Кросби. Может, с похмелья у него и совесть взыграет…
- Бывает, - согласился Модест. - Мне с похмелья всегда кажется, что я уже никогда в жизни не совершу ничего предосудительного. Представляешь себе? Но у нас-то с тобой пока ни в одном глазу. Помчали!
Лондонский вечерок прошел в лучших московских традициях. Они с Модестом обошли чертову тучу пабов и баров и порядком набрались. Но Ледников, помня о том, что завтра у него трудный день, себя контролировал.
В общем-то он был совершенно вменяем, когда позвонила Гланька. И тем не менее та сразу подозрительно спросила:
- Ледников, ты тоже набрался? Господи, что же у меня за судьба такая! Только одного уложила, чтобы он завтра был вменяемый, так тут же другой накачался!
- Глань, все, что ты говоришь, звучит просто чудовищно. Со стороны можно подумать, что у тебя два сожителя!
- А знаешь, что-то в этом есть… - задумчиво протянула она, ничуть не смутившись. - Я вдруг подумала, что…
- Что?
- Ничего, - засмеялась Гланька. - Сам подумай. И будь добр, запомни, что завтра мы ждем тебя к обеду. Надо серьезно поговорить. Седрик начал психовать, он хочет обратиться в полицию, к премьер-министру… Ну и все такое прочее. Вплоть до ООН. В общем, хотелось бы, чтобы ты завтра был трезв и годен для серьезного разговора. Вот уж не думала, что встанет проблема, как свести вас с Седриком в трезвом виде!
О дискете Ледников ей ничего не сказал - хватит с нее впечатлений.
Только в начале первого Ледников уговорил разошедшегося Модеста отправиться домой. В Москве-то уже была глухая ночь, и он валился с ног от усталости. В гостинице он, прежде чем уснуть, мысленно подвел некоторые итоги дня - надо было дать работу подсознанию на ночь. Утром, как знал Ледников, мозг непременно выдаст несколько идей и соображений.
И хотя он всегда мучительно плохо спал на новом месте, на сей раз заснул легко и быстро, словно в своей московской квартире, а не в номере лондонской гостиницы рядом со Скотленд-Ярдом.
Глава 5
You cannot teach old dogs new tricks
Старого пса новым трюкам не выучишь
Разбудил его телефонный звонок.
Звонила Гланька.
- Ледников, ты там как? - первым делом заботливо поинтересовалась она.
Ну, просто верная жена запойного пьяницы, прекрасно осведомленная о том, какие муки переживает человек с похмелья.
- Глань, я нормально, но…
- Что?
- Я не привык, чтобы обо мне поутру так заботились.
- Ну, извини… Я не виновата, что ты вызываешь у меня материнские чувства.
Вот только этого не хватало, подумал Ледников. Но Гланька перебила его мысли:
- Ты газеты еще не видел?
- Признаться…
- Погиб Кросби, - сказала Гланька.
И замолчала, давая Ледникову время переварить услышанное. Не дождавшись ответа, она нетерпеливо напомнила:
- Тот самый журналист, который писал про исчезновение Рафы.
- Что значит - погиб? - недоверчиво спросил Ледников.
Он вспомнил вчерашний неудавшийся разговор в пабе, безумные глаза Кросби… А потом глаза его остановились на дискете, лежавшей на столе. Дискете, которую вручили Кросби и содержавшей материалы о нем, Ледникове…
- Погиб - значит умер, - сказала Гланька.
- Его убили?
- Нет, он отравился газом. Его нашли на кухне - конфорка была включена и залита кофе. Здесь пишут: соседи, которые видели, как он возвращался, говорят, что он был совершенно пьян. В редакции подтвердили, что он начал пить еще на работе…
Ну, это-то не новость, подумал Ледников.
- Это все?
- Ты плохо о них думаешь. Разумеется, еще они пишут, что эта смерть, если она не была естественной, скорее всего связана с теми статьями, которые в последнее время писал Кросби… И что он собирался продолжить свое расследование, готовил новый сенсационный материал. В общем, нам, видимо, надо ждать визита полиции.
- Ничего, визит полиции - это еще не трагедия. Как Седрик?
- Седрик? - задумчиво переспросила Гланька. - Боюсь, ему снова хочется выпить.
- Постарайся удержать его от этого дела до моего прихода. Через час у меня важная встреча, а после нее я могу приехать прямо к вам…
- Я буду ждать, - тихо сказала Гланька и положила трубку.
Ледников раздернул шторы и уставился в окно. Был уже десятый час, но сумрачный декабрьский денек и не собирался разгораться. Тот же надоевший московский сумрак. Та же беспощадная привычная жизнь, где убивают, шантажируют, пьют от бессилия, спасаясь от собственных страхов и угрызений совести.
В ванной он думал о том, что на месте блондина в дубленке, с которым бедняга Кросби встречался вчера в пабе, он теперь подбросил бы такую же дискету в редакцию газеты, и они, разумеется, точно бы выдали очередную сенсацию, которую так ждет английская публика, наэлектризованная полонием.
Потом позвонил Модест. Как в старые добрые времена - надо было утром удостовериться, что твой вчерашний собутыльник жив-здоров и не натворил чего-то непоправимого. К тому же он уже был в курсе случившегося с Кросби.
- Валь, ты там давай поосторожнее! - В голосе Модеста звучала искренняя и трогательная озабоченность. - Ты уверен, что эти козлы, которые его замочили, теперь не примутся за тебя? Если что - сразу звони. У меня есть кое-какие связи…
Крейг Вудгейт сидел за столиком в углу, откуда ему был виден весь зал, и читал газету. Ледников помнил его высоким, прямым, несколько скованным в движениях, как потом выяснилось, от хронических болей в колене. Настоящий английский офицер со щеточкой усов. В нем было обаяние доброжелательного, ироничного, но несколько печального джентльмена, много повидавшего в своей жизни. Он был у них в доме во время приезда в Москву. С тех пор он подсох, поседел, но не узнать его было невозможно.
- Добрый день, мистер Вудгейт, - отвлек его от чтения Ледников.
Вудгейт отложил газету в сторону и с интересом оглядел Ледникова.
- А-а, это вы, Валентин… Рад встрече. Извините, что не встаю, но мое колено сегодня совсем ни к черту. Присаживайтесь.
- Может, вам не стоило выбираться из дома? Я бы приехал к вам…
- Ладно, не такая уж я старая развалина, - засмеялся Вудгейт.
Ледников поставил на столик подарок - коробку с самой дорогой водкой, которую он купил перед отлетом в Елисеевском.
- Ого, - почтительно оглядел бутылку Вудгейт. - Серьезная штука. Я видел вас, Валентин, в Москве, когда вы были еще студентом. Но с тех пор вы, насколько я понимаю, попробовали нашего полицейского хлеба?
- Не совсем, я был следователем прокуратуры. А полицейские, как вы знаете, не любят прокурорских. По их мнению, те чистоплюи, которые ставят им палки в колеса и всегда требуют слишком много лишней работы.
- Верно, - рассмеялся Вудгейт. - Есть за ними такой грешок!
- Мистер Вудгейт…
- Крейг, - перебил его Вудгейт. - Зови меня просто Крейг. Давай без лишних церемоний, Валентин. С твоим отцом мы обходились без них.
Вудгейт отхлебнул эль из стоявшего перед ним бокала, а Ледников решил обойтись чашечкой кофе.
- Валентин, а вы знаете, что такое вазэктомия? - вдруг спросил Вудгейт.
Ничего себе вопрос поутру! Ледников удивленно посмотрел на Вудгейта, который рассеянно смотрел в окно. Уж ему-то вазэктомия вроде бы и ни к чему! Правда, может, требуется родственникам или знакомым?
- Ну, вазэктомия - это мужская стерилизация. Операция заключается в блокировании семявыносящих протоков. Таким образом предотвращается проходимость сперматозоидов. Оргастические переживания сохраняются…
Ледников посмотрел на Вудгейта. Тот слушал с явным интересом. Все правильно, кому-то из близких порекомендовали операцию, и вот теперь надо решать - стоит ее делать или не стоит? Ледников вспомнил все, что было в его памяти на эту тему.
- Это самый простой, недорогой и надежный метод для мужчины. В некоторых странах с большой рождаемостью государство даже поощряет вазэктомию. В Индии вроде бы каждому мужчине за это дарят велосипед.
- Велосипед? - засмеялся Вудгейт. - Замечательно! Велосипед!
Он весело посмотрел на Ледникова:
- Хотите, я скажу, о чем вы подумали? Неужели этот старый барбос решил стерилизовать себя? Нет, дорогой Валентин, я человек старой школы и иных методов. Вам приходилось заниматься расследованием изнасилований?
Час от часу не легче! Да, с мистером Вудгейтом не соскучишься…
- Была пара случаев, - припомнил Ледников.
- А у меня десяток-другой… И в половине из них самое трудное было установить - а был ли половой контакт действительно изнасилованием? Сначала женщина соглашается, а потом заявляет, что ее насиловали. Или девушка распаляет парня, не думая о последствиях. А парню друзья объяснили: если девушка говорит "нет", то не надо обращать на это внимания, потому что на самом деле она хочет, чтобы ты продолжал… Или у девушки строгие родители, и она от страха перед ними говорит, что парень насильно затащил ее на заднее сиденье машины…
- К чему это вы, Крейг? - осторожно спросил Ледников. - Что-то произошло с вашими родственниками? С внуком?
- Нет, Валентин, как говорится, ничего личного. Просто вчера мне попалась в газете статья, в которой утверждается, что уже скоро изнасилование станет стопроцентно раскрываемым преступлением. Разработан новый ДНК-тест, с помощью которого можно вычислить насильника даже в том случае, если он перенес вазэктомию и не оставил следов спермы. Единственное, что требуется от жертвы, - вовремя прийти в полицию. Не позднее чем через 24 часа… И вроде бы уже есть первые задержанные.
- Вы против науки в деятельности полиции, Крейг? - улыбнулся Ледников. - Этакий луддит от розыскной работы?
- Не передергивайте, Валентин! Я просто к тому, что даже если удалось стопроцентно установить, что парень сунул свои причиндалы по нужному адресу, это вовсе не означает, что он насильник.
Вудгейт помолчал.
- А еще я к тому, что мне не нравится, как ведется следствие по поводу этого отравленного парня, Литвиненко. Они напустили тумана секретности, уперлись в одну версию, а других не видят и не замечают. Думают, что без российских коллег они что-то сделают. Бред… Такие дела надо раскручивать только вместе. Поверьте мне, старому сыщику. Ведь когда-то мы славно потрудились вместе с вашим отцом… Ну и, конечно, им надо бы всерьез заняться самим этим Литвиненко и разобраться, чем он занимался в последнее время и на что способен. И каковы его связи… Тут многое можно было прояснить. Но они почему-то темнят. Думаю, не хотят засвечивать какие-то его контакты и связи, невыгодные для них самих… Очень плохо и то, что в дело сразу вмешался Форин-офис - политику сразу поставили на первое место. В таких случаях уже не до честных расследований…
Вудгейт осуждающе поджал губы.
- Знаете, когда я расследовал изнасилования, я прежде всего пытался понять - вот этот парень, он мог или не мог насиловать? И знаете, я ошибся лишь один раз.
Вудгейт внимательно посмотрел на Ледникова и улыбнулся:
- Все, не буду больше мучить вас своими былыми подвигами!.. Но прежде чем мы перейдем к делу, я хотел бы кое-что прояснить. Чтобы вы знали, на что я способен и что могу. Так вот, я уже несколько лет на пенсии, так что к помощи своих бывших коллег прибегнуть не могу. У нас так не принято. Это не в наших правилах. Но! У меня осталось на связи довольно много агентов, с которыми я работал. Это мои личные связи, так что я вполне могу ими воспользоваться.
Вудгейт допил эль и отодвинул бокал, давая понять, что разговор пошел серьезный.
- Теперь о другом. Насколько я мог понять из разговора с вашим отцом, дело, по которому вы прибыли в Лондон, может быть связано со смертью Литвиненко. И я хочу, чтобы вы, Валентин, меня правильно поняли… - Вудгейт сделал многозначительную паузу. - Мне очень не нравятся некоторые русские, поселившиеся здесь. Потому что я знаю о них очень многое… Среди них немало откровенных мошенников и аферистов, сделавших свое состояние на несчастьях своей страны и обманувших своих же соотечественников. И я возмущен политическими играми, в которые играют сейчас с ними лейбористы, представляя их политическими беженцами. Для меня они - обыкновенные преступники. Я не в восторге также от этого несчастного господина Литвиненко. По-моему, он был пустой и тщеславный малый, готовый на все ради денег и славы. Когда я увидел его фотографию на фоне британского флага, мне стало обидно за мой флаг… Все так, но убийство есть убийство, и оно должно быть расследовано. И те, кто связан с ним, должны понести наказание. Кто бы они ни были. Даже если это ваши друзья, Валентин. Помогать кому-то уходить от ответственности я не буду. А теперь рассказывайте о вашем деле…
- Господи, Крейг, неужели вы думаете, что я обратился бы к вам с какими-то сомнительными делами? - удивился Ледников. - К тому же речь вовсе не о деле Литвиненко. На мой взгляд, кто-то весьма умно использует нездоровый шум вокруг него, чтобы отвлечь внимание полиции… Обратите внимание, ему единственному из всей компании дали английское гражданство. Даже не Березовскому, а ему… Почему? С каким расчетом? Может, как раз с прицелом на будущий скандал?..
После этого энергичного вступления Ледников коротко изложил свою просьбу. Найти какую-то информацию об исчезновении Рафы Муромского и поинтересоваться, что случилось с мистером Кросби, которого ночью обнаружили мертвым в своей квартире… Про дискету с информацией о своей персоне Ледников говорить ничего не стал. Это показалось ему лишним.
Прощаясь, он подмигнул Вудгейту:
- И никаких вазэктомий, Крейг. Обещаю. Мы пойдем другим путем.
- Кто бы в этом сомневался, - усмехнулся Вудгейт. - Кстати, не думайте, что я не знаю, чьи это слова - про другой путь. Это сказал ваш Ленин.
- А откуда это вам известно? - искренне изумился Ледников.
- Когда я был в Москве, я слышал эти слова от самых разных людей и по самым различным поводам. А потом ваш отец объяснил мне, откуда они взялись. У русских очень своеобразное чувство юмора. Они смеются тогда, когда хочется плакать.
- Не можем же мы все время плакать, - вздохнул Ледников.
Седрик Лоутон, как и предсказывала Гланька, сразу понравился Ледникову. Он был симпатичный малый, этот самый лорд. Последствия многодневного похмелья - некоторая осторожность в движениях, тщательность в выборе слов и чувство вины, ясно читаемое в глазах, - делали его еще более привлекательным. Как и положено настоящему лорду, он был в мятых вельветовых джинсах и видавшем виды твидовом пиджаке с кожаными заплатами на локтях. Роста он был приличного, пожалуй, не ниже Ледникова. Лицо худое, волосы легкие, светлые, постоянно сваливающиеся на лоб, без претензий на какую-либо прическу, а глаза темные, выразительные. Для лорда он был даже слишком хорош, лорд вполне мог бы быть и менее привлекательным лысым пузаном.
Гланька представила их друг другу и завалилась в огромное кожаное кресло, стоявшее в углу.
- Признаться, Валентин, не знаю, чем вы можете нам помочь, - церемонно сказал Седрик, когда процедура знакомства была закончена. - Хотя Аглая и утверждает, что можете. Так как вам приходилось заниматься уголовными расследованиями. Кстати, она мне рассказывала, какое страшное происшествие вам пришлось с ней пережить, когда маньяк хотел сжечь вас живыми…
Накануне Ледников поинтересовался у Гланьки, что она сказала Седрику про их отношения. Гланька, разумеется, съехидничала: что надо, то и сказала… Потом объяснила - сказала, что друг семьи, учился вместе с ее дядей в университете и все такое прочее. Никаких интимностей. Ну, что ж, обойдемся без них.
- Я могу что-то прояснить, - скромно пожал плечами Ледников. - Просто я несколько лучше знаю мир и привычки людей, с которыми вам пришлось столкнуться. Мы сможем вместе подумать…
- Да-да, возможно, - послушно, как и полагается человеку, оправляющемуся от похмелья, согласился Седрик.
Гланька в это время сидела в кресле и поглядывала за ними. Прямо воспитательница детского сада. Правда, в глазах ее время от времени сверкали нехорошие искорки, а губы ядовито кривились. Наверняка в голове ее вертелись мысли не только о том, что случилось с Рафой.
- Итак, с чего начнем? - с наигранной бодростью спросил Седрик. - Мне надо рассказать, как все было?
- Извините, Седрик, но я уже довольно много знаю. А про семейство Муромских так уж точно больше вас. Давайте я задам для начала несколько вопросов. Нам, сотрудникам органов, даже бывшим, привычнее вести разговор именно в такой форме.