- Я серьезно! - сказал Вовка. - Они хоть сами понимают с чем имеют дело? Одни думают что с материей, другие что с неизвестным пространством. Третьи как я понял, думают, что это просто очередная координатная ось в нашем мире. У меня только один вопрос. Если все так по-разному думают, то, как они все вместе одно дело делают?
- Не парься, повторяю. - сказала Катерина и подвинула вино Вовке на лице которого чувствовалась раздраженность его собственным непониманием.
- Ну, может, ты объяснишь?
Помотав головой, Катерина сначала хотела отказаться, но, подумав и убрав от губ трубочку, сказала:
- На самом деле все просто. Как и все гениальное. Только никто доказать ничего не может. На все доказательства одной теории найдется масса доказательств другой. А при совмещении получается бред. - Катя замолчала считая, что сказала больше чем нам надо было. Но Вовка так не думал и проговорил:
- Я не понял о чем ты. Почему ты говоришь, что это все просто… раз ни одна из теорий ничего не доказывает.
- Ой, слушай, Вовка, не заморачивай меня. Я ведь не просто оператор контроля. Для меня все их споры все равно, что споры двух блондинок насчет крема для загара. У меня есть своя теория, свои наработки. Но я ими делиться не намерена с этими экстремалами, что ради выкапывания котлована под строительства используют ядерный фугас.
- А тебе значит все понятно?
- А мне все понятно. - с вызовом ответила Катя. - Я, вообще, хотела попасть в группы Полякова. Меня не пустили. Я тут оператор контроля только потому, что есть шанс перевестись к нему и заняться своей работой. А у меня не глобальные их идеи у меня малюсенькая идейка… Но такая, которая даже Полякову в голову не пришла. Получится, значит все сразу будет понятно. И не нужны будут эти бесконечные эксперименты с посылкой сигналов.
- А не получится? - Резонно спросил Шевцов. Катерина пожала плечами и ничего не сказала. Я с улыбкой спросил:
- Кто чем сейчас надумал заниматься? Катерина, посмотрев на маленькие часы на руке, сказала:
- У меня через три часа смена. Сейчас в комнату пойду, посплю пару часиков.
- А ничего что ты вино пила? - поинтересовался я, но Катя только рукой отмахнулась, мол, без разницы.
Проводив Катю до этажа жилых комнат, мы направились в вычислительный центр и на разрешенных нам лаборантом машинах до глубокой ночи гоняли наперегонки на ретро машинах.
Усыпал, честно говоря, очень плохо. Симуляторы вычислительного центра не мало потрепали мою психику довольно реалистичными гонками. Только уснув, я резким толчком выпадал из сна от вида несущейся мне навстречу опоры железобетонного моста. Под утро мне удалось окончательно перебраться в вялотекущий сон и с интересом изучить особенности своего собственного поведения в дикой для меня ситуации…
Сон пятый:
Веки воспаленные и опухшие отказывались открываться и показать мне хоть последний раз безжалостное небо над головой. Горящая и ползущая лоскутами кожа, губы глубоко прорезанные кровоточащими разрывами, горло, что при каждом судорожном глотке отдается адской болью, которая казалось спускается от глотки до самой грудины, и голова, голова наполненная стальными разрывающими мозг шипами… вот что такое обезвоживание в пустыне.
Я с трудом перевернулся лицом в песок и тяжело вдохнул. Попытавшись вдохнуть я закашлялся и кое как лег на бок чтобы иметь возможность нормально дышать. Сквозь черное отчаяние и адскую боль в голове стучала гаснущая надежда, что меня должны спасти. Кто-то меня найдет. Кто-то вольет мне влагу в рот. От мысли о воде жестко свело скулы, как когда-то бывало в далеком детстве при виде лимона. Хотелось заплакать, но я уже давно не мог этого сделать. Хотелось завыть, но я знал что будет только еще больнее. И услышь я даже голоса людей, не думаю что у меня нашлись бы силы им ответить. И тогда пришло понимание и спокойствие.
Это просто смерть. Обычная, не самая лучшая, но и не самая худшая. Смерть, как дверь за которой не будет страдания. Дверь за которой меня ждет может быть лучшая жизнь. Жизнь, которая не будет одним сплошным адом. И так я захотел умереть в тот момент. Но я не умер. Я уснул побежденный песком и солнцем. И во сне я несся на встречу свету. Не безжалостному и палящему, а мягкому и доброму. Не уничтожающему, но творящему. И свет успокаивал меня, убаюкивал и словно говорил: все прошло… ты свободен. Я умер с мыслью, что и правда свободен. По настоящему и полностью.
Через семь дней нам объявили об эвакуации. Уж не знаю, что там произошло, но все лихорадочно паковали личные вещи. Мне и Вовке понятно паковать было нечего и мы сидя в столовой ждали, когда же придет за всеми нами транспорт. Вскоре вся группа кроме дежурного контрольного оператора пытавшегося снять последние показания с приборов и передать их на спутник сидели в столовой и тихо переговаривались. Я больше слушал разговоры, чем участвовал в них. Вовка подавленный нервозностью остальных тоже молчал, не встревая со своими вечными вопросами.
Павел, обращаясь к светилу математики, интересовался, поедет ли тот еще раз на ВБНК или предпочтет кабинетную работу. Светило честно призналось, что разницы, для него лично на практике, никакой и он останется в институте разбираться с получаемыми результатами и готовить новые модели для экспериментов. После этих слов даже я заметил облегчение на лице Павла. Он повеселел и предложил всем собравшимся выпить за плодотворную работу, проделанную на ВБНК. Пусть они все не успели, но получено много материалов, которые они как раз и смогут проанализировать до следующей отправки. Катерина, которая тихонько сидела в сторонке в этот раз не выдержала, поднявшись, взяла со стола пакет с вином и сказала громко:
- Да, давайте выпьем за очередные безрезультатно потраченные деньги.
Светило математики только хмыкнуло во всеобщей тишине. А Катерина демонстративно подняла пакет и присосалась к нему жадно глотая. Немного разрядил обстановку Павел сказавший:
- Ты только на базе не говори так, а то нас всех разгонят к чертовой матери и тебе придется учительницей физики в школу идти. Все негромко посмеялись, а Катя, оторвавшись от пакета, заявила:
- Да я и сама думаю заявление подавать. Я уже не могу так бесполезно тратить время. Лучше буду детей учить. Перспектив здесь у меня никаких…
В общем, Катя, как могла, испортила настроение всем. Только не мне и Вовке. Мы-то безумно радовались близкому отъезду. И нам было наплевать на их научные разборки. Вот только, когда заговорил Юрий Любимов, мы напряглись:
- Катя… а что такое? А ты оставайся сейчас и узнаешь на себе что такое передача не энергии, а материи. Ударная волна тут будет через минут сорок. Думаю, желе, в которое ты превратишься, наглядно продемонстрирует тебе все прелести твоей теории.
- Да Катя оставайтесь. - поддакнут математик и обращаясь к своим коллегам сказал: - Представляете, какой объем материала нам придется обработать, после того как из пятидесяти килограммов, или сколько вы Катя весите, получилось литров сто пятьдесят жидкости. Нонсенс! Невероятно! Но зато как наглядно… Катя презрительно посмотрела на Юрия и математика и сказала:
- Двоечники. Вам бы самим в школу. Даже я, сидя сейчас оператором, знаю, что эпицентр никогда не подвергается воздействию отдачи. Павел поднялся со своего места и примирительно поднял руки:
- Катя. Юрий. Спокойно. Я лично прекрасно понимаю, что Катенька с нами до того момента, как появится вакансия у Полякова или у Кстесса. Надо с пониманием отнестись. Тем более что физику-практику трудно сидеть на второстепенной должности. Я бы тоже чувствовал себя задвинутым на ее месте. А ты Юрий, вместо того чтобы поддержать коллегу морально, провоцируешь новые конфликты. Твои заслуги в нашей работе очевидны. Но я думаю, что будь на твоем месте Катя, она бы не стала так презрительно относится к физику, который вынужденно работает оператором.
Нет, Юрию нисколько не было стыдно. Математику, которого Павел тактично не трогал тоже. А Катя, устало присев на стол, сказала:
- Оставьте это. У меня было время подумать. По возвращении в лагерь или в институт я напишу заявление. Я уже не верю, что меня когда-нибудь допустят к практической работе.
- Не горячитесь Катя. - сказал один из математиков. - Я когда-то тоже просто обрабатывал чужие модели. Тоже занимался простыми вычислениями. Все через это проходят.
Катя отпила из пакета, и я заметил, как зло она посмотрела на ведущего математика, подозревая, что именно его модели просчитывал говоривший. Но, переведя взгляд, она сказала:
- До того, как я занялась проблемами энергетических переходов, я работала в группе Кайлиса. И была ведущим специалистом. Именно я подготовила, провела и результировала эксперимент с девятью зеркалами. Я получила скачкообразное увеличение получаемой энергии и доказала возможность использования энергии вакуума. Я не начинающая дурочка, считающая, что ее несправедливо держат на задворках. Я специалист и раз уж я включена в проект, раз мне не отказали сразу, а допустили к работе, я справедливо хочу, чтобы мои знания использовались. Чтобы я могла разрабатывать и проводить пусть не собственные, пусть чужие эксперименты, а не сидеть снимать и обрабатывать показания, которые может обработать даже он. - Катя почему-то указала на меня. Я с некоторой досадой подумал, что она слишком низкого мнения о моих интеллектуальных способностях раз сказала слово "даже".
- Да. - согласился неожиданно Павел. - Вы не начинающая дурочка. И оставим этот разговор. Приедем в лагерь, я жду вашего рапорта на отчисление из моей группы. У меня нет гениев и дебилов. Я привык, что все мои сотрудники относятся уважительно к друг другу. Вы, наверное, слишком гениальна для моей команды. Я не думаю что мы сработаемся. Хотите, возвращайтесь в институт. Хотите, покидайте и его. Но я с вами работать не хочу. Павел оставил пакет с вином на столе и, обращаясь к окружающим, сказал:
- Извините, кажется, я забыл в своей комнате одну важную вещь. Когда он вышел именно Швецов, покачав головой сказал:
- Катюх, ты дура.
Никто вслух таких слов понятно не повторил, но все заулыбались. А Катя поднялась и отвечая Швецову сказала:
- Я и так знаю это.
Она взяла свою довольно объемную сумку и, не говоря никому ни слова больше, вышла из столовой.
- Она не начинающая дурочка. - подняв палец вверх сказало светило математики. - Она просто дурочка. Созревшая и готовая к употреблению.
Многие засмеялись. Я поймал себя на том, что тоже улыбаюсь. Тему стали развивать, и вскоре математик уже рассказывал о собственном подобном опыте общения.
- Я когда работал в лаборатории при институте проблем турбулентности, пришел к выводу что хоть женщины и усидчивы и им можно поручать довольно непростые задачи, но работу в полевых, так сказать, условиях им поручать нельзя. Длительное пребывание вдали от дома от родных плохо сказывается на них. Когда мы перешли к экспериментам в различных средах, то полигоны были раскиданы по всему земному шару. От вод Адриатики до разряженного воздуха Эльбруса. Я лично смог первый раз побывать в своем доме в Шлиссельбурге только через полгода. Стоит ли говорить, что я на себе ощутил, что такое уставшие от оторванности женщины. Я насмотрелся и истерик гораздо безобразней этой и при мне случилась даже одна попытка самоубийства. Да-да, самоубийства. И больше того, мне потом пришлось давать показания, так как эта сотрудница обвинила именно меня в доведении ее до этой грани. Представляете? С тех пор в моей команде никогда не работают женщины. Увольте, я больше не хочу доверять их слабым нервам и образному мышлению.
Кто-то с пониманием кивал, а я подумал, что не в первый раз слышу такие интонации и речи. Словно он извиняется. Словно он оправдывается сейчас, так как неуверен, что ему поверили тогда. Странные мысли мне пришли в голову.
Раздался мелодичный сигнал, и голос оператора сообщил через настенный динамики:
- Готовность пять минут. Вагон уже на подходе. Поедем с комфортом. Всем одеваться!
Мы поднялись и направились к выходу из столовой. Потом дружно поднялись на нулевой этаж и прошли в тамбур со скафандрами. Мне предложили забрать мой уже практически дезактивированный за такое время, проведенное в растворе. Я оделся думая, что и правда бы не отмазался перед снабженцами за пропавший скафандр и, с шлемом наготове, стал ждать команды на выход. В дверях со своей сумкой появился Павел и спросил:
- А где Катерина? Наверное, не подумав, Вовка сказал:
- Решила воспользоваться советом и остаться проверить размажет ее или нет.
Дико поглядев на моего друга, Павел ни слова не говоря, бросил сумку и выбежал из тамбура.
- Ты дубина! - сказал я усмехаясь. - Он когда вернется тебе одно место оторвет.
- А что я еще мог сказать? - улыбался довольно мой друг - Катьки-то и в самом деле нет. Я, ухмыляясь с нагловатой физиономии друга, сказал:
- Может она в туалете или еще где… Голос оператора в динамиках сказал:
- Вагон подан! Все я ставлю аппаратуру в автоматический режим. Без меня не уезжайте только. Швецов, одевая шлем и застегивая его, сказал глухо:
- Не телимся! Одевайте каски. И группами по пять человек за мной.
Он первым вошел в следующий тамбур и, пропустив еще четырех человек, закрыл за собой. Над дверью загорелась красная лампочка. Подходя к выходу, Вовка заявил подражая интонациям Швецова:
- Следующий я, Коха и вы трое. - он указал на математиков нетерпеливо переступающих с ноги на ногу у входа.
Когда цвет лампочки сменился на зеленый, и мы готовились выходить, в тамбур вбежал с небольшой сумкой на боку молодой оператор и немедленно начал одеваться в один из выложенных предварительно Швецовым скафандров.
Войдя в тамбур, мы закрыли за собой дверь, и система мурыжила нас две минуты, не выпуская дальше, словно давая возможность одуматься. Но загорелась над входом зеленая лампа и мы решительно перешли в следующий тамбур. Так же постояв там с две минуты пока нас выпустят мы прошли в дезактивационный отсек. А за ним уже открылся перрон и необычный огромный вагон на монорельсе. Дверь в вагон была раскрыта и мы поспешили убраться с перрона. Закрыв за собой дверь мы стали ждать пока сработает какая-нибудь автоматика и нас впустят внутрь. Она и сработала, обдав нас дезактиватом и впустив сушиться в следующий отсек. Там в потоках ветра мы стояли минуты три пока по скафандрам лупили горячим воздухом. Дальше мы попали в сам салон. Высокие и широкие пластиковые кресла рассчитанные на человека в скафандре. Экраны заменяющие окна, чтобы сгладить неудобства поездки. И конечно шкафы с запасными баллонами и скафандрами в дальнем конце вагона.
- Кофе и чая тут не дождешься. - сказал из одного дальнего кресла Швецов и предложил нам садиться, пока ждем остальных.
Мы присели и я даже пристегнулся на всякий случай. После кувырканий в тракторе, я к ремням безопасности стал относиться уважительней. Вовка, презрительно хмыкнув на мои движения, только вслух удивлялся новой технике на нашем монорельсе.
- Техника старая. - сказал Швецов. - Эти вагончики на Луне и Марсе исправно бегают.
- Аааа, - протянул Вовка. - Тогда все понятно. Защита у них хорошая?
- Нормальная. - неопределенно ответил Швецов и замолчал рассматривая на экране перрон. Через некоторое время вошли еще трое человек и, рассевшись, сказали:
- Сейчас там Павел и Катя уже одеваются.
- А что вы их не подождали? - Удивился Швецов.
- Они только вошли, когда мы уже в тамбур заходили.
- Дезактивата не напасешься по одному два человека ходить. - пробурчал Швецов недовольно, словно это было его хозяйство.
- Да ладно… - сказал сидевший рядом с ним. Из-за скафандра я его не узнал, но мне показалось, что это был Юрий.
Катя и Павел появились только через десять минут, когда многие уже откровенно нервничая поглядывали на часы. Только они вошли, как на них накинулись с упреками:
- Осталось девятнадцать минут до выброса. Мы можем не успеть!
Никому, не отвечая, Павел прошел в другой конец вагона и, набрав на панели управления нужный код, пустил наш вагон в путь домой.
Покинув раскрывшийся ангар, вагончик с поразительной скоростью набирал ход и я не совру, если скажу что, проскакивая каньон мы побили, отмету в двести километров в час. Через семнадцать минут после старта Павел первый раз заговорил:
- Мы уже далеко, но здесь тоже может хорошо тряхнуть. Может порвать путь. Может скинуть вагон с рельса. Так что пристегнитесь.
Все без исключения, даже недавно небрежно хмыкавший Вовка застегнули ремни и стали нервно ждать.
Тряхнуло. Я разочаровался. Я уж думал, будут мощные толчки, но все обошлось буквально легким головокружением. Мгновенная потеря координации и снова все в норме. Вагончик исправно несется к безопасному пристанищу вне Дикого поля, а мы в нем словно после американских горок довольно и облегченно улыбаемся.
- Слабоваты. - недовольно пробурчал один из физиков.
- Да брось ты. - ответил второй знакомый голос. - Мегатонна точно есть.
- Интересно чем они там.
- Только бы реактор не повторил подвиги предыдущих. - сказал Павел и добавил намекая всем помолчать: - Нечего гадать. Приедем все узнаем.
Через двадцать минут несущийся, как от пожара вагончик вылетел за условную границу Дикого поля, отмеченную множеством столбов уходящих вереницею в далекую даль.
- Готовность пять минут. - объявил смотрящий на наручные часы Павел. - Швецов, как разрешат, забираешь наш вездеход и готовишь его к поездке до лагеря. Топливом они должны были залить уже, но сам все проверишь. Внимание! Мы здесь не задерживаемся. Это чужой лагерь. Ни с кем не болтать. Никому ни на какие вопросы не отвечать без моего разрешения. Вообще ни с кем не общаться. Местный особый отдел поможет нам побыстрее добраться к себе. Из вагона выходим и двигаемся, куда я скажу. Всем все ясно?
Когда все кроме нас с Вовкой ответили, Павел удивленно посмотрел на нас и спросил:
- А вам что непонятно?
- Так это наш лагерь. Ну, куда прибывает поезд. Мы отсюда.
- А… Понятно. Забыл, честно говоря. - Сказал Павел и больше ничего не говорил до тех пор, пока вагон плавно не остановился у недавно выстроенного перрона перед огромными по нашим взглядам грузовым и защитным терминалом.
- Не встаем. Сейчас нас пропустят через дезактивацию. - сказал Павел словно уже не раз катался на этом вагончике, а не первый раз вместе с нами ехал. Хотя, как я тогда подумал, если уж Швецов знает что это за вагоны, то почему Павлу не знать процедуру.
Вагон действительно, после краткой стоянки и внешнего осмотра двумя сотрудниками нашего лагеря в легкой защите, вкатился в тот самый огромный ангар и экраны добросовестно показали нам всю процедуру поливки его дезактиватом под давлением. Вагончик прокатился за вторые гигантские двери и только тогда Павел сказал "Встали и пошли".