– Все, почти приехали, вот перевал проскочим и дома! – Николай перешел на пониженную передачу, мотор заработал с некоторой натугой и дорога, вильнув поворотом, пошла в гору. После перевала горы, разбежавшись в стороны, открыли нашему взору, обширную долину. В слабом свете заката можно было рассмотреть вдали три ущелья, веером прорезавшие горы. Почти в центре долины виднелись огни поселка.
– Вот он, наш Чулмыш, до перестройки жителей было почти три тысячи. Сейчас едва и половина наберется. Мы с тобой женщин завезем по домам и к отцу, он ждет.
Сумки, пакеты и ящики разгружали уже в темноте при свете уличных фонарей.
– Домой пока не приглашаю, все равно супруга у отца, идем туда.
Дом отца Николая стоял почти в центре села. Старый бревенчатый дом, добротная крыша из оцинкованной жести, ограда из тесовых дощечек. Вот только ворота: толстые лиственные кряжи, буквально увитые затейливой резьбой, их створки и калитка поражали своей массивностью и прочностью.
– Интересные ворота, основательно сделанные, что не скажешь об изгороди, – заметил я Николаю, который пропускал меня вперед, придерживая калитку.
– Это отличительный знак.
Николай шагал за мной по деревянной дорожке, ведущей от калитки да крыльца.
– Знак чего?
– Все объясню, все потом узнаешь, давай договоримся, что ты не будешь ничему удивляться и если не знаешь, как поступить, – смотри на меня.
– Идет, – согласился я, и мы шагнули из сеней, освещенных тусклой лампочкой в комнату.
Яркий свет, льющийся из хрустальной люстры с тысячью замысловатых висюлек, на мгновение ослепил меня. Когда глаза попривыкли к этому ярко-переливчатому свету, я с удивлением оглядел комнату, куда мы вошли.
Слева, почти одну треть помещения занимала русская печь. Нет, это была не печь, это было произведение искусства.
Разноцветные изразцы, маленькие шкафчики с дверцами из черного дерева, отдушины и колонны, над которыми изрядно потрудился резчик. Справа стену украшал ковер, на нем висели старинные сабли, перекрещивались ружья и пистолеты с изогнутыми курками. Тяжелый бархат драпировал вход в другую комнату. Точно между двух окон, под полотнищами темно – красных штор, стояло кресло. Сидящий в нем пожилой человек мало чем был похож на Николая. Это был уставший от жизни старик, невозмутимо взирающий на мир у его ног. Сухие руки сложены были на рукоятке самодельной трости. Одет он был в темно-синий бархатный полукафтан, такие же шаровары, заправленные в сапоги коричневой кожи с меховой опушкой. Чуть поодаль его, почти прижавшись к стене, стояло с десяток людей, в основном женщины. Все хранили молчание.
Николай слега коснулся моей руки и сделал пару шагов вперед. Я стал рядом с ним.
Старик приподнялся с кресла, тотчас под руки его подхватили две женщины. Он властным движением руки остановил их.
Неторопливо подошел к нам, передал трость подскочившей девчушке и, немного склонив голову набок, словно орел, рассматривающий добычу, уставился на меня.
– Так вот ты какой, спаситель моего сына и моего рода, лейтенант Александр Холмин!
Голос у этого очень пожилого человека был звонким и полным жизненного задора, голос певца, горного пастуха который утром, выгнав стадо, поет в горах и эхо множит и вторит его бесхитростной песни.
– Добро пожаловать в мой дом, дорогой гость! Все, что есть у меня, пусть служит тебе! Тебе мой почет и уважение, самый важный гость в моей жизни!
Признаюсь, даже смутился от такого приветствия и лишь пробормотал что-то вроде: "Здрассте, спасибо".
Старший Николаев повернулся к сыну, похлопал его по плечу, развернулся и, дойдя до кресла, устало опустился в него.
Стройная женщина с длинной черной косой подошла к Николаю и прикоснулась лбом к едва приподнятой правой руке. Затем она подошла ко мне, я кивнул ей головой и поздоровался.
Николай жестом показал мне на мою правую руку. Я протянул её для пожатия. Женщина улыбнулась, взяв мою руку, опустила её вниз. Следующая родственница так же повторила жест приветствия, но к моей руке только прикоснулась своей правой рукой. Когда все поприветствовали нас таким странным образом, мой друг пригласил меня в соседнюю комнату. Два шустрых паренька уже перенесли кресло с его отцом, и он сидел за столом.
Слева и справа от него стояли стулья с высокими резными спинками, а вот остальным место было приготовлено за длинным низеньким столом, да и стульев у них не было. Вместо стульев на пол, покрытый узорным ковром, были брошены небольшие цветные подушки. Отец указал сыну на стул справа от себя, таким же жестом предложил мне сесть слева. Столы буквально ломились от еды. Не стану описывать наш пир, скажу только, что еда была по-деревенски простой и вкусной. Особенно вкусным было мясо. Оно в изобилии было и вареное, и жареное, и запеченное на углях. За ужином беседовали мало. Несколько фраз на гортанном языке отец сказал сыну, затем, сославшись на усталость, поддерживаемый внуком, удалился в спальню. Ужин закончился чаем, и мы отправились в дом Николая. Там уже хозяйничали его жена и две дочки.
– Идем на улицу, подышим воздухом, – потянул Николай меня за рукав пиджака.
Ночь в горах – особенная ночь. Воздух, напоенный ароматами последних дней мая, дышал то теплом разогретых скал, а то упруго толкался холодком речной долины, откуда доносились трели соловьев. Звезды яркие и крупные, подмигивали нам с высоты. Сразу и не сориентироваться в знакомых созвездиях этого бархатно – темного шатра, опрокинувшегося над нашими головами.
– Завтра отец будет называть тебя своим младшим сыном, я думаю, ты не откажешь умирающему старому человеку в этом?
– Не откажу, только почему ты каким-то странно потухшим голосом сообщаешь мне это?
– Тут такое дело… Видишь ли, мой отец не простой человек, он шаман, и не простой шаман, а как бы это сказать… Верховный шаман, главнее его на нашей земле нет шамана.
– Вот те и на! Ты же сам говорил, что твой отец был коммунистом и даже занимал какую-то руководящую должность?
– Да, был… и занимал… Председателем нашего аила проработал двадцать пять лет! Только и тогда он был шаманом. Камлал, правда, тайком, но большое камлание каждые три года проводил всегда. На него донос был в райком партии, вызвали и грозились исключить и с работы выгнать, так он поехал в краевой комитет, добился приема у первого секретаря.
О чем они говорили, никто не знает… Только, когда вернулся домой, того кто донес, исключили из партии, да из аила он уехал, никто с ним не захотел даже разговаривать. Отец сильным был шаманом, очень сильным, знаешь, он не только любую болезнь видел, но и мысли читать мог! Вот смерть свою он тоже знает.
– Это ты перегнул! Никому не известна дата своей смерти, – слегка усмехнулся я.
– Простому человеку это и вправду неизвестно, а вот отец знает! Да что отец, мой дед и прадед, и его дед – все были великие шаманы! И все знали дату смерти, и все умерли в день и час, который назвали.
– Это из области фантастики! Впрочем, легко проверить – по датам на памятниках.
– А могил у великих шаманов нет…
– Как нет?! Сжигаете вы их что ли?
– Нет, не сжигаем, вот отец умрет завтра, мы с тобой его хоронить будем, там и увидишь его могилу, да и всех великих шаманов увидишь.
– Как это?! – изумился я.
– Да это что-то вроде склепа, внутри горы. Пещера есть такая, очень скрытая, в неё может попасть только великий шаман или его наместник. Всем остальным – путь заказан. Если кто и пойдет следом, духи горы его не пустят.
– Ты говоришь, что никто кроме великого шамана, а как же мы тогда пройдем?
– В день похорон великого шамана, духи горы пропустят только тех, кто заменит его.
Отец назначил меня и тебя. Раньше главным был мой дед, и когда он умер, остался отец, теперь нужно двое, вот он и вызвал тебя.
– Эко у вас все сложно, – ко мне даже вернулось чувство юмора, – А тебе самому нельзя быть шаманом, без меня?
– Отец говорит – нельзя, время наступает, и два главных шамана должно быть, вот ты вторым и будешь. Только, Санья, есть одна проблема, мы с тобой должны провести ночь в этой самой пещере, и к утру пройти испытание…
– Ну, если надо, так проведем! А что за испытание?
– Этого я не знаю. Знаю только что взять с собой и как себя там вести. Испытание тоже очень серьезное, да и духи могут разгневаться, и тогда мы с тобой не выйдем оттуда…
– Ого! Ты меня пугаешь или предупреждаешь?! Только знай: раз тебе грозит опасность, в эту заколдованную могилу одного тебя я не отпущу! Вместе пойдем!
– Спасибо, брат! Иного от тебя я и не ждал! Идем, тебе кое-что предстоит сделать.
В комнате ко мне подошла пожилая женщина, как потом выяснилось, – тетка Николая, и протянула сложенную стопку одежды.
– Оденьте вот это, мне нужно посмотреть, все ли впору вам.
Николай указал на дверь спальни.
– Там примерь, только все сними, оставь нижнее бельё.
Просторные шаровары были немного широкими в поясе, а вот рубашка, ослепительной белизны из тонкого шелка, была как раз, немного только длинными были рукава.
Тетка сноровисто подтянула все на место и заколола булавками.
– Снимите аккуратненько – мы подошьем все по размеру.
Глава третья
Что может быть прекраснее майского утра в горах? Солнце золотит близкие горные вершины. Туман сползает по ущельям и, клубясь, оседает в рощах у подножия гор. Дальние луга от росы сверкают алмазной россыпью.
Село проснулось рано. Не знаю, какие по счету петухи отпели мне утреннюю побудку, но проснулся я только тогда, когда хозяйки проводили своих буренок на пастбище.
Тельняшка, спортивное трико, тапочки, любезно оставленные возле кровати и я, поздоровавшись с хозяйкой, направился к речке, шумевшей в конце огорода.
Вода, ещё не нагретая полуденным солнцем, прогнала остатки сна.
"А, была, не была, искупаюсь!" – решился я. Речной перекат, заканчивался довольно глубоким омутом. Нырнул, а точнее почти шлепнулся в зеленовато-изумрудную воду, и тотчас выскочил назад. Вода обожгла тело.
Послышался звонкий девичий смех:
– Ну, кто же утром купается? Вода ещё не прогрелась, холодно!
Чуть пониже, на полянке, почти скрытая кустами черемухи сидела девушка.
Раскрытая книга, шаль на плечах, – видно давно утроилась она на этой лавочке.
Я быстренько промокнул полотенцем тело, оделся и подошел к ней.
– Простите, что помешал, вас не было видно, – немного смутившись, стал оправдываться я.
– Ничего, – она встала с лавочки и протянула мне руку для приветствия, – меня зовут Татьяна, а вас – Александр, мы тут вас все ждали.
– Да? И отчего такая вдруг известность?
– Ну как же! После того как вы спасли Николая, все считают вас своим, так сказать, родственником.
– И вы тоже считаете? – я бросил сушить волосы полотенцем.
– И я… Я, считайте, ваша названая сестра буду…
– Ого! Рад наличию у меня такой красивой сестренки! – девушка определенно нравилась мне.
– Вот, ещё не отогрелись, а уже комплименты расточаете! Тут все просто: Николай – мой брат, у нас матери разные, а отец – один!
– Николай ничего не говорил о наличии у него сестры, пусть даже и по отцу. Да насколько я знаю, у него мать ещё жива…
– Великий шаман может иметь две жены. У меня есть ещё младшая сестра, так что у вас родни прибавится! Дадите мне слово, что встретитесь со мной после того, как отец назовет вас своим сыном!
– Охотно даю! Но при условии, если и вы расскажите немного о себе, – пообещал я.
– Тут и тайны никакой нет! – засмеялась Таня. – Я, студентка, последний курс краевого университета, вот к госэкзаменам готовлюсь. Конечно, в общаге лучше готовиться, но вот на похороны отца пришлось приехать.
– Что вы все живого человека хороните! То брат, то вы?!
– Отец не простой человек, это великий шаман! Не было ещё случая, чтобы он ошибался или не знал дату своей смерти! Вот вы станете великим шаманом и тоже знать будете. Интересно, как это им удается!
– Почему вы вдруг решили, что я стану шаманом?
– А как же! Вы станете сыном великого шамана, значит его преемником!
– Так Николай ещё есть, вот вы – тоже его дочь, почему не станете преемником шамана?
– Женщина не может быть великим шаманом. На обряд посвящения готовят два человека, значит второй – вы. Да и тетя одежду вам по размеру подгоняла.
– А что вы знаете об обряде посвящения? – попытался узнать я эту тайну.
– Да почти ничего. Проводят его на Священной Горе, там, говорят, есть пещера, только кто ни искал, не находил её. Была и я там, не раз была, ничего нет, ни ямок, ни пещер. На обряд посвящения допускаются все. На гору пойдете только вы – двое. Остальным можно быть только у подножья Священной Горы. Там сейчас десяток юрт поставили, если пройдете обряд, встречать будут, той будет, и на завтра большое камлание проводить станете.
– Вы сказали – пройдете обряд, а что бывало и не проходили его?
– Да, и такое было. Просто не возвращались из пещеры.
– А когда это было в последний раз?
– Где-то в тридцатые годы прошлого века, тогда назначили на посвящение среднего из трех сыновей, а старший брат оттолкнул его: "Пойду я! Я – старше" и пошел, и не вернулся.
– Нашли потом его?
Не знаю, что мне больше нравилось, сама девушка или вот такое бесхитростное общение с ней.
– Когда пошел тот, кто был назначен, то после того, как вернулся оттуда, сразу сказал, чтоб его не искали: духи горы к себе взяли.
– Ой, нам пора, заговорила я вас, завтракать пора, а там и отец вас ждать будет, ему мало осталось, после обеда: он умрет.
– Прямо мистика какая-то! Подождем, увидим. А почему похороны сразу же? Нельзя провести их на следующий день?
– Нет, нельзя, Священная Гора позовет.
Татьяна встала и, кивнув мне, направилась к дому.
– Как может гора позвать? – недоуменно спросил я.
– Однажды нарушили этот обычай, решили не хоронить в день смерти, а отложить на завтра. Так все горы и наша долина, начали сначала дрожать, а потом трястись. Все стихло после того, как покойного шамана понесли к Священной Горе.
– Случайное совпадение: просто землетрясение в горах, бывает и такое.
– Может быть… Только никто больше не хочет нарушать этот обычай. Да вы сами все узнаете. Не забудьте про обещание ко мне первой подойти!
– Не забуду! И вы пообещайте показать Священную Гору.
На крыльце, заметно волнуясь, стоял Николай.
– Татьяна, ты почему задерживаешь Александра? Ему собраться надо! Завтрак вон ждет!
– А я и не держала его! Искупаться Александр решил, а утром вода еще холодная, вот пока сушился да согревался, время и прошло.
– Давайте, давайте быстрее завтракать и к отцу, он ждет, – заторопил Николай.
После завтрака мы с ним прошли в спальню. На кровати, заправленной атласным покрывалом, лежали два зеленых рюкзака. Странно, но прочные ремни были срезаны и заменены на капроновые веревки.
– Здесь все, что мы можем взять с собой, ты сейчас разденься и убедись, нет ли на тебе хоть какой-то маленькой вещи из металла.
– Нет, а с чего это ты стал так бояться металла? – усмехнулся я.
– Я не боюсь, а вот духи Священной Горы его не любят. Ничего металлического мы с собой не возьмем: вон видишь даже ремни на рюкзаках заменили, все из-за металлических пряжек! В рюкзаках веревки, теплое бельё, спички, свечи.
– Почему нет продуктов и воды? – поинтересовался я.
– Мы с тобой, брат, проведем там всего одну ночь, нам не до еды будет, и с собой туда ещё никто не брал воду. Будем следовать советам, проверенным предками. Одевай вот это, я тоже переоденусь.
Кроме вчерашней одежды, возле кровати стояли легкие сапожки. Когда я переоделся, в комнату заглянул Николай.
– Бери рюкзаки и пошли.
День вступал в свои права. Солнышко поднялась довольно высоко и пригревало даже через белую рубашку. Воздух был напоен ароматом цветущей черемухи и опьянял своей свежестью и чистотой.
– Вот где надо жить, а не в городах, прокопченных и отравленных автомобильными газами!
– Так переезжай, дом построим, женим тебя, чего ты в городе потерял?
– Заманчивое предложение, вот только, кто за меня автозавод построит? Да и городской житель я. Не пойму, где все? Почему не видно жителей аила?
– Верховный шаман собрал большой хурал, все нас ждут, на поляне белая юрта поставлена, все там.
– Так почему мы медлим? Давай поторопимся!
– Нельзя, мы должны прийти вовремя!
– Странно, как мы узнаем время? У нас ни часов, ни телефонов?
Мы шли среди пустой улицы, было тихо, даже собаки не брехали, а только смотрели на нас, провожая взглядами.
– Все, пора! Нас ждут! – вдруг заторопился Николай.
На краю аила, в конце большой поляны, среди яркой зелени весенней травы, в два ряда сидели люди, образуя как бы проход, в конце которого стояла белая юрта. Полог её был откинут, но вход загораживал сидящий человек. Я не сразу узнал отца Николая. На нем был запахнутый халат, ярко-синего цвета, красные сапоги с меховой оторочкой, но прежде всего в глаза бросалась шапка. Да и шапкой её было сложно назвать, скорее всего это был шлем, наподобие тех, что носили древние войны. Яркий металл оттенял черный мех соболя, вниз свисало множество ленточек с прикрепленными к ним узорчатыми фигурками. На вершине шлема, в лучах солнца, горел алым цветом драгоценный камень, по цвету – рубин. Чуть пониже этого камня светились зеленым пламенем несколько изумрудов.
Старший Николаев встал, жестом руки указал сыну на место справа от себя, кивнув мне головой, пригласил встать слева. Потом распростер руки над присутствующими и сказал несколько гортанных фраз. Присутствующие односельчане, поднимались со своих мест и, подходя ближе, садились полукругом. Когда все стихло, верховный шаман, не спеша, снял длинный пояс и передал его женщине, вышедшей из юрты. Халат распахнулся, и на пиджаке строгого покроя блеснули ордена и медали.
"Вот это да! – ахнул я, – только боевых наград более десятка! Вот тебе и шаман!"
– Дорогие айылдаши! Сегодня самый радостный день в моей жизни! Великое небо послало мне еще одного сына! Человек, которого вы видите, рискуя своей жизнью, вынес из поля боя моего сына и не только вернул его нам, но и дал свою кровь, когда врачи спасали его жизнь. Само великое небо сделало его кровным братом моему старшему сыну, мне остается только признать его своим младшим сыном! Принесите мой асхе!
Из юрты вышла старая женщина, неся на вытянутых руках необычной формы корявую палку, отполированную до блеска прикосновениями рук. На конце этой палки, в замысловатой развилке, был закреплен довольно крупный булыжник. Когда она подошла ближе и развернулась к шаману, цвет "булыжника" не оставил сомнений – это золото!