Сестра Каталина вновь сменила рясу на мужскую одежду и перепоясалась шпагой, ибо так путешествовать через океан было удобнее, и направилась в тогдашнюю метрополию. На родине ее встретили как героиню, а король принял ее благосклонно. К тому времени дебаты об Откровении захватили Испанию Европейскую, тогда именуемую просто Испанией, и не могли остаться без внимания Святого Престола. Его величество решил, что сестра Каталина лучше, чем кто-либо, объяснит его святейшеству, в чем состоит суть вопроса, и направил ее в Рим.
Противу всяких ожиданий, папа Урбан VIII не только принял ее, но и отнесся к ней весьма милостиво, хотя курия, как правило, питала к испанцам чувства, далекие от нежности, в силу множества причин. Не помешало даже то обстоятельство, что несколько человек, насмехавшихся над таким необычным послом, быстро окончили век свой от ударов клинка. В Риме к таким вещам относились просто – дело-то житейское. Его святейшество лишь мягко пожурил донью Каталину, напомнив ей о заповеди "Не убий".
Чем объяснялась его мягкость?
Европу с прошлого века терзала протестантская ересь, и хотя множество католических владык объединились в борьбе с ней, конца расколу было не видно. Британия, север континента и даже часть германских княжеств не признавали более власти папы. В таких условиях Ватикан вовсе не хотел дробить силы, ссорясь с Испанией. Уж испанцы-то составили себе репутацию самых непримиримых борцов с еретиками, больших католиков, чем папа римский (с какой горечью потом будут вспоминать эту поговорку!)
А донью Каталину его святейшество Урбан, скорее всего, принял за потенциальную основательницу религиозного ордена или сестринского сообщества – таких немало было в то время, как в Старом Свете, так и в Новом.
Ирония судьбы заключалась в том, что глобальные религиозные перемены действительно не волновали донью Каталину – по крайней мере, на тот момент. Она просто хотела, чтоб ей разрешили то, что она любила и умела делать, – воевать и при этом оставили в монашеском звании.
Убедившись, что его собеседница вовсе не одержима зудом религиозного реформаторства, папа благословил ее и особой буллой дозволил ношение мужской одежды, оружия и участие в военных действиях – но лишь против еретиков и врагов церкви. Эта оговорка впоследствии сыграла немаловажную роль в грядущих событиях.
В Испании буллу его святейшества восприняли как выражение одобрения новым веяниям. Многие монахини обратились к главам своих епархий с просьбой о рукоположении в священство, и оно было им дано. Характерно, что сама донья Каталина этого не сделала. Лишь много позже, когда вера в Откровение была признана явной ересью, преемник Урбана – папа Юлий объявил против ее сторонников крестовый поход, а новые католики, отложившись от Рима, ее призвали, чтобы возглавить верующих. Тогда она испросила, чтоб в память об офицерском звании альфереса, которое она долго носила, ей было даровано звание знаменосца церкви Откровении, ибо таковой знаменосец есть у Римской церкви. Епископы, признавшие Откровение, это звание даровали.
Так церковь Откровения стала церковью воинствующей.
И все же неизвестно, как бы в дальнейшем повернулись события, если бы крестоносцы выступили против Испании Европейской, а не Новой Испании. На то, конечно, были причины. Слишком многих владык манили заморские владения Испании с их огромными запасами золота и серебра. Европейская армия испанского короля представлялась слишком сильной – тем более что к тому моменту он вывел войска из Фландрии, чтоб укрепить собственные границы. И корабли, заполненные "защитниками веры", отплыли за океан.
Они не учли, что испанские отряды там, пусть и уступавшие в численности армии метрополии, были гораздо лучше приспособлены к войне в условиях Нового Света. К тому же под знамена церкви Откровения встали коренные жители Новой Испании, у которых со старыми католиками были свои счеты…
Война длилась с 1630 по 1632 год и, как всякому известно, закончилась впечатляющей победой сторонников церкви Откровения в стране Арауко. Причем донья Каталина и ее соратники вовсе не считали себя в состоянии войны со Святым Престолом. Ведь папа сам уполномочил ее на борьбу с еретиками, не так ли? А крестоносцы, по понятиям церкви воинствующей, были именно еретиками.
Лишь десятилетие спустя, когда стало ясно, что противоречия непримиримы, и появилось новое поколение духовенства, сформировавшееся в среде, где папа римский не считался наместником Бога на земле, испанская церковь официально отложилась от Рима. Первым матриархом, как и следовало ожидать, избрали донью Каталину. Несколько лет она сохраняла за собой и звание знаменосца церкви, но затем передала этот пост своему давнему соратнику по оружию дону Хуану Понсе де Леону.
Дальнейшая история есть история Испанской империи и должна быть известна каждому образованному человеку, а не претендующему на образованность, как этот обозреватель. Хочется верить, что Владислав Йорек, несмотря на всю свою предубежденность, лучше владеет материалом – ведь он историк. Хотя данное обстоятельство может послужить и препятствием.
И вообще, действительно, стоило бы лучше ознакомиться с польской литературой эпохи барокко…
– Они еще будут нам про демократию объяснять! Это нам-то! Да мы рабство первыми в мире отменили, когда у них в Европах и колониях их за одно такое помышление в тюрьму сажали!
При чем тут демократия – непонятно. И вряд ли преподобный Йорек прибыл сюда, чтоб нам её проповедовать. Хотя патио для журналистов – не лучшее место для изучения формальной логики. Лучше достать таблакалькулу и вернуться к файлам о польской литературе.
Насчет латыни Андрес оказался прав – многие пииты указанной эпохи творили на этом языке. В том числе Иоанн Кохановский, почитавшийся средь них первейшим стихотворцем. Хотя Эрсилья подозревал, что латинские вирши – не лучшее, что есть в его наследии. Что делать – оценить стихи на польском Эрсилья был не в состоянии, а машинному переводу он не доверял.
По крайней мере, будет о чем спросить преподобного Йорека при личной встрече. Если она состоится, конечно. А пока – донья Исабель права – разведка так разведка.
Среди журналистов было немало новых лиц, и на этих лицах явственно читалось удивление, чтоб не сказать недоумение. Почему-то у иностранцев слово "матриархат" вызывает совсем иные ассоциации, чем департамент управления делами матриарха. И упрекать приезжих за это трудно – их же СМИ упорно рисуют, из поколения в поколение, образ империи, где граждане ходят строем и бряцая оружием, а всем заправляют злобные бабы, терроризирующие забитых мужчин. Самый распространенный и самый дурацкий вопрос: "Что, у вас и мужчина может быть священником?"
Мысленно осеняешь себя крестом, считаешь до трех и отвечаешь: "Да, причем их большинство".
Что же до злобных… э-э-э… дам при власти, ну да, есть, трудно отрицать, когда преподобная Росальба каждый день вещает по ТВ. Так они везде есть. Вспомнили бы лучше эту свою… гран-прокуратора всеевропейского.
Было бы трудно упрекать… если бы на смену удивлению приходило понимание. Нет, обычно удивление сменяется завистью: "Слишком хорошо вы живете, с чего бы это?" Как ответил однажды Андрес особо настырному представителю Российского агентства новостей: "И вы бы так жили, если бы ваше правительство хоть немного делилось с народом доходами от продажи нефти и газа". Тот, несомненно, ожидал другого ответа – о преимуществах церкви Откровения над старым католицизмом. Не дождался, обиделся.
Йореку, безусловно, тоже будут задавать глупые вопросы. Причем не только иностранные журналисты, но и наши, прости, Господи, их прегрешения. Что ж, нигде так не проявляется человек, как при общении с дураками.
При первом же взгляде на Йорека стало ясно, что дуракам сладко не придется. Ясно всем, кроме тех дураков. В молодости он, вероятно, занимался спортом – футболом или тяжелой атлетикой. С возрастом несколько погрузнел, но все равно производил впечатление человека сильного. И решительного – об этом свидетельствовали черты лица: резко очерченные скулы, хищный нос, треугольный выдающийся подбородок. Почему-то по университетским занятиями по антропологии Андресу помнилось, что у славян более мягкие, округленные лица. Наверное, это предрассудок. Считают же иностранцы, что жители Испанской империи – поголовно жгучие брюнеты, а потом удивляются, что у нас тут всякие водятся… А вот этот уж не брюнет и не блондин – он полностью седой. Серые волосы, стриженные ежиком. Напоминает скорее военного, чем бывшего университетского профессора. Так ведь и предупредили, что он – "кондор"… то есть "ястреб".
А вот голос вполне профессорский. Глубокий, с богатыми интонациями. Определенно, студенты его внимательно слушали.
И этим голосом профессионального оратора он предупредил, что приехал в Араукану не для того, чтобы вести богословские споры, и просит присутствующих не забывать об этом.
– Все, что можно было сказать за и против, было уже высказано столетия назад, – произнес он. По-испански Владислав Йорек говорил свободно, пусть и слышался в его речи некий отголосок акцента.
И в этом его перед нами преимущество, подумал Андрес. А может быть, и нет. Он считает, что понимает нас, а мы его – нет… но понимает ли в действительности?
– Тогда в чем ваша цель?
Ну, пошли вопросы, надеюсь журналисты-газетчики ничего сверх отмеренной обычному человеку дозы глупости не ляпнут…
– Я исполняю здесь дипломатические обязанности и должен провести определенные консультации с официальными лицами.
– Стоит ли это понимать как подготовку к установлению дипломатических отношений между государствами?
– Я не уполномочен отвечать на подобные вопросы. Могу лишь сказать, что в последние десятилетия Испанская империя предприняла некоторые шаги к выходу из самоизоляции.
"Это мы-то находились в самоизоляции? – внутренне возмутился Андрес. – Йорек и вправду так думает или нарочно стремится перевернуть все с ног на голову?" По хищной физиономии прелата определить это не было возможности.
– Примет ли вас матриарх?
– Я пока не получал подобных предложений.
– Почему вы избрали для визита Араукану, а не Буэнос-Айрес?
– Странный вопрос. Очевидно, задавший его – не гражданин империи. Буэнос-Айрес – резиденция императора, но столицей страны является Араукана, если вы до сих пор этого не знаете.
Кого он хотел поставить на место? Журналиста – безусловно. Но не был ли это и скрытый посыл: Араукана сама по себе столь незначительна, что никто не помнит о ее столичном статусе?
Но в целом к ответам Йорека придраться было невозможно. Дипломат, настоящий дипломат. Андрес привык, что священнослужители изъясняются более прямо и открыто, но, очевидно, у старых католиков было не так. И пресс-конференция проходила на диво гладко, пока тот самый, не к ночи будь помянутый тип из Российского агентства не спросил:
– Господин нунций, в бытность свою профессором вы отзывались о святой Каталине как об адреналиновой наркоманке и гендерном недоразумении. Изменили ли вы сейчас свое мнение?
Вопрос был явно из разряда "это провокация", а для граждан империи еще и звучал как прямое обвинение в кощунстве. Если русский журналист хотел настроить своих испанских коллег против посланца Ватикана, то ему это удалось.
Несмотря на охвативший его гнев, Эрсилья постарался не давать волю чувствам. Сведения о подобных высказываниях Йорека не проникали в СМИ, следовательно, у вопрошавшего есть какие-то другие источники. Либо фразу он высказал как частное лицо, а перейдя на работу в Ватикан, воздерживался от чего-либо подобного. Либо это и впрямь провокация, следствие национальной нетерпимости в данном регионе Европы, о чем упоминала донья Исабель.
Или… если он действительно придерживается таких взглядов, а папа Клавдий об этом знает, то провокация готовилась гораздо худшего толка…
Многое зависит от того, что он ответит. Конечно, все разрешится просто, если он скажет: "Ничего подобного, вас ввели в заблуждение". Или: "Да, в молодости я говорил нечто подобное, но сейчас изменил свои взгляды".
А если не изменил?
Пойдет ли он на открытый конфликт, находясь в Араукане? Или нынешним римским священникам разрешено лгать в благих целях, как это делалось и раньше?
– Очевидно, вы плохо расслышали, – хладнокровно отвечал Йорек. Его светло-карие глаза не отражали ни гнева, ни раздражения. – В начале нашей беседы я предупредил, что прибыл сюда не для того, чтоб обсуждать вопросы доктрины. И вам не советую.
Вывернулся-таки. Не сказал ни да, ни нет… хотя как раз это противоречит заповеданному в Евангелии. Ватиканская школа? Или особенность личного характера? По крайней мере, Эрсилья может теперь высказать епископу свое мнение.
– Еще его спрашивали, почему папа римский не принес империи извинения за Американский крестовый поход, хотя еще в прошлом веке Ватикан извинился перед мусульманскими странами за крестовые походы в Святую землю. Он ответил: "Мы пока не дождались от глав мусульманских государств ответных извинений за зверства в отношении христиан, причиненные как до крестовых походов, так и за многие века после них".
Донья Исабель рассказывала о встрече нунция с министром иностранных дел. На приеме были некоторые представители матриархата и епископы.
– То есть он опять ушел от прямого ответа. Что определенным образом его характеризует.
– Но и о взглядах его свидетельствует в должной мере. Хотя, – заметила в задумчивости преподобная Исабель, – в чем-то он прав. Рим не обязан проявлять добрую волю в одностороннем порядке. И вообще, самой большой катастрофой времен крестовых походов было разрушение крестоносцами Константинополя. И впоследствии никто из пап не приносил за это извинения православным. Однако иерархи восточной церкви и не поднимают эту тему. И Ватикан поддерживает постоянные контакты с православным миром.
– То есть, по-вашему, мы должны поступить так же? Проявить добрую волю в одностороннем порядке, хотя Рим этого не делает?
– Вот и посмотрим, кто из нас лучшие католики, способные явить великодушие к противнику…
Они ехали по проспекту Хуаны Инес де ла Крус. Святая Хуана Инес была третьим матриархом церкви Откровения и первым, чья резиденция располагалась непосредственно в Араукане. С тех пор резиденция и вся администрация матриарха давно перебрались в другую часть города. Но несколько старых зданий, принадлежащих матриархату, в прежнем районе остались. Там и отвели местопребывание для нунция – в одном из особняков про которых европейцы говорили "в колониальном стиле", что в очередной раз озадачивало Андреса нелогичностью. Какая же здесь колония? Здесь метрополия.
Там посланник папы принимал посетителей – как официальных лиц, пусть и неофициально, учитывая отсутствие дипломатических отношений между государствами, так и представителей общественных организаций. За особняком, разумеется, ненавязчиво приглядывала полиция. В интересах безопасности самого же нунция. Конечно, Испания успешно боролась с терроризмом, но, увы, нельзя было утверждать, что это зло изжито полностью. Кроме того, высказывания Йорека о святой Каталине стали известны широкой публике и вызвали волну возмущения. Так что охранять преподобного Владислава следовало не только от террористов, но и от радикалов из среды вполне благонамеренных католиков, прежде в преступных деяниях не замеченных. А они могли проникнуть в дом под видом тех самых представителей общественности. Если Йорек и заметил слежку за домом, то никак не протестовал, чем, по мнению доньи Исабель, доказал свое благоразумие. Вообще после бесед с епископом у Андреса сложилось впечатление, что враждебности к Йореку она не испытывает. "Его, безусловно, нельзя назвать нашим другом, – говорила она, – но, возможно, он способен на сотрудничество. Пусть он убежденный католик старой формации, иного папа к нам не послал бы, но прежде всего он рационален". Эрсилья отнюдь не был в этом уверен, но не имел пока оснований возражать донье Исабель.
Чтобы выяснить это обстоятельство, они и ехали сейчас к Йореку. О встрече было условлено на приеме у министра. И если поход Андреса на пресс-конференцию был разведывательным, то сегодня, как он предполагал, должна была состояться разведка боем.
Рационален Йорек или нет, но голова у него работает хорошо, не приходится сомневаться, что информацию об епископе де Оливейре ему также предоставили. И кто кого будет склонять к сотрудничеству, это вопрос. Однако донья Исабель рациональна безусловно и, несомненно, это понимает. Потому ей и нужен Андрес при этой встрече. Отвлекать, изыскивать слабые места… что ж, он сделает, что сумеет.
Примыкавшая к проспекту улица Рамиреса де Варгаса (знаменосец церкви во времена святой Хуаны Инес) была тихой и спокойной, пробок здесь опасаться не приходилось. Впрочем, Араукана была почти избавлена от них, хотя город был побольше Нуэва-Вальдивии. Но здесь умели лучше организовать транспортные развязки. Припарковаться удалось без труда.
Мария выбралась из машины, чтобы сопровождать епископа де Оливейру, но донья Исабель сделала предупредительный знак.
– Пусть идет Карлос. – Она усмехнулась. – Не стоит раздражать старых католиков обилием женщин.
– Женщина-епископ в любом случае будет его раздражать, – заметил Андрес.
– Ну, превратиться в мужчину специально ради этого визита я не могу.
Шутка, пожалуй, была грубовата для священнослужительницы, хотя вполне изящна для отставного полковника. Что-то, однако, Андресу в ней не понравилось. Донья Исабель рациональна, сказал он себе, а я иррационален. Это никуда не годится.
Охранник у ворот, проверив документы, пропустил их, и Карлос прошел вперед, чтобы позвонить в дверь особняка.
Никто не ответил.
– Это, однако, уже свинство, – пробормотал Андрес.
Пусть встреча и частная, донья Исабель – уважаемый иерарх церкви, а Йорек – дипломат. Выказывать неуважение подобным способом недопустимо.
Карлос позвонил снова, затем забарабанил в дверь.
– Что они там, уснули, что ли?
– Андрес, набери номер Йорека, – распорядилась преподобная.
– Но, донья Исабель…
При подобном отношении епископу не следовало делать первого шага.
Словно прочитав его мысли, донья Исабель сказала:
– Йорек может спать, заболеть, удрать через окно. Но в доме должна быть обслуга. Если они не отвечают…
Эрсилья поспешно принялся нажимать кнопки мобильного. И снова безответно. А уж от грохота в дверь всякий бы проснулся.
– Карлос, – начал Эрсилья, – надо звать охрану…
Но в этот миг дверь открылась. Сама по себе.
– Донья Исабель, дон Андрес, подождите, я пойду, проверю. – Карлос извлек армейский "ларго", осторожно шагнул за порог. За дверью никого не было. Очевидно, старый замок не выдержал титанических ударов Карлоса. Но это не отменяло вопроса – почему в назначенное время никто не отозвался.
Осмотревшись, шофер двинулся дальше. Андрес, выдержав паузу, последовал за ним. Донья Исабель не останавливала его. Было тихо… очень тихо… но это еще ничего не значило.