Собака жалобно визжала, обнюхивала воздух, засматривала тревожным взглядом в глаза своей госпожи и не хотела успокоиться.
Молодая девушка задумчиво облокотилась о глубокое кресло и вопросительно смотрела в серую раму окна; но между стеклами и небом ничего не показывалось.
"Неужели мне изменяет духовное зрение? - тревожно размышляла Майя. - Неужели я хуже вижу, чем прежде?
Не может быть!"
И она стала звать Кассиния.
Что-то тихо прозвучало над нею.
Словно невидимая рука над головой ее ударила по струнам невидимой арфы.
Майя вздрогнула и выпрямилась во весь рост с блаженной улыбкой ожидания на оживившемся лице. Она знала давно этот гармонический аккорд, предвещавший близость ее друга.
Но он не появлялся. Майя напрасно обводила глазами всю комнату… Вместо него она услышала его голос:
"Не могу прийти! - говорил он. - Будь осторожна и готова к борьбе… Приближается время испытаний. Я, как друг, буду помогать тебе. Только не забывай, что дух сильнее плоти, и мужайся!"
Знакомый, милый с детства голос затих.
- Барышня, пожалуйте вниз. Барин вас просят! - раздался голос горничной в дверях.
- Он возвратился? - спросила Майя, вспомнив, что отец ее в этот день уезжал в город.
- Вернулись… С каким-то барином.
- С барином?.. - переспросила Майя и подумала: "Господи! Вот уж не в пору!.. Занимай еще теперь гостей!"
- Хорошо. Скажи: иду! - прибавила она.
И пошла вслед за служанкой.
Собака весело вскочила, встряхнулась и побежала за нею.
Майя прошла почти бессознательно две лестницы и несколько комнат нижнего этажа; и очнулась только на пороге кабинета, и то оттого, что бежавшая впереди ее Газель вдруг остановилась, ощетинилась и зарычала.
- Газель! Что ты?.. Не стыдно ли! - проговорила она, удивленная такой необычайностью.
Ласковая, прекрасно дрессированная собака никогда не оказывала негостеприимства посторонним, раз они вступали в дом ее хозяев. Но в этот раз Газель положительно сошла с ума: она уперлась в пол, рычала и не хотела двигаться.
- Куш!.. Гадкая собака! - шепотом прикрикнула Майя. - Молчать!.. Ложись сейчас.
И, уверенная в послушании своей любимицы, молодая девушка приподняла портьеру и вошла без опасений.
Отец ее и высокий, пожилой человек стояли у стола. Они, увлеченные разговором, не слышали ее прихода.
Но тут Газель, словно взбесившись, с злобным рычанием и лаем устремилась на гостя, стоявшего к ним спиной. Она, казалось, готова была растерзать его. Ринарди и Майя бросились между ними, но тогда случилось нечто совершенно неожиданное…
Незнакомец только повернул голову и устремил пристальный взгляд на животное.
Газель, словно ужаленная, вдруг приросла к месту, дрожа всем телом и жалобно визжа. Потом вся осунулась, тихонько повернулась и вышла из комнаты.
Высокий, представительный человек улыбался, приветливо глядя на дочь профессора, очень сконфуженную и вместе испуганную за свою любимую собаку.
- Извините! Я не понимаю, что с нею сталось! - говорила она смущенно.
- Да, что это сегодня с Газелью?.. Никогда не бывала она так глупа! Ее надо наказать, мой дружок! - прибавил Ринарди.
- О, нет, прошу вас! - вступился приезжий. - Разве неразумные животные ответственны за свои симпатии или антипатии?.. Представьте меня, прошу вас, m-llе Ринарди, профессор.
Хозяева и гость говорили по-французски. Гость этот не был похож на русского.
Профессор сказал:
- Моя дочь! М-r le baron de Veillart.
Майя подала руку в ответ на протянутую ей выхоленную, аристократическую руку посетителя и тут в первый раз взглянула ему в лицо.
Взглянула и тотчас опустила глаза.
Едва рука ее почувствовала прикосновение его, а глаза ее встретили глубокий, пристальный взгляд, дрожь пробежала по ней и сердце до того тоскливо сжалось, что она почувствовала желание убежать и спрятаться скорее, как спряталась бедная Газель, забившись в другой комнате под диван.
"Так вот что! В нем и опасность?.. Его мне надо остерегаться, этого старика? - мелькнуло в уме ее. - О! Какой от него веет холод!.. Какой злой магнетизм окружает этого человека!"
VI
Барон Велиар остался на несколько дней в деревне Ринарди. Он был давно желанным, но нежданным гостем профессора, известным любителем-натуралистом, археологом, механиком, доктором философии, магнетизером и членом бесконечного числа обществ, с которым профессор Ринарди давно состоял в переписке по некоторым ученым вопросам. Он знал, что барон приехал в Петербург, и даже собирался туда съездить для свидания; но тот остановил его, написав, что вскоре уезжает на Волгу, на Кавказ, в дальнее путешествие по России, но на обратном пути, вероятно, следующей весной, сам посетит Финляндию. С тех пор прошло несколько месяцев, и вдруг, приехав на день в Гельсингфорс, профессор узнает, что знаменитый ученый в городе и расспрашивал о нем и его имении. Он очень обрадовался встрече, - рассказывал он дочери в тот же вечер; а еще более тому, что барон изъявил желание его сам навестить, посмотреть на изобретенный им воздухоплавательный снаряд и другие, новые приспособления открытой профессором силы, свойства и суть которой он содержал в величайшей тайне.
- Ради Бога, отец! - вскричала Майя, вспомнив свое видение в царстве гномов. - Неужели ты все расскажешь и все откроешь этому неизвестному нам человеку? Будь осторожен! Не доверяйся сразу!
- Чего тут быть осторожным? Не доверять! - смеясь, вскричал профессор. - Что я ему буду открывать, душа моя, когда он сам все гораздо лучше меня знает?.. Послушала бы ты, как на пути он говорил мне о своих опытах с одним изобретателем в Филадельфии!.. Этот американец, как видно, дошел до таких же результатов, как и я, и точно так же не умеет справиться с окончательным подчинением действий найденной им силы своей воле: не хватает у нас главного, неуловимого чего-то, для овладения…
- Искорки первобытного огня! - в задумчивом бессознании прервала его дочь. - Животворящей Аказы!
- Что?!.. Что ты сказала?.. Откуда ты знаешь?.. - удивился Ринарди. - Впрочем… чего только ты не знаешь! - спохватился он. - Да! Аказа - небесный огонь, - называли ее древние… Розенкрейцерам была она известна под определением prima materia, потому что они ведь не отделяли материю от силы, действующего, безостановочного космического эфира вселенной. Велиар идет еще дальше: он держится определения санскритистов и называет ее душой вселенной… Animus mundi - великое начало и причина всего!.. Ты расспроси-ка его о всестороннем значении слова Аказа. Он расскажет тебе, что оно обнимает все принципы бытия: свет, силу, волю, творчество, дух - и самую любовь!
- Да, да! И он так сказал: любовь в душах людей и животворный огонь, все оплодотворяющий в природе, - одно и то же! - невольно вскричала Майя.
- Ты слышала, как барон говорил это? - спросил отец. - Я думала, что тебя с нами не было.
- О, нет! Его я не слыхала, да и не стану с ним говорить! Он мне антипатичен.
- Напрасно!.. Я понимаю, что тебе не нравится его чересчур утонченное обращение, - ты таких не любишь!
- Не только это, а все! Этот человек - воплощение зла и лицемерия… Я предупреждаю тебя, отец, не доверяйся ему ни в чем. Все, что есть в нем сил и дарований, он все употребит на вред и пагубу всех, к кому имеет доступ. Ты знаешь: я в людях не ошибаюсь.
- Ты преувеличиваешь, мое дитя. И, наконец, хотя бы и так! Мы ведь с ним не навеки сошлись… Знания его велики, и мы постараемся их позаимствовать, а дурные свойства его пусть при нем и остаются.
- Да! Если бы это вполне зависело от нас! - задумчиво возразила девушка. - К несчастию, не одни физические эпидемии заразительны; а я вижу, какой черной атмосферой дышит этот человек.
Этот человек, между тем, не только видел все, но слышал весь разговор отца с дочерью в этот первый вечер своего прибытия и во все последующие дни, - как слышал, видел и знал беспрепятственно почти все, что хотел…
Когда Ринарди простился с дочерью и они разошлись, барон Велиар, сидевший в кресле, в своей далекой спальне, до того неподвижно, что его можно было принять за мертвого, пришел в себя. Презрительная улыбка оживила тонкие черты его выразительного лица, редко оживлявшегося в присутствии свидетелей. Он оперся головой на руку и несколько времени глубоко размышлял о чем-то.
"- Да! - чуть не вслух сорвалось с языка его в заключение. - Кажется, я им делал слишком много чести, - этому маньяку неплодотворных изобретений и его неясно видящей ясновидящей! Они - наши светлые братья, - очень наивны, как и всякая добродетель, если замышляют поколебать наше влияние на мир такими орудиями, как эти двое, отец и дочь!.. Она способнее… но, кажется, нам и сильнейших претендентов на посвящение в светлые таинства и на благотворные перевороты в духовном мире человечества удавалось отстранять в ряды безумных и несмысленных юродивых!.. Подождем. Вероятно, обычные средства помогут".
Почти все следующие дни хозяин и гость провели, запершись в лаборатории. Встречаясь за поздними обедами, профессор так был занят своими размышлениями, что почти не говорил с дочерью; барон, напротив, бывал очень разговорчив и так красно рассказывал, что несколько раз возбуждал интерес Майи. Ей стало даже казаться, что она преувеличивала темные свойства их посетителя. Черных испарений, окружавших его, она положительно более не замечала. Только одно поведение Газели, которую приходилось запирать во избежание неприятностей, поддерживало ее опасения. Собака не могла выносить близости де Велиара спокойно. Она или лаяла и металась в небывалых припадках злобы, или, встретясь с ним взглядом, визжала и пряталась в ужасе.
Страх животного уступал злобе только в те минуты, когда барон приближался к его хозяйке. Газель ни за что не допускала Майю подать ему руку, как бешеная, бросаясь на гостя. Пришлось ее запирать во всю неделю пребывания у них барона.
- Что вы делаете сегодня вечером, m-lle Marie? - спросил ее де Велиар раз, когда обед их приближался уже к концу.
- Я?.. Ничего особенного. Поиграю, вероятно… А когда надоест музыка, пройдусь по парку.
- Вы не боитесь выходить так поздно?
- О, нет. Чего ж бояться?.. Здесь тихо. И к тому же я беру с собой Газель, а вы видите, как ревностно она меня оберегает! - улыбаясь, прибавила молодая девушка.
- Да, чересчур ревностно…. Но вряд ли на ее охрану можно во всех случаях положиться… Серьезно! Не советую вам ходить в сумерки далее сада. Мне говорили, что в окрестностях много волков.
- Волков у нас довольно, но теперь слишком рано для их появления… Позже, зимой, они ходят целыми стаями.
- Не в числе дело, Майя! - отозвался профессор. - В городе опасаются бешеного волка. Было несколько случаев укушений… Собираются делать облавы, не дожидаясь даже снега.
- Вот видите… Вместо прогулки подымитесь лучше к нам на вышку, в лабораторию вашего батюшки, m-lle Marie. Мы устроили там приспособление к подзорной трубе, которое придает большой интерес нашим наблюдениям… Если только ночь будет, как надо надеяться, ясная.
- Да, это изумительно! Я все думаю о вашем увеличителе, барон, и не надивлюсь… Представь, Майя… Барон имеет множество удивительных инструментов в своем "волшебном бауле", - так я назвал его ящик…
- Ваш батюшка оказал такую незаслуженную честь моему дорожному несессеру, - добродушно смеясь, вставил де Велиар.
- Ну, да! Незаслуженную!.. Хотя бы ваш разрушающий и созидающий эфир!.. Или вот этот увеличитель!.. Представь себе, Майя; маленький ящичек, не больше моей табакерки. Барон ставит его на стол рядом с моим микроскопом и проводит из него к стеклу проволоку, и что же ты думаешь? Микроскоп приобретает силы утысячеренные!.. То есть вот до чего: ты знаешь, в какую величину представляется волосок в моем настольном микроскопе?.. Тонкой веревочкой, не правда ли?.. Ну, эта веревочка превращается в корабельный канат, если приложить к краю стеклышка проволоку увеличителя барона де Велиара.
- Неужели?… Как же мы ничего не читали об этом инструменте? - осведомилась Майя. - Как ты не слыхал, папа?.. Ведь он должен произвесть переворот в этом деле!
- Без сомнения! Но барон его существования открывать никому не желает.
- Возможно ли?!.. Мне кажется, это преступление против науки!
- Тайна моего маленького механизма принадлежит не мне! - добродушно возразил барон. - Открывать его я не имею права! Но охотно могу и желаю услужить вашему батюшке, оставив ему этот экземпляр. Сегодня мы будем испытывать его силу на большом телескопе, наблюдая звезды и луну… Не пожелаете ли и вы к нам присоединиться, m-lle Marie?
- Разумеется… И с большим удовольствием! - согласилась Майя. - Я так благодарна вам за отца.
Профессор, между тем, засыпал своего гостя благодарностями и не совсем решительными отказами воспользоваться его щедростью.
- Она мне ровно ничего не стоит! - отклонил и те и другие барон. - Я всегда могу иметь дубликат этой маленькой машинки.
VII
В ожидании темноты, барон после обеда попросил Майю сыграть что-либо и пришел в крайний восторг от ее фантазий. Он удивил ее несколькими замечаниями, совпавшими, как нельзя лучше, с ее собственными представлениями.
- Это очень блестяще!.. Очень оригинально!.. Будто бы видишь танец саламандр в огненных вихрях пожара, - сказал он.
- Такова моя мысль, - согласилась Майя. - Но как вы могли напасть на нее?.. Я, обыкновенно, списываю свою музыку с окружающего. Вот и теперь: мне показалась пляска саламандр там, - в камине, - кивнула она головой на ярко растопленный в глубине гостиной камин. - Я ведь фантазерка!
- О! Да. Я знаю… но ваш термин не верен, - вы не фантазируете, а, действительно видите то, что сокрыто от более грубых натур, и великолепно рисуете звуками!
Майя ничего не отвечала, а только подумала: "Неужели и он видит, что я вижу?" Но говорить с ним об этом она не хотела, все же сильно ему не доверяя, хотя отзывы и внимание его ей льстили.
"Она осторожна! - в то же время подумал барон. - Положительно, ее следует более опасаться, чем этого наивного старика… Она довольно сильна!.. Довольно сильна и очень способна! Надо, кажется, прибегнуть к содействию обычных органических сил, чтоб отвлечь ее от духовных стремлений".
- Ну, а теперь что вы хотите воспроизвести? - заговорил он через несколько минут тихо, осторожным шепотом, будто боясь спугнуть ее мысли или заглушить мелодию нежного andante, к которому перешла она после бурных аккордов. - Затишье после пожара и грозы!.. Светлеющий горизонт и, на его ярком фоне, силуэт приближающегося, любимого создания?..
Майя опустила руки и стремительно встала. Она только что думала о Кассинии, о его возвращении к ней.
- Нет! - шутливым тоном, но побледнев заметно, вскричала она. - С вами опасно предаваться мечтам!.. Лучше пойду пройдусь по саду! Посмотрю на восход луны, пока вы позовете меня на нашу обсерваторию.
И она хотела было исполнить свое намерение, но профессор ему положительно воспротивился.
- Куда идти, на ночь глядя? Не лучше ли всем сейчас подняться наверх?.. Что ж, что луна не встала! До ее восхода можно посмотреть на звезды: они еще ярче, пока ее нет.
Майя очень любила наблюдения над светилами небесными; ей часто случалось долгие часы проводить у отцовского телескопа. Теперь же ее интересовал чрезвычайно увеличительный аппарат, о котором профессор рассказывал такие чудеса. Она поглядела в окно на ясные сумерки, на небо, в глубине которого уже мигали первые звезды, и вдруг, загоревшись желанием посмотреть на них ближе, вскричала:
- Ну что ж, пойдемте!.. Пойдемте наблюдать за тем, как люди живут на Марсе и Венере.
И она, весело оглянувшись на гостя и профессора, чуть не побежала вперед в кабинет отца и его лабораторию, откуда круглая, вьющаяся лестница вела на вышку, в стеклянный павильон, названный ими обсерваторией. Она не останавливалась еще на странном явлении, с нею происходившем; оно бы ее поразило, если б ей дано было его заметить. Куда девалась ее антипатия к барону? Она и думать о ней перестала! Ей было так легко, так весело, как с детства не бывало. Знай Майя опьяняющее действие наркотических средств, она могла бы подумать, что ее чем-нибудь опоили, - так горячо струилась в ней кровь, так крепко билось временами и сладко замирало сердце.
Они взошли на вышку. Барон добродушно смеялся над тем, что она забывает их годы, судя по своим. Он указывал на профессора, немного запыхавшегося и отставшего от них на лестнице, с лампой в руках.
- Кажется, не к чему было заботиться об освещении? - смеясь, сказал он, ставя лампу на стол. - Здесь так светло!
В самом деле, хотя сумерки были ясные и восток уже освещался заревом восходившей луны, но все же в этой стеклянной вышке было необыкновенно светло, словно она сама сияла своим внутренним светом.
- Это чудо, что за ночь! - вскричала Майя. - Откуда этот ясный свет?
- Вероятно, ваше присутствие разливает его! - любезно заметил де Велиар. - Больше нечем объяснить этого… Ринарди! потушите вашу смрадную лампу. Ничто она, когда блеск глаз m-lle Marie до того блестящ, что я, право, боюсь, чтоб пред ним не померкли светила небесные.
Милой шутке рассмеялись. Барон принялся устраивать свой аппарат рядом с довольно большим телескопом профессора. Отец и дочь следили за его движениями и рассматривали крошечный серебряный ящик-увеличитель с величайшим интересом. Когда барон установил его и вынул из него соединительную проволоку, укрепленную одним концом внутри ящичка, прежде чем провесть ее к стеклам, он предложил Майе испытать странное, чрезвычайно приятное, говорил он, действие токов, взяв ее в руку…
Майя хотела уж протянуть к проволоке руку, как вдруг почувствовала, что не может поднять ни правой, ни левой руки. Они будто приросли к ее телу…
В ту же секунду она вспомнила, что давно, в детстве, с нею повторялось дважды это явление: раз она хотела достать из пылавшего камина красную звездочку, мелькавшую словно ей в потеху. Ей тогда было не более трех лет. Она забыла, что огонь жжется. В другой раз она чуть не упала в пруд, разбежавшись и в пылу веселья забыв о нем, - когда вдруг окаменела на месте, не в силах будучи поднять ни рук, ни ног. Впоследствии Кассиний объяснил ей, что он остановил ее; что, хотя его возле нее нет, он хранит ее издали.
"Помощь моя с тобой!" - вспомнились ей недавние слова ее невидимого друга.
- Нет! Благодарю вас… Лучше в другое время! - сказала она, едва владея собой. - Теперь жаль каждой секунды… Пожалуйста, устройте скорее, что надо… Мы с пaпà сгораем любопытством.