В малогабаритной трехкомнатной квартире находилось человек десять. Жека назвал их активистами. Главным среди них был высокий и стройный человек по имени Седов, его представили как второго координатора "Союза за гражданские права". Увидев Грегора, он немедленно захотел произнести речь.
- Нас часто спрашивают: кто мы такие, откуда взялись и чего добиваемся? Вон сколько сразу вопросов. Мы не устаем отвечать, но приходят новые люди, и они тоже должны знать про нас правду. И сегодня я вижу нового человека. Мой долг организатора объяснить новичку его права и обязанности. Откуда ты парень?
- Он из восьмого квартала. Гулял у нас, за что попал в участок. Теперь он знаком с полицейским произволом не понаслышке. Прошел, так сказать, университет классовой борьбы.
- Уважаю, - сказал Седов. - Такого молодца не нужно агитировать, он сам любого сагитирует! Но я все-таки попробую! Расскажу про наш семнадцатый квартал.
Последнее заявление вызвало довольный и радостный смех у собравшихся. Они дружно вскочили со своих мест и принялись аплодировать. Когда опять стало тихо, Седов продолжил:
- Мы простые люди с улицы, чья жизнь давно уже стала пустой и бессмысленной, поскольку, с некоторых пор, нам отказано в праве распоряжаться своей судьбой! Отныне мы лишены самоуважения, а наши мечты устремленности! Нам оставили только одно проклятое право - потреблять!
- Давай про справедливость! - выкрикнул кто-то.
- Конечно, мир вокруг нас не справедлив! Настойчивое стремление к прекрасному, присущее нам от природы, поставлено под сомнение. Нам говорят, что мы, видите ли, не получили классического образования, поэтому наш вкус испорчен, а мысли о будущем убоги. Может быть и так. Но кто в этом виноват? Я это знаю: народ виноватым быть не может. Мы еще покажем себя!
- А как же быть с ненасильственным сопротивлением произволу? - спросил кто-то.
- Это славная практика, но она явно принесет гораздо больше пользы, если правильно чередовать ее с активными действиями в защиту законных интересов народа.
- Опять, что ли, покрышки жечь и витрины бить?
- А почему бы и нет? Проверенная временем тактика. Народ должен научиться отстаивать Богом данное право на постоянное повышение базового жизненного пособия. Мы требуем к себе уважения.
- Все бы хорошо, но слишком многим нашим парням уже сделали прививку.
- Да, это проблема. Но, уверен, штаб примет верное решение и выработает рекомендации.
- А что такое прививки? - спросил Грегор.
Седов внимательно посмотрел на него, потом улыбнулся и даже вроде бы подмигнул.
- Мне показалось, что сегодня среди нас затесался провокатор, а это всего лишь новичок. Не исключаю, что он действительно ничего не знает про нашу грустную жизнь. Слушай внимательно, парень. Полиция придумала потрясающую пакость, если человек попадает к ним в лапы, по недоразумению или за мелкую провинность - это неважно, его тут же ставят на электронный учет. Собственно, полицейские это и называют прививкой. Контролеры считают, что привитый человек больше не может нарушать правила, поскольку все его действия контролируются компьютером на субклеточном уровне. Машина, лишенный сострадания агрегат, вольна отныне решать его судьбу.
Грегор вздохнул с облегчением. Он лучше других знал, что никогда не нарушает правил. Более того, считает, что его жизнь потеряет всякий смысл (в хорошем значении этого слова), если правила будут однажды отменены, перестанут быть обязательными для безоговорочного исполнения или изменены. Получается, что прививка для него не опасна.
- А ему прививку уже сделали, - сказал Жека, указав пальцем на Грегора, потом радостно заржал. - Он вчера в супермаркете коммуникатор стырил.
Грегор не понял, Жека смеется потому, что наставил на него палец (следует признать, это действительно смешно), или потому, что ему сделали прививку. Но он решил на всякий случай соврать про прививку, не сознаваться, что в участке его укололи. Как известно, врать он не умел, но похоже, что здесь, в семнадцатом квартале, никого его честность не интересовала.
- Мне прививку не делали, - сказал он. - Сначала хотели, даже врача привели. А потом поймали кошку и ее укололи. Звери! Но ей было совсем не больно. Она даже не заметила.
- И ты не побоишься с нами пойти на демонстрацию? Встанешь в ряды борцов за справедливость?
Идти с этими ребятами Грегору было страшновато, но и спорить с ними особого резона не было. "А вдруг они делают хорошее дело"? - пришло ему в голову и тут же, почти одновременно, совсем другое: "А не стукнут ли меня палкой по голове, если я откажусь"? Оба предположения, такие вроде бы разные, не оставляли ему выбора, надо было соглашаться.
- Конечно, пойду! Вы мне только подскажите, что надо делать. Я быстро научусь.
- Об этом не беспокойся, научим.
17. Демонстрация и эвакуация
Ребята дали Грегору какую-то таблетку, так что ночью он поспал хорошо. Замечательно поспал, закрыл глаза вечером, а утром открыл. И все - как огурчик!
После завтрака ребята выстроились кружком и занялись физкультурой: размахивали руками, высоко поднимали ноги, доставали руками носки тапочек, стараясь, чтобы при этом не сгибались колени, подпрыгивали, совершали короткие пробежки. Грегора пригласили присоединиться, но он ответил вежливым отказом. Ему для разминки хватило короткой тренировки на велотренажере. Мышцы его налились здоровой тяжестью, он понял, что физически готов к трудному дню. А в том, что день будет не из легких, сомнений не было. На два часа Седов назначил демонстрацию.
Предстоящее участие в трущобном протестном марше Грегор рассматривал, как великое благо. Много претензий скопилось у него за последнее время к властям Трущоб, управляющим жизнью таких простых парней, как он. Ему хотелось, чтобы его потребности удовлетворялись полнее. Он полностью разделял лозунг заговорщиков о том, что базовое жизненное пособие должно время от времени повышаться. Разве можно с этим спорить? От себя бы он хотел добавить еще несколько требований. Во-первых, было бы замечательно, если бы ему, ну, не только ему, но и другим ребятам тоже, выделили постоянную площадку для танцев. Он бы смог там репетировать. Во-вторых, он хотел попросить, чтобы пищевые продукты в универсамах выдавали качественные, природные, без генов. В-третьих, он рассчитывал, что ему предоставят защиту от нападок иностранцев. Ради этого стоило выйти на демонстрацию. Лучшей защиты и не придумаешь.
Грегор спросил у пробегавшего мимо Жеки:
- Мы будем протестовать? Против чего?
Жека ответил не сразу.
- Точно не знаю, но, вроде бы, сегодня демонстрация не протестная, а, наоборот, созидательная. Вот, смотри, я тебе лозунг подобрал, понесешь над головой.
Он протянул Грегору картонку, на которой фломастером было коряво написано:
Мы не овощи!
- Что это значит? - спросил Грегор.
- Я не знаю, - признался Жека. - Седов говорит, что это предмет для раздумий.
- Картонка? - удивился Грегор.
- Нет, слова, которые на ней написаны.
Грегор в первый раз в жизни пожалел, что рядом нет Зимина. Раздумья о словах - это было по его части. Будь он здесь, можно было бы у него спросить, что это значит. Но Зимин был далеко.
- Нет ли у тебя других лозунгов?
- Есть, но они, пожалуй, для тебя пока сложноваты.
- Покажи.
Жека ухмыльнулся.
- Я тебя зацепил! Теперь ты точно наш!
Он показал Грегору еще несколько лозунгов:
Мы за всё!
Ломай комедию!
Не злоупотребляй безалкогольными напитками.
Возвращаем права на труд.
Сингулярность, любовь моя!
- Тебе нравится?
- Не все. Последний понравился.
- Этот тебе нести не доверят. Про сингулярность - личный лозунг Седова. Только он знает, что это такое.
- Еще Зимин знает, - вырвалось у Грегора.
- И где он, твой Зимин?
- Далеко.
- Это хорошо. И прошу тебя, не говори Седову о своем Зимине, он конкурентов не любит.
- Хорошо.
После обеда тронулись. Демонстрация началась.
Люди шли молча, старались шагать в ногу. Говорить во время движения было запрещено, и Грегору стало скучно, он спросил у Жеки:
- А почему у тебя нет лозунга?
- У меня другой профиль. Я читаю стихи.
- А что такое стихи?
- Для меня - это рифмованные слова. Хотя я могу ошибаться.
- Зимин бы тебя понял.
- Мы же договорились, ни слова о Зимине.
- Я помню, - сказал Грегор.
Митингующие вышли на площадь перед универсамом. Седов построил народ в правильные шеренги и произнес короткую, но эмоциональную речь. Грегор ничего не понял, только отдельные слова, потому что не прислушивался. Он запомнил следующие из них: солидарность, справедливость, непротивление и решительные действия.
Наступил черед выступать Жеке, он прочитал стихи:
Оно пришло само собой
И сразу стало невдомек.
И в голове сомнений рой
Как будто глина и песок.Но я не дал себя врасплох
И душу волей окрылил.
Я дверь открыл, я свет зажег,
Я дернул цепь и воду слил.
Народу понравилось, раздались аплодисменты. Кто-то крикнул: "Давай еще"! Жека знал еще одно стихотворение.
Я спал недолго в эту ночь
И первым услыхал гудок.
Сон сразу испарился прочь,
И медлить я уже не мог,
И я покинул свой отсек
И первым выскочил во двор,
Нас было девять человек,
Все как один, как на подбор.
Митингующие стали одобрительно кивать головами, как бы подтверждая, что да, действительно, нечто подобное с ними случалось. Некоторые заплакали, настолько сильным оказалось воспоминание.
Седов приказал начать движение по улице. В витрины, разбитые накануне, уже вставили новые стекла, что вызвало справедливое негодование митингующих.
- Послушай, тебе точно не сделали вчера прививку? - спросил Жека.
Грегор решил, что ему нет никакого резона сознаваться. Легче всего было прикинуться глухим, что он и сделал. Но это не помогло сохранить хорошие отношения с Жекой, тот почему-то разозлился и закричал:
- Говори, делали тебе прививку или нет?!
Пот заструился по несчастному раскрасневшемуся от напряжения лицу Грегора, ему было тяжело заставить себя сказать неправду, но он все-таки промямлил:
- Нет. Не делали.
- Это хорошо, - сказал Жека. - Бери. - Он протянул Грегору увесистый камень.
- Зачем мне камень? - не понял Грегор.
- Бросай в витрину, отомстим толстосумам!
Ну что тут можно было возразить. Он бросил, раздался звонкий звук разбивающегося стекла. Толпа откликнулась торжествующим ревом.
- Теперь бежим! - прокричал ему в ухо Жека. - Мы свое дело на сегодня сделали. Будут знать!
Бежать. Это была отличная идея. Вот только левая нога Грегора отказалась участвовать в отступлении. Сначала он почувствовал неприятное покалывание под коленкой, затем, сразу же, резкая боль пронзила икру. Грегор был вынужден убегать, прыгая на одной правой ноге, вторую пришлось волочить за собой, как привязанную гирю. Он хотел заплакать, но было ясно, что это ему не поможет.
- Соврал, сволочь! - сказал Жека.
Грегор его не понял, потому что у него не было сил разгадывать замысловатые интеллектуальные ребусы. Он не успел отпрыгнуть достаточно далеко, его правая нога тоже отказала. А за ней и правая рука. Из пяти пальцев на левой действовали только два: большой и указательный. Случилось это во время совершения очередного прыжка. Так что приземлился он, завалившись на бок, как мешок с картошкой.
- Какая же ты сволочь, - выругался Жека.
К Грегору подбежали трое митингующих и, подхватив за руки и за ноги, дружно потащили на конспиративную квартиру.
18. Первое собеседование
В последнее время Зимина все чаще и чаще настигало странное чувство сострадания к самому себе. В такие дни он как-то по-особенному, всеми фибрами своей души, - что это значит, оставалось для него тайной, но выражение ему нравилось, - жаждал одиночества. Ему казалось, что в таком состоянии любой разговор с Марго или Грегором приведет к тому, что его бедная голова разорвется на части от нервного перенапряжения. Едва почувствовав первые признаки наступления этого ужасного состояния, Зимин стремился уйти подальше от мест скопления людей.
Обычно он прятался в живописных развалинах театра оперетты и, усевшись в чудом сохранившееся роскошное кресло, обитое натуральной красной кожей, с упоением наблюдал через пролом в стене за движением гордой, но обычно такой бледной Луной и за сотнями синхронно мерцающих звезд. Казалось, что они собрались на небе специально, чтобы встретиться с ним.
Он любил рассматривать ночное небо, особенно, здесь, в развалинах. Отсутствие какого бы то ни было освещения в этом районе Трущоб создавало идеальные условия для наблюдений.
Он давно уже научился узнавать некоторые созвездия: Орион, Лиру, Большую медведицу, Кассиопею, Близнецов, Андромеду, яркие звезды: Вегу, Полярную звезду, Сириус, Бетельгейзе, Спику, Антарес, Альтаир. Но больше всего он любил отслеживать, как со временем меняется видимое положение ярких планет: Марса, Юпитера, Венеры.
Это занятие действовало на Зимин успокаивающе. Он даже завел специальную тетрадку, куда записывал самые интересные наблюдения. Оказалось, что даже знакомые звезды выглядят каждый раз по-новому. И он догадался почему. Атмосфера, все дело в чистоте атмосферы.
Иногда ему везло, и Зимин наблюдал, как между звезд перемещаются объекты - метеориты или искусственные спутники. Различать их было трудно, но он научился.
В тот вечер ему опять стало грустно, и он отправился на свой тайный наблюдательный пункт, когда еще было светло. Удобно устроился в кресле и стал думать. Прошло, как показалось, совсем немного времени, и стало быстро темнеть. Появилась первая звезда. Только это была не звезда, а планета Венера. Он записал в тетрадь: 1. Венера сегодня яркая.
Небо было чистое, без единого облачка. Зимин был доволен.
Неожиданно он услышал рядом тихий вежливый голос:
- Здравствуйте, Зимин.
Он вздрогнул. Оглянулся, тщетно вглядываясь, во тьму наступившей ночи, но человека, который вступил с ним в разговор, разглядеть не удалось. Оставалось одно - ждать, что произойдет дальше.
- Хорошо здесь ранней ночью! - неизвестный решил продолжить беседу.
- Мне нравится, - признался Зимин.
- Наверное, вам не хватает собеседника?
- Да я как-то, не особенно… Мне и без собеседника хорошо. Иногда так хочется побыть одному. Есть такие мысли, которые не следует делить с другими.
- Не сомневаюсь. Но мы с вами знаем, что это до поры до времени. Если мне не изменяет память, вы собираетесь стать писателем. Это так? А в этом деле без собеседников не обойдешься.
Зимину показалось, что можно рискнуть и подтвердить предположение незнакомца. Он кивнул, и сразу догадался, что совершил бессмысленное действие, поскольку в этой кромешной темноте его кивок нельзя было разглядеть.
- Да, я хочу стать писателем! - сказал он громко.
- Для этого нужно постараться!
- Понимаю. Что я должен сделать?
- Искренне сожалею, что не смогу быть полезным в вашем начинании.
- А зачем тогда спрашиваете? Собственно, что вам от меня надо, кто вы такой?
- Меня зовут Небов.
"Кто бы сомневался", - почему-то разозлился Зимин.
- Я догадался, - сказал он довольно грубо. - Знаете, а я ведь хотел с вами встретиться.
- Вот как.
- Я знаю, кто вы.
- Кто же я?
- Вы - человек из Усадьбы!
- Браво! Считайте, что экзамен вы сдали.
- Какой экзамен?
- Мы набираем людей для работы в Усадьбе. Вы нам подходите, Зимин. Сообразительный работник всегда в цене. Считайте, что вам повезло.
- Вам понадобились писатели?
- Нет - засмеялся Небов. - Скорее, разнорабочие.
- А почему вы решили, что я соглашусь?
- Да ладно. Неужели вам еще не надоело жить среди трущобников? Людей, у которых не хватает разума жить нормальной человеческой жизнью. Совсем не удивлюсь, если окажется, что подобное сообщество действует самым разлагающим образом даже на перспективного человека. Вот поэтому у вас и нет потребности в собеседниках.
- Не всем посчастливилось родиться среди умников. Во все времена и в любом обществе хватает дураков.
- Мы говорим о концентрации на квадратный метр.
- Вы хотите убедить меня в том, что в Усадьбе меньше глупцов? Неужели беседа с прилично одетым дурнем чем-то отличается от трепотни со "злюкой"?
- Умных людей в Усадьбе значительно больше, чем глупых, - заявил Небов. - Вам понравится общаться с образованными людьми. Отбор, знаете ли, приносит свои плоды.
- Я где-то читал, что литература должна заниматься реальной жизнью. Писать следует о том, что знаешь. Для меня это Трущобы. Какой мне смысл покидать обжитое место?
- А можно писать и о другом.
- О чем, например?