Они бросились к лестнице, ведущей на крышу. И как раз когда они взбирались по ступенькам, включилась тревожная сирена гражданской обороны. Черепашка и Змейка посмотрели друг на друга, не веря своей удаче.
- Монстры приближаются! - заорал Черепашка.
Он одолел остаток лестницы, прыгая через три ступеньки, а Змейка, запыхавшись, вползла за ним. Он подбежал к восточному краю крыши и навел бинокль на подножие Теремковых гор, откуда брали свое начало бесплодные земли. Но, к сожалению, вид загораживали многочисленные здания из коричневого картона.
Змейка, разинув рот, смотрела на небо. Над пустошью двигалось к западу огромное облако, искусно сделанное из куска серого войлока.
- Закрой пасть, - сказал Черепашка. - А то муха залетит.
- Ничего не имею против хорошей вкусной мухи, - усмехнувшись, ответила Змейка. Черепашка шутя заехал ей кулаком по шее. - Ой-ой-ой, как больно-то, - сказала она.
Черепашка протянул ей бинокль.
Змейка взглянула на запад, поверх беспокойного моря крыш, водонапорных башен и вентиляционных коробов. Потом поймала в фокус знакомые очертания центра города. Вот смотровая площадка Глотай-стейк-билдинг. Вот шпиль Крепдешинового собора. Вот три потока машин, выезжающих из города, сливаются в одну реку на Игольчатой эстакаде. Вот купол Мохерового стадиона. Вон развевается флаг на здании Пижамного музея. И все это медленно погружается в зеленоватые сумерки, пока сияющая чешуйка солнца у Змейки за спиной клонится к закату.
Черепашка вырвал у нее бинокль.
- Ну, где они? - сердито спросил он. - Я ничего не вижу.
Змейка снова посмотрела вверх. Прямо на ее глазах Потолок мира сбрасывал свою дневную одежду из выцветшего голубого шелка. Слегка собираясь по краям, голубая ткань сползала к западу, повинуясь невидимым рукам - твердым морщинистым рукам Прачки, живущей под Столешницей мира. И по мере того как Прачка стягивала дневные небеса, чтобы как следует отстирать их, взгляду открывалось ночное небо, усыпанное разноцветными блестками звезд. Змейку всегда поражало, как причудливо устроен мир. Просто потрясающе - особенно все эти живописные виды. Скажем, удивительный контраст между сиянием звезд и грязным желтым светом, который всю ночь напролет сочится из пор спящего города.
Внезапно асфальтово-серое брюхо сгустившихся туч пронзила оловянная вилка молнии. Откуда-то издалека раздался грохот невидимого барабана.
- Вон они! - вскричал Черепашка. - Вон собака и кошка, я вижу их!
Мутная дождевая пелена занавесила склоны горы, а на бесплодные земли легла облачная тень. Вместе с ней через равнину двинулись еще две огромные фигуры. Они были такими же массивными и медлительными, как тени облаков, но перемещались рывками, зигзагами, а порой описывали круги. Та, что побольше, преследовала меньшую.
Это был гончий пес, сшитый из хлопковой ткани в оранжево-белую клетку. От кончика носа до кончика хвоста он был такого же размера, как поезд подземки. Он ухмылялся на бегу. Его зубы, сделанные из обувных кнопок цвета слоновой кости, мерцали сквозь зеленоватый сумрак и морось дождя. Из его пасти свисали и колыхались на ветру серебристые ленты слюны. Длинный войлочный язык слизывал с чудовищной клетчатой морды последние ошметки алой ленты. Черные стеклянные глаза горели диким, голодным огнем. Он весь день гнался за кошкой. Ее алая кровь была восхитительной на вкус. Он не мог дождаться, когда отведает кошачьей плоти.
Полдела уже было сделано - пес сумел выгнать кошку на пустошь. Здесь, в бесплодных землях, он легко мог настичь ее. Теперь ему ничего не стоило одержать верх. Только бы она не успела добраться до картонного городка, населенного маленьким народцем. Ведь даже в карликовом городе слишком много укромных уголков, где может спрятаться кошка.
Лиловой в крапинку кошке удалось немного оторваться от погони. Ее перламутровые когти впивались в твердый грунт равнины, оставляя в нем глубокие следы. Она обернулась и почувствовала тошноту при виде рваной раны на задней лапе. Треугольный клок пестрого ситца был вырван из полотна и болтался на ниточке. Еще один такой укус - и она просто истечет лентами. Она тоскливо взвыла и побежала чуть-чуть быстрее. Но она была гораздо меньше собаки - размером всего лишь с грузовой автомобиль, - и не могла долго удерживать такой темп.
Когда пес догнал ее, она с шипением развернулась к нему и вцепилась когтями в его черный вельветовый нос. Из прорехи тут же полетел гусиный пух, который, словно метель, закружился вокруг. Взвизгнув, пес отпрянул, а потом с хмурым видом ощупал дыру у себя на носу.
- Какой ты красавчик, - сказала кошка.
Пес вскинул голову:
- Ну и пусть.
- Я думала, тебе понравится.
- Какая ты умная! - восхитился пес.
- Это верно, - ответила кошка.
- Ну так что… Давай?
- Чур ты первый.
- Думаю, я должен дать тебе фору.
- Может, и должен, - согласилась она.
И вот два чудища снова бешеным вихрем промчались по бесплодным землям. Кошка огромными прыжками неслась на запад, по направлению к городу. По всей восточной границе заводских окраин Плюшевого города шотландцы-дозорные в своих клетчатых сторожевых башнях нажали на красные аварийные кнопки, чтобы включить сирену тревоги. Сирены пронзительно завыли, словно призрачные плакальщицы-баньши. Из Глотай-стейк-билдинг вырвались лучи прожекторов, которые заплясали по равнине, бросая причудливые отблески на камни и заросли полыни.
Сестра Маккролл тщательно вымыла лапы и натянута стерильные перчатки из латекса. Она очень волновалась. Не каждый день приходилось ассистировать такому выдающемуся детскому хирургу, как доктор Ондатр. Да и сама но себе сегодняшняя операция тоже была явлением необычайным. Пациентка, новорожденная кенгуру, появилась на свет с двумя головами. Доктор Ондатр должен был попытаться исправить это, "не жертвуя жизнеспособностью". Иными словами, он собирался отрезать одну из голов малышки, и притом так, чтобы не убить ее. Хотя на самом деле убить тряпичную игрушку, даже детеныша, было довольно трудно. Такие мелочи, как легкие или почки, регенерировали в течение нескольких дней.
Эдна зашла в операционную - спиной вперед, чтобы не дотронуться перчатками до вращающихся створок двери. Она проверила подносы с инструментами и убедилась, что все на месте. Доктор Ондатр совещался с анестезиологом, доктором Устрицером. Хотя кондиционеры были включены, на лбу у доктора Ондатра уже появились бисеринки испарины. Он всегда ужасно потел. Эдна отмотала еще немного марли и нарезала ее на полоски.
В операционную ввезли каталку с новорожденной. Ей дали наркоз. Доктор Ондатр начал ампутацию с того, что сделал надрез на деформированной левой глотке маленькой пациентки. Кислородная маска еле слышно шипела. Ярко светили лампы.
- Как по-вашему, - спросил доктор Ондатр у сестры Фазанни - эта артерия шелковая или атласная? Я хочу, чтобы лигатура была такой же.
Сестра Фазанни наклонилась поближе.
- Похоже, она прорезинена.
- Радиация? - спросил доктор Устрицер.
- Кто знает, - сказал доктор Ондатр. - Здесь вообще никому не следовало бы рожать детей. А эти идиоты еще и надышались моющего раствора.
Да, это было бесспорно. Считалось, что дети попадают в Плюшевый город из мира вещей. Каждое утро за стенами больницы находили несколько новых игрушек в плетеных корзинах. Но с тех пор как гигантские монстры начали драться вблизи города, медики все чаще наблюдали такие необычные состояния, как беременность. Ходили слухи, что система водоснабжения уже заражена "радиацией монстров".
Малышка чувствовала себя прекрасно, но анатомия ее шеи, похоже, преподносила доктору Ондатру все новые сюрпризы.
- Отсос, - отрывисто бросал он сестре Фазанни. - Вот сюда… Теперь дайте… э… э… Нет, вот это. Сюда! И уберите с моих глаз эту бечевку для воздушного змея. А когда я прошу отсос, это значит, что мне, черт возьми, нужен именно отсос!
- Простите, доктор.
Медсестра делала все, что могла. Но чем дольше хирург отрезал и сшивал, тем больше тоненьких алых лент выплескивалось из белых хлопковых мускулов.
Сестра Маккролл быстрым движением вытерла пот со лба доктора Ондатра. Даже через ткань маски она почувствовала, как напряжены его сдвинутые брови. "Спасибо, сестра Маккролл", - сказал он. Он помнил, как ее зовут. Интересно, подумала Эдна, уж не нравлюсь ли я ему. Она вспомнила, как он украдкой поглядывал на ее грудь как-то раз, когда они вместе обедали в столовой.
Тем временем дела на столе шли все хуже. Малышка постепенно начинала выходить из наркоза, однако пробуждение грозило ей болевым шоком.
- Я ведь предупреждал вас, что нужно надеть маски на обе головы, - выговаривал хирург доктору Устрицеру. - Но нет, вам непременно надо было сделать по-своему.
Тем временем у медсестер возникли серьезные трудности с шейными зажимами. Пациентка теряла много лент.
Вдруг сестра Фазанни, взвизгнув от отвращения, отскочила от стола.
- В чем дело? - спросил доктор Ондатр. - Что еще стряслось?
Она ткнула указательным когтем в сторону пушистого бежевого брюшка кенгуренка.
- Там что-то ползает!
Теперь отскочил и доктор:
- У нее что, клопы? Это клопы?
Эдна наклонилась над малышкой, пристально глядя на нее через очки в проволочной оправе, и сказала:
- Это крошечные кенгуру.
Доктор Ондатр сдернул с лица маску.
- Что?!
У нее роды, - сказала Эдна. - Она рожает детенышей. Они ползут к ее сумке.
Доктор Ондатр изменился в лице, а его хвост начал судорожно подергиваться, стуча по плиткам пола.
- Новорожденный детеныш рожает других детенышей?
Эдна кивнула:
- Должно быть, это какая-то мутация.
И что прикажете с ними делать? - ворчливо спросила сестра Фазанни. - Они выглядят вполне жизнеспособными.
- С меня хватит! - вскричал доктор Ондатр.
Он сорвал с лап перчатки и, швырнув их на пол, выскочил из операционной. Доктор Устрицер посмотрел на медсестер. Медсестры смотрели на него.
Кто же доведет операцию до конца? - спросила сестра Фазанни.
- Ох, черт, - сказал анестезиолог. - Ладно, я сделаю. Тут любой мог бы справиться. Осталось ведь только зашить.
В эту минуту из динамика на стене раздался голос мисс Зебры: "Экстренный телефонный вызов для сестры Маккролл. Семнадцатая линия". Мисс Зебра работала телефонисткой на больничном коммутаторе.
- Я ненадолго, - сказала Эдна.
Сняв перчатки, она не спеша прошла по бледно-зеленому коридору к стене, на которой висел телефонный аппарат. Разумеется, звонил Тедди. Интересно, подумала она, что за неотложное дело он выдумал. Вероятно, кончилось пиво. Она сняла трубку.
- Тедди, ну зачем ты звонишь мне на работу? Мы ведь договаривались. Я приду тогда, когда приду. Ты слушаешь радио? По всему городу объявлена монстр-тревога. Народ стекается в подземные убежища. Так что просто возьми себя в руки, Тедди. Наш мир полон опасностей, и ты в нем не один.
Эдна нажала на рычаг. Она чувствовала спокойствие и уверенность. Главным образом, уверенность в том, что Тедди не преминет нынче же вечером выбить из нее всю эту дурь. Разумеется, так он и сделает. Это так же верно, как то, что за днем всегда следует ночь.
- Ты как? - замедлив шаг, спросила ее санитарка Флокс, которая несла по коридору охапку чистого белья.
- Жить буду, - ответила Эдна.
Т. Б. из последних сил взбирался по ступенькам станции метро "Полдничный проспект". В толпе игрушек, спешащих в монстроубежища, ему приходилось прокладывать себе путь против течения. Но Т. Б. не было никакого дела до гигантских монстров. Его волновало только одно: отдать Винсу портфель, прежде чем он свалится в обморок. Наконец он поднялся на улицу. Теперь до бара Винса было рукой подать - всего один квартал к северу от метро. Т. Б. пополз туда, оставляя на тротуаре длинный шлейф из алых лент.
Он промокнул носовым платком свою бородавчатую голову цвета лаванды и подсушил присоски на трех или четырех щупальцах. Проковылял мимо ломбарда, магазина грампластинок и булочной. Во всех окнах виднелись вывески: "Закрыто по случаю атаки монстров".
В баре ошивалась обычная для этого места сомнительная публика - сборище млекопитающих невысокого пошиба, дымящих папиросами и лакающих низкопробное пойло. У стойки бармена пили коктейли из виски с лимоном Джерри Ленивец и Эрни Коала. Рико Мангусто и Иветта Соболь сидели в отдельной кабинке, за столом, заваленным пепельницами, зубными протезами, а также бокалами и бутылками из-под виски. В зале для бильярда лениво катали шары два безработных оленя.
Т. Б. залез на табурет и привалился к барной стойке. Вязаная обезьянка Тереза подмигнула ему:
- Чего тебе налить, Т. Б.?
- Не сейчас, крошка мартышка. Я просто решил немножко расслабить ноги.
- Да уж, ног у тебя хватает.
- Мне надо потолковать с Винсом.
- Он там, у себя. Дорогу ты знаешь.
Дорогу он знал прекрасно.
Т. Б. прохромал через весь бар и пополз по коридору, мимо автомата с папиросами и двери в уборную. Гарри О Мул остановил его, чтобы обыскать. Гарри был личным телохранителем Малыша Винса. Он отбирал у Т. Б. его "дерринджер", но никогда даже не прикасался к портфелю.
В комнате Винса, как всегда, шла неспешная игра в покер, в которой сам он, как всегда, не принимал участия. Он бочком сидел за круглым столом, просматривая какие-то гроссбухи со своим бухгалтером, аистом Поки Марабу. За третьим столом в одиночестве коротала время, потягивая "буравчик", подружка Винса - кукла, которую все почему-то звали Цыпочкой (хотя она была вовсе не цыпленком, а куклой).
Цыпочка была настоящей красоткой. Ее волосы, огненно-красные, как пожарная машина, конечно, были крашеными, но смотрелись они шикарно. Одета она была в облегающее серебристо-голубое вечернее платье, туго натянутые чулки в сеточку и туфельки на шпильках.
При виде Т. Б. никто не выразил особенно бурной радости.
- Ты взял у китаезов товар? - сказал Винс. Вопросом это не было. Винс никогда не утруждал себя вопросами.
- Нет, - сказал Т. Б. - На этот раз какие-то проблемы.
- Какие именно?
Мистер Чо не сказал мне. Просто не взял денег и велел уходить. Кажется, деньги ему не понравились, и я тоже. Может, он решил, что они фальшивые. Я спрашивал его, но он ничего не объяснил.
Винс нахмурился.
- Так они не продали тебе товар? - прорычат он, оскалив мелкие острые зубы.
- Нет, сэр.
Т. Б. поставил портфель на стол, возле гроссбуха. "Дежа вю", - подумал он. Спасибо еще, что аист не щелкает счетами.
Винс пригладил свои бакенбарды и улыбнулся. Т. Б. никогда раньше не видел его улыбки, и это зрелище ему не слишком понравилось.
- Мне тоже не нужны эти деньги, - сказал Винс. - Будешь уходить, заберешь их с собой.
Голоса в комнате смолкли. Игра в покер прекратилась.
- Это же не мои деньги, Винс.
- Уже твои. Я ведь их тебе отдал. Делай с ними что хочешь. Съезди куда-нибудь, отдохни.
Казалось, Винс говорит серьезно. Черт возьми, да что же тут происходит? И не пора ли кому-нибудь растолковать Т. Б., в чем соль этой шутки?
- Но, Винс, это же твои деньги. Ты хочешь, чтобы я отнес их в банк, да?
- Нет, придурок. Я просто хочу, чтобы ты унес из моего бара свою поганую рожу. И не приносил ее обратно. Понял? Вали отсюда.
На Т. Б. было жалко смотреть, он в отчаянии заламывал щупальца. Пот градом тек по его лицу, сминая и склеивая ворсинки плюша.
- Не надо так, Винс. Я ничего тебе не сделал. Я никогда не мухлевал с твоими деньгами. Ни одной монетки даже кончиком присоски не тронул, не то что некоторые тут. Они твои, так что я оставлю их здесь, - сказал Т. Б. и направился было к двери.
Винс вытянул из кармана пальто большой черный пистолет. Тот, что стрелял не пистонами, а настоящими пулями. Игроки за покерным столом разом выпрямились и застыли.
- Возьми портфель с собой, - процедил Винс.
- Ты собираешься застрелить меня, если я их не возьму? Вообще-то мне не нравится, когда в меня стреляют. Но сегодня это уже один раз случилось. Возможно, ты что-то об этом слышал?
- Ты уволен, - сказал Винс. - Считай, что в портфеле твое выходное пособие.
При этих словах умники-подхалимы из его свиты угодливо захихикали. Ну и остряк же этот Оцелот; ему бы на радио выступать. Как отмочит что-нибудь, так только держись.
Т. Б. протянул одно из щупалец за портфелем, другим выхватил у О’Мула свой пистолет и похромал прочь по коридору. Проходя мимо уборной, он слышал, как потешается над ним камарилья Винса. Снова дежа вю. Он присел возле стойки. Тереза дружески подтолкнула его локтем:
- Выпьешь что-нибудь, морячок?
- Не могу, крошка мартышка. Надо бежать. Тот еще фокус, знаешь ли, если у тебя восемь ног. - Эта неуклюжая шутка подарила ему улыбку барменши. - Эй, Тереза, а можно мне оставить кое-что у тебя за стойкой?
(Полегче, Т. Б., непринужденнее. Как будто это только что пришло тебе в голову. Десяток яиц, пакет молока, пачку "Лаки страйк" - а еще, если не сложно, присмотрите-ка за моим портфелем.)
Вязаная обезьянка посмотрела на него так, словно ее ужалила змея. Т. Б. был жуликом, и кинуть человека было для него самым естественным делом на свете, но и ему редко когда приходилось выдерживать такой взгляд. Под этим взглядом он мигом почувствовал себя полным ничтожеством да что там, всего лишь маслянистой лужицей на полу бара.
- Нет, Т. Б., нельзя, - только и сказала она.
Он потащился к двери, волоча за собой портфель. Он был подонком. Он вел себя гнусно. Он вышел на улицу и пополз к северу - там, в паре кварталов по пути к Полдничному проспекту и Помпон-стрит, была неплохая забегаловка.
В дешевом ресторанчике, который местные завсегдатаи между собой называли просто "Кормушкой", Т. Б. занял кабинку в самом дальнем углу. Кроме него, единственным посетителем был кроманьонец в леопардовой шкуре, изучавший программу скачек. Свою дубинку он повесил на вешалку для пальто. Официантка, зеленый плюшевый дракон с выпирающими, как у кролика, зубами, брякнула на стол ламинированный листок. Не глядя в меню, Т. Б. сказал:
- Порцию чили и кружку черной бурды.
- Чили с подливкой?
- А как же. Подлецу подлей подливки.
Она повернулась и ушла, не записав заказ в блокнот. Да, мастерство не пропьешь.
Пока Т. Б. не спеша прихлебывал кофе в ожидании своего чили, зал понемногу заполнялся. К троглодиту присоединились две желтые акулы и очень знакомый маленький морской окунь. Т. Б. сразу узнал в нем бухгалтера из опиумного притона. Без сомнения, и окунь тоже узнал его.
Великолепно. Значит, теперь Бойцовая Рыбка сидит у него на хвосте. И им прекрасно известно, что лежит в портфеле. Но с какой стати Винс с ними спелся? Какие-то подковерные игры, тайные откупные? А почему из-за них решили убрать его, Т. Б.? Зачем Винсу понадобилась его смерть? Ведь зачем-то ему это нужно. Случайностей в таких делах не бывает.