Он глубоко вдохнул. Оказывается, у него до сих пор происходит спазм в груди от нервного напряжения всякий раз, когда он видит Анну: он подсознательно ожидает, что любой разговор с ней может навлечь на него неприятности.
Анна подошла ближе, словно ожидая, что он прикроет ее зонтиком. Дональд переложил зонтик в другую руку, предоставляя ей больше места. Моросящая влага стала капать на его открывшуюся руку. Дональд обвел взглядом стоянку, отчаянно высматривая Элен. Она уже должна была приехать.
- Ну и бардак тут будет, - заметила Анна.
- Скоро все рассосется.
Кто-то на сцене Северной Каролины проверил микрофон, тот протестующе взвизгнул.
- Посмотрим, - сказала Анна. Она закуталась в плащ, спасаясь от утреннего ветерка. - Элен будет?
- Да. Турман настоял. Ей тут не понравится, когда она увидит, сколько приехало людей. Она терпеть не может толпу. Да и грязь ее тоже не порадует.
Анна рассмеялась:
- Я бы не стала волноваться из-за того, в каком состоянии здесь все останется после съезда.
Дональд подумал о том, сколько грузовиков с опасными отходами сюда прибудет.
- И то верно, - согласился он.
Он снова посмотрел вниз на сцену Джорджии. Позднее она станет местом первого национального собрания делегатов, и в одной палатке соберутся самые важные люди. За сценой и среди исходящих дымком палаток-столовых единственным признаком подземного хранилища виднелась бетонная башенка с торчащими наверху щетинками антенн. Дональд подумал, сколько труда придется затратить на вывоз всех флагов и промокших украшений, прежде чем сюда наконец-то можно будет доставить первые отработанные топливные элементы.
- Как странно думать, что две тысячи человек из штата Теннесси сейчас топчутся поверх того, что мы спроектировали, - заметила Анна. Ее рука скользнула по руке Дональда. Тот остался совершенно неподвижен, гадая, было ли это случайностью. - Жаль, что ты увидел внутри так мало.
Дональда трясла мелкая дрожь - скорее от сильного желания сохранять спокойствие, чем из-за холодного и сырого утреннего ветра. Он никому не рассказывал, где они с Миком накануне побывали. Это стало их тайной. Возможно, он расскажет Элен, но больше никому.
- Просто безумие, что столько времени угроблено на сооружение того, чем никто и никогда не воспользуется, - сказал он.
Анна что-то буркнула, соглашаясь. Ее рука все еще касалась руки Дональда. Элен до сих пор не было видно. Дональда не покидала какая-то нелогичная убежденность, что он сумеет разглядеть ее в толпе. Обычно ему такое удавалось. Ему вспомнилась терраса отеля на Гавайях, где они останавливались во время медового месяца. Даже с такой высоты он угадывал ее фигуру, когда она рано утром ходила вдоль линии прибоя, собирая ракушки. Рядом могли прогуливаться сотни людей, и все же глаза безошибочно ее находили.
- Наверное, единственный способ уговорить людей построить такое - дать им хорошую страховку, - повторил Дональд слова сенатора. Но все же его не покидало ощущение какой-то неправильности.
- Люди хотят чувствовать себя в безопасности. Им хочется знать, что, если произойдет худшее, у них будет кто-то - или что-то - для подстраховки.
Анна снова прижалась к его руке. И точно не случайно. Дональд непроизвольно отпрянул и понял, что она тоже это заметила.
- Вообще-то я надеялся на экскурсию по одному из других бункеров, - сменил он тему. - Было бы интересно взглянуть, что придумали остальные команды. Но, очевидно, у меня нет нужного допуска.
Анна рассмеялась:
- Я тоже пыталась. Страшно хочется взглянуть на работу конкурентов. Но я могу понять такую скрытность. Здесь слишком много глаз.
Она еще раз прижалась к нему, не обращая внимания на то, что он отодвинулся.
- Ты разве этого не чувствуешь? - спросила она. - Как будто над этим местом висит огромный любопытный глаз? Можешь поставить что угодно на то, что даже при всех этих заборах и стенах весь мир сейчас следит за тем, что здесь происходит.
Дональд кивнул. Он понимал, что она говорит не о партийном съезде, а о том, как этот комплекс будет использоваться потом.
- Слушай, похоже, мне надо вернуться вниз.
Он проследил за ее взглядом и увидел поднимающегося на холм сенатора Турмана. От дождя его укрывал большой черный зонт, какими пользуются на полях для гольфа. Сенатор как никто другой выглядел невосприимчивым к раскисшей почве и грязи - подобно тому как он словно не замечал течение времени.
Анна сжала руку Дональда.
- Еще раз поздравляю. Было приятно работать с тобой над этим проектом.
- И я тебя тоже. Из нас получилась хорошая команда.
Она улыбнулась. Ему даже на секунду показалось, что она сейчас чмокнет его в щеку. В ту минуту это смотрелось бы естественно. Но момент наступил и пролетел. Анна вышла из-под защиты зонтика и направилась к сенатору.
Турман поднял зонт, поцеловал дочь в щеку и некоторое время смотрел, как она спускается по склону холма. Затем поднялся к Дональду.
Они молча постояли рядом. С их зонтиков с приглушенным стуком стекали дождевые капли.
- Сэр, - произнес наконец Дональд.
Рядом с сенатором он ощутил некое новое спокойствие. Последние две недели прошли для Дональда как в летнем лагере, где пребывание рядом с одними и теми же людьми почти круглые сутки рождало такие дружеские отношения и близость, с какими никогда не сравнятся чувства, возникающие при обычном знакомстве. Есть в принудительном ограничении свободы нечто такое, что сплачивает людей. Сильнее очевидных, физических связей.
- Проклятый дождь, - отозвался Турман.
- Нельзя контролировать все.
Сенатор хмыкнул, вроде бы не соглашаясь.
- Элен пока не приехала?
- Нет, сэр. - Дональд сунул руку в карман и нащупал телефон. - Скоро еще раз отправлю ей сообщение. Даже не знаю, дошли ли до нее мои эсэмэски - сеть совершенно перегружена. Но точно могу сказать, что еще никогда столько людей не собиралось в этой части округа.
- Что ж, сегодня будет беспрецедентный день. Подобного не было никогда.
- И в этом основная заслуга ваша, сэр. И не только в том, что комплекс построен, но и в том, что вы решили не участвовать в выборах. В нынешнем году страна могла бы стать вашей.
Сенатор рассмеялся:
- И не только в этом, Донни. Но я научился устремлять взгляд выше и дальше.
Дональд снова задрожал. Он не мог припомнить, когда сенатор в последний раз называл его Донни. Кажется, во время первой встречи в его офисе, более двух лет назад. Сенатор выглядел необычно напряженным.
- Когда приедет Элен, спустись в палатку штата и отыщи меня, хорошо?
Дональд вытащил телефон и взглянул на время.
- Вы ведь знаете, что через час я должен быть в палатке Теннесси?
- Планы изменились. Я хочу, чтобы ты оставался рядом с домом. Мик прикроет тебя там, а это значит, что ты нужен мне рядом.
- Вы уверены? У меня была назначена встреча с…
- Я в курсе. Так будет лучше, поверь. Я хочу, чтобы вы с Элен находились со мной возле сцены Джорджии. И, знаешь…
Сенатор повернулся к нему. Дональд оторвал взгляд от последних прибывших автобусов. Дождь слегка усилился.
- Ты внес в этот день гораздо больший вклад, чем тебе известно, - сказал Турман.
- Сэр?
- Сегодня мир изменится, Донни.
Дональд задумался, не пропустил ли сенатор очередные нанопроцедуры. Зрачки у него были чуть расширенными, а взгляд устремлен куда-то вдаль. Казалось, он постарел.
- Я не совсем понял…
- Поймешь. Да, и гость-сюрприз уже едет. Она окажется здесь с минуты на минуту. - Он улыбнулся. - Государственный гимн будут исполнять в полдень. Потом над нами пролетят самолеты сто сорок первой эскадрильи. И я хочу, чтобы ты был рядом, когда это будет происходить.
- Да, сэр, - сказал он, дрожа от холода.
Сенатор ушел. Повернувшись спиной к сцене, Дональд обшаривал взглядом последние автобусы и гадал, куда, черт побери, запропастилась Элен.
22
2110 год
Бункер № 1
Трой шагал вдоль линии криокапсул так, словно знал, что делает. Примерно так его рука сама коснулась в лифте кнопки, опустившей его на этот этаж. На панелях он видел вымышленные имена. Он откуда-то знал, что они вымышленные. Он вспомнил, как размышлял над своим именем. Оно как-то было связано с его женой, служило неким способом почтить ее. Или каким-то секретом и запретным намеком, чтобы он смог однажды его вспомнить.
Все это лежало в прошлом, глубоко в тумане, в забытом сне. Перед его сменой проводилась ориентация. Там были знакомые книги для чтения и перечитывания. Вот тогда он и выбрал себе имя.
Взрыв горечи на языке заставил его остановиться. Это был вкус растворяющейся таблетки. Он высунул язык и поскреб его ногтем, но там ничего не оказалось. Трой ощущал язвочки на деснах возле зубов, но не мог вспомнить, как они появились.
Он пошел дальше. Что-то было неправильно. Этим воспоминаниям не полагалось возвращаться. Он представил себя на каталке, как он вопит, как его привязывают и втыкают в него иглу. Но это был не он. Он держал ноги того человека.
Трой остановился возле одной из капсул и прочитал имя. Элен. Внутри у него все сжалось, захотелось принять лекарство. Он не желал вспоминать. То был секретный ингредиент: не хотеть вспоминать. Воспоминания и являлись тем, что ускользало, тем, что лекарства обвивали щупальцами и вытягивали на поверхность. Но сейчас некая малая его часть отчаянно стремилась знать. То было терзающее сомнение. Ощущение, что ты оставил в прошлом какую-то важную частицу себя. Желание утопить оставшуюся часть себя ради ответов.
Ладонь вытерла со стекла чуть скрипнувший иней. Он не узнал лежащую в капсуле женщину и перешел к следующей, обращаясь памятью к событиям, произошедшим до ориентации.
Ему вспомнились помещения, набитые плачущими людьми. Всхлипывающие взрослые мужчины. Таблетки, которыми их успокаивали. Жуткого вида облака на огромном экране. Женщин увели ради их безопасности. Как в спасательных шлюпках: женщины и дети садятся первыми.
Трой вспомнил. Это не было случайностью. Он вспомнил разговор, состоявшийся в иной, большой капсуле, в которой находился другой человек, разговор о приближающемся конце света, о необходимости отвоевать себе место, покончить со всем этим, пока оно не закончилось само.
Управляемый взрыв. Иногда взрывами гасят пожары.
Он вытер еще одно покрытое инеем стекло. На ресницах лежащей под ним женщины поблескивали кристаллики льда. Он ее не знал. Трой зашагал дальше, но воспоминания о тех событиях возвращались. В руке ощущалась легкая пульсирующая боль. Но судороги прошли.
Трой вспомнил катастрофу, но она была устроена для видимости. Реальная, незримая угроза витала в воздухе. Бомбы сбросили, чтобы заставить людей двигаться, напугать их, сделать их плачущими и ничего не помнящими. Люди хлынули вниз по склонам грунтовой чаши. Нет, не чаши - воронки. Кто-то объяснял, почему они были спасены. Он вспомнил белый туман, как он шагал сквозь белый туман. Смерть уже затаилась в них. Трой вспомнил металлический привкус во рту.
Иней на следующем стекле был уже потревожен: кто-то недавно его стер. Капельки растаявшего конденсата преломляли свет крохотными линзами. Трой протер стекло и понял, что произошло. Он увидел внутри женщину с золотисто-каштановыми волосами, до сих пор собранными на затылке в пучок. Это была не его жена. Это была женщина, которая хотела того. И хотела, чтобы и он сейчас лежал в такой же капсуле.
- Эй!
Трой обернулся на голос. К нему направлялся врач из ночной смены, лавируя между капсулами. Он шел за ним. Трой накрыл рукой болезненное пятнышко на руке. Он не хотел, чтобы его снова уложили. Они не смогут заставить его забыть.
- Сэр, вам нельзя здесь находиться.
Трой не ответил. Врач остановился в ногах капсулы. Внутри лежала женщина, которая не была его женой. Не была, но хотела ею быть.
- Почему бы вам не пройти со мной?
- Я предпочел бы остаться, - ответил Трой, испытывая необычайное спокойствие. Всю его внутреннюю боль смыло. Это оказалось даже сильнее, чем забывать. Он вспомнил все. Ему отрезали душу.
- Я не могу оставить вас здесь, сэр. Пройдемте со мной. Тут вы замерзнете.
Трой взглянул на ноги. Он забыл обуться. Он поджал пальцы ног… потом медленно распрямил их.
- Сэр? Пожалуйста.
Молодой врач указал на проход. К распахнутой двери хранилища подбежал высокий запыхавшийся охранник. Трой заметил, как врач махнул охраннику, чтобы тот отошел. Они старались не испугать его. Но они не знали, что его уже нельзя напугать.
- Вы уложите меня спать навсегда, - сказал Трой.
Это было нечто среднее между утверждением и вопросом. Осознание. Может, он стал таким же, как Хэл - как Карлтон, - и таблетки на него уже никогда не подействуют? Он взглянул в дальний конец хранилища, зная, что пустые капсулы находятся там. Вот там его и похоронят.
- Легко и просто, - подтвердил врач.
Он повел Троя к выходу. И он же забальзамирует его той жидкой небесной голубизной. Они шли молча, оставляя за спиной капсулы.
Охранник глубоко дышал, заполняя дверной проем, и его могучая грудная клетка натягивала ткань комбинезона. Скрипнули подошвы: к нему присоединился второй. Трой понял, что его смена закончилась. Оставалось две недели. Он почти справился.
Врач махнул охранникам, чтобы они отошли в сторону. Похоже, он решил, что они не понадобятся. Те, очевидно, считали иначе и встали по бокам от них. Троя повели по коридору. Его направляла надежда, а рядом шагал страх.
- Вы ведь все знаете? - спросил Трой врача и пристально вгляделся в его лицо. - Вы все помните.
Врач не стал поворачивать к нему голову, он просто кивнул.
Трою показалось, что его предали. Так было несправедливо.
- А почему вам разрешено помнить?
Трою хотелось знать, почему тем, кто выдает лекарство, нет нужды принимать его самим.
Врач завел Троя в свой офис. Там их уже ждал его помощник в пижамной рубашке, он подвешивал на стойку для внутривенных вливаний пластиковый мешочек с синей жидкостью.
- Некоторые из нас помнят, - ответил врач, - потому что мы знаем: то, что мы сделали, - хорошо. - Он нахмурился и помог Трою лечь на каталку. Судя по его виду, он был искренне озабочен состоянием Троя. - Мы здесь делаем хорошее дело, - продолжил он. - Мы спасаем мир, а не губим его. А таблетки действуют только на то, о чем мы сожалеем. Некоторые из нас ни о чем не сожалеют.
Охранники плотно перекрыли дверной проем. Помощник расстегнул комбинезон Троя. Тот лишь наблюдал за его действиями.
- Чтобы воздействовать на то, что мы знаем, понадобился бы препарат другого рода, - пояснил врач.
Он снял со стены дощечку с зажимом и вставил в него листок бланка. Затем вложил между пальцев Троя ручку.
Трой рассмеялся, подписывая распоряжение о замораживании себя.
- Тогда почему я? - спросил он. - Почему я здесь?
Ему всегда хотелось задать этот вопрос тому, кто мог знать ответ. До сих пор это были лишь несбыточные мечты, но теперь появился шанс на какой-то ответ.
Врач улыбнулся и взял дощечку. На вид ему было чуть меньше тридцати, и на смену он заступил всего недели две назад. Трою уже слегка перевалило за сорок. И все же этот врач обладал всей мудростью и знал все ответы.
- Хорошо, когда руководят такие люди, как вы, - вполне искренне ответил врач.
Дощечка вернулась на колышек. Один из охранников зевнул, прикрывая рот. Комбинезон Троя спустили до пояса. Ноготь с четким щелчком стукнул по игле.
- Я хотел бы над этим подумать, - сказал Трой.
Его окатила внезапная волна паники. Он знал, что происходящее должно завершиться, но желал лишь побыть несколько минут наедине со своими мыслями, насладиться краткими моментами осознания. Да, он хотел заснуть, но не прямо сейчас.
Охранники в дверях зашевелились, почуяв сомнения Троя, увидев страх в его глазах.
- Я сам хотел бы, чтобы имелся какой-нибудь другой способ, - грустно сказал врач.
Он опустил руку на плечо Троя, уложил его на каталку. Охранники приблизились.
Трой ощутил укол в руку - глубокий укус без предупреждения. Опустив взгляд, он увидел торчащую из вены иглу, через которую в него вводили синюю жидкость.
- Не хочу… - пробормотал он.
Ему прижали лодыжки и колени, на плечи навалилась тяжесть. Но гнет в груди появился по другой причине.
Горячая волна прокатилась по венам, немедленно сменившись оцепенением. Его не усыпляли. Его убивали. Трой понял это столь же внезапно и быстро, как и то, что его жена мертва, а другая женщина пыталась занять ее место. И сейчас он отправится в гроб навсегда. А груды земли, наваленные сверху, наконец-то послужат какой-то цели.
Перед глазами начала сгущаться тьма. Он смежил веки, попытался крикнуть, чтобы они остановились, но у него ничего не получилось. Ему хотелось лягаться и сопротивляться, но его удерживали не только руки. Он тонул.
Его последние мысли были о жене, но они ему почти не помогли: он погружался в мир снов.
"Она в Теннесси", - подумал он. Трой не знал, откуда или как он об этом узнал. Но она находилась там - и ждала его. Она уже была мертва, и рядом с ней имелось местечко как раз для него.
У Троя оставался всего один вопрос, одно имя, которое он надеялся нашарить и схватить, прежде чем утонуть во тьме. Частицу себя, чтобы унести ее с собой в эти глубины. Оно уже было на кончике языка, как горькая таблетка, настолько близко, что ощущался вкус…
Но потом он забыл.