Город жил слухами, сплетнями и историями, что передавались из уст в уста. Они приходили с новичками или рождались в трущобах. Среди всех слухов особое место, как всегда, отводилось военным. Поговаривали, будто они контролируют то ли хранилища национального резерва, то ли военные продовольственные склады; кто‑то уверял, что лично видел охраняемые танками поля и коровники за городом. Так или иначе, все сходились к одной мысли: у военных были самые большие, пожалуй, даже неисчерпаемые запасы всего – от еды и воды до горючего и одежды. Были и такие, что сомневались, ссылаясь на то, что сейчас нет веры словам. Но все же большинство верило – люди всегда верят в то, что им жизненно необходимо. Проверить же слухи было невозможно – из тех смельчаков, кто ушел к военным или даже просто за пределы Города, не вернулся ни один. Так что, если кто что и знал, то тайну эту уносил с собой.
Со временем поселения "внешнего мира" начали обрастать тайнами и загадками: иногда люди там бесследно пропадали десятками. Бывало и так, что ночью жители просто–напросто покидали опасную зону. Город постепенно уменьшался, а группировки заново делили между собой территорию и проливали кровь. Люди гибли и исчезали каждый день.
Не знаю, кто и когда это придумал, но идея, безусловно, оказалась очень правильной и получила всеобщее одобрение на одной из сходок. Так вот, было решено создать объединенные команды рабов и вооруженных огнестрельным оружием надзирателей. В команды входили представители всех правящих группировок, причем их было запрещено трогать абсолютно всем под страхом немедленной расправы. Эти группы занимались тем, что извлекали из‑под завалов останки людей или просто собирали трупы на улицах, затем свозили их в одно место на границе города, где после ряда процедур сжигали. Группы снабжались обыкновенными деревенскими телегами, с той лишь разницей, что приводились они в движение рабами. Естественно, группы же занимались "изыманием ценностей у мертвецов". Под эту категорию попадало все – от ручных часов и сохранившихся вещей до зубных коронок, мостов, колец и сережек. Витали слухи, что со свежих мертвецов снимают еще и мясо, а людей, уличенных в краже "изъятого материала" сжигают заживо вместе с останками. Вся добыча делилась поровну между группировками. военные не принимали участия в этой акции, но и не препятствовали перемещению "мясников", как их окрестили в народе.
Попасть одному туда, где проводили работы "мясники", было порой очень опасно, поэтому их старались обходить стороной. Эти команды никогда не работали ночью и очень редко забредали в отдаленные пограничные районы.
К слову, покинутые и пограничные районы все же не пустовали, точнее – пустовали не всегда. Иногда по ночам там были видны огни костров и слышались звуки выстрелов, говорившие о том, что есть еще на свете безумцы и храбрецы. Те места пользовались дурной славой, говорили, будто они населены призраками и чудовищами. Те отчаянные смельчаки, что рисковали пойти туда, исчезали безвозвратно. В конечном счете, их не осталось совсем.
Говорят, нет дыма без огня.
***
Хотя нам хотелось слушать и слушать Алекса, пришло время обработать его раны. Татьяна принесла кастрюлю с прокипяченными кусочками ткани и целебный отвар. Процедура была недолгой, но болезненной, после нее Алекс нуждался в отдыхе. Пока он приходил в себя, мы молча занимались работой по дому. Разговаривать не хотелось. Все мы были под впечатлением от рассказа.
Александр проснулся часа через четыре. Мы перекусили и продолжили беседу, удобно расположившись у камина, к которому я загодя натаскал побольше дров.
***
За редким исключением, людям приходилось жить в антисанитарных условиях. Грязная вода, горы мусора, нечистоты на улице, голод, соседство с разлагающейся плотью, паразитами и всевозможной живностью. Бывшая столица государства, находившегося в самом центре Европы, стала похожа на небольшой средневековый городишко. Постепенно начались эпидемии. Болезни со временем стали носить массовый характер. Скудное питание, ужасная грязь, отсутствие лекарств. И, сами понимаете, чем дальше, тем все становилось хуже и хуже.
Как‑то ночью я нашел умиравшего старика. Тот успел рассказать, что в серебрянке есть случаи то ли холеры, то ли дизентерии, а партизанский район – эпицентр туберкулеза. Оказалось, старик – бывший доктор, ходил от человека к человеку, пытался помочь, а его порезали. Думаю, искали таблетки. Нелюди…
Весной, если верить календарю, а не погоде, в Город пришла чума.
Повсюду бродили или лежали больные. Покрытые язвами, гниющие заживо, они являли собой ужасное зрелище. Сотнями умирали, на каждом углу просили помощи… Лечить их было нечем, да и некому. Это уже потом меня один зек бывший научил меня многим премудростям выживания – много позже. Я спасся тем, что закрылся в своем подвале, совсем не появлялся снаружи и таблетки глотал пачками.
Это бедствие было хуже любых войн и конфликтов, что вспыхивали тогда на каждом шагу. Это была кара Божья. Те, кто выжил тогда, поговаривали, что беду наслали ведьмы – вот до чего дошло. И снова начали убивать и расправы с каждым разом становились все более жестокими. Не смотрели на возраст, на пол. Не щадили ни женщин, ни детей, ни стариков. Стоило кому‑либо указать рукой на любого, назвав его колдуном, как толпа сразу же приходила в какое‑то безумие и буквально раздирала жертву на куски. Тела сжигали, и в конце концов в каждом квартале образовался маленький крематорий, работавший сутками. Как бы плохо людям ни было, они понимали, что очередной умерший от чумы – источник заразы, а значит зла. Общество без оглядки неслось в прошлое, даже не пытаясь остановиться.
Город стал ужасной безвыходной ловушкой. Казалось, все его жители либо больны, либо безумны. Люди пытались бежать, но никто не знает, удалось ли это хоть кому‑нибудь. Говорили, что военные выставили вооруженные патрули и уничтожают всех, кто пытается выйти из города. Это было похоже на правду.
Из четырех зон влияния осталось две: военные и пережившие чуму члены бывших банд, слившиеся в одну группировку. И, хотя чума проредила ряды и тех и других, военным досталось меньше – видимо, лекарства у них все же водились. Однажды пролетел слух, что военные захватили власть в свои руки, но полной уверенности не было – ведь банды никуда не делись. Простых людей практически не осталось. Лишь иногда ночью можно было увидеть, как отшельники, будто призраки, бродили по успевшим порасти травой руинам в поисках хоть какой‑нибудь добычи, пополняя ей свой небогатый скарб, который находился тут же, при них, во всевозможных сумках, рюкзаках и даже магазинных тележках.
***
- Ребята, простите, мне еще сложно собраться с мыслями, – Алекс извиняющимся взглядом посмотрел на нас. – Боль отвлекает, мысли немного путаются, поэтому могу повторяться.
- Ничего, – прошептал Мих.
Татьяна задумчиво гладила вернувшегося с улицы кота.
Мы сидели молча, глядя на языки пламени. Я не сразу понял, что Алекс снова заговорил, и "очнулся" уже внутри повествования.
***
… Люди все шли и шли в город. Вначале людской поток казался бесконечным и разношерстным, но затем практически пересох. Через несколько месяцев в город вообще добирались лишь считанные единицы. Они были либо везунчиками, либо серьезными бойцами, прошедшими сквозь ад, либо просто сумасшедшими – их число неуклонно росло. Остальные, видимо, либо пропадали в пути, либо считали нужным держаться от этого места подальше. Впрочем, это всего лишь мои догадки.
Психи – тогда я воспринимал их только так –рассказывали о странных вещах, о непонятных и необъяснимых местах. Аномальные зоны, параллельные миры, бесчисленные переходы между измерениями – будто в фантастических книгах. И как доказывали свою правоту! Только ради того, чтоб их послушать, стоило посетить очередную сходку – теперь туда раз в неделю стягивались почти все оставшиеся в живых, кроме бандитов и военных. И те и другие давным–давно перестали обращать на нас внимание, лишь изредка устраивали налеты и массовые обыски для выявления кротов.
Рассказывали и о существах, в основном о паразитах, будто подчинявших себе людей и делавших из них зомби. Что паразиты эти – лишь малая часть той армии созданий, что населяет сейчас территории за городом. Если говорили не о паразитах – то о непонятных тварях, обитающих под землей, о существах из ночных кошмаров, о плотоядных монстрах и мутантах, о видоизменяющихся разумных созданиях, падких до человеческой крови и мяса. Много было разговоров о смещении времени, о том, что земля перевоплотилась и что сейчас все по–другому, что рельеф местности, погода и поведение животных полностью изменились. Шептались о пустыни, наступающей со стороны России, о гигантских болотах, в которые превратилась территория Украины. И если бы я не был тогда в самом начале на Браславах, то не поверил бы ни единому их слову.
Ни разу не нашелся ни один смельчак, который бы согласился отправиться проверять те истории – все знали, каким будет результат.
***
Раны Алекса снова разболелись, и ему пришлось в очередной раз прерваться, чтобы перевести дух. Я предложил перенести нашу беседу, точнее, его монолог, на завтра, но в ответ он лишь молча покачал головой.
После перевязки мы уселись у огня, в ожидании продолжения его истории.
Смеркалось.
***
Когда жизнь начала приобретать обыденность и спокойствие, я нашел полуживого парнишку лет десяти. Он был избит почти до смерти своими же сверстниками, которые при виде меня тотчас разбежались. Опоздай я на минуту – одним детским трупом в этом злачном месте стало бы больше. Не скажу, что я почувствовал в момент, когда нащупал у мальчонки слабый пульс. Жалость? Сострадание? Сочувствие? Скорее, это было смешанное чувство, ведь когда‑то у меня самого был вот такой же сын. Взял его к себе, выходил, откормил.
Парень оказался очень понятливым, но уж каким‑то не по годам взрослым, молчаливым – ни слова не скажет, как ни пытался разговорить. Но все на лету схватывал, с полуслова. Я его начал учить тому, что знал сам. В общем, осмотрелся пацан, освоился, потихоньку по дому начал помогать. У меня от него никаких секретов не было. Жили, как отец с сыном, разве что только условия были тяжелые и мир жестоким. Но я всегда ему говорил, мол, терпи, тренируй волю и тело, будь сильным, прорвемся, и все у нас будет с тобой хорошо.
Через месяц он исчез, а я нутром почуял неладное – собрался быстро и решил переждать в укромном месте. Ни разу еще меня мой инстинкт самосохранения не подводил, помог он мне и тогда.
В те времена очередной пик охоты за кротами пошел – то ли у бандитов с едой туго стало, то ли еще что‑то случилось, но ловили нас и днем и ночью, завалы цепью прочесывали. Но я к тому моменту оказался подготовленным – и в маскировке неплохо разбирался, и в искусстве отрываться от погони натаскал себя. Да и голыми руками со мной не так уж легко справиться – и оружие и силы были. Мимо моей норы все время проходили, а меня выследить никому из ищеек так и не удалось.
Вот и в этот раз почти успел уйти, но хлопчик проворнее, чем я думал, оказался, головорезов очень быстро привел. Хорошо, что я автомат, купленный за тушенку, сообразил с собой взять, и все патроны к нему. Кое‑как отбился. Конечно, задело немного, но, как видите, выжил в той заварушке. А вот Юрка – так его звали – под очередь своих же и попал. Погиб сразу, наверное, даже и не понял, что случилось. Как мне больно от предательства было! Получается, из‑за человечности да доброты своей дом обжитой потерял. Уходить пришлось с боем. А как закончилось все, и я понял, что нахожусь в пограничной зоне, аж коленки затряслись – все россказни вмиг вспомнил, от страха еле шел.
Назад дороги не было, а вечер был все ближе. Думалось только о том, как дожить до утра. Примерно через час посчастливилось найти укромное место – небольшую комнатушку с одной только уцелевшей дверью, без потолка и окон. На втором этаже полуразрушенной хрущевки, как говорится, то, что доктор прописал.
Как сейчас помню – руки занемели, так сильно автомат сжимал. Дров сразу наносил. Их там полно было – косяки дверные, рамы оконные, остатки мебели. Ловушек несколько поставил, нагромоздил кучу всякого хлама, чтобы нельзя было бесшумно к двери подобраться, да еще и подпер ее тяжеленым шкафом, что там в гордом одиночестве стоял.
До самого рассвета глаз не сомкнул – вокруг шорохи, хруст непонятный, даже шаги слышались. Молодым бы легче ночевку перенес, но теперь нервишки ой как пошаливали. Так и просидел всю ночь у огня в обнимку с калашом.
Мне цыганка как‑то нагадала, что я очень загадочный человек и умру нескоро, а вот век мой будет тяжелым, полным приключений и радости, но и горьких потерь. Лучше бы она тогда меня обманула или на деньги развела. Так нет же, ни копейки не взяла, сказала, грешно с меня деньги брать. Я часто размышлял над ее словами, может, все несчастья на свою голову и притянул.
Утро в тот день выдалось холодным и мокрым, стоял густой туман. Нет погоды лучше для того, чтобы оторваться от погони или потеряться в трех соснах. Мой внутренний голос говорил, что меня будут искать, ведь без Юры им не найти мое убежище, а мальчонка наверняка приврал или что‑то добавил от себя.
У меня был компас. Я примерно знал, где находился, в какой стороне город, а в какую мне предстояло отправиться. Я надеялся пересидеть неделю–другую за городом, пока все не уляжется, вернуться к себе и продолжить жизнь в своей норе. Но нельзя же все время чего‑то опасаться, ждать, когда за тобой придут, думать, что с тобой сделают.
Перепаковав свой рюкзак, я отправился в никуда…
***
На улице давно стемнело, и комната была освещена бликами пламени, игравшего в камине. Очередная доска, брошенная Михаилом, немного сбила огонь, вызвав яркий сноп искр.
- Осторожней, – попросила Таня, – можно же подойти и аккуратно положить.
Миша послушно встал, подошел к камину и положил еще несколько досок.
- По кофе? – я вопросительно посмотрел на Таню.
- Делай, – хмыкнула она в ответ, и мне ничего не оставалось, как встать и отправиться с чайником на улицу.
На загадочном черно–синем небе одна за другой вспыхивали бесконечной красоты яркие звезды.
***
Я уходил все дальше и дальше в туман, казавшийся мне живым. Иногда он доходил мне до пояса, иногда нависал громадной волной, чтобы со следующим порывом ветра обрушиться на меня всей своей молочно–дымчатой массой. Мне все время казалось, что за мной следят, и я все ускорял шаг, сжимая в руках автомат. Пошел дождь, но моя охотничья куртка с капюшоном часто спасала меня и от более серьезных напастей. К полудню я вышел за город и тотчас натолкнулся на ужасное место. Это был периметр из кольев и столбов. Колья были увенчаны черепами, столбы же представляли собой нечто похожее на виселицы, только тела были обезглавлены и подвешены кто за ребра, кто за руки или ноги. Своеобразное предупреждение тем, кто попытается войти в город, а может, выйти из него. Конструкции стояли нечасто, в произвольном порядке. Вокруг валялись человеческие кости.
Туман тянул меня все дальше и дальше от города… Я понял, что уже никогда не смогу вернуться.
Однажды, много позже, я встретил выжившего. Он чудом смог уйти из Города и поведал мне, что военные в конце концов получили абсолютную власть. И постепенно, квартал за кварталом, очистили улицы от каннибалов, уцелевших бандитов, да и вообще от всех живых. Видимо, у них был свой план. Все бы хорошо, но они оставили и рабство, и публичные казни, оставили пытки и издевательства, но теперь все это стало узаконенным. Впрочем, такого понятия, как закон в этой стране не существовало еще задолго да катастрофы.
Всех, кого не уничтожили отряды зачистки, собрали в одно место. Людей разбили сначала по полу, затем по возрастным группам. После осмотра врачами некоторых забрали с собой, некоторых расстреляли на месте, остальных отпустили, переписав поголовно и выдав личные номера. Всех оставшихся обязали раз в неделю появляться на территории бывшего рынка для пересчета и проверки.
По словам того человека, людей осталось около двух тысяч. Мне стало не по себе – ведь некогда население достигало почти двух миллионов.
Затем были скитания. Долгие и трудные. Многие судьбы переплетались с моей, много дорог пройдено, обуви изношено. Приходилось побывать и в "переходах" и в параллельных мирах, приходилось не раз отстреливаться от обезумевших людей, страдавших от паразитов, сражаться с непонятными созданиями, дикими зверями и всякой мерзостью.
Как ценишь каждый патрон, и как судорожно палец нажимает на спусковой крючок, когда тебя пытается окружить свора голодных собак, нельзя передать словами – надо пережить, чтобы в тебе память предков проснулась…
Однажды я встретил старика, указавшего мне путь в далекое поселение. Оно было окружено лесом, спрятано за рекой и болотами – там людям не просто удалось выжить и дать отпор всяким тварям, но еще и начать развиваться, начать отвоевывать у нового мира территории, готовясь к какой‑то непонятной мне миссии. Я узнал, что они общаются с такими же, как и сами, что регулярно выкупают у рабовладельцев людей, и их боятся даже военные. Много чего узнал, много с кем познакомился…
К военным, к слову, попал по дурости своей: много болтал с незнакомцами, с пришлыми людьми, рассказал по пьяному делу, что я бывший крот, вот меня и еще двоих выманили в лес и скрутили. Ну а дальше… Дальше была погоня, тяжелая дорога обратно, несколько стычек… Все остальное вы знаете… Последняя встреча с тварями закончилась очень плохо… Они перестали бояться огня… И просто выпотрошили всех. Мне чудом удалось выжить. Но поверьте, красные глаза в темноте я никогда не забуду. Мне бы мой автомат… А эти… Только один и успел, что в нас с товарищем пострелять, да пару пуль в живность выпустить. Эти чертовы дилетанты…
***
- Меня будут искать. Наверняка, первый отряд дошел нормально. Они двигались с грузом сразу же в город, по прямой. Немного помолчав, Алекс добавил: "И не потому, что все их пленные были кротами, а потому, что второй группой командовал сын командира одного из крупных подразделений…"
В воздухе повисла тяжелая пауза. В висках застучало.
- У нас примерно месяц, чтобы убраться отсюда, – Алекс вздохнул. – Мы не зашли еще в два места за новыми рекрутами. Нашему "командору" скорее хотелось вернуться в постель к своим молодым рабыням.
- Можете мне не верить, но я докажу, что не вру, – Александр указал на меня пальцем. – Он уже был там. Не так давно. Ты ведь помнишь Лису? – он обращался уже ко мне, – такая бойкая девчонка. Вы еще вместе выбирались из взорвавшегося бункера. Вспомни, кто подал тебе руку, когда ты прыгнул вперед!
Я пошатнулся. Меня затошнило. Перед глазами, носились отрывки из бреда. Я вспомнил все.
Татьяна и Мих уставились на меня, но я лишь утвердительно кивнул и, взяв со стола пакет с табаком и кусок газеты, молча вышел во двор. Руку тогда мне протягивал Алекс. Но это было просто невозможно!
На загадочном светлеющем небе одна за другой угасали бесконечной красоты яркие звезды.