Доктор Грин протянул Дэнни еще одну сигарету. И сам закурил, изучая пациентку сквозь голубой дымок. Дэнни размышляла, так ли сильно ему хочется выпить, как ей самой.
- Так как же вы отреагировали на эту информацию? - спросил он.
- Осталась невозмутимой, притворилась безразличной. Это было нетрудно. Большую часть времени я была укурена в хлам. Норма утверждала, что существует определенная степень горя, настолько абсолютная, чистейшая в своем трагизме, что она звенит на весь мир, находя отзвук от ада до небес. Живое, кровоточащее эхо. Ключ к своего рода чистилищу.
- Лагерштетт. - Доктор лизнул большой палец и пролистал бумаги в коричневой папке. - Как сланцы Берджесс-Шейл, смоляные ямы Да Бреа. Ваши друзья увлекались палеонтологией?
- "Лагерштетте" по-немецки - место упокоения, и я думаю, что она имела в виду именно это.
- Впечатляющий выбор мифа.
- Люди делают все, чтобы держаться. Наркотики, секс до самоуничтожения, религия - все что угодно. Наделяя именем необъяснимое, мы пытаемся овладеть им, с ним справиться.
- Верно.
- Норма вытащила этот странный зазубренный осколок камня из своей сумочки. Нет, не камня - окаменелой кости. Клык или длинный, нехороший скол ребра. Предположительно, человеческий. Я бы сказала - очень старый. Он напомнил мне окаменелых трилобитов, которыми я, бывало, играла. От осколка исходила аура глубокой древности, будто он пережил смену глубочайших геологических эпох. Норме его дала Лесли, а Лесли - кто-то еще. Норма заявила, что понятия не имеет кто, хотя подозреваю, что она лгала. В ее глазах, определенно, было лукавство. Судя по всему, это что-то неосознанное. Она уколола палец об осколок и продемонстрировала капавшую на тарелку кровь. - Дэнни содрогнулась и сжала левую руку в кулак. - Сцена была абсолютно сюрреалистической. Норма сказала: "Скорбь - это кровь, Дэнни. А кровь - путь жизни, который приведет куда угодно. Кровь открывает дорогу". Она сказала, что, если я предложу себя лагерштетту, Верджил сможет прийти и забрать меня в дом снов. Но мне хотелось знать, что это действительно он, а не… подделка. А она спросила: "Неужели это важно?" У меня кожа покрылась мурашками, будто я просыпалась после долгого сна, и меня разбудило нечто ужасное, что-то такое, что мое первобытное "я", узнав, испугалось. Будто огня.
- Вы верите, что кость была человеческой?
- Не знаю. Норма настаивала, чтобы я приняла ее в подарок от них с Лесли. Мне совершенно не хотелось этого делать, но на ее лице было такое упорство!
- Откуда она? Кость, я имею в виду.
- Из лагерштетта.
- Ну разумеется. Так что же вы сделали?
Дэнни взглянула на свои руки - на правой белел зазубренный шрам, врезавшийся в самое мясо ладони, - и глубже, во тьму земли.
- То же, что и Лесли. Я позвала их.
- Вы позвали их. Верджила и Кита.
- Да. Я не собиралась проходить через это. Но я выпила, а в таком состоянии меня часто посещают нелепые мысли. И я совершаю несвойственные мне поступки.
- А… - Доктор Грин обдумал сказанное. - Когда вы сказали "позвала", что конкретно вы имели в виду?
Она пожала плечами и стряхнула пепел с сигареты. Хотя доктор был здесь в то утро, когда накладывали швы на рану, Дэнни хранила секрет ее происхождения с рвением, граничащим с патологией.
Она принесла зловещую кость домой. Однажды, оставшись одна, Дэнни выпила добрую половину бутылки "Мейкерз марк", а затем раскроила ладонь и вымазала кровью входную дверь. Провела вертикальную линию, отделявшую ее бытие от бездны, на штукатурке стены, в футе от кровати. Намалевала инициалы Верджила и Кита и послала в ночь короткую молитву. В маленький глиняный горшочек, принесенный с рынка, она покромсала свое удостоверение личности, кредитки (в основном уже не действующие), социальную карту, прядь своих волос и сожгла все это на сале агнца. А затем, в дыму и мраке, окончательно упилась вдрызг и немедленно отключилась.
Меррилл совершенно не обрадовалась. Дэнни истекла кровью, как пресловутая резаная свинья, промочив насквозь простыню и матрас. Меррилл решила, что подруга не справилась с очередным побегом сквозь Жемчужные врата. Она отвезла Дэнни в больницу, наложить швы, и познакомила ее с доктором Грином. Конечно же Дэнни не призналась в новой попытке самоубийства. И к тому же сомневалась, что признание в совершении темномагического ритуала как-то поможет делу. Она не сказала ничего, просто согласилась снова сходить на несколько сеансов к хорошему психотерапевту.
Доктор был приятным и обходительным, от него не исходило ни малейшей угрозы. Помощи она особо не ждала, но суть была не в этом. Важно было задобрить Меррилл, а Меррилл настаивала на этих визитах.
Когда они пришли домой, Меррилл конфисковала кость, ритуальный фетиш, и выбросила ее в мусорное ведро. А потом, как одержимая, пыталась оттереть пятно. В конце концов бросила и выкрасила всю комнату в голубой цвет.
Через пару дней после того самого, особенного, всплеска возбуждения Дэнни нашла кость в нижнем ящике комода среди носков. Она яростно светилась резким матовым блеском. Подобно обезьяньей лапке, она вернулась, и Дэнни это не удивило. Она завернула кость в шейный платок и заперла в шкатулке с драгоценностями, хранившейся у нее со времени окончания первого университета. И все минувшие месяцы Дэнни молчала о своей находке.
Наконец доктор Грин вздохнул:
- Тогда вы и начали видеть Верджила в лицах прохожих? Этих двойников?
Он закурил сигарету с безрадостно-сосредоточенным видом: так курит узник перед лицом расстрельной команды. По его лицу было ясно, что счетчик снова на нуле.
- Нет, не сразу. Тогда еще ничего не случилось, - ответила Дэнни. - Обычно сразу ничего не происходит.
- Ну да, я тоже так думаю. Расскажите мне о винограднике. Что там произошло?
- Я… я потерялась.
- Именно тогда все и началось? Фуга, а может, и другие вещи?
Лэнни стиснула зубы. Она подумала о слонах и кладбищах. При всей своей самоуверенности доктор Грин был прав. Через шесть недель после того, как Дэнни располосовала себе руку, они с Меррилл на целый день отправились на пляж - отдохнуть. Меррилл арендовала кабриолет и устроила пикник. Вышло очень мило - возможно, в первый раз после катастрофы Дэнни почувствовала себя человеком. В первый раз ей захотелось чего-то еще - не только запереться в квартире, врубив депрессивную музыку.
После обсуждения они выбрали Болтон-парк, очаровательный отрезок побережья, начинавшийся после Кингвуда. Местность была Дэнни незнакома, поэтому она купила на заправке брошюру с дорожной картой. В ней перечислялись все местные туристические достопримечательности. Эти края предпочитали серфингисты и любители наблюдать за птицами, но книжечка предупреждала об опасных течениях. Женщины, впрочем, не планировали купаться; они остановились около группы огромных валунов на северной оконечности пляжа - у подножия утеса, в котором были вырублены ступени, ведущие к роскошным виллам: летним обиталищам кинозвезд и преуспевающих рекламщиков. Сливки общества!
По пути домой Дэнни спросила, смогут ли они остановиться у Киркстоунских виноградников. Там находилась винная лавочка, только мельком упомянутая в путеводителе. Иллюстраций не было.
Они около часа нарезали круги, отыскивая нужное место: Киркстоун расположился в стороне от торной дороги - скромная деревушка. Там были сувенирный магазин, трактир и несколько старинных домов. Винодельня оказалась достаточно большой и по-сельски очаровательной. Она здесь главенствовала.
Дэнни считала, что местечко прелестно; Меррилл смертельно скучала и занялась тем, чем и всегда, когда теряла терпение, - принялась отчаянно флиртовать с одним из гидов. Очень скоро она исчезла, отправившись вместе с парнем на экскурсию. В его группе было двадцать или тридцать человек: прибывшие на автобусе пожилые люди и несколько парочек, делавших вид, что они в Европе. Потеряв Меррилл в толпе, Дэнни решила прогуляться в ожидании, пока ее подруга снова не всплывет на поверхность.
Наверное, ярдах в пятидесяти от ступеней винодельни, среди удлиняющихся теней кедровой рощи, ее поджидал Верджил. Самый первый из череды призраков. Он стоял слишком далеко, чтобы точно его опознать, и лицо казалось просто белой кляксой. Верджил помедлил и оглянулся на нее через плечо, прежде чем нырнуть в подлесок. Дэнни знала, что это невозможно, знала, что это безумие или даже хуже, но все-таки пошла за ним. Уходя все дальше от жилья, она наткнулась на разрушенную стену запущенного сада, скрытую под сенью ив и оплетенную жимолостью. Она прошла под внушительной мраморной аркой, настолько густо покрытой растительным соком, что та чернела подобно закопченной трубе. За ней была осевшая площадка с засорившимся фонтаном, украшенным херувимами и горгульями. Тут и там стояли каменные скамьи и высились груды щебенки, заросшие вьюнком и мхом. Вода запрудила сад, образовав огромные лужи, покрытые ряской и мусором; личинки комаров извивались под упавшими на воду листьями. Разбитые камни и окаменелый цемент горными кряжами вздымались среди грязи и слизи болотистой почвы, в окружении остатков кирпичной кладки.
Руку пронзила внезапная, слепящая вспышка боли. Дэнни зашипела сквозь стиснутые зубы. Свежесшитый розовый разрез - ее фрейдистский шрам - расступился, и кровь стала сочиться так обильно, что голова поплыла. Она оторвала полосу от рукава блузки и наспех сделала жгут.
Нахлынула мрачная, гнетущая тишина - буря молчания. Больше не жужжали пчелы, тени деревьев наливались красным и золотым по мере того, как слабел свет. Верджил вышел из-за обрушившихся камней, примерно в тридцати футах от нее.
Всеми фибрами души она знала, что это фальшивка, дубль, но знала также и то, что ничего ей не хочется сильнее, чем броситься в его объятия. До этого момента она еще не осознавала, насколько ей не хватает Верджила, насколько полным стало ее одиночество.
Взгляд упал на сверкающий каменный клин, торчавший из воды подобно зубу динозавра, и, по мере того как одни очертания проступали сквозь другие, пришло понимание, что это не сад. Это кладбище.
Верджил раскрыл объятия…
- Мне неприятно говорить об этом, - произнесла Дэнни. - Давайте дальше.
9 августа 2006 г.
По пятницам в "Карамельном яблочке" устраивали вечер караоке.
В золотые деньки прежней жизни у Дэнни был целый батальон друзей и коллег. С ними она посещала всевозможные академические приемы и коктейльные вечера, как того требовала принадлежность к известному университету Восточного побережья. И только очень редко она позволяла себе прошвырнуться по барам.
Сегодняшним вечером, отделенным от прежней жизни целым континентом и несколькими световыми годами, она потягивала чересчур крепкую "Маргариту", пока на сцене парочка пьяных женщин с начесом и потекшим макияжем продиралась сквозь минусовку старого хита Кенни Роджерса "Руби, не забирай любовь с собой". Крашенную в рыжий цвет секретаршу звали Шейла, а ее подружка-блондинка, Делорес, была вице-президентом по кадрам. Обе они работали в литературном журнале, где подвизалась и Меррилл, и отмечали этой попойкой свой второй и третий развод соответственно.
Дэнни не была пьяна, хотя то, что она мешала свои лекарства с алкоголем, сказалось на ней не лучшим образом: в носу стало пощипывать, а ее впечатлительность определенно давала нигилистический крен. И еще, кажется, у нее снова начались галлюцинации. Она отметила парочку похожих на Верджила типов среди вошедших, отхлебнув от своей третьей "Маргариты" - на данный момент это был рекорд. Собственно в дверях она ни одного из них не видела - субъекты просто возникли в толпе.
Один из таинственных незнакомцев сел среди счастливо щебечущих молоденьких яппи, на нем был свитер, как у Верджила, а еще муж точно так же причесывал волосы, если ему предстояло важное интервью или презентация. Но брови были не те, и улыбка была совершенно не похожа. Тип встретился с Дэнни глазами, и под его взглядом у нее по всему телу забегали мурашки - этот симулякр выглядел очень правдоподобно. Если бы не искусственный блеск в глазах и не отвратительная улыбка, он был бы тем самым человеком, на которого она дюжину лет смотрела за завтраком. Наконец он встал, покинул своих друзей и вышел в ночь. Кажется, ни один из юнцов не заметил его отсутствия.
Второй парень сидел в одиночестве в дальнем конце бара. Он был гораздо ближе к оригинальному образу. Тот же нос, тот же подбородок, даже небрежная манера складывать на коленях руки. Однако он был чересчур тощим, чтобы сойти за ее Верджила. Слишком крупные зубы, слишком длинные руки. Он бросил через всю комнату внимательный взгляд, слишком темные глаза выхватили из толпы ее лицо, она отвернулась, а когда через некоторое время снова посмотрела в ту сторону, он исчез.
Она попыталась проверить, заметила ли Меррилл эти воплощения Верджила. Меррилл беззаботно цедила свою "Корону" и флиртовала с парочкой типичных адвокатов за соседним столиком.
В одной компании с этими клерками находилась роскошная женщина, отрастившая длинные зубы, но пытавшаяся уравновесить этот недостаток таким количеством теней и помады, что ей вполне можно было отважиться на собственное ток-шоу. Эта женщина дулась и бросала на Меррилл уничтожающие взгляды.
Меррилл скромно улыбалась и касалась руки ближайшего клерка.
Хотя ее сердце трепыхалось, как у пойманной птицы, Дэнни, закурив сигарету, попыталась придать своему лицу безучастное выражение и краем глаза осмотреть помещение. Должна ли она утром рассказать обо всем доктору Грину? Вообще, бывает ли он в своем кабинете по выходным? И какого цвета будут новые пилюли?
Тем временем пришла пора позднего ужина, повалила толпа из театра, помещение бара оказалось переполненным. Температура немедленно подскочила на десяток градусов, и общий шум от нескольких дюжин разговоров заглушил все, кроме криков.
Меррилл сагитировала "адвокатов" (которые оказались страховым экспертом и дипломированным бухгалтером) Неда и Томаса и их разозленную соратницу Гленну (секретаря суда) присоединиться к их компании и перебраться в другую, предположительно, более тихую забегаловку.
Они тащились сквозь омытую неоном ночь - шумное, поредевшее стадо полузнакомцев со сцепленными руками, боявшихся не устоять на скользких от тумана дорожках. Дэнни обнаружила, что зажата между Тленной и Недомэкспертом. Нед обхватил ее талию - некрепко, но как собственник; его рука была скользкой от пота, багровые прыщи и алчное выражение хищника не прибавляли привлекательности его обвислому лицу. От рубашки так сильно несло виски, что, должно быть, ее окунали в этот напиток.
Меррилл протащила их по целой веренице баров, ночных клубов и круглосуточных бистро. Пока они толкались в сводчатой прихожей какого-то ирландского паба, кто-то вручил Дэнни пиво: она выпила его, как простую воду, толком не распробовав, и тут что-то случилось с ее ушами. Вечер быстро превратился в клубок хриплой музыки и дыма, отражавший флюоресцентный свет подобно черным от угля шахтерским лампам, и наконец прохладная влажная тьма была разбита вдребезги фарами и сернистым оранжевым сиянием разгневанных облаков.
Согласно своим бессистемным подсчетам, Дэнни мельком видела больше пятидесяти воплощений Верджила. Несколько в таверне, потом еще одного, по большей части прятавшегося в отдельных кабинетах, с холодной подозрительностью наблюдавшего за ней сквозь пивные кружки и стеклянные стопки; еще дюжина рассыпалась по бульвару бессчетными бродягами, чьи взгляды скользили вокруг, ни на чем не задерживаясь. Мимо проурчал городской автобус, полыхнули один за другим его плафоны, и все пассажиры в унисон повернули головы. Каждое прижатое к грязному стеклу лицо принадлежало ему. Их почти живые маски распухли и исказились от безутешной тоски.
Нед привел ее к себе домой, квартира находилась в здании бывшего склада в ряду таких же пакгаузов между гаванью и железнодорожными путями. Во время Второй мировой здание было превращено в завод по производству боеприпасов, а затем, в конце шестидесятых, перестроено под жилье. Дом так и остался черным и грязным, пыльные окна всасывали отблески слабых огней проплывающих лодок и случайных машин.
Они вызвали лязгающий грузовой лифт, чтобы подняться на самый верх, в "пентхаус", как Нед, смеясь, обозвал свою квартиру. Лифт оказался решетчатым ящиком, он обнажал все внутренности шахты и темных туннелей проплывающих этажей. На нем легко можно было бы поднять небольшой рояль. Дэнни прижалась щекой к вибрирующему металлу и крепко зажмурилась, чтобы справиться с головокружением, а также с пивом, которое хлюпало в желудке, как во фляжке.
Не страдавшая от избытка мебели квартира оставалась большей частью во мраке, даже после того как Нед включил напольную лампу и отправился за "резинками". Дэнни рухнула на краешек кушетки, урезав и без того неширокий ореол света, и сосредоточенно уставилась на свою белую, как слоновая кость, руку, вжавшуюся в черную кожу. Из бархатных динамиков вполголоса пел Нил Даймонд. Нед что-то сказал о своей коллекции записей, лед у него в ванночке слабо хрустнул, с резонансом камертона зазвенел бокал…
Рука Дэнни тряслась так, что могла бы расщепиться надвое. Сейчас ей было холодно в этой влажной и жаркой квартире, и ее бедра дрожали. Нед сунул Дэнни выпивку, положил руку ей на плечо, коснувшись воротника, и провел вдоль ключицы влажным кончиком пальца. Дэнни вздрогнула и плеснула себе в глотку джина, но Нед забрал у нее бокал и начал вылизывать ей ухо. Зубы звякали о жемчужную сережку-гвоздик, раскаленное дыхание отдавало тлеющим креозотом и керосином, а когда он потянул за завязки кофточки, Дэнни расплакалась. Нед навалился на нее сверху, его руки были заняты пряжкой ремня и брюками, и наконец те упали на туфли, спутав лодыжки. Он зажал в кулаке гриву ее волос и дернул вниз, прижав Дэнни лицом к своему паху. Подол его льняной рубашки упал ей на плечи, а сам он толкнулся ей в задыхающийся рот. Она начала давиться, сокрушенная терпким настоем пота, мочи и виски, зловонной влагой, его пьяной настойчивостью… Забилась в конвульсиях, руки, сотрясаемые эпилептическими спазмами, упали, и ее вырвало. Бедра Неда несколько секунд еще ритмично дергались, но тут наконец он осознал последние события, вскрикнул от испуга и отвращения и чуть не опрокинул кушетку, бросившись прочь от Дэнни и карамельного потока непереваренных коктейльных креветок и алкоголя.
Дэнни с усилием поднялась и побрела к выходу. Дверь была заперта, и она, давясь слезами, рванула цепочку и дернула засов. Сквозь тонкую перегородку и гром воды в ржавых трубах доносились проклятия Неда. Дэнни рывком распахнула дверь и тут же потерялась в похожем на пещеру холле, стены которого с безумной скоростью раздвигались. Дверной проем позади зиял, как отверстый зев пещеры, а окна были как дыры, как норы. И Дэнни покатилась вниз по лестнице.