А когда-то она была человеком. Господин Техник экспериментировал над Тарахтелкой, когда деталей было в избытке. Однажды на него снизошло вдохновение, и он лишил Тарахтелку ее человеческой плоти, оснастив ее взамен самоходным телом оригинальной конструкции. От прежней женщины остались череп, головной и костный мозг и нервная система позвоночника. Техник сохранил ей необходимые внутренние органы: бьющееся сердце, легкие, снабжающие кровь кислородом, пищеварительный тракт и так далее. Но остальное тело он удалил. Зачем нужны руки или ноги? Глаза и уши тоже ни к чему.
Все внутренности Тарахтелки были заключены в полированный стальной панцирь, ненамного длиннее ее позвоночника, который передвигался на нескольких намагниченных колесиках диаметром в пару дюймов. У нее было три пары "глаз" – светочувствительных элементов, установленных на вращающихся выдвижных антеннах, похожих на стебельчатые глаза хамелеона. Они обеспечивали, помимо обычного зрения, сканирование в инфракрасном и ультрафиолетовом спектрах. Аудиосенсоры Тарахтелки были куда чувствительнее человеческого уха, и улавливали звуки в широчайшем диапазоне. Манипуляторы, оснащенные механическими захватами, были установлены как по бокам стального панциря, так и сзади, и на "груди", позволяя Тарахтелке, не поворачиваясь, доставать любые близлежащие предметы.
Никому не известно, как Тарахтелка сбежала От Техника, но каким-то образом ей это удалось, затем она сумела добраться до грузового порта, где питалась тем, что находила на захваченных кораблях, и смазывала механические части ворованным со склада машинным маслом.
Некоторые ее механизмы уже начали ломаться. Ее колеса издавали громкий скрип. Речевой механизм постоянно заедал и заикался. Руки дрожали и дергались, когда она пыталась что-либо схватить. Но она выжила. Пусть и питаясь отбросами и скрываясь в темноте.
Она наполовину, если не больше, сошла с ума. Конечно же, она ненавидела трупокрадов. Но в ней кипела злоба и по отношению к их жертвам. Людишки, которых захватывали трупокрады, были слеплены из плоти, розового мяса – такого мягкого, непрочного и уязвимого. Не то что металлический панцирь и гидравлические манипуляторы Тарахтелки. Она была крепче мяса, быстрее мяса, во всех отношениях лучше мяса.
Хотя Тарахтелка и не завидовала слабости мясных созданий, она знала, что мягкотелые людишки обладали чем-то таким, чего она сама была лишена. Она не знала, чего именно, и эта ущербность причиняла ей острую боль и страдание. Она просто помнила, что Господин лишил ее этого, украл во время эксперимента.
– У… у… у-у-у… тебя есть то, что нужно? – Тарахтелка уставилась на Бэйли: инфракрасные датчики регистрировали тепло, исходящее от него, показывали, что он жив. – Я… я… я-я-я… разберу тебя, чтобы выяснить это. Совс-с-с-с-сем как Гос-с-с-с-сподин разобрал м-м-м-меня.
Однажды Тарахтелка уже поймала одного трупокрада, в одиночку забредшего в дальний угол порта, и разобрала его на запчасти, чтобы найти ту деталь, которой она была лишена. Хотя сам процесс оказался интересным и понравился Тарахтелке, поиск не дал результатов. Теперь ей не терпелось повторить эксперимент.
Глаза Тарахтелки поблескивали в скудном освещении. Все шесть были обращены на Бэйли. Она с грохотом подкатила к норбиту.
Бэйли шагнул назад, но вступил ногой в лужу вытекшей из полуразобранного корабля-разведчика смазки, и упал назад, больно ударившись спиной о приборную панель. Падая, он инстинктивно вытянул руку, и по счастливой случайности (уж чего-чего, а удачи ему было не занимать), включил какой-то рубильник. Оказалось, что это выключатель аварийного освещения, и тут же среди обломков вспыхнули золотистые неяркие огни.
Теперь Тарахтелку удалось рассмотреть получше. Она выглядела разбитой и скверно починенной. Ржавые металлические части торчали из живых тканей, покрытых мерзкой на вид слизью. От нее исходил ужасный смрад – смесь гниющей плоти и солярки. Тарахтелка поспешно покинула, освещенный участок палубы, а Бэйли тем временем выхватил парализатор и нацелил его на Тарахтелку.
– Ч-ч-что… что… что?! – проскрипела она.
Бэйли ответил, не дожидаясь, пока она выдавит из себя окончание вопроса:
– Это винтовка, которая сожжет всю твою электронику и обездвижит тебя.
– Не надо это делать. Это лишнее.
– Ты же говоришь, что собираешься разобрать меня, – сказал Бэйли. – А я не хочу, чтоб меня разодрали на куски.
Тарахтелка приблизилась к границе пятна света на полу, не сводя глаз с парализатора в руках норбита. Она в нерешительности остановилась, задумавшись над сказанными словами. Прошло так много времени с тех пор, как она разговаривала с кем-нибудь. Как странно было думать о том, что у мягкотелых мясных людишек есть какие-то желания и нужды.
– Ты не хочешь, чтобы тебя разбирали. В таком случае, чего же ты желаешь?
– Хочу поскорее убраться отсюда, сбежать от трупокрадов.
– Сбежать? – Эти слова оживили у Тарахтелки какие-то смутные воспоминания. Она вспомнила свой побег из лаборатории Техника, свое желание стать свободной. – Я… я… яяя… сбежала от Гос-сподина.
– В таком случае тебе понятно, почему мне нужно сбежать.
Да, Тарахтелка понимала Бэйли и симпатизировала ему, но еще больше завидовала ему. Этот мягкотелый вырвался из рук Техника в целости и сохранности, сохранив невредимым свое тело. У него были руки и ноги, а также та часть, которой она лишилась. Тарахтелка не сомневалась в этом. Это было несправедливо. Внимательно изучая норбита всеми шестью глазами, она напрягала свой помутненный от злобы и одиночества мозг, в надежде изобрести способ оставить этого Бэйли Белдона в порту, и найти у него то, что не давало ей покоя вот уже много лет.
– Иг-х-х-к-к-ры, – голос Тарахтелки прохрипел, словно у нее только что порвался динамик. – Т-т-ты люб-б-иш-ш-ш-шь иг-х-ры?
Не опуская винтовки, нацеленной на Тарахтелку, Бэйли кивнул. Он был согласен на все, лишь бы этой взбесившейся Тарахтелке расхотелось препарировать его.
– Ка… ка… какх-х-кие игры?
Бэйли задумался.
– Хайку, – ответил он наконец, вспомнив о "сестрах" и об играх, в которые он с ними играл на Станции Фарров.
– Это… это не игра, – запротестовала Тарахтелка.
– Да нет же, игра, – Бэйли на глазах становился смелее, – Я задаю вопрос, загадку, в форме хайку. Ты должна ответить. Если ты отвечаешь, то твоя очередь загадывать. Если ты не сможешь ответить, то должна будешь помочь мне выбраться отсюда, удрать от Техника.
– Если ты не сможешь ответить, то я разберу тебя, – Тарахтелка издала такой звук, будто по ступенькам прогрохотал медный таз. Должно быть, это она так рассмеялась. Она знала, что в любом случае разберет Бэйли. – Давай играть. Ты первым спрашиваешь.
Взволнованный и напуганный, Бэйли взмок от напряжения, придумывая загадку посложнее, но смог вспомнить только старую-престарую, которую помнил еще с детства.
Бесценный кристалл
Заплакал, пропал.
На старт! Я лечу вперед.
Мысль о побеге не давала Бэйли сосредоточиться на чем-либо другом. Ему казалось, что эта загадка слишком проста, любой пятилетний норбит за минуту разгадает ее, но Тарахтелка нервно загудела – для нее вопрос оказался сложным.
Тарахтелка перебрала в уме все драгоценные камни, которые могли бы использоваться в качестве ракетного топлива или ускорителя. Алмазы можно при желании сжечь, но с чего бы им плакать? К тому же она никогда не слышала о ракете, летающей на алмазах. Какие еще есть драгоценные кристаллы? Что вообще для людей может представлять ценность? Какой кристалл может плавиться и проливать слезы?
Затем она вспомнила, что время от времени ей необходима была вода, и она находила ее на некоторых кораблях в порту. Замерзшая вода, то есть лед – это драгоценный кристалл, если вам необходимо напиться. А еще она вспомнила, что когда-то давным-давно что-то слышала о паролетах норбитов.
– Лед тает, получается вода. Она кипит, испаряется. Вы летаете на ваших дурацких чайниках.
– Правда, – вынужден был согласиться Бэйли. – Твоя очередь. Но помни: загадка должна быть в форме хайку. Пять слогов, потом семь, и снова пять.
Тарахтелка какое-то время стояла молча, уставившись в разные стороны, хотя кругом была кромешная тьма, и, наконец, выдала:
Бесконечен мрак,
Вечен для тебя. Вход есть,
А выхода нет!
Последняя строчка, произнесенная холодным, безжизненным голосом Тарахтелки, злорадно намекала на бесславный для Бэйли финал, отчего у него побежали мурашки по спине. Все его мысли зациклились на одном: как выбраться отсюда. Его окружал мрак, это правда. Но мрак грузового порта не был бесконечен и вечен. Здесь можно зажечь свет. Если только прежде не погибнешь в этой темноте – эта мысль Бэйли не понравилась, и он постарался выбросить ее из головы.
Он подумал: а отчего становится темно? Черная краска потому темная, что она не отражает свет, а поглощает его. Что еще поглощает свет? Что поглощает свет и никогда его не отражает?
– Черная дыра! – догадался он. – Свет попадает в нее, но никогда оттуда не возвращается. Выхода нет! – окрыленный успехом, он решил озадачить это странное создание загадкой, которую, как ему казалось, она никогда не разгадает:
Четыре вместе,
Один врозь. У лемуров нет.
Схватываешь, а?
Когда Тарахтелка услышала эту хайку, она резко сжала свои механические клешни, отчего те стукнули. Как кастаньеты. Она не всегда была такой. Раньше у нее было теплое человеческое тело, из плоти и крови, а также нормальные руки.
– Ч-ч-четыре пальца вместе. И противостоящий большой, – ответила она. – Руки! – она одарила Бэйли улыбкой, сверкнув двумя рядами полированных зубов. – Моя очередь.
Ей уже начинала надоедать эта игра, ей хотелось поскорее победить и начать вскрытие:
Кровожадный ритм
Как барабанная дробь
Смолкнет – и умрешь!
От последнего слова Бэйли бросило в жар. Все его мысли свелись к похоронным процессиям, погребальным песням и музыке трансеров, которая губит людей, о военной музыке. Он был до смерти напуган, ведь эта чокнутая бессердечная тварь хотела разорвать его на куски. Холодная и бессердечная… Стоп!
– Сердце! – поспешно выкрикнул он, – Стучит всю жизнь, а остановится – и ты умрешь. Так вот.
Его сердце чуть из груди не выпрыгнуло от страха. Он не мог вспомнить ни одной загадки, не мог сочинить ни одной хайку.
– Спрашивай, – сказала Тарахтелка. – Твоя очередь. Ей надоело ждать. – Поторопись. Т-т-тебя уже п-п-пора разбирать.
Бэйли пробрала дрожь. Тому виной был не столько холодный воздух порта, сколько нездоровый пыл Тарахтелки. Он утратил способность.
– Одну минуточку, – сказал он. – Мне нужна всего одна минута.
– Ни… ни… никаких минуток, – Тарахтелка подкатилась поближе, нетерпеливо осматривая Бэйли всеми тремя парами своих глаз. – Спрашивай.
Нащупывая нужную мысль, Бэйли сунул руку в карман и наткнулся на металлический браслет.
– Что это? – спросил он вслух сам у себя.
– Это не хайку, – возразила Тарахтелка. Бэйли замер, сбитый с толку этим замечанием.
Раз он не мог придумать загадку, ему надо было переделать этот вопрос в хайку:
Если бы мне знать,
Что у меня в кармане,
Был бы счастлив я.
– Что… что… что у тебя в кармане? – возмутилась Тарахтелка. – Это не загадка.
– Это вопрос, – решительно ответил Бэйли, покрепче сжимая парализатор. – Это хайку.
Тарахтелка нервно защелкала манипуляторами. Она пыталась вспомнить те времена, когда у нее были карманы, а также припомнить, что в тех карманах находилось.
– Ты должна отвечать, – напомнил Бэйли, помахав перед ней парализатором. – Ты должна отвечать, или помогай мне выбраться отсюда.
– Эт-т-т-о нечес-с-с-тный вопрос.
Бэйли пожал плечами, ощутив некоторую неловкость и чувство вины. Тарахтелка была права. Нечестно задавать такие вопросы. Но других хайку в запасе у него не было, и он решил настаивать на своем.
– Ты должна отвечать.
– Т-т-три по… по… попытки, – Тарахтелка кое-что вспомнила о правилах игры, в которую она играла еще до того как попала к трупокрадам. – Ты обязан предоставить мне три попытки.
– Хорошо. Три попытки.
– Твои руки.
Бэйли как раз только что вытащил их из кармана.
– Нет, не руки.
Тарахтелка фыркнула от досады, издав звук, какой производит вгрызающаяся в доску циркулярная пила. Она подумала о тех вещах, что она носила с собой.
– Масленка.
– Нет, неправильно. Еще одна попытка.
Последовали охи-вздохи (в исполнении Тарахтелки – визги-свисты), и вот уже палец Бэйли заплясал на курке, готовый вот-вот нажать на него. Тарахтелка ездила туда-сюда вокруг Бэйли, то приближаясь, то удаляясь. Резкие движения выдавали ее нервозность.
– С-с-совсем ничего.
– А вот и неправильно, – Бэйли старался говорить уверенным голосом. – Ну ладно, давай, помогай мне выбраться отсюда.
Хотя у них и был такой уговор, Бэйли мало надеялся на то, что это бедное создание окажется честным и благородным. Он был готов к тому, что Тарахтелка вот-вот набросится на него.
– Помогу т-т-тебе, – Бэйли показалось, что ее голос искажен злобой. Он шагнул назад, в темноту, держа Тарахтелку под прицелом. – Я-а-а п-п-помогу тебе.
И Бэйли остался один. Он услышал, как Тарахтелка, скрипя колесами, укатила во тьму, и, наконец, облегченно выдохнул, подумав, что она оставила его в покое – не помогла ему, но и не напала. Бэйли такой исход понравился.
Но Тарахтелка поступила по-другому. Дело в том, что она не выжила бы в грузовом порту корабля трупокрадов, опираясь лишь на свои силы. Спрятанный в укромном месте, ее ждал маленький секрет – небольшая перекрученная полоска металла, браслет, который можно было надеть на руку. Один исследователь обнаружил его среди обломков корабля чужаков. Оказалось, что это артефакт Древних. Этот исследователь подарил артефакт своей дочери, дочь проиграла его в карты, а тот, кому он достался, отдал его пиратам в обмен на свою жизнь, и так браслет еще долго переходил из рук в руки.
Каким образом Древние использовали эту металлическую полоску? Тарахтелка не имела ни малейшего понятия. Никто этого не знал. Ее предназначение было безвозвратно забыто, навеки утрачено. Но даже в таком случае этот артефакт был очень ценной вещью.
Вот куда направилась Тарахтелка. Искать ленту Мебиуса, которая помогла ей выжить. Она надевала ее не так уж давно, когда совершала вылазку в жилые и складские помещения корабля в поисках еды и питья, и точно помнила, что после этого она спрятала браслет в обычном месте. В тот раз ей удалось стянуть бутылку спорынного виски буквально из-под носа у Капитана. Спиртное немного ослабило боли, которые вечно терзали ее, фантомные боли рук и ног, которых у нее давным-давно уже не было. Но выпивка помутила ей рассудок. Теперь в памяти у нее появились огромные провалы. Она никак не могла вспомнить, как вернулась обратно в порт. Может быть, она обронила ленту Мебиуса? Может быть, браслет соскользнул с ее манипулятора? Может быть, мягкотелый нашел его?
Пока Тарахтелка искала браслет, Бэйли решил, что она уже не вернется. Он спрыгнул с разведывательного корабля и направился к входному люку. Он шел мимо разбитого корпуса грузового судна, когда услышал у себя за спиной скрип колес Тарахтелки. Кормовой люк сухогруза был слегка приоткрыт. Бэйли поспешно нырнул в эту щель, с трудом протиснулся внутрь и замер в трюме.
– Он п-п-пропал, – донесся тихий мрачный голос Тарахтелки, и Бэйли вспомнил, что так же разговаривала Деталь. – М-м-мой любимый брас-с-слетик. – Все пропало, – продолжала она все тем же ровным, монотонным голосом.
Бэйли засунул руку в карман и надел браслет на руку. Вот что искала Тарахтелка! Потеря этого предмета лишила ее последней надежды.
Бэйли начали мучить сомнения: он впервые подумал о том, что раньше это несчастное создание скорее всего было одной из "сестер" Фарр, такой же, как Деталь, как Роза, как Джаз. Он потрогал браслет, удивившись, почему такая безделушка оказалась столь дорога Тарахтелке. Бэйли вспомнил, как странно эта лента подействовала на искавших его трупокрадов. Он слегка надавил на бегунок, а те вдруг запищали и ринулись прочь.
– Не… не… неужели этот мясной человек нашел его? – Тарахтелка неистово вертела глазами в разные стороны, пытаясь разглядеть Бэйли среди искореженных кораблей. – Не… не… неужели?
Она вытянула антенны в сторону входного люка.
– Он х-х-хотел убежать. Он пойдет в сторону выхода. Я т-т-тоже д-д-должна идти туда.
Бэйли не спускал глаз с Тарахтелки, которая принялась кататься туда-сюда по палубе, громко разговаривая сама с собой.
– Я-а-а… не могу идти туда, – сказала она, глядя на входной люк. – Э-э-то с-слиш-ш-шком опасно. Я должна в-в-вернуться об-б-братно. Туда, где они не с-с-смогут поймать м-м-меня.
Тарахтелка быстро покатилась вперед, но не по направлению к жилым помещениям, а в противоположную сторону, в лабиринт из обломков разбитых звездолетов. Бэйли высунул голову из люка, чтобы удостовериться, что на этот раз Тарахтелка действительно убралась прочь. После очередного ее резкого движения, испугавшись, что она заметила его, Бэйли резко дернул рукой, задев бегунок на браслете.
Гул корабельных двигателей превратился в низкий, утробный рев и понижался, пока не стал неслышимым, хотя Бэйли ощущал вибрацию, пронизывающую его тело. Тарахтелка, которая продолжала разговаривать сама с собой, стала басить, затем и вовсе умолкла. Потом она остановилась. Ну, не совсем остановилась, но ее движения стали настолько медленными, что их с трудом можно было заметить и понять, что она не замерла.
Бэйли недоумевающим взглядом следил за Тарахтелкой. Когда та замерла, он вернул бегунок на прежнее место. Снова стал слышен гул корабельных двигателей; Тарахтелка продолжила свой нескончаемый монолог. Она, продвигаясь все ближе к выходу, осматривала по пути все обломки кораблей. Вот она заглянула в трюм одного ржавого сухогруза, вот посмотрела под дюзы другого.
Бэйли снова нажал на бегунок, и вновь мир вокруг него замер. Осторожно, крадучись, держа свой парализатор наготове, Бэйли подошел к Тарахтелке. Остановившись в десяти метрах от нее, он увидел, что она продолжала двигаться: "клешни" на ее передних манипуляторах сжимались, а стебельчатые глаза вращались в разные стороны. Но все движения были настолько медленными, что Бэйли с трудом их замечал.
Бэйли несколько раз обошел вокруг Тарахтелки, затем вернулся в свое недавнее убежище – трюм грузовика. Убедившись, что Тарахтелка не видит его, Бэйли нажал на бегунок, вернув его на прежнее место. "Клешни" Тарахтелки сомкнулись с громким лязгом, а глаза бешено завертелись, отчаянно выискивая Бэйли среди груд мусора.