Но ведь где-то рядом в толпе двигались и настоящие носители голосов - издерганные, запуганные, злые, не отличимые от остальных, сами не подозревающие о своей страшной силе. Уткнувшись в газету, они читали о том, что вчера его превосходительство господин президент подписал контракт на постройку в стране первого реактора, способного производить сырье для термоядерных бомб.
Оставалось вглядываться в лица.
Никто не делился мнениями. Случайно встретившись взглядами, отворачивались или заслонялись газетой.
Над плечом каждого незримо стоял вежливый господин из контрразведки.
Многие, наверное, мысленно проклинали президента, мысленно спорили с ним, но как определить, кто из них носитель голоса? А что если… ВСЕ?
Мысль была нелепая, шальная; тем не менее контрразведчик побледнел и выронил газету.
СТРАХ и бумажный шорох вздымались над столицей невидимым облаком. Страх и бумажный шорох. Казалось, что вот сейчас нервное напряжение достигнет предела и город, серый город-паук с его министерствами и тайными канцеляриями, - разлетится в пыль!..
- ТЫ, ПРЕЗИДЕНТ ЧЕРТОВ! - раздался высокий от бешенства голос.
Его превосходительство господин президент подскочил в кресле и схватился за кнопку вызова личной охраны.
1983 г.
Государыня
ПО РОДУ СЛУЖБЫ ему часто приходилось вторгаться в мир чьих-либо грез и, причинив этому миру по возможности минимальный ущерб, приводить человека обратно - в реальную жизнь.
Проклятая, признаться, должность…
Вот и сейчас - ну что это за строение возвышалось перед ним? Храм не храм, дворец не дворец - нечто безумно вычурное и совершенно непригодное для жилья.
Он осторожно тронул костяшками пальцев металлическое кружево дверей, и все же стук получился громкий и грубый. Как всегда.
С минуту все было тихо. Потом из глубины дворца послышались быстрые легкие шаги, тревожный шорох шелка - и двери отворились. На пороге, придерживая створки кончиками пальцев, стояла синеглазая юная дама ошеломительной красоты.
- Фрейлина государыни, - мелодично произнесла она, с удивлением разглядывая незнакомца.
"С ума сошла! - обескураженно подумал он. - Да разве можно окружать себя такими фрейлинами!"
В двух словах он изложил причину своего появления.
- Государыня назначила вам встречу? - переспросила фрейлина. - Но кто вы?
- Государыня знает.
Синеглазая дама еще раз с сомнением оглядела его нездешний наряд. Незнакомец явно не внушал ей доверия.
- Хорошо, - решилась она наконец. - Я проведу вас.
И они двинулись лабиринтом сводчатых коридоров. Он шел, машинально отмечая, откуда что заимствовано. Таинственный сумрак, мерцание красных лампад… И хоть бы одна деталь из какого-нибудь фильма! Можно подумать, что государыня вообще не ходит в кино.
- А где у вас тут темницы? - невольно поинтересовался он.
- Темницы? - изумилась фрейлина. - Но в замке нет темниц!
- Ну одна-то по крайней мере должна быть, - понимающе усмехнулся он. - Я имею в виду ту темницу, где содержится некая женщина…
- Женщина? В темнице?
- Да, - небрежно подтвердил он. - Женщина. Ну такая, знаете, сварливая, без особых примет… Почти каждую фразу начинает словами "Интересное дело!.."
- Довольно вульгарная привычка, - сухо заметила фрейлина. - Думаю, государыня не потерпела бы таких выражений даже в темницах… если бы они, конечно, здесь были.
КОРИДОР УПЕРСЯ в бархатную портьеру. Плотный тяжкий занавес у входа…
- Подождите здесь, - попросила фрейлина и исчезла, всколыхнув складки бархата.
- Государыня! - услышал он ее мелодичный, слегка приглушенный портьерой голос. - Пришел некий чужестранец. У него странная одежда и странные манеры. Но он говорит, что вы назначили ему встречу.
Пауза. Так… Государыня почуяла опасность. Никаким чужестранцам она, конечно, сегодня встреч не назначала и теперь лихорадочно соображает, не вызвать ли стражу. Нет, не вызовет. Случая еще не было, чтобы кто-нибудь попробовал применить силу в такой ситуации.
- Проси, - послышалось наконец из-за портьеры, и ожидающий изумленно приподнял бровь. Голос был тих и слаб - как у больной, но, смолкнув, он как бы продолжал звучать - чаруя, завораживая…
- Государыня примет вас, - вернувшись, объявила фрейлина, и ему показалось вдруг, что говорит она манерно и нарочито звонко. Судя по смущенной улыбке, красавица и сама это чувствовала.
Поплутав в складках бархата, он вышел в зал с высоким стрельчатым сводом. Свет, проливаясь сквозь огромные витражи, окрашивал каменный пол в фантастические цвета. В тени у высокой колонны стоял резной деревянный трон - простой, как кресло.
Но вот вошедший поднял глаза к той, что сидела на троне, и остановился, опешив.
Все было неправильно в этом лице: и карие, небольшие, слишком близко посаженные глаза, и несколько скошенный назад подбородок, да и нос излишне длинноват…
Каким же образом все эти неправильные, некрасивые черты, слившись воедино, могли обернуться столь тонкой, неповторимой красотой?!
- Простите за вторжение, государыня, - справясь с собой, заговорил он, - но я за вами…
- Я поняла… - снова раздался этот странный глуховатый голос, после которого все остальные голоса кажутся просто фальшивыми.
- Вы выбрали крайне неудачное время для уединения… - Он чуть ли не оправдывался перед ней.
Не отвечая, государыня надменно и беспомощно смотрела куда-то в сторону.
- Мне, право, очень жаль, но…
- Послушайте! - яростным шепотом вдруг перебила она. - Ну какое вам всем дело!.. Даже здесь! Даже здесь от вас невозможно укрыться!.. Как вы вообще посмели прийти сюда!
И что-то изменилось в зале. Видимо, освещение. Многоцветные витражи побледнели, краски начали меркнуть.
- Ну что делать… - мягко ответил он. - Работа.
- Паршивая у вас работа! - бросила она в сердцах. Пришелец не обиделся. В мирах грез ему приходилось выслушивать и не такие оскорбления.
- Да, пожалуй, - спокойно согласился он. - Но, знаете, не всегда. Дня три назад, к примеру, я получил от своей работы истинное наслаждение - отконвоировал в реальность вашего замдиректора.
- Что?.. - Государыня была поражена. - Замдиректора?.. И какие же у него грезы?
- Жуткие, - со вздохом отозвался он. - Все счеты сведены, все противники стерты в порошок, а сам он уже не заместитель, а директор. Предел мечтаний…
- А вы еще и тактичны, оказывается, - враждебно заметила государыня. - Зачем вы мне все это рассказываете? Развлечь на дорожку?
Стрельчатые высокие окна померкли окончательно, в огромном холодном зале было пусто и сумрачно.
- Пора, государыня, - напомнил он. - Вы там нужны.
- Нужна… - с горечью повторила она. - Кому я там нужна!.. Если бы вы только знали, как вы не вовремя…
- Но вас там ищут, государыня. Похоже, что государыня испугалась.
- Как ищут? - быстро спросила она. - Почему? Ведь еще и пяти минут не прошло.
Он посмотрел на нее с любопытством.
- Вы всерьез полагаете, что отсутствуете не более пяти минут?
- А сколько?
- Два с половиной часа, - раздельно выговорил он, глядя ей в глаза.
- Ой! - Государыня взялась кончиками пальцев за побледневшие щеки. - И что… заметили?
- Ну конечно.
ПОРТЬЕРА ВСКОЛЫХНУЛАСЬ, и вошла синеглазая красавица фрейлина. Красавица? Да нет, теперь, пожалуй, он бы ее так назвать не рискнул. "В них жизни нет, всё куклы восковые…" - вспомнилось ему невольно.
- Государыня! К вам Фонтанель!
Стрельчатые окна вспыхнули, камни зала вновь озарились цветными бликами, и стоящий у трона человек закашлялся, чтобы не рассмеяться.
Стремительно вошедший Фонтанель был строен и пронзительно зеленоглаз. Немножко Сирано, немножко Дон Гуан, а в остальном, вне всякого сомнения, - какой-нибудь сорванец из переулка, где прошло детство и отрочество государыни. Придерживая у бедра широкую, похожую на меч шпагу, он взмахнул шляпой, одно перо на которой было срезано и, надо полагать, клинком.
- Я прошу извинить меня, Фонтанель, - явно волнуясь, начала государыня. - Поверьте, я огорчена, но… Срочное государственное дело…
Мастерски скрыв досаду, зеленоглазый бретер склонился в почтительном поклоне, но взгляд его, брошенный на пришельца, ничего хорошего не обещал. Цепкий взгляд, запоминающий. Чтобы, упаси боже, потом не ошибиться и не спутать с каким-нибудь ни в чем не повинным человеком.
- Это… лекарь, - поспешно пояснила государыня, и взор Фонтанеля смягчился. Теперь в нем сквозило сожаление. "Твое счастье, что лекарь, - отчетливо читалось в нем. - Будь ты дворянин…"
- ДА ВЫ ХОТЬ ЗНАЕТЕ, что такое "фонтанель"? - тихо и весело спросил пришелец, когда они вдвоем с государыней выбрались из зала.
- Не знаю и знать не хочу! - отрезала она. Лабиринт сводчатых переходов вновь натолкнул его на мысль о темнице, где должна была по идее томиться сварливая женщина без особых примет, однако от вопроса он решил тактично воздержаться.
Вскоре они пересекли ту неуловимую грань, за которой начинается реальность, и остановились в пустом прокуренном коридоре. Дверь отдела была прикрыта неплотно.
- Слышите? - шепнул он. - Это о вас…
- Интересное дело! - вещал за дверью раздраженный женский голос. - Мечтает она! Вот пускай дома бы и мечтала! Она тут, понимаешь, мечтает, а мне за нее ишачить?..
- Так а что ей еще остается, Зоя? - вмешался женский голос подобрее. - Страшненькая, замуж никто не берет…
- Интересное дело! Замуж! Пускай вон объявление в газету дает - дураков много… Интересное дело - страшненькая! Нет сейчас страшненьких! В джинсы влезла - вот и фигура. Очки фирменные нацепила - вот и морда… А то взяла манеру: сидит-сидит - и на тебе, нет ее!..
Государыня слушала все это, закусив губу.
- Знаете, - мягко сказал он, - а ведь в чем-то они правы. Если бы время, потраченное вами в мире грез, использовать в реальной жизни… Мне кажется, вы бы достигли желаемого.
- Чего? - хмуро спросила она. - Чего желаемого? Он вздохнул.
- Прошу вас, государыня, - сказал он и толкнул дверь кончиками пальцев.
В отделе стало тихо. Ни на кого не глядя, государыня прошла меж уткнувшимися в бумаги сотрудницами и села за свой стол.
С ГОРЬКИМ ЧУВСТВОМ выполненного долга он прикрыл дверь и двинулся прочь, размышляя о хрупких, беззащитных мирах грез, куда по роду службы ему приходилось столь грубо вторгаться.
Свернув к лестничной площадке, он услышал сзади два стремительных бряцающих шага, и чья-то крепкая рука рванула его за плечо. Полутемная лестничная клетка провернулась перед глазами, его бросило об стену спиной и затылком, а в следующий миг он понял, что в яремную ямку ему упирается острие широкой, похожей на меч шпаги.
- Вы с ума сошли!.. - вскричал было он, но осекся. Потому что если кто и сошел здесь с ума, так это он сам. На грязноватом кафеле площадки, чуть расставив ботфорты и откинув за плечо потертый бархат плаща, перед ним стоял Фонтанель.
- Как вы сюда попали?.. - От прикосновения отточенного клинка у него перехватило горло.
- Шел за вами. - Зеленоглазый пришелец из мира грез выговорил это с любезностью, от которой по спине бежали мурашки. - Сразу ты мне, лекарь, не понравился… А теперь, если тебе дорога твоя шкура, ты пойдешь и вернешься сюда с государыней!..
1988 г.
Каникулы и фотограф
1
ЗА "АСАХИ ПЕНТАКС" оставалось выплатить немногим больше сотни. Стоя над огромной кюветой, Мосин метал в проявитель листы фотобумаги. Руки его в рубиновом свете лабораторного фонаря казались окровавленными.
Тридцать копеек, шестьдесят копеек, девяносто, рубль двадцать…
На семи рублях пятидесяти копейках в дверь позвонили. Мосин не отреагировал. И только когда тяжелая деревянная крышка опустилась на кювету с фиксажем, скрыв от посторонних глаз левую продукцию, он распрямил натруженный позвоночник и пошел открывать.
- Мосин, тебе не стыдно? - с порога спросил инженер-конструктор Лихошерст.
Мосин хлопнул себя по лбу, но затем, спохватившись, переложил ладонь на сердце.
- Валера! - страстно сказал он. - Честное слово, фотографировал. Но, понимаешь, пленку перекосило.
- Голову оторву, - ласково пообещал Лихошерст. Мосин обиделся.
- Правда перекосило… - И, понизив голос, поинтересовался: - Тебе пеньюар нужен?
- Не ношу, - сухо ответил инженер. - И не заговаривай мне зубы. Завтра утром стенгазета должна быть на стенде!
Мосин открыл "дипломат" и достал оттуда фирменный целлофановый пакет.
- Розовый. Английский, - сообщил он с надеждой. - У твоей жены какой размер?
Лихошерст насмешливо разглядывал неширокую мосинскую грудь, обтянутую бледно-голубой тенниской, на которой жуткая акула старательно разевала пасть, готовясь заглотить безмятежную красавицу в темных очках.
- Растленный ты тип, Мосин. Наживаться за счет редактора стенгазеты - все равно что грабить вдов и сирот. Если не секрет, откуда у тебя пеньюар?
Мосин смутился и пробормотал что-то о родственнике, приехавшем из Караганды.
- В общем, работай, - не дослушав, сказал Лихошерст. - И чтобы после обеда фотографии были, а то утоплю в проявителе.
Мосин закрыл за ним дверь и с минуту неприязненно смотрел на фирменный пакет. В списке тех, кому он собирался сбыть пеньюар, Лихошерст стоял последним. Надо же - так промахнуться! Интуиция говорила, что с руками оторвут, а вот поди ж ты…
Мосин меланхолично перебросал снимки в промывку и - делать нечего - пошел выполнять задание. Нужно было сфотографировать двор НИИ, причем так, чтобы беспорядок у дверей склада сразу бросался в глаза.
Он отснял пару кадров с близкого расстояния, потом попробовал захватить широкоугольником весь двор. Для этого пришлось отойти к самой стене и даже влезть в заросли обломанной сирени.
Где-то неподалеку задорный молодой голос что-то лихо выкрикивал. Звук, казалось, шел прямо из середины куста.
Мосин раздвинул ветки и обнаружил в стене дыру. Кричали на той стороне. Он заглянул в пролом и увидел там босого юношу в розовой кружевной рубашонке до пупа и защитного цвета шортах, который, ахая и взвизгивая, рубил кривой старинной саблей головы репейникам. Делал он это самозабвенно, но неуклюже. Метрах в сорока высилась рощица серебристых шестов разной высоты и торчали какие-то многоногие штативы. Мосин ахнул.
ЗА СТЕНОЙ, ПО СОСЕДСТВУ С НИМ, РАБОТАЛА КИНОГРУППА! И, СУДЯ ПО ОБОРУДОВАНИЮ, ИНОСТРАННАЯ.
Парень с саблей явно не репетировал, а развлекался. Предположение оказалось верным: на рубаку раздраженно заорали. Тот обернулся на крик и с индейским воплем принял оборонительную позицию. Тогда к нему подбежал технический работник в серебристой куртке и отобрал саблю.
Мосин рассмеялся. Легкомысленный статист ему понравился.
К сожалению, досмотреть, чем кончится конфликт, было некогда. Мосин вернулся в лабораторию, проявил пленку и решил, что, пока она сушится, стоит побывать за стеной. Поправил перед зеркалом волосы и, зачем-то прихватив "дипломат", вышел.
Вынув несколько расшатанных кирпичей, он довел пролом до нужных размеров и пролез на ту сторону.
Киношники работали на обширном пустыре, зеленом и ухоженном, как футбольное поле. Везде было понатыкано разной зарубежной техники, а в центре, как бы для контраста, громоздилась мрачная замшелая изба, возле которой отсвечивала медью огромная старинная пушка художественного литья. Видимо, снимали что-то историческое. Между двумя арбузными горами ядер, нервно оглаживая раскидистые усы, вышагивал длинный иностранный киноактер.
Мосин не интересовался историей. Но даже ему стало ясно: что-то они здесь напутали.
Во-первых, на иностранце был фрак, на антрацитовых плечах которого горели алые эполеты с золотой бахромой. Под правый эполет был пропущен ремень вполне современной офицерской портупеи, на которой непринужденно болтался обыкновенный плотницкий топор. Черные облегающие брюки были вправлены в яловые сапоги гармошкой. Когда же киноактер снял кивер и солнце приветливо заиграло на его смуглом бритом черепе, Мосин окончательно разинул рот и начал подбираться поближе. "Комедию снимают", - догадался он.
Его хлопнули по плечу. Мосин вздрогнул и обнаружил, что стоит рядом с давешним статистом в розовой кружевной рубашонке.
- Денис Давыдов! - восхищенно поделился парень, кивнув в сторону актера. - А?!
Сказано это было без акцента, и Мосин заморгал. Неужели переводчик? Он в смятении покосился на рубашонку и заметил в пальцах у собеседника тонкую длинную сигарету с черным фильтром. Это уже был повод для знакомства, и Мосин выхватил зажигалку. Со второго щелчка она высунула неопрятный коптящий язычок. Парень вытаращил глаза.
- О-о, - потрясенно сказал он и робко потянулся к зажигалке, но тут же, отдернув руку, по-детски трогательно прикусил кончики пальцев.
Мосин смутился и погасил огонек. Киношник вел себя несолидно. Ему, видно, очень хотелось потрогать зажигалку. Может, издевается?
- На, посмотри, - неуверенно предложил Мосин.
Киношник бережно принял вещицу, положил большой палец на никелированную педальку и умоляюще взглянул на владельца.
- Йес… то есть си, - великодушно разрешил тот. Иностранец нажал и радостно засмеялся.
"Пора знакомиться", - решил Мосин.
- Сергей, - представился он, протягивая руку. Иностранец расстроился и, чуть не плача, отдал зажигалку.
- Ноу! Ноу!.. - испугался Мосин. - Это я Сергей. - Он стукнул себя в грудь костяшками пальцев. - Сергей.
До иностранца наконец дошло.
- Тоха, - печально назвался он, глядя на зажигалку.
Что он в ней нашел? Дешевая, даже не газовая, в магазине таких полно.
- Итыз прэзэнт, - отчаянно скребя в затылке, сказал Мосин. - Ну не фо сэйл, а так…
Когда ему удалось втолковать, что зажигалку он дарит, киношник остолбенел. Потом начал хлопать себя по груди, где у него располагались карманы. Отдариться было нечем, и лицо его выразило отчаяние.
- Да брось, - неискренне сказал Мосин, - не надо… Давай лучше закурим.
Иностранец не понял. Сергей повторил предложение на международном языке жестов. Иностранец опять не понял. Тогда Сергей просто ткнул пальцем в сигарету. Парень очень удивился и отдал ее Мосину.
Тот сразу же уяснил ошибку: это была не сигарета. Цилиндрическая палочка, на две трети белая, на треть - черная. На ощупь вроде бы пластмассовая, а на вес вроде бы металл. Но возвращать ее уже было поздно.
- Сэнькью, - поблагодарил Мосин. - Грацио.
Иностранец в восторге пощелкал зажигалкой и куда-то вприпрыжку побежал. Потом вспомнил про Сергея и приглашающе махнул ему рукой. Несерьезный какой-то иностранец. Тоха… Видимо, Антонио.
И Мосин последовал за ним, вполне довольный ходом событий. С сигаретообразной палочкой, конечно, вышла накладка, но зато удалось завязать знакомство.