Я поднялся по истертой лестнице, с любопытством озираясь по сторонам. Ничего особого не увидел. Чисто вымытые полы, занавески на окнах, пальмы в бочонках. Одна из дверей была приоткрыта. Я не удержался и заглянул. Обычный рабочий кабинет какого-нибудь бухгалтера. Стол, книжный шкаф, заваленный бумагами, компьютер. Услышав слабый скрип двери, молодая девушка оторвала взгляд от монитора и вопросительно взглянула на меня. Я быстренько ретировался.
На вид - обычная, не слишком крупная, но преуспевающая контора. Черт. Если бы не неприятное сосущее ощущение в груди и неподъемная тяжесть в левом запястье, я бы подумал, что ошибся.
Вторая дверь направо. Я постучался.
- Входи, Антон Васильевич.
Ну я и вошел. Не возвращаться же теперь обратно ради того, чтобы унять дрожь в коленках и повторить попытку немного попозже.
Михаил сидел за столом и курил сигару. В первый раз я видел нечто подобное. Не обычная сигарета из пачки, а толстая, как палец, сигара. Выпустив изо рта колечко сизого дыма, он радушно взмахнул рукой, указывая на стоящее в комнате кресло.
- Занимай. - Я сел. Михаил подтолкнул ко мне небольшую деревянную шкатулочку с непонятной инкрустацией на крышке. - Угощайся.
Я немного приподнял крышку и заглянул внутрь. В шкатулке были сигары. Много. Я поспешно замотал головой. Блин, я даже не знаю, как с ними обращаться. Вот если бы он мне обычную сигаретку предложил…
- Ну, как хочешь.
Шимусенко откинулся в кресле и выпустил в потолок струйку дыма. Я молча ждал, что будет дальше. Михаил тоже молчал.
Тянулись невыносимые минуты ожидания.
Здорово! Меня вот так запросто впустили внутрь, предложили сигару и теперь просто забыли. Такое впечатление, что Братству наплевать на меня и мои действия, а все жалкие потуги Антона Зуева сорваться с зацепившего его крючка их только забавляют. Э-эх! Старое Братство, Новое Братство. Из огня да в полымя.
На столе у Михаила негромко тренькнул телефон. Шимусенко поднял трубку и некоторое время слушал, потом кивнул:
- Хорошо. Я слышал. Люда, лапочка, сворачивай свою деятельность, предупреди девчат, и дуйте по домам. План вы все знаете.
Трубка снова что-то едва слышно запищала.
- Давай не будем начинать все снова. Сворачивайтесь и идите домой. Это приказ. У вас не более получаса.
Вернув трубку на свое место, Михаил снова выпустил дымное колечко. Меня он будто бы не замечал. Снова тягуче поползли минуты. Я ерзал как на иголках и, наконец, не выдержал:
- Михаил, надо поговорить. У меня проблемы…
- Я знаю, - коротко бросил он. - Проблемы с Отколовшимися. А ведь я тебя предупреждал, Антон Васильевич? Предупреждал.
- Да. Верно. Но что бы вы сделали на моем месте? Похищают, стреляют, снова похищают… Что мне было делать?
Михаил встал, подошел к открытому окну и щелчком отбросил недокуренную сигару.
- Знаешь, Антон, ты ведь действовал почти правильно. Почти так, как на твоем месте поступал бы обычный человек, внезапно оказавшийся в центре бандитских разборок. Но вот только это уже не просто банальная перестрелка. Это игра несравненно более крупная. Чтобы дать тебе некоторое представление о ситуации, я приведу некоторую аналогию. Представь себе два враждующих государства. Обе стороны не желают пока переходить к открытой войне, но в то же время вовсю наращивают военные мускулы. Тут и армия, и шпионаж, разведка и контрразведка. Череда успешных операций и провалов. Так могло бы продолжаться довольно долго, но вот однажды что-то сорвалось. И теперь обе эти страны неуклонно катятся к войне, понимая в то же время, что выгоды от открытого столкновения не получат.
- Если не будет выгоды, тогда зачем воевать?
Он слабо усмехнулся.
- Затем, что иного пути не остается. Ужиться вместе на одной планете две ветви Братства не могут. И одна из них должна покинуть сцену. - Михаил резко обернулся ко мне. - Навсегда! - Некоторое время Шимусенко буравил меня взглядом, потом продолжил: - Ты ошибся только в одном, Антон: когда кольцо попало тебе в руки, ты должен был немедленно от него избавиться. Любыми путями. И тогда наша война прошла бы мимо тебя. Но теперь… Отныне ты волей-неволей солдат нашего фронта. Вообще-то, не простой солдат, но и до генерала тебе еще ох как далеко. Так, капитан или майор, наверное. Не пойму только, с какой стороны окопов торчат твои погоны.
Интересно, все носящие так любят аналогии? Или мне просто так везет?
- Мне вообще не нужны ваши окопы. Скажи, Михаил, только скажи честно… Скажи, кольцо действительно невозможно снять?
И зачем я просил о честности? Разве это что-то изменит?
Михаил долго-долго смотрел на меня, потом покачал головой:
- Нет, Антон. Кольцо можно снять только с помощью ножа. И при этом ты, скорее всего, лишишься руки, даже если операцию будут проводить лучшие врачи.
- Но разве Новое Братство перед этим бы остановилось? Рогожкин без малейших сожалений снес бы мне голову топором ради того, чтобы получить колечко. Почему же он этого не сделал?
- Потому что перед тем как дать кольцу нового хозяина, его следует очистить от остаточного эмоционального фона бывшего владельца. И этот процесс занимает довольно долгое время. До трех лет и более. И Отколовшиеся об этом знают. Им не нужно кольцо, лежащее на столе мертвым грузом, - это бесперспективно. Тем более что через три года вся эта заварушка уже закончится. - Михаил вздохнул. - Вообще-то наш отдел анализа предсказывает, что все решится в ближайшие полгода. И с вероятностью более девяноста процентов - не в нашу пользу.
- Зачем ты это мне говоришь?
- Затем, чтобы ты понял. Сейчас ты полезнее живой, чем мертвый. Сегодня в борьбе участвуют семнадцать колец. Если тебя… ликвидировать… останется шестнадцать, но в данный момент это невыгодно. Они конечно же тебя могут убить, но только в том случае, если заподозрят, что ты окончательно встал на нашу сторону.
- Спасибо за предупреждение. В таком случае я предпочту держаться от вас подальше.
- Ты хочешь отойти от нас и все-таки собираешься просить у меня помощи? Весьма нелогично и двусмысленно, ты не находишь?.. Кстати, все вышесказанное справедливо и по отношению к нам.
Меня будто обухом по голове ударили. Какой же я был дурак! Он же говорил не только о Рогожкине. Он говорил о Братстве вообще. Старое Братство и Отколовшиеся рассматривают меня как какую-то куклу, которую выгоднее не выбрасывать, а применить для каких-нибудь мелких дел. Пусть будет хоть незначительная, но все-таки выгода. И ценность моя в том, что я стою вне Братства. Едва только я начну ерепениться или примкну к одной из сторон - меня "ликвидируют".
- Почему ты мне это сказал?
- А почему бы и нет? Ты же должен понять, во что влез.
- Я уже и так понял. И ты прав. Я хотел просить тебя помочь мне. Помогите мне спасти Ольгу, и тогда я встану в ваши ряды.
Михаил посмотрел на меня задумчивым взглядом, в котором смешались легкая усталость, мимолетное раздражение и добрая снисходительность. Так вернувшийся с работы отец глядит на цепляющегося к нему по пустякам малолетнего сына.
- Ты слаб, необучен, не умеешь пользоваться обретенными силами. Плюс то, что мы никогда не сможем полностью доверять тебе. Но этот вопрос мы еще рассмотрим. - Телефон на столе снова затренькал. Михаил поднял трубку. - Да… Да, сейчас зайду. - Он вновь повернулся ко мне: - Идем. Тебе стоит встретиться с еще одним человеком.
Глава 6
Рональд Астон оказался совсем не таким, как я его представлял. Я представлял себе лощеного подтянутого американца средних лет с бульдожьим выражением на лице, а повстречался с сухоньким невысоким старичком, который, вполне возможно, помнил еще Первую мировую войну. По крайней мере, выглядел он лет на сто или даже больше, хотя двигался с грацией сорокалетнего.
Когда мы вошли в кабинет, старикан что-то лихорадочно черкал на клочке бумаги, но едва только мы вошли, мгновенно спрятал письменные принадлежности.
Я шагнул вперед и поздоровался. Мог бы и не разоряться - Астон явно ни бельмеса не понимал по-русски. Он только коротко взглянул на меня и, повернувшись к Михаилу, разразился какой-то непонятной английской тарабарщиной. Шимусенко отвечал коротко и просто, но я тут же понял, что этот язык на самом деле он знает в совершенстве. Но я-то не понимал ни слова!
Растерянно подождав несколько минут, я отошел в сторону и принялся изучать корешки книг в доверху забитом книжном шкафу. Ничего интересного. Насколько я понял, здесь стояли книги по антропологии, экономике, социологии, истории. Заглавия пестрели абсолютно неизвестными мне терминами, более того, часть книг была на иностранных языках и совершенно недоступна моему не отягченному излишними познаниями разуму.
Разговор между тем продолжался. Астон энергично сыпал словами, сопровождая их оживленной жестикуляцией. Михаил коротко отвечал. Почувствовав себя лишним, я подошел к окну и устремил взгляд на многочисленный городской транспорт, проносящийся по полускрытой за деревьями дороге.
- Зуев!
Я обернулся.
- Антон, Рональд хочет знать, как ты попал сюда.
- Меня привез на "волге" Рогожкин. - Я уныло пожал плечами. - С ним был еще какой-то тип в костюме и при галстуке. Они высадили меня у вокзала и приказали найти вас.
Почти ничего не утаивая, я поведал все, что знал. Михаил переводил для Астона. Старик слушал, не перебивая. Когда я выдохся и замолчал, он кивнул и снова что-то залопотал по-английски.
- Рональд говорит, что этого и ожидал, - перевел Шимусенко. - Отколовшиеся знают о нас, но теперь это уже не важно.
- Почему не важно? Рогожкин знает, что вы здесь, и поэтому отправил меня. Разве то, что Астон здесь, не должно быть секретом?
Михаил усмехнулся:
- Если бы это было секретом - оно бы и осталось секретом. Отколовшиеся знают о нас. Мы знаем, что они знают. Они знают, что мы знаем, что они знают. И так далее.
Лысый старикан канадец снова проговорил нечто совершенно мне непонятное. Михаил ответил. Рональд в явном возмущении замотал головой и принялся что-то объяснять. Тарабарский спор разгорелся с новой силой. Обо мне будто бы забыли. Вздохнув, я вернулся к окну.
* * *
Рональд Астон, старейший в мире носитель кольца, хрипло закашлялся и выуженным из кармана платком вытер губы. На платке остались маленькие красные точечки, но канадец не обратил на них ни малейшего внимания.
* * *
- Очередная безумная выходка. - Он снова кашлянул и поморщился. - Вы, русские, всегда проявляли склонность к авантюрам.
Михаил с улыбкой пожал плечами:
- Иногда это себя оправдывало.
- А иногда втягивало в неприятности. Зачем нам этот человек? Не проще ли сегодня, когда он у нас в руках, забрать кольцо?
- Зачем нам кольцо, которое невозможно будет использовать в ближайшие несколько лет?
- А зачем нам человек, ставший камнем преткновения между нами и Отколовшимися?
- Его еще можно использовать, пусть даже в самых простейших операциях. А если мы пусть даже со всей аккуратностью отрежем ему руку - он уже не жилец. Отколовшиеся ликвидируют его. Да ты и сам прекрасно понимаешь, что нам ни к чему лишний свидетель.
- Хорошо. Допустим, мы испытаем его в деле. Но вопрос в том, способна ли возможная выгода перевесить неизбежный убыток?
- А разве мы что-нибудь теряем? Рональд, мы уже почти проиграли, еще даже не вступив в борьбу. Наши шансы одолеть Отколовшихся ничтожны.
- Если, конечно, мы не поднимем страны на нашу сторону.
- Ты сделаешь это? - Михаил пристально смотрел на Рональда, сохраняя спокойно-уверенное выражение, но в голосе прорезались стальные нотки. - Ты готов объявить о начале Третьей мировой войны?
И Астон не выдержал. Старейший и наиболее влиятельный повелитель вероятности Братства отвел взгляд.
- Не знаю… Я не знаю… Михаил, я помню одну из мировых войн. Еще мальчишкой я видел, как горели города, я побывал под бомбежками и прятался от артобстрела. Когда немцы бомбили Лондон, от случайного осколка погибла моя мать… И я вовсе не хочу стать таким же монстром, каким Гитлер стал для моего поколения. Мне не нужна война.
- Она никому не нужна. Даже Роману Долышеву.
- Но если мы сейчас сдадимся, то всего через несколько лет о Братстве уже забудут, а миром совершенно открыто станет править полубезумный инвалид.
- Это не значит, что все повернется к худшему.
Рональд слабо улыбнулся и покачал головой:
- И все-таки ты русский, хотя и считаешь себя европейцем. Великая идея светлого будущего и на тебя действует, как морковка на осла. Вот только осел идет и идет вперед, тянется за морковкой, а она все отдаляется и отдаляется, потому что привязана к палке, укрепленной на спине несчастного животного. Вспомни, один такой эксперимент уже провалился. А теперь Роман подготовил почву для новой попытки, которая охватит уже весь мир… Но мы говорили не об этом. Что ты предлагаешь сделать с Зуевым?
- Забрать его в Москву.
- И ты целиком и полностью уверен, что он не продаст нас при первой же возможности? Молчишь? То-то же. Возможные выгоды невелики, а, помогая ему, мы можем завязнуть по самые уши. Кроме того… Посмотри.
Астон скользнул к стоящему у окна и смотрящему вдаль Зуеву и схватил за руку. Михаил заметил, как Антон вздрогнул, будто его коснулась не иссохшая стариковская рука, а раскаленный железный прут. Рональд оттащил его от окна, как пластмассовую куклу, и вывернул руку, продемонстрировав запястье своему собеседнику.
- Смотри. Смотри сюда. Скажи мне, что ты видишь?
Михаил поморщился. Левая рука Зуева выглядела совсем неприглядно. Широкое кольцо припухшей мертвенно-бледной кожи охватывало запястье. Рука близ этой полосы, разрушенной дыханием вероятности, побурела и покрылась темными пятнами, на фоне которых отвратительно толстыми жгутами почти черного цвета вздулись неровно пульсирующие вены. Повинуясь нервному жесту Рональда, Антон закатал рукав рубашки и явил свету уходящие от запястья до самого локтя красные полосы, потом для сравнения вытянул вперед правую руку. Разница бросалась в глаза сразу же. Пораженная конечность стала гораздо бледнее и тоньше.
- Смотри! Ты ведь понимаешь, что это значит. Обычно такой эффект возникает только через полгода или год после начала использования кольца. А сколько Зуев носил кольцо? Меньше месяца! Почему его организм так сильно реагирует? Да потому, что он не обучен и не знает, как сдерживать разрушающую силу кольца. Потому, что Антон не принимал облегчающие начальный период препараты. Потому, что менее удачного места для кольца вряд ли удалось бы найти - слишком близко к кольцу вероятности проходит кровоток. Разрушенная измененной вероятностью кровь уже разносит по организму яд разложения. Хуже могло быть, только если бы он нацепил кольцо на шею!
Слыша недовольство в голосе Рональда, Антон переминался с ноги на ногу и ежился.
- Сколько он сможет держаться? Полгода? Год? Еще немного, и начнутся конвульсии, потом рука онемеет, появятся язвы и прободения. А что дальше? Гангрена? Лейкемия? Он умрет сам по себе через два-три года. Кольцо убьет его.
- А ты желаешь сделать это сам? Или тебе так нужно кольцо? Тогда убей его и забери чертову железку.
Астон снова закашлялся. Вытер губы, оставив на платке еще несколько кровавых пятен. Посмотрел на смятый кусочек ткани, а потом вышвырнул его в окно.
- Возможно, ты и прав, Михаил… - произнес он, немного задыхаясь. - Да, скорее всего, ты прав… Кхм… Возможно, что я уже не могу мыслить столь же четко, как раньше. Кольцо съедает меня заживо. И… Кхм… Возьми Антона Зуева в Москву. Обучи так, как я учил тебя. Быть может, это и есть наша последняя надежда сохранить шаткое равновесие между Братством и Отколовшимися… Вот только никогда не доверяй ему, потому что я чувствую его силу, силу, наполняющую его кольцо. И эта сила не наша.
Михаил молчал, отрешенно глядя в пространство, а в его голове с безумной скоростью сменяли друг друга возможные варианты дальнейших действий. Привычной режущей болью отдавало плечо, изъеденное силой кольца. Молчание длилось долго, потом Шимусенко спросил:
- Что это за сила?
- Не знаю. Но она не наша. И не Отколовшихся. Вопрос в том, на чью сторону она встанет в грядущем противостоянии.
- Возможно, сама вероятность сыграла так, чтобы одно из наших колец попало в руки Зуеву…
- Да, - Рональд согласно кивнул, - это вполне возможно.