- В том-то и дело, что всем нам она поначалу казалась небольшой. До тех пор, пока не удалось показать - мне что переход от альфа - к бета-форме треона в трёхмерном пространстве невозможен без разрыва этих вот связей, - он выделил несколько связей ярко-красным мерцающим цветом. - Что лишает смысла все наши попытки, потому что молекула при такой операции попросту расползается. Надо всё начинать сначала, а времени уже нет.
Это было действительно новостью, об этом я совершенно точно узнал впервые. А значит, маловероятно, чтобы об этом догадывался хоть кто-то вне Кабенга.
- И насколько достоверен ваш вывод?
- Сто процентов. Проснётся старик - спросите у него. Или можете сами просмотреть расчёты.
- Думаю, это лишено смысла.
Он понимающе усмехнулся.
- И давно вы это установили?
- Сложный вопрос. Зависит от того, что понимать под моментом истины.
- А вы скажите так, как вы понимаете.
С полминуты он молчал, опустив глаза и поигрывая пальцами по сенсорной панели проектора. Молекула над столом переливалась всеми цветами радуги, деформировалась, постепенно вырастая, раздуваясь, как мыльный пузырь, пока не закрыла от меня лицо Рубаи. А потом вдруг исчезла, будто лопнула. Мне даже показалось, что я слышал хлопок.
- Если честно, то мне лично всё было ясно ещё полгода назад, - сказал Рубаи, подняв голову, Но я тогда ещё ничего не мог доказать. Чувствовал ведь, понимаете, чувствовал, а доказать не мог. Я говорил - с Ваентом, с Панкертом, с ребятами, но убедить никого не смог. Понимаете, это очень скверно, когда уверен в своей правоте, а убедить никого не можешь, - я вдруг заметил, что он нервничает, сильно нервничает. У него даже руки дрожали. - Я послал тогда сообщение в "Экзохимический вестник", но они даже не подтвердили получения. И до сих пор, кстати, подтверждение не пришло, хотя я уже дважды делал запрос. Думал тогда, может проблема заинтересует кого из топохимиков, они же на таких делах собаку съели. Проблема-то ведь крайне интересная, даже если отбросить её прикладную важность. И тут вдруг месяца полтора назад, сразу же после той истории с Панкертом, меня осенило.
- А кстати, - спросил я. - Что вы думаете об этой истории?
Он задумчиво посмотрел на меня. Потом сказал:
- Если бы вы спросили, что я о ней знаю, я бы вам совершенно честно ответил: ничего. А что я о ней думаю - это вопрос из несколько иной области. Лично я думаю, что Пана попросту съели.
- Интересно. И кто же его съел?
- Знаете, лично для меня это загадка. За что его съели - я ещё могу понять. А кто - увольте, - он, видимо, ждал от меня какого-то ещё вопроса или реплики, но я сидел и молча смотрел на него. О чём тут спрашивать? Мне как-то с каждой минутой история эта нравилась всё меньше. Хотя и без того задание было достаточно мерзким, но теперь оно приобретало совсем уже неприятные черты. Не дождавшись моего вопроса, Рубаи продолжил: - Понимаете, Пан всё время совался не в своё дело. Есть у него в характере, знаете, черта такая - лезть не в своё дело.
- Ну и в какое же дело он залез?
- Откуда мне знать? Он передо мной не отчитывался. Но тут фактически каждый, у кого хоть что-то было не в порядке, так или иначе сталкивался с Паном. Не идёт по расписанию транспорт на третью биостанцию - гром и молния, транспортников на рею! Ушла пара наших приборов на Галлау - всех, кто был в радиусе светового года от места преступления и не воспрепятствовал оному - к ответу! Ну и прочее в том же духе.
Что ж, это вполне соответствовало тому образу Панкерта, который уже сложился у меня в голове. Но мало что объясняло.
- Знаете, Рубаи, - сказал я. - Если честно, то, что вы говорите, звучит как-то неубедительно. И странно. Что это за разговор такой - съели? Неизвестно кто, неизвестно за что, неизвестно как.
- Как - известно.
Я молча посмотрел на него, и он кивнул:
- Да-да, известно. Это же элементарно - если кого-то надо съесть, способ всегда найдётся. Зацепка есть у всякого. У Панкерта было что-то не в порядке с допуском, а у нас, вы знаете, режим. Вот и получилось, внезапно, что работать ему стало невозможно. Смешно сказать, последние полгода ему только и оставалось, что биофиксаторы для третьей биостанции модифицировать. Вот он и не выдержал, поругался тут кое с кем, говорят, напоследок и на Землю. Даже попрощаться не зашёл и вещи свои оставил, записки. Я тут что мог, собрал, отправил с оказией, да не знаю, дошло ли, - он на некоторое время замолчал, и взгляд его показался мне странным. Так, будто он ждал от меня каких-то слов - но что я мог сказать ему? Не говорить же о том, что я прибыл на Кабенг из-за доклада Панкерта. - В общем, неприятная история, - продолжил он наконец, И самое неприятное в том, что каждый может в таком же точно положении оказаться - и не с кого спросить. Некому морду набить, в конце-то концов, - он говорил теперь злым, резким голосом. И лицо его стало злым и неприятным. - В конце концов, если покопаться, то каждого можно чем-то прижать.
- Интересно, а чем же можно прижать вас?
Он внимательно посмотрел на меня. Потом опустил глаза.
- Не знаю. И не хочу узнать. Потому что люблю свою работу.
Такой вот разговор у нас получился. Я посмотрел на него, на его злое лицо, на сжатые кулаки, на рыжую бороду, торчащую в сторону, и вдруг понял, что знает он, прекрасно знает, чем его можно прижать. И я тоже знал это - пока не стёр записи в своих мнемоблоках. И если бы я не сделал этого, то он непременно догадался бы о моём знании. Или догадался бы кто-то другой и о чём-то другом. Прикладная психология - наука точная.
Кто-то так или иначе догадался бы, что я не просто наблюдатель - и что тогда? Если бы знать, если бы иметь хоть какую-то уверенность в том, что мы не пугаемся собственной тени…
- А что думает Ваент по поводу ваших изысканий? Я имею в виду доказательство невозможности синтеза бета-треона.
- Не знаю я, что он думает, - угрюмо ответил Рубаи. - Кто его разберёт? По-моему, старик слишком привык к удачам. Это расслабляет. Он всё ещё надеется найти решение. Рассчитывает, что Резервуар обеспечит нам отсрочку.
- А кстати, как там дела с Резервуаром?
- Не знаю. Сходите к геофизикам. Вы - наблюдатель, от вас - я так думаю - скрывать ничего не станут. Или не смогут.
- А от вас что, скрывают?
- Да кто их разберёт? - он пожал плечами. - Все тут нервные какие-то. Неудивительно, раз ничего не получается.
Я немного подумал - для порядка, потому что уже решил, что делать дальше. Потом сказал:
- Что ж, я тогда, пожалуй, не буду терять времени. К Ваенту зайду позже - если не улечу с базы. А сейчас воспользуюсь вашим советом.
- Вас проводить? - спросил Рубаи, ставя проектор назад на полку.
- Да нет, спасибо, я найду дорогу. Спасибо за чай, - я встал, оправил куртку, усмехнулся. - И за сухарик.
- Не стоит, - он улыбнулся не совсем уверенно, волнение ещё не прошло. - Заходите ещё. Приятно побеседовать с новым человеком.
Он был мне почти симпатичен, и я улыбнулся ему в ответ, закрывая за собой дверь. И он, кажется, говорил совершенно искренне. Кроме того момента, когда речь зашла о том, чем именно можно прижать его. Наверное, он не ответил бы и на вопросы, зачем и кому это было бы нужно. Но и того, что он рассказал, было достаточно, чтобы существенно изменить представление об этом деле. Впрочем, этого следовало ожидать - иначе не имело смысла вообще заниматься расследованием.
* * *
Но сразу к геофизикам я не пошёл. Вдруг вспомнил, что с самого "Лонготора" ничего не ел, если не считать этого несчастного сухарика у Рубаи, а время уже близилось к полудню. Есть вдруг захотелось зверски, и я не стал подавлять голода - за едой можно было обдумать ситуацию, это не было потерей времени. Я высветил план базы, нашёл кафе совсем неподалёку от лаборатории химиков и двинулся в его сторону.
Базу они отгрохали с размахом, пожалуй, излишним. Хотя если учитывать перспективу, это и неплохо. В полусотне метров под поверхностью безжизненного высокогорного плато разместились под защитой внешней оболочки химическая и геофизическая лаборатории, вспомогательные производства, склады, жилые помещения и служба управления. Несколько тоннелей связывало базу с вынесенными на всякий случай на несколько километров в сторону транспортным и энергетическим блоками, и на поверхности оставались лишь площадка для планетарного транспорта и павильон над шахтой для приёма капсул. Обычная мера безопасности для защиты среды от воздействия человека и защиты человека от воздействия среды. Надёжная, проверенная столетиями система. Которая не сработала на Джильберте.
В кафе почти все места оказались занятыми, и я с трудом отыскал свободное. Отгрохали такую базу, а поесть спокойно негде, с раздражением думал я, пробираясь между серыми тенями имиджей, закрывавших занятые столики, к голубому огоньку, горевшему над свободным местом. Но раздражение моё улетучилось почти мгновенно, потому что напротив сидела Катя Рыленко и с изумлением смотрела на меня.
- Добрый день, Катя, - сказал я, усаживаясь. - Вот уж не ожидал тебя здесь встретить.
- Ты? - сказала она. - И в этой форме?
- А по-моему, мне идёт, - я оправил куртку, сдул с левого плеча невидимую пылинку. - По крайней мере, так говорят все мои знакомые.
- Они тебе льстят.
- Тоже неплохо. Значит я этого заслуживаю, - я вдруг заметил, что улыбаюсь. Улыбаюсь не от того, что играю роль, не от того, что пришло время улыбнуться. А просто потому, что мне вдруг стало хорошо. Или почти хорошо.
- Взбучки ты заслуживаешь? Куда ты пропал?
- Я три года провёл в плену у мохнатых спрутов планеты Гираш. Они кормили меня сушёными лягушками и грозились выкрасить с ног до головы зелёнкой, если я напишу тебе хоть строчку.
- Несчастный. Рисковать, конечно, не стоило, - она не удержалась и слабо улыбнулась. - Ну а здесь что ты делаешь?
- Тс-с-с, - прижал я палец к губам. - Секретная инспекция от Галактического управления питания. Проверяю качество кухонь, - я бросил взгляд на панель справа, - АКМ-16Д. Поступили сведения, что некоторые экземпляры очень плохо готовят сушёных лягушек. Но этого никто не должен знать, иначе мне крышка. За мной уже охотятся.
- Да ну тебя, - она, наконец, засмеялась. - Только аппетит испортишь, - правда, судя по тому, что она заказала, аппетита у неё и так не было. Да и смех быстро оборвался - так, будто она вспомнила о чём-то, что не допускало смеха. - Ты давно прибыл?
- Утром. И с тех пор ничего не ел. Кроме одного сухарика домашнего приготовления.
- Тогда ешь, не буду мешать. Только не заказывай при мне сушёных лягушек.
- Мне просто смешно, - сказал я, делая заказ. - Ты выглядишь так аппетитно, что рядом с тобой можно обойтись без первого.
- Ну уж нет, на первое я не согласна, - она снова улыбнулась, но улыбка быстро погасла.
- Тогда на десерт, - сказал я по-прежнему весело и беспечно. Но это было уже игрой, я снова перестал быть самим собой, снова вошёл в роль. И только внешне был совершенно беспечен и рад встрече. Но мозг уже работал, я уже знал, что её не было в списках персонала на Кабенге, и мнемоблоки тут же подтвердили это знание. И сразу же на душе снова стало тревожно и холодно.
- А ты здесь давно? - спросил я.
- Уже полгода.
- Ну и как - нравится?
Она ещё больше погрустнела, опустила глаза. Сказала тихо, не глядя на меня.
- В общем, неплохо. Хотя как-то непривычно временами. На практике всё казалось значительно проще. И не думалось, что бывает… вот так.
- Ну, сравнила, - мы познакомились с ней как раз во время этой практики, что у них была после третьего, кажется, курса. Я был в отпуске на Сигре-4, немного расшибся во время перехода через перевал Свена и попал в клинику как раз тогда, когда там работали практиканты. Потом мы довольно часто встречались и на Земле - но только до Джильберты. - А ты работаешь здесь, на базе, или на одной из станций?
- На базе, конечно. Для работы на станциях нужно не меньше года стажа.
- Ну тогда понятно, чем ты недовольна, - кухня, наконец, выдала мой заказ, и я набросился на еду. - Работы, наверное, очень много. То палец кто порежет, а через неделю, глядишь, поступит больной с ушибом колена.
- Если бы так, - она тяжело вздохнула, опустила глаза, невидящим взглядом уставилась в стол перед собой. - Если бы так…
Я на мгновение застыл. Затем, не донеся ложку до рта, опустил её обратно в тарелку. И улыбка исчезла с лица совершенно естественным образом, вовремя и к месту, я даже не подумал о том, что пора перестать улыбаться. В эти минуты я вдруг снова перестал играть роль, вновь стал самим собой, я позабыл даже о том, кем и для чего я сюда послан - потому что вдруг понял, что ей очень плохо. Мы были с ней вдвоём за столиком, и имидж был включён на полную катушку, так что нас всё равно никто не мог видеть, и мы никого не видели только пустынную террасу на берегу какого-то дурацкого горного озера, в водах которого, как и положено, отражались заснеженные вершины - так что не было смысла играть ка кую-то роль. Она бы всё равно ничего не заметила и не запомнила, даже если бы я начал писать от руки протокол допроса - а больше никто и никак не мог бы уследить за мной. Но уже потом, позже, вспоминая и анализируя этот наш разговор, я понял, что, оставаясь и здесь профессионалом, я избрал наилучшую форму маскировки - я был самим собой.
- У… у тебя что-то случилось, Катя? - спросил я, и она вдруг заплакала. Уронила голову на стол и заплакала. А я как сидел, как последний дурак и говорил какую-то ерунду как последний дурак - не помню даже, что именно. Не сразу, но мне удалось её успокоить, и постепенно я сумел кое-что выяснить. Нет, её никто не обидел. Нет-нет это совсем не личное дело. И вообще тут никто не виноват просто она не представляла, что не годится для этой работы. Просто таким чувствительным дурам, как она, не место там, где… А потом она вдруг перестала плакать, вытерла глаза, достала зеркальце и стёрла следы слёз. И сказала:
- Понимаешь, У нас в медпункте сегодня умер один человек. И ещё трое лежат в реаниматоре. Совсем умер, понимаешь?
- От чего? - спросил я.
- Какая-то авария в энергоблоке. Я не знаю подробностей, да и не до них. Все четверо получили сверхсмертельную дозу. Пять дней назад. Даже я одна бы справилась, у меня уже был такой случай на практике. Но у нас не оказалось Т-лакта. Ни одной дозы. Понимаешь, ни одной дозы на весь Кабенг.
- Что? - я даже не понял сразу, о чём она говорит. Потом вспомнил. Ну конечно же, Т-лакт. В любой аптечке в любом медпункте. На любом разведочном зонде, в конце концов. Уж это-то я знал. - Да о чём ты говоришь? Этого же быть не может!
Она только отрицательно покачала головой в ответ, закусив губы, чтобы снова не заплакать. Потом с трудом выдавила:
- Мы искали. По всей планете - ни единой дозы.
- Но чёрт подери, Катя, ведь у вас же есть химики, ведь у вас же, наконец, должны быть другие средства! Как же так - из-за такой ерунды…
- При чём тут химики, Алёша? Его же в культуре выращивают, не меньше ста дней надо, восемь последовательных культур. А потом ещё очистка. Я же смотрела. А другие средства… - она только вздохнула и замолчала.
Я тоже замолчал. Потом посмотрел на свой обед. Есть всё равно хотелось зверски, но я знал, что теперь к нему не притронусь. Это какую же дозу надо получить, чтобы не протянуть в реаниматоре и пяти суток? Я прикинул в уме, и мне стало не по себе. Получалось, что тут вполне могло и рвануть. Не рвануло, конечно, и, может быть, не рвануло бы и при гораздо худших условиях - но такая возможность не исключалась. На Джильберте ничего подобного не было. Но тут я вспомнил про Скорпион в 32-м. Я высветил информацию - Катя сидела, уставившись в стол, и моего отрешённого вида не заметила. На Скорпионе тогда здорово рвануло. Картинки следственной реконструкции, наслаиваясь на имидж горного озера, выглядели жутко. И противоестественно. Шестеро погибших, полное закрытие базы, тотальная дезактивация, пересмотр всего проекта. Кажется, они там до сих пор не расхлебали всего до конца но в моих мнемоблоках не было недавней информации о Скорпионе. Зато были сведения о трёх авариях на энергоблоках за последние двести лет. И ещё об одном взрыве - в далёком двести восьмидесятом. Я быстро прикинул корреляции по некоторым параметрам. Прослеживалась какая-то связь с секторами группы Дзета, но случаев было слишком мало, чтобы сказать что-то определённое. Тоже мне, теоретик, - поиздевался я над собой, - больше тебе случаев не надо.
Но Граф хорош! У него такое происходит, а он ни слова, ни намёка. Или думал, что я не узнаю? Да нет, не мог он так думать, ему же всё равно об этом докладывать. И доложит, уже доложил наверняка по соответствующим каналам. Я на минуту представил себе, что ему теперь предстоит - комиссия, разбор, возможно даже вызов наверх, в Академию - и решил, что не захотел бы с ним меняться. Хотя, конечно, он-то скорее всего не при чём. Скорее всего тут вина Главного энергетика или кого-то из самих пострадавших, но начальнику всегда достаётся за всех и больше всех - это уж закон управления.
- Скажи, Катя, пострадали только эти четверо?