– Отлично! – воскликнул Бентам и дважды стукнул тростью о пол. – ПТ, за мной!
Медведь с довольным видом заворчал, поднялся на задние лапы и заковылял, переваливаясь, как коротконогий толстый человечек, туда, где стоял Бентам. Затем он наклонился, поднял его и понес, как ребенка, – поддерживая одной рукой под спину, а второй под колени.
– Я понимаю, что это весьма нетрадиционный способ перемещаться в пространстве, – произнес Бентам, глядя на нас через мохнатое плечо ПТ, – но я быстро утомляюсь. – Ткнув тростью куда-то вперед, он скомандовал: – ПТ, в библиотеку!
Мы с Эммой изумленно смотрели на ПТ, шагавшего между шкафов с мистером Бентамом в лапах.
Вот уж не каждый день такое увидишь, – подумал я.
Впрочем, это касалось почти всего, что мне довелось увидеть в этот день.
– ПТ, стоять! – скомандовал Бентам.
Медведь остановился, и Бентам помахал нам рукой.
– Вы идете?
Мы застыли, потрясенно глядя на него.
– Простите, – пробормотала Эмма, и мы бросились их догонять.
* * *
Вслед за Бентамом и его медведем мы углубились в лабиринт.
– Ваш медведь странный? – спросил я.
– Да, он мрачведь, – ответил Бентам, ласково поглаживая плечо ПТ. – Мрачведи – любимые спутники имбрин в России и Финляндии, и среди странных людей этих территорий приручение мрачведей – это старинное и очень почетное искусство. Они достаточно сильны, чтобы отражать нападения пустот, но одновременно достаточно осторожны, чтобы им можно было доверить уход за ребенком. В зимнюю ночь они согревают лучше электрического одеяла, и, как вы сами видите, лучшего защитника не найдешь. ПТ, налево!
Пока Бентам распинался о добродетелях мрачведей, мы вошли в небольшую комнату. Под стеклянным колпаком в центре стояли три дамы, над ними возвышался огромный злобного вида медведь. У меня все оборвалось внутри, прежде чем я успел сообразить, что фигуры совершенно неподвижны – перед нами очередная экспозиция Бентама.
– Это мисс Свиристель, мисс Иволга и мисс Пеночка, – представил имбрин Бентам, – и их мрач Алексей.
Присмотревшись, я понял, что мрачведь защищает имбрин. Дамы излучали безмятежное спокойствие, а медведь поднялся на задние лапы и, угрожающе раскрыв пасть, замахнулся на врага передней лапой. Вторую лапу он почти нежно опустил на плечо одной из имбрин. При этом дама обвила пальчиками один из длинных когтей зверя. Было ясно, что она нисколько не сомневается в своей полной власти над таким внушающим страх существом.
– Алексей был двоюродным дедушкой ПТ, – сообщил нам Бентам. – Поздоровайся со своим дедушкой, ПТ!
ПТ что-то проворчал.
– Если бы ты умел вот так укрощать пустóты, – прошептала мне Эмма.
– Сколько времени уходит на то, чтобы обучить мрачведя? – спросил я Бентама.
– Годы, – ответил он. – Мрачи от природы очень независимы.
– Годы, – шепотом повторил я, покосившись на Эмму.
Эмма закатила глаза.
– Алексей тоже из воска? – поинтересовалась она.
– О нет, это чучело.
Похоже, отвращение Бентама к идее изготавливать чучела из странных людей не распространялось на странных животных. Я подумал, что, если бы с нами был Эддисон, скандала избежать не удалось бы.
Я содрогнулся. Эмма теплой ладонью провела по моей спине. Бентам тоже это заметил и произнес:
– Простите! Я так редко принимаю гостей, что не могу удержаться и не похвастаться своей коллекцией, когда они все же появляются. Но я обещал вам чай, и сейчас мы пойдем его пить!
Бентам указал тростью вперед, и ПТ двинулся дальше. Вслед за ним мы покинули комнаты с артефактами и прошли через другие помещения дома, во многих отношениях представлявшего собой обычное жилище обычного богача. Тут был украшенный мраморными колоннами вестибюль, столовая с затянутыми гобеленами стенами и длинным обеденным столом, за которым смогли бы рассесться десятки гостей, два крыла, единственным назначением которых, похоже, было демонстрировать изящество и элегантность убранства. Но тем не менее во всех залах и зальчиках наряду с другими предметами обязательно имелось и несколько экспонатов из странной коллекции Бентама.
– Испания, пятнадцатый век, – произнес он, указывая на сверкающие латы в углу. – Я их обновил. Сидят просто идеально.
Наконец, мы вошли в библиотеку – самую красивую из всех, которые я когда-либо видел. Бентам приказал ПТ опустить его на пол, отряхнул с костюма шерсть и пригласил нас пройти. Комната была не меньше трех этажей в высоту, с потолком, исчезающим где-то у нас над головами. Чтобы добраться до нужных книг, существовала целая система лестниц, передвижных стремянок и мостиков.
– Признаюсь, я еще не все прочитал, – произнес Бентам, – но я над этим работаю.
Он провел нас к кушеткам, окружившим жарко растопленный камин, тепло которого наполняло всю комнату. У камина уже ожидали Харон и Ним.
– И эти люди называют меня недостойным доверия типом! – прошипел Харон.
Но он не успел устроить мне разнос, потому что Бентам тут же поручил ему принести нам одеяла. Теперь мы были под защитой хозяина дома, явно испытывавшего к нам симпатию, поэтому нахлобучка от Харона откладывалась на неопределенное время.
Не прошло и минуты, как мы сидели на кушетке, укутанные в пледы. Ним суетился, подавая чай на золоченых подносах, а ПТ свернулся клубочком перед огнем и стремительно погружался в спячку. Я пытался сопротивляться охватывающему меня ощущению уюта и безмятежности и сосредоточиться на нашем деле, изобилующем большими знаками вопроса и, по-видимому, нерешаемыми проблемами. На спасении наших друзей и имбрин. На безнадежной и абсурдной задаче, которую мы сами перед собой поставили. Если бы я позволил себе думать обо всем сразу, меня бы тут же раздавило ощущение безысходности. Поэтому я попросил Нима положить мне в чай три куска сахара и побольше сливок, тремя глотками опорожнил чашку и протянул ее за добавкой.
Харон отошел в угол, где ничто не мешало ему обижаться и откуда ему была отлично слышна наша беседа.
Эмма решила, что можно обойтись без формальностей.
– Итак, – напрямик заявила она. – Теперь мы можем поговорить?
Бентам не обращал на нее внимания. Он сидел напротив нас, но не сводил глаз с меня, и на его губах играла очень странная улыбка.
– Что? – спросил я, отирая с подбородка пролитый чай.
– Это даже пугает, – ответил он. – Как две капли воды.
– Кто как две капли воды?
– Ты и твой дедушка, конечно.
Я поставил чашку.
– Вы его знали?
– Знал. Он был моим другом. Это было очень давно, когда я отчаянно нуждался в друге.
Я покосился на Эмму. Она слегка побледнела и судорожно сжимала в пальцах чашку.
– Он умер несколько месяцев назад, – произнес я.
– Да. Я узнал об этом с огромным сожалением, – кивнул Бентам. – И, честно говоря, удивился, что ему удалось так долго протянуть. Я был уверен, что он погиб много лет назад. У твоего деда было очень много врагов, но он был необычайно талантлив.
– Как именно вы подружились? – тоном профессионального следователя на допросе поинтересовалась Эмма.
– А ты, должно быть, Эмма Блум, – вместо ответа произнес Бентам, наконец переводя взгляд на нее. – Я много о тебе слышал.
Это, похоже, ее удивило.
– Правда?
– О да. Абрахам очень тебя любил.
– Вот это новость, – покраснев, пробормотала она.
– И ты еще красивее, чем он тебя описывал.
Она стиснула зубы.
– Спасибо, – коротко проронила она. – Как вы познакомились?
Улыбка сползла с лица Бентама.
– Значит, переходим к делу?
– Если вам нетрудно.
– Что вы, вовсе нет, – отозвался он, хотя его отношение к нам стало заметно более прохладным. – Вы уже спрашивали меня о комнате Сибирь, и мне известно, мисс Блум, что мой ответ вас не удовлетворил.
– Да, но я… мы… нас больше интересует дедушка Джейкоба и причина, по которой мы здесь находимся.
– Можете мне поверить, между этими вопросами существует прямая взаимосвязь. Начать следует именно с этой комнаты и с этого дома в целом.
– Хорошо, – кивнул я, – расскажите нам о доме.
Бентам сделал глубокий вдох и прижал сплетенные кончики пальцев к губам, на мгновение задумавшись. Затем произнес:
– Этот дом полон бесценных артефактов, которые я привез из бесчисленных экспедиций, совершенных мною на протяжении жизни. Но здесь нет ничего более ценного, чем сам дом. Это машина, устройство моего собственного изобретения. Я называю его Панпетлеконом.
– Мистер Бентам гений, – пояснил Ним, ставя перед нами тарелку с бутербродами. – Бутерброд, мистер Бентам?
Бентам отмахнулся от него.
– Но главное даже не это, – продолжал он. – Моя история началась задолго до того, как был построен этот дом, когда я был совсем юным парнишкой вроде тебя, Джейкоб. Мы с братом воображали себя великими исследователями. Мы изучали карты, составленные Перплексусом Аномалусом, и мечтали посетить все открытые им петли. Или открыть новые петли и посетить их не единожды, но многократно. Мы надеялись, что таким образом нам удастся вернуть странному миру его былое величие. – Он наклонился к нам. – Вы понимаете, о чем я говорю?
Я нахмурился.
– Вернуть величие… с помощью карт?
– Нет, не только карт. Задайся вопросом – что лишает наш народ силы?
– Твари? – выдвинула предположение Эмма.
– Пустóты? – неуверенно произнес я.
– Нет, еще с того времени, когда не существовало ни первых, ни вторых, – подсказал Бентам.
– Преследование со стороны нормальных людей? – спросила Эмма.
– Нет, это лишь один из симптомов нашей слабости. Что нас ослабляет, это география. По моим приблизительным подсчетам, на сегодняшний день в мире существует около десяти тысяч странных людей. Мы знаем, что они должны существовать, точно так же, как уверены в существовании других планет с разумной жизнью. Это математически установленный факт. – Он улыбнулся и сделал глоток чая. – А теперь представьте себе десять тысяч странных, удивительным образом одаренных людей, собранных в одном месте и объединенных единой целью. С такой силой было бы невозможно не считаться, как вы полагаете?
– Думаю, да, – кивнула Эмма.
– Я в этом не сомневаюсь, – заявил Бентам. – Но география разбросала нас по всей планете, разделив на сотни слабых подгрупп – десяток странных людей тут, еще двенадцать там, потому что практически невозможно преодолеть расстояние между петлей, расположенной в Австралийском буше, и петлей на Африканском Роге. Опасность представляют не только так называемые нормальные люди и силы природы, но и закон стремительного старения во время длительного путешествия между петлями. Тирания географии допускает лишь самые мимолетные и редкие поездки между петлями, расположенными на значительном удалении друг от друга. Даже в современную эпоху путешествий по воздуху.
Он помолчал, прежде чем продолжить, обводя взглядом комнату.
– Итак. Представьте себе существование связи между австралийской и африканской петлями. У этих двух популяций вдруг появилась бы возможность установить контакты. Начать торговать. Делиться знаниями. Объединяться в кризисные моменты для взаимопомощи. Возникают самые разнообразные и ранее недоступные перспективы. И постепенно по мере формирования подобных связей странный мир из разбросанных и прячущихся в уединенных петлях племен превратился бы в мощную нацию, единую и сильную!
По мере того как Бентам говорил, он все больше воодушевлялся. Произнося последнюю фразу, он даже поднял руки и растопырил пальцы, как будто нащупывая у себя над головой невидимую перекладину.
– И у вас возникла идея этой машины? – спросил я.
– И у меня возникла идея этой машины, – подтвердил он, опуская руки. – Мы с братом пытались понять, как можно упростить исследования странного мира, но вместо этого обнаружили способ его объединить. Панпетлекону предстояло стать спасителем нашего народа, изобретением, которое навсегда изменило бы саму природу странного общества. Это работает следующим образом: вы начинаете путешествие здесь, в этом доме, с небольшой запчастью, которая называется челнок. Он прячется в вашей ладони, – пояснил он, раскрывая пальцы. – Вы выносите его из дома, затем из петли, пересекаете настоящее и входите в другую петлю, которая может находиться на другом краю света или в соседней деревне. И когда вы сюда возвращаетесь, в челноке уже подобно ДНК записана информация о той другой петле, которая может быть использована для создания другого входа в нее – прямо здесь, внутри этого дома.
– В этом коридоре наверху, – догадалась Эмма. – За дверями с небольшими табличками.
– Вот именно, – кивнул Бентам. – Все эти комнаты – это входы в петли, которые мы с братом создали на протяжении многих лет. С использованием Панпетлекона лишь самое первое путешествие представляет собой проблему. Все последующие контакты совершаются практически мгновенно.
– Это похоже на протягивание телеграфных проводов, – кивнула Эмма.
– Да, вроде того, – согласился Бентам. – Таким образом, теоретически этот дом становится центральным вместилищем всех петель земного шара.
Это заставило меня задуматься. О том, как трудно было в первый раз попасть в петлю мисс Сапсан. Но если вместо того, чтобы проделывать утомительный путь на маленький островок у побережья Уэльса, я мог бы войти в ее петлю из своей гардеробной в Инглвуде? Я смог бы жить двумя жизнями – дома с родителями и здесь, со своими друзьями и Эммой.
Одно маленькое "но". Если бы это было так, дедушке Портману и Эмме не пришлось бы разлучаться. Эта мысль показалась мне настолько странной, что у меня по спине пополз холодок.
Бентам замолчал и сделал глоток чая.
– Остыл, – произнес он и поставил чашку на стол.
Эмма выпуталась из одеяла, встала, подошла к кушетке Бентама и опустила кончик среднего пальца в его чай. Через мгновение напиток снова закипел.
– Потрясающе, – улыбнувшись, произнес он.
Она извлекла палец из чашки.
– Можно вопрос?
– Я уверен, что знаю, о чем ты хочешь спросить, – отозвался он.
– Да? О чем?
– Если такая замечательная штука существует, почему ты раньше ничего о ней не слышала?
– Вот именно, – кивнула она и вернулась, чтобы сесть рядом со мной.
– О ней не слышала не только ты, но и вообще никто из-за неприятности, приключившейся с моим братом. – Лицо Бентама помрачнело. – Эта машина родилась с его помощью. Но в итоге он же ее и погубил. В результате Панпетлекон так и не был использован для объединения нашего народа, как это изначально было задумано. Как раз наоборот. Проблемы начались, когда мы осознали, что задача посетить все петли мира с целью воспроизвести здесь входы в них настолько неосуществима, что граничит с безумием. Нам самим это не под силу, а значит, нужна помощь, причем помощь множества людей. К счастью, мой брат был такой харизматической личностью, что ему не стоило никакого труда убедить других в ценности нашего изобретения. Спустя совсем короткое время мы располагали вполне достаточным количеством помощников – целой армией молодых, идеалистически настроенных странных людей, готовых рисковать жизнью ради осуществления нашей мечты. Чего я на тот момент не осознавал – это что мечта брата была совершенно не такой, как моя. Другими словами, у него были свои тайные планы.
Бентам с видимым усилием поднялся на ноги.
– Существует легенда, – снова заговорил он. – Вам, мисс Блум, она, возможно, знакома. – Постукивая тростью, он подошел к полкам и извлек небольшую книжицу. – Это сказка о потерянной петле. О некоем потустороннем мире, где хранятся наши странные души после смерти.
– Абатон, – кивнула Эмма. – Конечно, я о нем слышала. Но это всего лишь легенда.
– Если вам не трудно, расскажите ее, пожалуйста, – попросил он, – чтобы познакомить с ней нашего новообращенного друга.
Бентам дохромал до кушеток и протянул книгу мне. Она была тонкой, зеленой и такой старой, что края страниц крошились у меня в пальцах. "Истории о странном и неизведанном", – прочитал я название книги и кивнул:
– Я это читал! Во всяком случае, некоторые из этих рассказов.
– Этому изданию почти шестьсот лет, – произнес Бентам. – В него в последний раз была включена та история, которую нам сейчас поведает мисс Блум. В дальнейшем ее исключили, сочтя опасной. Какое-то время даже устный ее пересказ считался преступлением. Таким образом, книга, которую ты держишь в руках, стала единственным запрещенным изданием в истории странного мира.
Я открыл книгу. Все страницы были исписаны вычурным сверхъестественно аккуратным почерком, а поля сплошь покрывали иллюстрации.
– Я слышала ее очень давно, – неуверенно произнесла Эмма.
– Я вам помогу, – подбодрил ее Бентам, осторожно усаживаясь обратно на кушетку. – Начинай.
– Ну, – заговорила Эмма, – в легенде идет речь об очень давних временах… об очень и очень глубокой древности… в ней говорится, что много тысяч лет назад существовала особая петля, в которую странные люди отправлялись после смерти.
– Странный рай, – подал голос я.
– Не совсем. Странные люди не оставались там до скончания веков… нет. Ничего подобного. Это скорее было что-то вроде… библиотеки. – Похоже, она была не вполне уверена в том, что подобрала правильное слово, и посмотрела на Бентама. – Так?
– Да, – кивнув, подтвердил он. – Считалось, что странные души – это драгоценная субстанция, запас которой весьма ограничен. То, что мы уносим их с собой в могилу, рассматривалось как непозволительная роскошь. Вместо этого в конце жизни мы должны были осуществить паломничество в эту библиотеку, где наши души сохранялись для дальнейшего использования другими людьми. Даже в духовных вопросах мы крайне бережливы.
– Первое начало термодинамики, – произнес я.
Он непонимающе посмотрел на меня.
– В любой изолированной системе запас энергии постоянен. В данном случае энергии наших душ. (Иногда я сам удивляюсь тому, сколько всего я помню из школьного курса.)
– Полагаю, принцип очень похож, – согласился Бентам. – Древние полагали, что человечеству доступно лишь ограниченное количество странных душ, и каждый раз, когда рождается странный человек, он берет свою душу напрокат. Подобно тому, как ты или я можем взять книгу в библиотеке. – Он обвел рукой ряды стеллажей с книгами. – Но когда твоя жизнь – твой взятый напрокат срок – истекает, душу необходимо вернуть.
Бентам кивнул Эмме:
– Пожалуйста, продолжайте.
– Итак, – произнесла Эмма, – существовала эта библиотека. Я всегда представляла себе, что она заполнена красивыми светящимися книжками, каждая из которых содержит странную душу. Тысячи лет люди брали в ней души и возвращали назад перед тем, как умереть, и все было прекрасно. Но однажды кто-то решил, что в библиотеку можно проникнуть, даже если ты не собираешься умирать. И он действительно в нее вломился. И ограбил ее. Он украл самые мощные души, которые смог найти, и использовал их для того, чтобы посеять хаос. – Эмма посмотрела на Бентама. – Правильно?
– Фактически все верно, хотя художественное оформление оставляет желать лучшего, – кивнул Бентам.
– Использовал их? – спросил я. – Как?