* * *
Собравшись с духом, я ощутил, что мой мозг отделился от тела, как происходило всегда, когда я решался на смелый либо идиотский поступок. Теперь я наблюдал за собой как будто со стороны и увидел, как я махнул арбитру рукой и крикнул:
– Следующий я!
До этого момента я был практически невидимкой. Теперь толпа и все бойцы изумленно смотрели на меня.
– Что ты задумал? – прошептала Эмма.
План у меня имелся, но я так увлекся его обдумыванием, что забыл поделиться им с Эммой и Хароном, а сейчас времени на это уже не осталось. Возможно, и к лучшему. Я опасался, что, если его озвучить, он может показаться нелепым или, того хуже – невозможным, и тогда я наверняка потерял бы присутствие духа, необходимое для его осуществления.
– Думаю, будет лучше, если я просто вам все покажу, – ответил я. – Но у нас точно ничего не получится, если мы не заполучим вон те ключи.
– Не волнуйся, Хавьер свое дело знает, – заверил Харон. Мы услышали попискивание и, опустив головы, увидели упомянутую крысу с куском сыра в зубах. Харон поднял питомца и начал его ругать: – Я сказал ключи, а не сыр!
– Я добуду ключи, – успокоила меня Эмма. – Только пообещай, что ты выйдешь оттуда целым и невредимым.
Я пообещал. Она пожелала мне удачи и поцеловала в губы. Я перевел взгляд на Харона, который склонил голову набок, как будто спрашивая: Я надеюсь, ты не рассчитываешь, что я тоже тебя поцелую. Я расхохотался и направился к группе бойцов.
Они мерили меня взглядами и, вне всякого сомнения, думали, что я рехнулся. Тем не менее ни один даже не попытался меня остановить. В конце концов, если этот плохо подготовленный парнишка, который даже не желает принимать перед боем амбро, готов броситься на чудовище и хоть немного его утомить, тем лучше. От такого подарка они отказываться не собирались. Даже если бы я погиб, в конце концов, я всего лишь раб. От этой мысли я их всех возненавидел и вспомнил о несчастных странных людях, похищенных тварями. Это их отделенные от тел души плавали теперь во флаконах, которые они все стискивали в пальцах. Я разозлился еще больше, но приложил максимум усилий к тому, чтобы преобразовать эту ярость в непреклонную волю и сосредоточенность. Впрочем, получилось у меня это неважно.
И все же. Пока ключник возился с замком, отпирая клетку, я заглянул в себя и, к своему удивлению и восторгу, обнаружил, что меня не раздирают сомнения, не преследуют видения моей неминуемой смерти и не одолевает ужас. Я уже дважды устанавливал полный контроль над этой пустóтой. И сейчас мне предстояло сделать это в третий раз. Несмотря на гнев, я был спокоен и собран. И в этой тишине я обнаружил все необходимые мне слова. Они были готовы к тому, чтобы я их произнес.
Ключник отпер дверь, и я шагнул в клетку. Не успел он ее закрыть, как пустóта ринулась ко мне, громыхая цепью, как злобное привидение.
Язык, только не подведи.
Я поднял руку, прикрывая рот, и на гортанном языке пустот произнес:
Остановись.
Пустóта остановилась.
Сидеть, – скомандовал я.
Она села.
Я с облегчением вздохнул. Волноваться было не о чем. Восстановить связь оказалось так же легко, как управлять старой и покорной лошадью. Когда я управлял этим чудовищем, мне казалось, я борюсь с кем-то гораздо младше себя. Мой соперник вырывался и извивался, но был настолько слабее, что не представлял для меня никакой опасности. С другой стороны, легкость, с которой я контролировал пустóту, сама по себе представляла серьезную проблему. Я понимал, что не смогу вывести ее из клетки, если только мне не удастся убедить всех присутствующих в том, что она мертва и не представляет ни малейшей опасности. И никто не поверил бы в то, что она умерла, если бы победа досталась мне слишком легко. Я был костлявым пацаном, который даже не воспользовался амброзией. Я не мог убить ее одним ударом кулака. Чтобы мой план сработал, мне было необходимо устроить представление.
Как же мне ее "убить"? – спрашивал я себя. Разумеется, только не голыми руками. Обшарив клетку взглядом в поисках идей, я увидел нож предыдущего бойца, оставшийся лежать возле железного столба. Вот только возле столба сидела пустóта. Я набрал пригоршню камней, неожиданно подбежал к пустóте и бросил в нее камни.
Угол, – произнес я, снова прикрыв рот. Пустóта повернулась и кинулась в угол, что для зрителей означало только то, что я ее напугал. Бросившись к столбу, я схватил нож и отбежал назад. Этот геройский поступок заслужил мне свист кого-то из зрителей.
Гнев, – произнес я, и пустóта взревела, раскачивая языками, как будто моя дерзость ее разъярила. Я нашел глазами Эмму и увидел, что она пробирается к ключнику.
Отлично.
Мне было необходимо поставить себя в затруднительное положение.
Нападай на меня, – приказал я, и когда пустóта сделала несколько прыжков в моем направлении, я распорядился, чтобы она метнула язык и схватила меня за ногу.
Она так и сделала. Язык обжег мне кожу, дважды обвившись вокруг голени. Затем я приказал сбить меня с ног и подтащить к себе. Пустóта повиновалась, а я старательно изображал попытки ухватиться хоть за что-нибудь.
Оказавшись у железного столба, я обхватил его обеими руками.
– Тяни, – скомандовал я. – Не сильно.
Хотя я выражал свои пожелания в высшей степени схематично, пустóта, похоже, отлично понимала, чего я от нее хочу. Казалось, что, рисуя себе ее действия, а затем произнося вслух пару слов, я был способен передать ей целый параграф информации. Поэтому, когда пустóта потянула вверх, поднимая мое тело в воздух, а я прильнул к столбу, это выглядело именно так, как я себе изначально представил.
А я уже неплохо с этим справляюсь, – удовлетворенно подумал я.
Несколько секунд я сопротивлялся и стонал, надеясь, что мои мучения выглядят достаточно натурально, после чего выпустил столб. Толпа, ожидая, что самый короткий за сегодня поединок вот-вот окончится моей смертью, начала улюлюкать и осыпать меня оскорблениями.
Пора было переходить к решительным действиям.
Нога, – пробормотал я. Пустóта снова опутала мою ногу.
Тяни.
Она начала подтаскивать меня к себе, а я брыкался и размахивал руками.
Рот.
Она открыла рот, как будто собираясь проглотить меня целиком. Я стремительно извернулся и ударил ножом по языку вокруг моей щиколотки. На самом деле я ее не поранил, но приказал ей выпустить мою ногу и завизжать, как резаной. Пустóта повиновалась, издав ужасающий скрежет и втянув языки обратно в пасть. Лично мне все это показалось дурной пантомимой – между моей командой и реакцией пустóты возникла секундная пауза. Но судя по всему, толпа в очередной раз купилась. Презрительное улюлюканье перешло в крики ободрения. Поединок становился все интереснее, и, похоже, зрители решили, что у этого аутсайдера все же есть шансы.
В отчаянной надежде, что разыгрываемый мной спектакль не напоминает боевую сцену из низкобюджетного фильма, я организовал обмен ударами с пустóтой. Я бросился на нее, и она повергла меня на землю. Я махнул ножом, и она попятилась. Мы начали кружить по клетке, а она завывала, размахивая языками. Одним из языков она даже подняла меня в воздух и (очень осторожно) трясла, пока я не ударил по языку ножом (понарошку) и она (пожалуй, чересчур осторожно) снова меня не выронила.
Улучив момент, я снова покосился на Эмму. Она стояла в группе бойцов рядом с ключником. Поймав мой взгляд, она провела по горлу ребром ладони.
Хватит валять дурака.
Точно. Пора с этим заканчивать. Я сделал глубокий вдох, собрался с духом и приготовился к грандиозному завершению поединка.
Я бросился на пустóту с поднятым ножом. Она махнула языком, пытаясь исполнить подсечку, но я благополучно через него перепрыгнул. Второй язык уже летел мне в голову, но я успел от него увернуться.
Все по плану.
Далее я собирался перепрыгнуть через очередной язык у меня под ногами и сделать вид, что бью пустóту ножом в сердце. Но вместо этого этот язык ударил меня прямо в грудь с силой профессионального боксера-тяжеловеса, и я отлетел назад, упав на спину. Удар оглушил меня и вышиб из моих легких весь воздух. Толпа ликовала.
Назад, – пытался и не мог произнести я.
В следующую секунду она уже нависла надо мной, распахнув свои ужасные челюсти, из которых рвался жуткий гневный рев. Ей удалось на мгновение сбросить мое ярмо, которое успело ей изрядно надоесть. Мне необходимо было как можно скорее вернуть ситуацию под контроль, но ее языки пригвоздили к земле мои руки и одну ногу, и весь ее арсенал сверкающих зубов уже был готов сомкнуться у меня на лице. Мне едва удалось сделать вдох, и мои легкие наполнились зловонием пустóты. Поэтому вместо того, чтобы заговорить, я поперхнулся.
Она бы меня прикончила, если бы не странная особенность ее анатомии: к счастью, вытянутые языки не позволяли ей сомкнуть челюсти у меня на голове. Как только я ощутил, что язык высвобождает мою руку – ту самую руку, в которой я продолжал сжимать нож, – я сделал единственное, что могло спасти мне жизнь.
Я махнул рукой вверх и вонзил нож пустóте в горло. Она завизжала и покатилась по земле. Языки взвились вверх, хватаясь за нож.
Толпа обезумела от восторга.
Мне наконец-то удалось вдохнуть полной грудью, и я сел, глядя на корчащуюся в нескольких ярдах от меня пустóту. Из раны в ее горле хлестала черная кровь. Я понял, что, скорее всего, убил это существо. Убил его по-настоящему, что настолько расходилось с моими истинными намерениями, что я не испытал ни малейшего удовлетворения, наверняка охватившего бы меня, сделай я это при иных обстоятельствах. Боковым зрением я видел Харона, делавшего мне знаки, на любом языке мира означавшие – ты только что все испортил.
Я вскочил, твердо решив спасти то, что еще подлежало спасению. Снова установив контроль над пустóтой, я приказал ей расслабиться. Затем я внушил ей, что она не испытывает боли. Постепенно она успокоилась и ее языки упали на землю. Приблизившись к ней, я вытащил из ее горла свой окровавленный нож и поднял его вверх в знак своей победы. Толпа взревела, а я изо всех сил попытался изобразить на своем лице торжество победителя, потому что на самом деле я испытывал глубочайшую горечь поражения. При мысли о том, что я только что лишил наших друзей шанса на спасение, у меня все холодело внутри.
Ключник отпер дверь клетки, и двое мужчин подбежали к пустóте, чтобы удостовериться в ее смерти.
Не двигайся, – прошептал я, когда они приступили к осмотру. Один из них целился ей в голову из пистолета, а второй потыкал в нее палкой, после чего поднес ладонь к ее ноздрям.
И не дыши.
Она и не дышала. На самом деле пустóта так хорошо притворялась мертвой, что убедила бы в этом и меня, если бы между нами не продолжала сохраняться связь.
Охранники тоже в это поверили. Тот, который тыкал в пустóту палкой, отшвырнул свой инструмент и поднял мою руку вверх, провозглашая меня победителем. Толпа снова взревела, и я увидел, как те зрители, которые сделали ставку на мой проигрыш, разочарованно отсчитывают банкноты, рассчитываясь со своими оппонентами.
Затем клетка наполнилась желающими поближе взглянуть на предположительно мертвую пустóту. Среди них были и Эмма с Хароном.
Эмма подошла и обняла меня обеими руками.
– Не расстраивайся, – прошептала она. – У тебя не было другого выхода.
– Она жива, – прошептал я в ответ. – Но ранена. Я не знаю, сколько она протянет. Необходимо ее отсюда унести.
– Значит, это нам все же пригодится, – прошептала она, суя мне в карман связку ключей.
– Ха! – обрадовался я. – Ты бесподобна!
Но когда я обернулся, чтобы отпереть цепи пустóты, я обнаружил, что ее уже окружила толпа людей и подойти к ней очень трудно. Зрители пытались выдернуть у нее клочок шерсти на память или подобрать пропитанный кровью комок земли. Я начал проталкиваться к ней, но на каждом шагу меня останавливали, чтобы пожать руку или хлопнуть по спине.
– Это было невероятно!
– Да ты, парень, везунчик!
– Ты точно не принимал амбро?
Все это время я шепотом твердил свое заклинание, предписывающее пустóте не шевелиться и притворяться мертвой, потому что я чувствовал, что она начинает поеживаться, как маленький ребенок, который слишком долго сидел без движения. Она была взвинчена и ранена, и от меня требовалась неимоверная концентрация, чтобы не позволить ей вскочить и наполнить пасть окружившей ее лакомой странной плотью.
Наконец, мне удалось подобраться к цепи, и я принялся искать замок. Но тут рядом со мной вырос амброторговец. Обернувшись, я увидел его жутковатую бородатую маску всего в нескольких дюймах от своего лица.
– Ты думаешь, что я не понимаю, чем ты занимаешься? – произнес он. Оба вооруженных охранника и тут стояли по обе стороны от него. – Ты думаешь, я слепой?
– Я не знаю, о чем вы говорите, – пробормотал я.
На какое-то мгновение я решил, что он действительно меня раскусил и знает, что на самом деле пустóта не мертва. Но его люди даже не смотрели на распластавшееся на земле чудовище.
Он схватил меня за воротник куртки.
– Я никому не позволю себя потеснить! – заявил он. – Я тут хозяин!
Люди начали пятиться к выходу. Судя по всему, у этого парня была дрянная репутация.
– Никто никого не теснит, – услышал я у себя за спиной голос Харона. – Успокойся.
– Профессионального ловкача тебе все равно не перехитрить, – обернулся к нему наркоторговец. – Ты явился, утверждая, что он новичок, что он даже с мрачвежатами никогда не дрался, а потом вот это? – Он кивнул на поверженную пустóту. – Этого просто не может быть!
– Она мертва, – возразил я. – Можете проверить, если хотите.
Наркоторговец выпустил мой воротник, вместо этого вцепившись мне в горло.
– ЭЙ! – услышал я возглас Эммы.
Охранники тут же вскинули пистолеты и прицелились в девушку.
– Я только хочу знать, – шипел наркоторговец, – что ты продаешь?
Он начал сжимать мне горло.
– Продаю? – прохрипел я.
Он вздохнул и раздраженно пояснил:
– Ты пришел в мое заведение, убил мою пустóту и убедил моих клиентов, что им незачем покупать мой товар?
Он принял меня за конкурента, пытающегося вытеснить его с рынка. Это было какое-то безумие.
Он еще сильнее сдавил мое горло.
– Отпусти парня, – взмолился Харон.
– Если ты не продаешь амбро, тогда чем ты торгуешь? Что ты продаешь?
Я попытался ответить, но не смог и опустил взгляд на его руки. Он понял намек и слегка ослабил хватку.
– Говори, – великодушно разрешил он.
То, что я произнес, он, наверное, принял за сдавленный кашель.
Тот, который слева, – скомандовал я пустóте. И тут пустóта села и выпрямила спину, как ожившее чудовище Франкенштейна. Те немногие зрители, которые еще оставались рядом, с криком бросились бежать. Наркоторговец обернулся, еще не понимая, что произошло. Я ударил его прямо в маску, а охранники растерялись, не зная, в кого стрелять – в меня или пустóту.
Это секундное замешательство стоило им жизни. Не успели они понять, что происходит, как пустóта метнула все три языка в ближайшего охранника. Одним языком она его разоружила, а оставшимися двумя схватила поперек туловища, подняла в воздух и, как таран, обрушила на его товарища.
Наркоторговец остался со мной один на один. Видимо, до него дошло, что именно я контролирую пустóту, и, упав на колени, он запросил о пощаде.
– Возможно, это твое заведение, – заявил ему я, – но это моя пустóта.
Я велел пустóте обвить языком его шею. Затем я сообщил ему, что мы с пустóтой сейчас покинем его заведение, но он останется в живых только в том случае, если позволит нам уйти с миром.
– Да, да, – дрожащим голосом поспешил согласиться он. – Да, конечно…
Я отпер замок и снял с пустóты цепь. Под изумленными взглядами толпы мы с Эммой и Хароном повели хромающую пустóту к выходу из клетки. Наркоторговец шел впереди и, насколько ему позволял язык пустóты вокруг шеи, повторял:
– Не стрелять! Не смейте стрелять!
Мы вышли из клетки и заперли замок. Большинство зрителей так и остались внутри. Затем мы уже знакомым путем покинули притон и вышли на улицу. Мне пришлось бороться с соблазном уничтожить запасы амброзии, но затем я решил не рисковать. Пусть подавятся, – ожесточенно подумал я. Кроме того, сохранялась пусть и очень слабая, но вероятность того, что когда-нибудь эти похищенные души сумеют воссоединиться со своими владельцами.
Мы оставили наркоторговца в ближайшей канаве. Стоя на четвереньках, он задыхался и пытался поправить болтающуюся на одном ухе маску. Мы уже собирались покинуть это злачное место, как вдруг я услышал тихое рычание и вспомнил о мрачвежатах.
Я растерянно оглянулся на них. Они натянули цепи, пытаясь пойти за нами.
– Некогда, – произнес Харон, подталкивая меня вперед.
Не встреться я взглядом с Эммой, я бы его, возможно, послушал. Сделай это, – одними губами произнесла она.
– Одну секунду, – ответил я Харону.
На то, чтобы вырвать из земли железный столб, к которому были прикованы медвежата, у пустóты ушло не одна, а целых пятнадцать секунд, и к этому времени у входа в притон собралась целая толпа разгневанных амброманов. Но я все равно был уверен, что поступил правильно, хотя медвежата, за которыми волочились и столб, и цепи, шли медленно и задерживали наше отступление. Но тут моя пустóта по собственной инициативе подхватила их на руки и ускорила шаг.