Прошли два часа томительного ожидания. Я вдруг подумал, а что, если бандиты вернутся другой дорогой, через Грибовичи? Правда, дорога там была в отвратительном состоянии. Но чем черт не шутит! Если это так, то надо немедленно кончать с пятым бандитом и готовить стационар к обороне. Я уже хотел дать соответствующее распоряжение, как показались наши снайперы, а за ними - вооруженные автоматами школьники. Они вели незнакомого человека. Голова его была повязана окровавленной тряпкой, руки связаны сзади.
- Все о'кей, шеф! Враг уничтожен, стационар наш! - Александр Иванович сиял.
- Два твои? - спросил я.
- Естественно! Одного ухандокал Николай, а другого - Петр Тихонович, - указал он на отца Алексея. - Точно в лоб!
- А этого? - я показал на забинтованную голову бандита.
- А этого? - Сашка засмеялся, - Пушкин!
- Какой Пушкин?
- Чугунный!
Я вспомнил, что у меня в кабинете стоял на столе небольшой бюст Александра Сергеевича.
- И как это?
- Я ее не знаю. Она просила передать тебе, что ее зовут Светлана!
- Светка! - не поверил я своим ушам, переглянувшись с Борисом Ивановичем.
- А что! Она может!
- Ладно! Потом узнаем подробности. А сейчас вот что! Саша, тебе придется вернуться. Бери пулемет и установи его на крыше корпуса. С собой захвати человек пятнадцать. Это на тот случай, если бандиты вернутся через Грибовичи. Встретишь их! А этого давай сюда, - я указал на пленного.
Это был мужчина лет сорока. Его худая длинная шея была сплошь покрыта рыжей щетиной.
- Я не спрашиваю вас, кто вы. Это безразлично. В любом случае вы сегодня умрете, - предупредил я его. - Вы ответите на несколько моих вопросов и вас тут повесят.
Пленный побледнел:
- Зачем же мне тогда отвечать?
- Чтобы заслужить легкую смерть. Если вы будете молчать, вас зароют в муравейник. Через пару суток они очистят ваш скелет от мяса и внутренностей.
- Вы этого не сделаете! - вскричал несчастный.
- Почему? - искренне удивился я. - Кто нам помешает?
- Это бесчеловечно!
- Ага. Человечно было перебить автоматной очередью ноги восьмилетнему ребенку и оставить его умирать посреди двора?
- Он кидал в нас камни…
- Да? Вот вы и определили соразмерность поступка и наказания.
Пленник молчал.
Я подозвал троих ребят из тех, что были свидетелями расстрела своих товарищей.
- Снимите ему брюки и посадите на муравейник.
- Может, не надо? - Алексей смотрел на меня осуждающе.
- Надо!
Через десять минут со стороны поляны, где под большим дубом стоял огромный муравейник, раздались вопли. Спустя еще пять минут мне сообщили, что пленник согласился отвечать на вопросы.
- Так-то лучше! - встретил я его. - Итак, первый вопрос: куда направились ваши товарищи и зачем?
- За продуктами, пошарить на складах.
- Когда вернутся? С ними еще кто-нибудь приедет? - наугад спросил я и, заметив как он вздрогнул, добавил, - мы сохраним вам жизнь до их возвращения.
- Да! Еще наш начальник и с ним десять человек.
Выходит, бандитов было значительно больше.
- Кто же ваш начальник?
Он назвал имя, которое заставило вздрогнуть уже меня.
- Свяжите его покрепче и отнесите подальше в лес, - приказал я ребятам.
Теперь оставалось ждать. Сколько? День? Два?
Несколько человек отправились в лагерь за едой, а мы залегли на своих местах и приготовились к встрече.
Ждать пришлось трое суток. Спали по очереди. Костров разжигать было нельзя. Мы ели холодные консервы, большинство из которых оказались рыбными. В первую ночь пошел дождь, который лил весь следующий день. Ни обсушиться, ни согреться было негде. Хорошо еще, что песчаная почва быстро впитывала влагу. Опасаясь за здоровье детей, разве можно было иначе назвать пятнадцати- и шестнадцатилетних мальчиков, я разрешил, когда дождь кончился, разжечь в чаще леса небольшой костер, куда по очереди бегали ребята сушить промокшую одежду.
Если никто не заболел, то наверное из-за неимоверного нервного напряжения. Нас ожидала схватка с тридцатью шестью вооруженными до зубов бандитами, и единственно, что мы могли им противопоставить - это неожиданность. Поэтому приходилось быть начеку и ждать. Ждать, ждать и ждать!
Несмотря на запрет, в нашем расположении появились девочки и женщины из стационара. Они пробрались со стороны чащи и принесли термосы с горячим кофе. Таких термосов у нас в стационаре было много. Мне пришлось благодарить и ругать наших помощниц.
- Мы осторожно! - оправдывались они. Что и говорить, горячий кофе нас сильно поддержал, но девушки могли нас демаскировать и их пришлось немедленно удалить. Надо отдать им должное - ушли они совсем бесшумно.
Я с наслаждением отхлебывал горячий кофе и вдруг заметил, что рядом кто-то лежит. Это была Евгения.
Она затаилась за бугорком, выставив перед собой автомат.
- Ты что здесь делаешь? Почему не ушла с остальными? Где ты взяла автомат? - зашипел я на нее.
- Позвольте мне остаться!
- Уходи немедленно! Это не женское дело!
- Я умею стрелять и я еще не рассчиталась с ними за отца и мать!
- Это совсем другие.
- Нет, те самые! - упрямо возразила она. - Это те же самые и я хочу их убивать, убивать и убивать!
Я понял ее. Да, это были те же. Те, кто использовал людскую трагедию, чтобы дать волю своим животным инстинктам. Это они врывались в квартиры и насиловали жен на глазах мужей, дочерей на глазах отцов и, испохабив юное тело, вспарывали им животы. Я вспомнил омерзительные картины, которые видел по дороге и в городах.
Я подполз к ней ближе и, обняв за шею, поцеловал в затылок.
- Милая моя девочка, - как можно ласковее сказал я. - Ты права! Это те же. Но позволь нам самим рассчитаться с ними. Если тебя убьют, - добавил я, - я не переживу этого!
- Правда? - в ее голосе послышалось такое, что заставило сжаться мое сердце.
- Правда!
- Тогда я ухожу!
Я почувствовал прикосновение ее губ.
- Ты только береги себя… не лезь под пули… - она отползла в сторону и исчезла в зарослях.
Утром третьего дня со стороны магистрали послышался гул моторов. Я прислушался, гул шел с севера. Это возвращалась группа, которая направлялась в Белоруссию.
Гул сначала приближался, но потом вдруг затих. Колонна остановилась на шоссе. Через некоторое время прибежал парнишка, которого поставили наблюдать за дорогой.
- Что там? - нетерпеливо спросил я его.
- Стоят, ждут чего-то. Вышли из машин, курят.
- Сколько машин?
- Четырнадцать. Да, вот еще… там пушки!
- Какие пушки?!
- Небольшие. Две пушки. Прицеплены сзади к машинам. К первой и ко второй, - пояснил он.
- Ладно! Отправляйся назад. В случае чего - сразу сюда.
Тишина длилась недолго. Вскоре снова послышался шум моторов. На этот раз он шел с юга. Это возвращалась вторая группа. Соединившись, они двинулись дальше по лесной дороге.
Оставалось ждать сигнала. Когда колонна дойдет до стоящего на дороге бронетранспортера, тот откроет огонь и его поддержит оставшийся в тылу врага бронетранспортер Алексея. Там за пулеметом сидел его отец. В первом бронетранспортере за рычагами был Юра, а у пулемета - Николай.
Как только раздадутся первые пулеметные очереди, мы должны будем открыть огонь с обеих сторон дороги. Мы рассчитали сектора обстрела так, чтобы не перестрелять друг друга. Хотя и в таком расположении риск попасть в своих был велик.
- Бить по кабинам, - еще раз напомнил я своим ребятам. - Нельзя дать им возможность выскочить и залечь.
Гул моторов приближался. Я вздрогнул от неожиданности. Из-за поворота показался бронетранспортер. Он был немного меньше нашего, это была амфибия. К ней была прицеплена пушка. А следом шли крытые брезентом ЗИЛы и УРАЛы. Я насчитал их десяток. Затем показался автобус. Самый настоящий автобус. "Икарус".
- Это еще что такое? - пробормотал я про себя.
Вслед за автобусом показались еще ЗИЛы с пушками на прицепе. В это время подал голос пулемет Николая. Лес взорвался автоматными очередями. Я полоснул по кабине ближайшего ЗИЛа. Он вильнул в сторону и врезался в дерево.
Нападение было настолько неожиданным, что в ответ успели раздаться только две или три автоматные очереди. Сквозь треск выстрелов мне показалось, что я услышал пронзительный женский визг. Вскоре выстрелы по всей протяженности дороги почти прекратились. Однако в голове колонны бой продолжался. Я метнулся туда.
Башня вражеского бронетранспортера бешено вращалась, поливая лес вокруг свинцовым дождем. Наш бронетранспортер безуспешно вел огонь по вражескому. Пули отскакивали от брони, не причиняя ей вреда. На мою голову посыпались срезанные пулями ветки. Я упал на землю и стал подползать ближе.
Вдруг я заметил, что наш бронетранспортер начинает медленно пятиться назад. Отойдя метров на двадцать, он ринулся вперед, набирая скорость, и врезался во вражеский, тараня его корпусом. Тот содрогнулся и стал поперек дороги. Пулемет его замолчал, но ненадолго. Наш снова отъехал назад и на этот раз нанес удар в борт. Удар был настолько сильным, что амфибия подскочила на месте, но не перевернулась, на что, очевидно, рассчитывал Юрий. Пулемет однако заглох.
Я бросился к вражеской машине, но меня опередил Борис Иванович. С неожиданной для его возраста быстротой, он взобрался на броню и стал молотить неизвестно откуда добытой кувалдой по стволу пулемета и башне.
- Эй! Вылезай! Приехали!
Завхоз приостановил свою работу и приложил ухо к броне.
- Жив! - сообщил он.
Действительно, из амфибии донеслись шорохи и легкое позвякивание металла.
- Как его оттуда выкурить? - подумал я.
- Очень просто.
Я обернулся. Сзади с канистрой в руке стоял наш шофер Вася.
- Только не здесь! - предупредил вылезший из своего бронетранспортера Юрий. - Огонь может перекинуться на другие машины. Сейчас отбуксирую к концу дороги.
Он нырнул в люк и через минуту появился, держа в руке толстый стальной трос.
Я уже догадывался, кто сидит в амфибии. Мне не хотелось с ним встречаться. Поэтому, с одной стороны, я предпочел бы, чтоб он был убит. Но, с другой… Я не мог понять, как этот человек с его умом и характером мог связать себя с бандой насильников. И не только связать, но стать ее организатором и главою. Это не укладывалось в голове. Я чувствовал, что этот вопрос будет мучить меня всю оставшуюся жизнь, если не поговорю с ним лично. Но если мы встретимся с ним, смогу ли я отдать приказ расстрелять его? Не одержит ли тогда личное перед чувством долга? Но как я смогу смотреть в лицо товарищам, если отпущу его на волю? Да и послушаются ли они меня? Допустим, что послушаются. Но в нашей ситуации отдать неразумный и несправедливый приказ, значит сделать первый шаг к подрыву нашей организации, к ее будущему развалу. Я отдавал себе в этом отчет. Сохранить организацию в условиях общей деградации можно лишь в том случае, если все твои распоряжения будут продиктованы необходимостью и разумом, не вызывая протест, пусть даже скрытый, твоих товарищей. "В нынешних условиях, - думал я, - организация может сохраниться либо в условиях абсолютной демократии, либо при абсолютном терроре. Середины между этими крайними состояниями не может быть".
Обычно местные органы могут совершать ошибки и, несмотря на это, сохранять свою власть над "вверенным им населением", так как могут апеллировать к высшим органам власти и получить поддержку. Мне, если я совершу ошибку, апеллировать не к кому. В принципе, любая государственность содержит элементы скрытого террора. И именно этот скрытый, но реальный в потенции, террор удерживает людей в рамках государственной законности. В условиях погибшей государственной организации, люди, пытающиеся восстановить власть, построенную на привычных принципах, должны будут сконцентрировать в своей организации суть государственности и в этом случае скрытый террор неизбежно превратится в явный.
Я начал понимать своего противника…
Я шел вдоль колонны машин. Бойцы собирали оружие, оттаскивали трупы бандитов в сторону. Поодаль, под охраной трех автоматчиков, пятеро пленных рыли яму. Всем этим распоряжался Алексей.
Возле "Икаруса" толпились бойцы. Я подошел ближе.
- Что здесь происходит? - обратился я, к стоящему сзади пареньку.
- Черти-что, - скороговоркой проговорил он, - черти-что!
- А все-таки?
- А вы сами загляните туда!
Я растолкал бойцов и открыл дверцу автобуса. Меня встретили вопли и визг. На полу автобуса колыхалась какая-то бесформенная масса. Окна были зашторены и там царил полумрак. После яркого полуденного солнца глаза не сразу привыкли к слабому освещению, а когда я, наконец, понял, в чем дело, заорал что было сил:
- А ну, замолчать! Тихо! - и когда вопли стихли, добавил уже спокойно. - Все свободны! Выходите! Можете отправляться домой. Вас никто не обидит!
Я вышел из автобуса, оставив дверь открытой и дал знак ребятам, чтобы они посторонились. Некоторое время из автобуса доносились приглушенный разговор и возня, затем на выходе стали появляться девушки. Они прыгали на землю, пугливо озираясь по сторонам. Некоторые держали в руках небольшие узелки. Лица их были заплаканы, глаза наполнены страхом. Самой старшей из них, пожалуй, не было и двадцати.
Сзади кто-то выругался. Я обернулся. Это был Борис Иванович.
- Какие сволочи! Какие сволочи! - повторял он, имея в виду бандитов.
- Вы еще не видели того, что делалось в городах. Нам с вами придется нарастить толстую шкуру, Борис Иванович!
- Это же дети!
- Да… Позаботьтесь, чтобы их накормили.
Борис Иванович вышел вперед и приблизился к толпе дрожащих еще от страха бывших пленниц:
- А ну, девчата! Пошли со мною. Мы сейчас что-нибудь сообразим насчет еды!
Увидев перед собой пожилого человека с добродушной улыбкой, девочки немного успокоились.
Борис Иванович послал куда-то двоих ребят. Те бросились в лес и через минуту пришли, сгибаясь под тяжестью мешков.
- Пошли, пошли! Тут неподалеку поляна. Поедите и можете идти домой!
Он пошел в глубь леса, а они гуськом потянулись за ним.
Глава VI
ЦЕЛЬ И СРЕДСТВА
- Так ты жив! - были первые его слова. Я сидел на сосновом пеньке посреди широкой поляны в стороне от дороги, куда приказал доставить его, как только узнал, что он покинул бронетранспортер. Поняв, что сейчас сгорит вместе с машиной, он открыл люк и сдался.
- Развяжите ему руки! - приказал я сопровождающим. - И оставьте нас одних.
Они выполнили мое приказание, отошли к краю поляны, не спуская с пленника глаз.
- Так ты жив! - повторил он и сделал движение рукой, как-будто хотел протянуть ее мне, но вовремя сдержался.
Я молчал.
- Я это понял уже тогда, когда моя машина уперлась в бронетранспортер. Нет, вру! Сначала я подумал, что это воинская часть. Но потом, когда стало ясно, что это засада, сообразил: твоя работа. Мне надо было… - он замолчал.
- Что же тебе надо было?
- Выслать вперед разведку.
- Да, ты совершил грубую тактическую ошибку, - согласился я, - но я это предвидел. Если бы ты выслал вдоль дороги людей, мы бы их пропустили, не обнаружив себя и дождались пока вы въедете на дорогу всей колонной. Правда, мы понесли бы тогда потери и, возможно, большие, но все равно бы вас уничтожили.
- Выходит, я бы в любом случае проиграл? Вы меня расстреляете?
- А ты как думаешь?
- Да, конечно…
Надо было отдать ему должное: ни один мускул его лица не дрогнул и голос оставался спокойным. Можно было подумать, что мы с ним мирно беседуем как в былые времена за чашкой кофе.
И все-таки он спросил. Правда, спросил спокойно:
- Другой вариант возможен?
Я молчал.
- Ладно! Не будем больше об этом. И все-таки я хотел, чтобы ты меня понял.
- Я это стараюсь сделать… Кое о чем я догадываюсь, но не уверен…
- Можно я сяду?
- Садись.
Он опустился на траву и с наслаждением вытянул ноги. Глубоко вздохнул.
- Какой, право, здесь чистый воздух. Помнишь, как мы здесь…
- Я все помню, - прервал я его.
- Да, конечно. Мало времени… Ах! Если бы мы были вместе… Но ты всегда был идеалистом… Да пойми же ты, наконец! Человечество летит в пропасть!
- А ты, что?! Помогаешь ему спастись?
- Да, помогаю. Вернее, хотел помочь, но теперь… - он махнул рукой.
- А в помощники взял себе уголовников?
- У меня не все были уголовники, - быстро возразил он, - а, впрочем, какая разница! Нужны решительные исполнители моего плана. Интеллигенты для этого не подходили.
- Естественно! Они не стали бы стрелять в восьмилетних детей.
- В каждом великом деле есть свои издержки.
- В чем же величие твоего дела?
- Не надо! Если хочешь со мной говорить, то говори на равных! Если нет - кончай и все…
- А я и не иронизирую. Напротив, даже допускаю, что твои конечные цели были направлены на благо. Конечно, в твоем понимании. Не думаю, что твоей мечтой было стать атаманом шайки бандитов.
- Постой! Помнишь, мы как-то обсуждали с тобой возможность такого варианта и ты сказал, что в случае катастрофы оставшиеся в живых организуются в небольшие изоляты?
- Ну, и?
- Так вот! Я проанализировал ситуацию и понял, что выжить смогут только крупные изоляты. Вернее, изоляты, превратившиеся в племена с основой государственного порядка. Именно они в дальнейшем смогут объединить все человечество и спасти его от вырождения.
- Почти согласен. Тем более, что мелким изолятам грозит генетическое вырождение.
- Да! Да! Ты же сам это говорил раньше!
- И что?
- Как что?! Исходя из этого, надо было создать уже сейчас ядро такого объединения. А как его создать, если кругом паника? Следовательно, единственный вариант - это создать насильственно! Кто раньше создаст ядро, тот и будет диктовать условия. Мы, живущие в индустриально развитом обществе с городской организацией, в новых условиях не только теряем наше преимущество, но и попадаем в невыгодные условия в сравнении со скотоводческими районами с негустым населением. Они будут развиваться, ибо их крах меньший, чем наш! Пройдет некоторое время и они оправятся от последствий катастрофы. Еще немного времени и сюда хлынут полчища кочевников, установится иго монголов или турков, или еще кого-то в этом роде. И снова они будут насиловать наших жен и убивать мужчин.
- Поэтому твои уголовники начали заниматься этим, чтобы успеть до прихода монголов? За этим вы набрали полный "Икарус" девушек?
- А как достичь роста численности изоляты? Ты знаешь другой способ? Да, мы действительно набрали их около полусотни и собирались еще набрать. Мы их тщательно отбирали. Это все молодые, здоровые, красивые, если хочешь знать. Они могли бы дать жизнь многочисленному и здоровому поколению. Разве лучше было оставить их погибать в городах и селах? Да, вот еще что! - Он помолчал, видимо колеблясь, но потом решительно произнес:
- После того, как вы меня расстреляете (голос его не дрогнул), пошли людей в Любомль. Там в здании райсовета сидят еще человек тридцать. Их охраняют, но я дам записку… Там же сложены еще различные припасы. Мы не могли увезти все сразу.