Я доел хот-дог и теперь просто пил кофе. В очередной раз бросив взгляд в окно, я увидел, как мимо по улице торопливо прошел Роман. Он не заметил меня. Он глядел куда-то вперед, был чем-то встревожен, и, судя по всему, настроен весьма решительно.
Я залпом допил кофе и поспешил за ним.
[Примечание редактора: описание трех этапного процесса синтеза диэтиламина лизергиновой кислоты (ЛСД) из обычного сырья было исключено из данной рукописи.]
ГЛАВА ПЯТАЯ
Он шел впереди, обгоняя меня на полквартала, и я держался на почтительном расстоянии позади него. Он спешил сквозь толпу, расталкивая прохожих. Он выходил на Стюарт-Стрит, и но я не выпускал его из виду. Затем он повернул налево и направился к автостраде. Я последовал за ним. Это было пустынное место; я остановился и закурил сигарету. Я старался поплотнее запахнуть на себе плащ и жалел о том, что не удосужился надеть шляпу. Если он сейчас оглянется назад, то наверняка узнает меня.
Роман прошел еще один квартал, затем снова повернул налево. Он как будто возвращался наза. Я не понял этого маневра, но решил быть поосторожнее. Он шел торопливо, едва не срываясь на бег, это были движения испуганного человека.
Теперь мы были на Харви-Стрит. Здесь находилась несколько китайских ресторанчиков. Я остановился у одного уз них, делая вид, что читаю меню. Роман не оглядывался назад. Он прошел еще один квартал, а затем повернул направо.
Я поспешил следом.
К югу от Коммонз городской облик разительно меняется. Так, на Тремонт-Стрит расположены дорогие магазины и первоклассные театры. Вашингтон-Стрит находится всего в квартале отсюда, и характер тамошних увеселительных заведений рассчитан на менее взыскательную публику: бары, проститутки и кинотеатры, в которых крутят порнофильмы. Еще далее кварталом дела обстоят еще круче. Потом идет квартал с китайскими ресторанчиками, где я сейчас и оказался. Еще дальше квартал оптовых магазинчиков. В основном ткани.
Теперь мы шли по этим улицам.
Магазины были погружены во тьму. В витринах были выставлены рулоны тканей. Были здесь и большие железные ворота из рифленого железа, куда подъезжали для погрузки и разгрузки грузовики. Несколько маленьких галантерейных лавчонок. Магазинчик театральной бутофории, в витрине которого были выставлены костюмы - чулки для танцовщицы кордебалета, старая военная униформа, несколько париков. В полуподвальном этаже располагался зал для игры в пул, откуда слышался тихий стук шаров.
На улицах царили темнота и сырость. Навстречу почти не попадалось прохожих. Роман быстро прошел еще один квартал, и затем остановился.
Я успел нырнуть в какой-то дверной проем. Какое-то время он стоял, оглядываясь по сторонам, а потом отправился дальше. Я снова последовал за ним.
Он петлял по улицам, несколько раз возвращаясь обратно и часто останавливался, чтобы оглянуться назад. Один раз мимо проехала машина, шины шелестели на мокром тротуаре. Роман бросился в тень, и вышел оттуда только когда машина скрылась из виду.
Он нервничал, это хорошо.
Я шел за ним еще по крайней мере с четверть часа. Я никак не мог решить, то ли он на самом деле настолько осторожен или же просто убивает время. Он останавливался несколько раз, и глядел на то, что теперь было у него в руке - может быть часы, может быть еще что-нибудь. Я не мог разглядеть.
Наконец он направился на север, придерживаясь дальних улочек, обходя стороной Коммонз и Легислатуру Штата. И только теперь я понял, что он направляется на Бикон-Хилл.
Прошло еще десять минут, и я должно быть, утратил бдительность, потому что случилось так, что я потерял его из виду. Он бросился за угол, а когда, буквально несколько мгновений спустя, я подоспел на то же место, то его нигде не было видно: улица была совершенно пустынна. Я остановился, прислушиваясь к звуку шагов, но все было тихо. Это меня обеспокоило, и я поспешил вперед.
Все произошло очень быстро.
Что-то холодное, влажное и очень тяжелое ударило меня по голове и я почувствовал острую боль, холодившую лоб, а потом сильный удар в живот. Я упал на тротуар, и мир закружился у меня перед глазами. Я слышал крик и шаги, а потом была пустота.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Это было очень странное зрелище, я чувствовал себя как будто во сне, где все перемешалось. Дома казались черными и огромными, они возвышались и нависали надо мной, угрожая вот-вот обрушиться. И им не было видно конца и края. Мне было мокро и холодно, мое лицо было мокрым от непрекращающегося дождя. Я немного приподнялся на тротуаре и увидел, что асфальт был красным.
Я приподнялся на локте. Кровь капала на плащ. Я тупо смотрел на красный асфальт. Черт возьми, сколько кровищи. Моя кровь?
В животе у меня забурлило и меня вырвало. Ужасно кружилась голова, и все перед глазами стало на мгновение зеленым.
Наконец, сделав над собой усилие, мне удалось подняться на колени.
Где-то вдалеке я слышал вой сирен. Довольно далеко, но этот звук как будто становился ближе. Я нетвердо стоял на ногах и прислонился к автомобилю, что был припаркован у обочины. Я не знал, где я; на улице было темно и тихо. Я глядел на залитый кровью тротуар, и раздумывал над тем, что же мне теперь делать.
Звук сирен становился ближе.
Спотыкаясь, я забежал за угол и здесь остановился, чтобы перевести дух. Сирены были совсем близко; их голубой свет осветил улицу, на которой я только что стоял.
Я снова побежал. Я не знал, как далеко удалось мне уйти от того места. Я не знал, где я теперь находился.
Я продолжал бежать, пока не увидел такси. Машина с работающим вхолостую мотором была припаркована у стоянки.
Я сказал таксисту:
- Довезите меня до ближайшей больницы.
Он посмотрел на мое лицо.
- Еще чего не хватало, - сказал он.
Я хотел было сесть в машину.
- Отвали, приятель. - Он захлопнул дверцу и уехал прочь, оставляя меня стоять посреди улицы.
В далеке я снова услышал звуки сирен.
Меня захлестнула новая волна слабости. Я опустился на тротуар и ждал, пока приступ пройдет. Меня снова стошнило. С лица по-прежнему капала кровь. Маленькие красные капельки падали на землю, смешиваясь с тем, что было только что исторгнуто из себя моим желудком.
Дождь не утихал. Я дрожал от холода, но как раз именно это и удерживал меня от того, чтобы потерять сознание. Я поднялся на ноги и попробовал вспомнить, как все было; я находился где-то южнее Вашингтон-Стрит; на последнем указателе, была надпись Керли-Плейс. Мне это название ни о чем не говорило. И тогда я пошел вперед наугад, нетвердо ступая, часто останавливаясь.
Я надеялся, что иду в верном направлении. Я знал, что теряю кровь, но не имел понятия, насколько серьезной может оказаться моя рана. Через каждые несколь шагов мне приходилось останавливаться, чтобы прислониться к каой-либо из машин и перевисти дыхание.
Мне стало еще хуже.
Я споткнулся и упал, сбивая о тротуар колени и чувствуя адскую боль. Через некоторое время сознание мое все же несколько прояснилось, и я смог снова подняться с земли. Насквозь промокшие ботинки скрипели при ходьбе. Вся моя одежда была насквозь мокрой от дождя и моего собственного пота.
Я постарался сосредоточиться на скрипе своих туфель и заставил себя идти дальше. Медленно, шаг за шагом. В трех кварталах впереди себя я увидел заженные фонари. Я знал, что мне это по силу.
Шаг за шагом.
Я прислонился на минутку к синему автомобилю у обочины, только на минутку, чтобы можно было перевести дух.
* * *
- Вот так. Вот так, осторожнее.
Кто-то поднимал меня. Я сидел в машине и меня вытаскивали из нее. Кто-то забросил мою руку к себе на плечо, и я шел. Впереди яркие огни. Вывеска: "Отделение неотложной помощи". Горит голубая лампа. Медсестра остановилась в дверях.
- Давай, иди медленно. Все будет в порядке.
Мне казалось, что моя голова с трудом удерживается на шее. Я попытался, что-то сказать, но во рту у меня все переслохло. Мне было очень холодно и очень хотелось пить. Я взглянул на человека, помогавшего мне идти. Пожилой человек, лысый и с седой бородой. Я старался идти ровнее и тверже держаться на ногах, чтобы как можно меньше обременять его, но ноги были словно ватными и еще меня бил озноб.
- Хорошо, парень. Иди. Молодец.
У него был грубоватый голос. Медсестра вышла нам навстречу, выступая из моря ослепительного света, увидела меня и тут же поспешила обратно. Из двери появились двое врачей-практикантов, которые тут же подхватили меня под руки. Они были сильными и высокими, я почувствовал, что меня приподнимает над землей так, что теперь лишь мыски моих туфель едва чиркали по лужам. Моя голова была наклонена вперед, и я чувствовал, как дождевые капли затекают за шиворот. Лысый человек забежал вперед и распахнул двери.
Мы оказались в помещении, и там было тепло. Меня уложили на застеленный простыней стол и начали раздевать, но вся одежда насквозь вымокла и пропиталась кровью; вещи липли к моему телу и в конце концов их стали резать ножницами. Это было очень нелегко, и наверное растянуло на многие часы. Я лежал с закрытыми глазами: потому что лампы под потолком горели очень ярко, они слепили глаза и на них было больно смотреть.
- Взять кровь на гематокрит и сделать перекрестную пробу, - сказал один из врачей. - И подготовьте комплект номер четыре и шовный материал во втором кабинете.
Они что-то делали с моей головой; я почти не ощущал того, как чьи-то руки прижимают марлевые салфетки к моей коже. Лоб казался холодным и онемевшим. К этому времени им удалось меня раздеть. Меня растерли жестким полотенцем и укутали в одеяло, а потом переложили на другой стол, который тоже был застелен простыней, который тут же покатился по коридору. Я открыл глаза и увидел, что тот пожилой человек с бородой с беспокойством смотрит на меня.
- Где вы его нашли? - спросил один из врачей.
- На машине. Он лежал на машине. Сначала я подумал, что он просто напился до бесчуствия. Это было на дороге, понимаете, и я испугался, что он может угодить кому-нибудь под колеса, поэтому я остановился, чтобы убрать его оттуда. Подойдя поближе, я увидел, что он хорошо одет и весь в крови. Я не знаю, что с ним случилось, но на вид он был совсем плох, и поэтому я привез его сюда.
- А вы не знаете, что это может быть? - спросил практикант.
- По-моему, его избили.
- У него нет бумажника, - сказал практикант. - Сколько он вам должен за проезд?
- Ничего, пустяки, - сказал лысый.
- Я уверен, что он пожелает заплатить вам.
- Пустяки, - повторил таксист. - Ну ладно, мне пора.
- Все же оставьте свои координаты у секретаря, - сказал практикант.
Но пожилой таксист уже скрылся за дверью.
Меня привезли в комнату, стены которой были выложены голубым кафелем. У меня над головой был включен хирургический светильник. На меня смотрели чьи-то лица, наполовину скрытые под марлевыми повзяками. На руки врачей натянуты резиновые перчатки.
- Сначала остановим кровотечение, - сказал все тот же врач. - А потом сделаем рентген. - Он взглянул на меня. - Вы очнулись, сэр?
Я кивнул и хотел что-то сказать.
- Нер разговаривайте. У вас может быть сломана челюсть. Сейчас я закрою рану у вас на лбу, а там посмотрим.
Медсестра умыла меня. Сначала теплым мылом. Губки быстро пропитывались кровью и их приходилось менять.
- Теперь спирт, - сказала она. - Может немного щипать.
Молодые врачи-практиканты осматривали рану и разговаривали между собой.
- Наверное лучше отметить это как шестисантиметровый наружный порез на правом виске.
Я почти не чувствовал жжения спирта. Он холодил кожу и немного пощипывал, вот и все.
В руках практикант держал кривую хирургическую иглу, вставленную в иглодержатель. Медсестра отступила назад, и он склонился над моей головой. Я ожидал почувствовать боль, но чувствовал лишь легкое покалывание. Накладывая швы, он сказал:
- Черт, какой глубокий порез. Совсем как хирургический.
- Нож?
- Может быть, но я сомневаюсь в этом.
Медсестра наложила мне на руку жгут и брала кровь из вены.
- Введите ему еще противостолбнячную сыворотку, - сказал практикант, продолжая накладывать швы. - И пеницилин. - Тут он обратился ко мне. - Моргните один раз, если "да", и два раза, если "нет". У вас есть аллергия на пенициллин?
Я моргнул два раза.
- Вы уверены?
Я моргнул один раз.
- Хорошо, - сказал практикант. Он все еще зашивал рану. Медсестра сделала мне два укола. Второй практикант осматривал мое тело и не говорил ничего.
Должно быть я снова потерял сознание. Вновь открыв глаза, я увидел, что над головой у меня установлен огромный рентгеновский аппарат. Кто-то раздраженно повторял: "Осторожно. Да осторожнее же."
Я снова впал в забытье.
Очнулся я уже в совсем другой комнате. Стены в ней были выкрашены светло-зеленой краской. Занимавшиеся мной практиканты подносили еще сырые рентгеновские снимки к свету и обсуждали их между собой. Затем один из них ушел, а второй подошел ко мне.
- С вами как будто все в порядке, - сказал он. - Возможно у вас выбито несколько зубов, но трещин и перелосов как будто нет.
Туман в голове рассеивался; я приходил в себя и уже был в состоянии спросить:
- Рентгенолог смотрел снимки?
Этот вопрос застал их врасплох. Они прихили, и в этот момент, должно быть, думали о том же, что и я: о том, что разбирать снимки черепа очень нелегко, и для этого необходимо соответствующий опыт. Они так же не ожидали, что я могу задать подобный вопрос.
- Нет, рентгенолога сейчас нет на месте.
- А где же он тогда?
- Вышел за кофе.
- Тогда пусть он войдет обратно, - сказал я. У меня во рту все пересохло; челюсть болела. Я дотронулся рукой до щеки и обнаружил большой и очень болезненный желвак. Не удивительно, что они беспокоились о том, что могут быть трещины.
- Какой у меня крит? - снова спросил я.
- Что вы сказали, сэр?
Им было трудно понимать меня, потому что язык у меня заплетался и речь от этого казалась неразборчивой.
- Я сказал, какой у меня гематокрит?
Они снова переглянулись между собой, а затем один ответил:
- Сорок, сэр.
- Принесите мне воды.
Один из них отправился за водой. А другой изумленно глядел на меня, как будто только что признал во мне человеческое существо.
- А вы врач, сэр?
- Нет, - огрызнулся я. - Я хорошо осведомленный пигмей.
Смутившись, он вытащил из кармана блокнот м спросил:
- Вы поступали когда-либо на лечение в эту больницу?
- Нет, - сказал я. - И сейчас не собираюсь этого делать.
- Сэр, но вы поступили сюда с резанной раной…
- Это мое дело. Дайте мне зеркало.
- Зеркало?
Я вздохнул.
- Хочу посмотреть, чего вы там нашили.
- Сэр, если вы врач…
- Дайте мне зеркало.
Зеркало и стакан воды были доставлены мне с впечатляющей поспешностью. Сначала я быстро выпил воду; это было замечательно.
- Вам лучше не торопиться, сэр.
- Гематокрит сорок, и это совсем не плохо, - сказал я. - Вы тоже, кстати, об этом знаете.
Держа зеркало в руке, я рассматривал порез у себя на лбу. Я злился на практикантов, и это раздражение помогало мне забыть о боли. Я разглядывал изогнутый порез, который начинался повыше брови и спускался к уху.
Они наложили около двадцати швов.
- Как давно меня привезли? - спросил я.
- Около часа назад, сэр.
- Перестаньте называть меня сэром, - сказал я, - и сделайте еще один анализ крови. Я хочу убедиться, что нет внутреннего кровотечения.
- Сэр, но у вас пульс только семьдесят пять, и цвет вашей кожи…
- Делайте, что вам говорят, - сказал я.
Они снова взяли у меня кровь. Практикант набрал в шприц не меньше пяти кубиков.
- Боже, - сказал я. - Ведь это только на гематокрит.
Он виновато взглянул на меня и поспешно удалился. Небрежно работают. Для анализа требуется совсем немного крови, какая-то часть миллилитра, фактически может быть достаточно даже капли крови из пальца.
Я сказал, обращаясь оставшемуся практиканту.
- Мое имя Джон Берри. Я патологоанатом из "Линкольна".
- Да, сэр.
- Ничего записывать не надо.
- Да, сэр, - он отложил блокнот.
- Я к вам не поступал, и никаких документальных записей на сей счет быть не должно.
- Сэр, но если на вас напали и ограбили…
- На меня никто не нападал, - возразил я. - Я споткнулся и упал. И все. Нелепая случайность.
- Сэр, но характер травм, полученных вами, указывает на то…
- Мне нет дела до того, что я не соответствую ни одному из тех, случаев, что описаны в вашем учебнике. Я говорю вам, как было дело, и этого достаточно.
- Сэр…
- И без разговоров.
Я посмотрел на практиканта. На нем были белые брюки и халат, слегка забрызганный кровью; я догадался, что это, наверное, была моя кровь.
- У вас на халате нет карточки с именем.
- Нет.
- Тогда вам лучше приколоть ее. Потому что нам, пациентам, хочется знать, с кем мы говорим.