- А почему сегодня сюда прислали именно вас?
- Значит, видно, судьба моя такая, - ответил Хендрикс. - Я слышал, что будто бы этим собирался заняться сам Вестон, но, очевидно, он передумал.
- Лиланд Вестон?
- Да.
Вестон, довольно мощного телосложения пожилой человек, был главным патологоанатомом "Сити" и несомненно самым лучшим патологоанатомом во всем Бостоне.
- Ну что ж, - сказал Хендрикс. - Наверное уже можно приступать.
Он подошел к раковине и начал долго и с убийственной тщательностью мыть руки. Подобное зрелище, когда патологоанатомы перед проведением вскрытия принимаются за тщательную обработку рук, неизменно раздражает меня. Со стороны они выглядят по-идиотски нелепой пародией на хирургов: это словно обратная сторона той же монеты, человек в хирургической униформе - мешковатые брюки, рубаха с V-образным вырезом и короткими рукавами - проводит дезинфекцию рук, прежде чем приступить к операции на пациенте, для которого уже безразлично, будет ли при этом все стерильно или нет.
Но в случае с Хнедриксом я понимал, что он просто тянет время.
* * *
Вряд ли вскрытие можно считать приятным времяпровождением. Но еще более гнетущее впечатление от подобных процедур остается, когда на столе патологоанатома оказываются трупы молодых девушек, таких же юных и привлекательных, какой была Карен Рэндалл. Ее обнаженное тело лежало на спине, и струящаяся по столу вода перебирала пряди длинных светлых волос. Невидящий взгляд прозрачных голубых глаз был устремлен в потолок. Пока Хендрикс все еще заканчивал с мытьем рук, я смотрел на тело и дотронулся до кожи. Она была холодной и гладкой на ощупь и серовато-белой на вид. А как же еще может выглядеть истекшая кровью девушка?
Хендрикс удостоверился в том, что в фотоаппарат была вставлена кассета с пленкой, а затем сделал мне рукой знак отойти в сторону, после чего от сделал три снимка трупа с разного ракурса.
Я поинтересовался у него:
- Вам отдали ее историю болезни?
- Нет. Сама карта у старика. А у меня есть только амбулаторная выписка.
- И что в ней?
- Клинический диагноз - смерть наступившая в результате вагинального кровотечения, осложненного общей анафилаксией.
- Общей анафилаксией? Отчего же?
- Я над этим тоже голову ломаю, - сказал Хнедрикс. - Видно у них там что-то случилось, но что именно это было, мне выяснить так и не удалось.
- Вот это уже интересно, - отозвался я.
Покончив с фотосъемкой, Хендрикс подошел к установленной рядом обычной школьной доске. В большинстве лабораторий есть такие доски, где патологоанатом по ходу вскрытия может делать какие-то свои пометки - результаты поверхностного осмотра трупа, вес и состояние органов, и тому подобные сведения. Взяв мел, он написал: "Рэндалл, К." и поставил рядом порядковый номер по регистрации.
В этот момент в секционный зал кто-то вошел, и, обернувшись, я узнал в это лысеющем и несколько сутулом человеке Лиланда Вестона. Ему было уже за шестьдесят, он собирался в скором будущем оставить работу, но не смотря на довольно почтенный возраст и некоторую сутуловатость, Вестон был бодр и энергичен. Его движения были порывистыми. Сначала он поздоровался за руку со мной, потом с Хендриксом, который, казалось, воспринял его приход, как чудесное избавление.
Вестон самолично принялся за вскрытие. Он начал с того - и это его привычка была мне хорошо знакома - что принялся расхаживать у стола, раз шесть за это время обойдя вокруг тела со всех сторон, пристально глядя на него и бормоча что-то себе под нос. Наконец он остановился и взглянул на меня.
- Ну как, Джон, ты смотрел ее?
- Да.
- И что скажешь?
- Незадолго до смерти она прибавила в весе, - сказал я. - Растяжки на бедрах и груди. Она кажется несколько полноватой.
- Хорошо, - одобрил Вестон. - Еще что-нибудь?
- Да, - ответил я. - Не совсем обычный рост волос. У нее светлые волосы, но над верхней губой заметна тонкая полоска темных пушковых волос, и еще такие же волосы видны на предплечьях. На мой взгляд такое встречается довольно редко.
- Хорошо, - кивнул Вестон, слегка усмехнувшись. Это была так хорошо знакомая мне усмешка моего старого учителя. Большинство патологоанатомов Бостона в разное время проходили обучение у Вестона. - Но, - продолжал он, - ты не обратил внимание на самое главное.
С этими словами он указал на область лобка, который был чисто выбрит:
- Вот.
- Но у нее был аборт, - подал голос Хендрикс. - У нас всем известно об этом.
- До вскрытия, - строго возразил ему Вестон, - никому ничего известно быть не может. Мы не можем позволить себе заниматься постановкой предварительных диагнозов. Отдадим эту привилегию на откуп клиницистам. - Он натянул на руки резиновые перчатки. - Нужно будет очень постараться и составить тщательный и сверхподробный отчет об этом вскрытии. Потому что Дж.Д.Рэндалл еще сам постарается причесать его после нас. Итак, приступим, - он внимательно оглядел кожу лобка. - Трудно сказать, почему паховая область у нее выбрита. Это могло быть сделано при подготовке к операции, но очень часто пациенты делают это, исходя из каких-либо собственных соображений. В данном случае, мы можем отметить, что волосы выбриты очень аккуратно, без единой царапины или пореза. Это довольно существенное наблюдение, так как во всем мире нет, наверное, такой медсестры, которая при предоперационном бритье подобного обширного участка тела, как этот, справилась бы со своей задачей без по крайней мере маленького пореза. Медсестры всегда очень торопятся и не обращают внимания на такие мелочи. Значит…
- Она побрилась сама, - сказал Хендрикс.
- Должно быть, так, - согласно кивнул Вестон. - Но, разумеется, это еще совсем не означает, равно как и не исключает возможность операции. Но все же это следует иметь в виду.
Он приступил к вскрытию, действуя ловко и быстро. Измеренный им рост девушки составил пять футов четыре дюйма, а вес - сто сорок фунтов. Принимая во внимание количество потерянной ею жидкости, она была довольно тяжела. Вестон записал эти данные на доске и сделал первый надрез.
Надрез при анатомическом вскрытии имеет Y-образную форму, когда делаются косые разрезы, начинающиеся от каждого плеча и соединяющиеся по центру тела у нижней границы ребер, откуда идет один разрез до лобковой кости. Затем кожа и мышцы отворачиваются в стороны тремя лоскутами; грудная клетка вскрывается, открывая легкие и сердце; брюшная полость тоже оказывается открытой. Артерии перевязываются и перерезаются, толстая кишка перевязывается и перерезается, затем перерезают трахею и глотку - и все внутренние органы, сердце, легкие, желудок, печень, селезенка, почки и кишечник извлекаются наружу.
Затем выпотрошенное таким образом тело зашивается. Извлеченные органы могут быть исследованы позднее, и теперь с них делаются срезы для микроскопического исследования. В то время как патологоанатом занят этим, динер выполняет надрез на волосистой части кожи головы, снимает черепной свод и вытаскивает мозг, если на то было заранее получено соответствующее разрешение.
Подумав об этом, я обратил внимание на то, что при вскрытии не присутствовал динер. Я сказал об этом Вестону.
- Все так и должно быть, - сказал он. - Мы здесь сами управимся. Со всем.
Я смотрел на то, как режет Вестон. И хоть рука у него чуть подрагивала, но действовал он все еще также умело и уверенно, как в былые годы. Как только он вскрыл брюшину, из надреза хлынула кровь.
- Быстро, - сказал он. - Откачиваем.
Хендрикс принес бутыль, с укрепленным на ней наконечником насоса. Оказавшаяся в брюшной полости жидкость - темно-красного цвета, почти черная, в основном кровь - была откачана. Объем жидкости составил где-то около трех литров.
- Очень плохо, что у нас нет ее карты, - сказал Вестон. - Не помешало бы знать, сколько в нее успели влить в неотложке.
Я согласно кивнул. Объем крови в организме среднего человека равняется примерно пяти литрам. И скопление такого значительного количества крови в брюшной полости может означать некое внутреннее повреждение.
После отвода жидкости, Вестон продолжил вскрытие, вынимая органы и выкладывая их в кювету из нержавеющей стали. Затем он отошел раковине, промыл все органы, и начал по очереди рассматривать их, начиная свое исследование с самого верха, с щитовидной железы.
- Странно, - сказал он, держа удаленную железу в руках. - Весит как будто грамм пятнадцать или около того.
Нормальная щитовидная железа весит в пределах от двадцати до тридцати граммов.
- Но возможно, что это просто обычное отклонение, - предположил Вестон. Он сделал надрез и принялся рассматривать внутреннюю поверхность. Мы не увидели ничего необычного.
Затем он вскрыл трахею, разрезая ее по всей длинне, до места ее раздвоения у легких, оказавшихся увеличенными и к тому же белого цвета, вместо обычного розовато-фиолетового.
- Анафилаксия, - заключил Вестон. - Общая. У кого-нибудь есть догадки или предположения на тот счет, на что у нее была такая аллергия?
- Нет, - сказал я.
Хендрикс делал записи. Вестон оглядел бронхи, уходящие в легкие, а затем вскрыл легочные артерии и вены.
Затем он занялся сердцем, сделав два сквозных надреза справа и слева, открывая сразу все четыре полости. ("Все в совершенной норме.") Затем он вскрыл коронарные артерии. Они тоже оказались в порядке, хотя и имели некоторые признаки атеросклероза.
Все остальное было тоже нормальным, до тех пор, пока очередь не дошла до матки. Она была пунцовой от крови и не очень большой, размером и формой скорее походившей на электическую лампочку, в которую от яичников вели фаллопиевы трубы. Когда Вестон повернул ее в руке, на одной из стенок стал заметен сквозной порез. Этим и объяснялось кровотечение в брюшной полости.
Но сама величина органа показалась мне странной. На мой взгляд это ничем не напоминало матку беременной женщины, принимая в частности во внимание то, что срок беременности девушки предположительно подходил к четырем месяцам. В четыре месяца зародыш достигает длины в шесть дюймов, у него уже бьется сердце, происходит образование глаз и лица, формируются кости. Матка значительно увеличивается.
Вестон, похоже, подумал о том же.
- Конечно, - сказал он, - не исключено, что при поступлении в больницу ей ввели окситоцин, но все же все это чертовски странно.
Сделав надрез на стенке матки, он раскрыл ее. Внутренняя поверхность была выскоблена довольно тщательно; прокол стенки был явно недавнего происхождения. Теперь изнутри матка была наполнена кровью и многочисленными полупрозрачными, желтоватого цвета сгустками.
- Желток, - сказал Вестон. Имелось в виду, что это посмертное образование.
Удалив кровь и сгустки, он принялся старательно разглядывать выскобленную маточную ткань.
- Тот кто это сделал не был дилетантом, - заметил вслух Вестон. - Этот кто-то был знаком по крайней мере с основными принципами выскабливания.
- Если не принимать во внимание перфорации.
- Да, - согласился он. - Если не обращать внимания на нее.
- Ну, что же, - снова заговорил Вестон, - по крайней мере теперь мы знаем, что она не могла сделать этого сама.
Это было весьма важным замечанием. Вагинальные кровотечения зачастую являются результатом предпринимаемых женщинами попыток самостоятельно избавиться от нежелательной беременности, будь то при помощи лекарств, разного рода солевых или мыльных растворов, вязальных спиц или других предметов. Но Карен не смогла бы самостоятельно произвести подобную чистку. Подобная процедура могла быть произведена лишь под общим наркозом.
- По-вашему это похоже на беременную матку, - поинтересовался я.
- Сомнительно, - сказал Вестон. - Весьма и весьма сомнительно. Сейчас посмотрим яичники.
Вестон вскрыл оба яичника, надеясь обнаружить желтое тело - железу желтого цвета, развивающуюся в яичнике после овуляции. Ничего подобного им найдено не было. Сам по себе этот факт еще ничего не означает; желтое тело начинает рассасываться по прошествии трех месяцев, а у этой девушки предположительно шел уже четвертый месяц беременности.
В секционный зал вошел динер и спросил, обращаясь к Вестону:
- Уже можно убирать?
- Да, - ответил Вестон. - Можете приступать.
Динер начал зашивать разрез и заворачивать труп в чистую простыню. Я обернулся к Вестону:
- А разве вы не будете исследовать мозг?
- Нет разрешения.
Если в конкретной ситуации не возникает подозрений на возможность некоей нейропатологии, судмедэксперты, назначающие вскрытия, обычно не настаивают на проведении исследования мозга.
- Но мне казалось, что такое семейство, как Рэндаллы, все-таки сами как никак медики…
- Вообще-то сам Дж.Д. ничего против не имел. Но вот миссиз Рэндалл… Она категорически против того, чтобы вынимали мозг, категорически. Ты знаком с нею?
Я отрицательно замотал головой.
- Потрясающая женщина, - сухо сказал Вестон.
Он снова занялся органами, исследуя желудочно-кишечный тракт от пищевода до прямой кишки. Все было в полном порядке. Я ушел, прежде, чем он успел управиться со всем остальным. Я увидел то, что хотел увидеть и знал, что окончательный отчет будет отнюдь не бесспорным. По крайней мере, основываясь на состоянии основных органов, никто не сможет однозначно утверждать, что Карен Рэндалл была беременна.
И все это было довольно странно.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Всякий раз при оформлении страховки я сталкиваюсь с трудностями. Это беда большинства патологоанатомов: узнав о роде ваших занятий, страховые компании приходят в ужас - постоянная работа в контакте с тканями, пораженными раковыми клетками, вирусами туберкулеза и прочими опасными инфекционными недугами, делает подобный договор с вами слишком рискованным. Единственным человеком из моих знакомых, у которого возникают еще большие трудности при попытках застраховать собственную жизнь, по праву можно считать биохимика по имени Джим Мерфи.
В годы своей юности Мерфи играл полузащитником в футбольной команде Йельского университета и даже был выдвинут в сборную восточных штатов. Само по себе это, безусловно, можно считать достижением, но вы бы удивились еще больше, познакомившись с Мерфи и увидев его глаза. Дело в том, что Мерфи практически ничего не видит. Он носит очки со стеклами в дюйм толщиной и низко наклоняет голову при ходьбе, как будто сгибаясь под их тяжестью. Видит Мерфи одинаково плохо при любых обстоятельствах, но в моменты особых переживаний или иногда выпив лишнего, он начинает налетать на предметы, случающиеся у него на пути.
Казалось бы о каких еще задатках футбольного полузащитника, имея в виду Мерфи, пусть даже для игры за такую команду, как в Йеле, может идти речь? Для того, чтобы узнать его секрет, вполне достаточно просто увидеть, как он движется. Мерфи наредкость проворен и умеет прекрасно удерживать равновесие. Когда он играл в футбол, его товарищи по команде разработали целую систему, состоявшую из нескольких приемов ведения игры и позволявшую защитнику сначала развернуть Мерфи в нужную сторону и затем направить его в заданном направлении. В большинстве случаев этот трюк срабатывал, хотя несколько раз Мерфи все же делал блестящие пробежки в ином, чем было нужно направлении, дважды выбежав при этом за линию ворот.
Его всегда влекли к себе экзотические виды спорта. Так, например, в тридцать лет он загорелся идеей скалолазания. Мерфи нашел свое новое увлечение весьма привлекательным, но только застраховаться ему никак не удавалось. Тогда он переключился на занятия автогонками и вроде даже делал успехи на этом новом поприще, пока в один прекрасный день не вылетел с гоночного трека на своем "лотусе", перевернувшись при этом четыре раза и попутно ломая обе ключицы сразу в нескольких местах. После этого он решил, что страховка для него все же важнее занятий спортом, поэтому все опасные увлечения были заброшены раз и навсегда.
Мерфи так быстр во всем, что и речь его скорее напоминает стенограмму, как если бы он считал ниже своего достоинства употреблять при разговоре все необходимые предлоги и местоимения. Но не только подобной манерой разговаривать доводит он до белого каления своих лаборантов и секретарш. Второй большой недостаток Мерфи - это окна. Мерфи всегда держит все окна настежь открытыми, даже зимой, будучи непреклонным противником того, что сам он называет "духотой".
Теперь же, войдя в его лабораторию, находившуюся в одном крыле городского родильного дома, я обнаружил, что она буквально завалена яблоками. Яблоки лежали в холодильниках, на лабораторных и письменных столах, на последних зачастую выполняя роль своего рода пресса для бумаг. Когда я переступил порог лаборатории, двое лаборанток, из-под лабораторных халатов которых виднелись теплые свитера, ели яблоки.
- Жена, - отрывисто сказал Мерфи, здороваясь со мной за руку. - Специализируется. Хочешь? Сегодня у меня "восхитительные" и "кортлэнд".
- Нет, спасибо, - отказался я.
Тогда Мерфи сам взял и надкусил яблоко, предварительно потерев его о рукав.
- Вкусные. Серьезно.
- У меня нет времени, - сказал я.
- Всегда торопишься, - посетовал Мерф. - Господи, всегда торопишься и времени нет. Целую вечность не видел вас с Джудит. Чем занимался? Терри играет за "Бельмонт", защитник, основной состав.
Он взяв со своего стола стоявшую на нем фотографию, поднося ее к самому моему носу. С фотографии на меня серьезно смотрел его сын, облаченный в футбольные доспехи и выглядевший совсем как Мерф: такой же маленький, но коренастый.
- Нам нужно как-нибудь встретиться с тобой, - сказал я, - и тогда можно будет поговорить о делах семейных.
- Угу, - Мерф пожирал свое яблоко с впечатляющей быстротой. - Давай. В бридж играешь? Мы с женой вчистую проигрались о прошлых выходных. Две недели назад. Играли с…
- Мерф, - перебил его я. - У меня есть одна проблема.
- Наверное язва, - сказал Мерф, выбирая очередное яблоко из длинного яблочного ряда, выложенного у него на столе. - Знаю, нервный ты мужик. Всегда торопишься.
- Вообще-то, - начал я, - это будет скорее по твоей части.
Мое сообщение его внезапно заинтересовало, и он даже усмехнулся:
- Стероиды? Держу пари, это первый случай в истории. Чтобы патологоанатом интересовался стероидами. - Он уселся за свой стол. - Весь во внимании. Выкладывай.