- А моя мама говорит, что насилие никогда не может ничего создать.
- Да? - Дюбуа холодно посмотрел на нее. - А я уверен, что отцы известного тебе города Карфагена были бы очень удивлены, узнав об этом. Почему к ним не обратилась твоя мать? Или ты сама?
Они цепляли друг друга уже давно: девчонка не считала нужным лебезить или опасаться Дюбуа, ведь экзаменов по его курсу не было. Она и сейчас не скрывала раздражения:
- Все пытаетесь посмеяться надо мной! Всем известно, что Карфаген был разрушен!
- Мне казалось, что ты этого не знаешь, - сказал Дюбуа без всякого намека на улыбку. - Но раз ты в курсе дела, может быть, тогда ответишь: что иное, как не насилие, навсегда определило их судьбу? И вообще я не собирался смеяться лично над тобой. Я против своей воли начинаю презирать беззастенчиво глупые идеи и принципы - тут уж ничего не могу поделать. Всякому, кто исповедует исторически не обоснованную и аморальную концепцию насчет того, что "насилие не в состоянии ничего создать", я посоветовал бы подискутировать с духами Наполеона Бонапарта и герцога Веллингтона. Насилие, откровенная сила в истории человечества решила гораздо больше вопросов, чем какой-либо другой фактор, и противоположное мнение не имеет права даже называться концепцией. Группы, забывающие эту главную правду в истории человечества, всегда платят, или, во всяком случае, платили за это недомыслие своей жизнью и свободой… Еще один год, еще один класс отучился - и еще одно поражение. В ребенка еще можно заложить какие-то знания, но научить думать взрослого человека, видимо, невозможно.
Вдруг он ткнул пальцем в меня:
- Ты. Какая разница в области морали, если она вообще есть, лежит между воином и гражданским человеком?
- Разница, - сказал я, лихорадочно соображая, - разница в сфере гражданских обязанностей, гражданского долга. Воин, солдат принимает личную ответственность за безопасность того политического объединения, членом которого состоит и ради защиты которого он при необходимости должен пожертвовать своей жизнью. Гражданский человек этого делать не обязан.
- Почти слово в слово по учебнику, - сказал Дюбуа, как всегда пренебрежительно. - Но ты хоть понимаешь, что сейчас сказал? Ты веришь в это?
- …Я не знаю, сэр…
- Конечно, не знаешь! Я вообще сомневаюсь, что кто-либо из вас способен вспомнить о своем "гражданском долге" даже в самых экстремальных обстоятельствах.
Он посмотрел на часы:
- Ну вот наконец и все. Последнее прости. Кто знает, может быть, мы с кем-нибудь еще увидимся в менее удручающей обстановке. Свободны.
Через три дня нам вручили дипломы об окончании школы, еще через три мы отпраздновали мой день рождения, а через неделю - Карла. И все это время я так и не смог ему признаться, что передумал идти в армию. Я был абсолютно уверен, что он и так все понимает, и мы этого вопроса просто не касались - наверное, оба чувствовали какую-то неловкость. А через день после его дня рождения я отправился провожать Карла к пункту вербовки.
По пути к Федеральному Центру мы столкнулись с Карменситой Ибаннес, нашей одноклассницей, заставлявшей любого испытывать удовольствие от того факта, что он принадлежит к расе, разделенной на два пола. Кармен не была моей девчонкой. Она вообще была ничьей: никогда не назначала два свидания подряд одному и тому же парню и ко всем нам относилась одинаково приветливо. Мне иногда казалось, что она не видит между нами разницы. Но знаком я с ней был довольно близко, потому что она часто пользовалась нашим бассейном - он был точно таких размеров, какие установлены для соревнований на олимпиадах. Она приходила то с одним приятелем, то с другим, иногда одна, чему радовалась моя мама. Мама считала, что Кармен должна оказывать на меня хорошее влияние. Что ж, может, мама была права.
Она заметила нас, подождала, пока мы ее нагоним, и улыбнулась:
- Привет, ребята!
- Хэлло, Очи Черные, - сказал я, - каким ветром?
- А ты не догадываешься? Сегодня мой день рождения.
- Да? Поздравляем! Будь счастлива!
- И вот я решила пойти на Федеральную Службу.
- Что?
Думаю, Карл был так же сильно удивлен, как и я. Но на нее это было очень похоже. Она никогда не болтала зря и обычно все секреты держала при себе.
- Ты не шутишь? - задал я очень умный вопрос.
- С чего бы? Я решила стать пилотом звездного корабля. Во всяком случае, хочу попытаться.
- Думаю, тебе действительно нужно попробовать, - сказал быстро Карл. Он был прав - теперь-то я знал это точно. Кармен была небольшого роста, изящная и ловкая, с отличным здоровьем и изумительной реакцией. Она к тому же довольно профессионально занималась прыжками в воду, любила математику. Я окончил школу с индексом "удовлетворительно" по алгебре и "хорошо" по деловой арифметике. Она же легко проскочила весь курс по математике, который могла предложить наша школа, и успела еще закончить специальный курс. Я никогда не задумывался, зачем ей это нужно. Наверное, потому, что она казалась всегда такой неземной, созданной только для развлечений - этакой бабочкой. Так что и мысли не возникло, что она может заняться чем-то серьезным.
- Мы… то есть я, - сказал Карл, - я тоже буду вербоваться.
- И я, - вдруг подтвердил я, хотя минуту назад об этом и не помышлял, - мы оба будем.
Удивительно, но мой язык как будто жил своей отдельной жизнью.
- О, это прекрасно!
- И я хочу учиться на космического пилота, - сказал я твердо.
Кармен не рассмеялась и ответила очень серьезно:
- Ох, как здорово! Мы, наверное, и тренироваться будем вместе. Мне бы так этого хотелось. Карл, а ты тоже хочешь стать пилотом?
- Я? - переспросил Карл. - Нет, я не собираюсь в водители грузовиков. Вы меня знаете. "Старсай, Ар энд Ди", электроника. Если, конечно, подойду.
- Скажешь тоже - "водитель грузовика"! А вот засунут тебя на Плутон, и будешь там мерзнуть всю жизнь!
- Нет уж, мне повезет, это точно.
- Ладно, хватит. Давайте лучше поторопимся.
Пункт помещался за оградой в изящной ротонде. За столом улыбался настоящий сержант Звездного Флота в настоящей форме. Мне даже показалось, что он даже слишком разукрашен, как клоун в цирке. Вся грудь у него была усеяна непонятными значками и наградами. Потом я заметил, что правой руки у него нет. Так нет, что и рукав зашит.
Карл сказал:
- Доброе утро. Я решил поступить на службу.
- Я тоже, - кивнул я.
Но сержант не обратил на нас никакого внимания. Он поклонился, не вставая, и произнес:
- Доброе утро, юная леди. Что я могу для вас сделать?
- Я тоже решила поступить.
Он улыбнулся еще шире:
- Чудесная девушка! Если вас не затруднит, поднимитесь в комнату 204 и спросите майора Роджэс, она вами займется.
Он кинул на нее еще один быстрый оценивающий взгляд.
- В пилоты?
- Если это возможно.
- Сдается, у вас все для этого есть. Найдите мисс Роджэс.
Кармен ушла, поблагодарив его и ободряюще махнув нам на прощание.
Сержант наконец обратил внимание на нас, разглядывая меня и Карла, но даже без намека на то дружелюбие, с каким встретил Кармен.
- Итак? - буркнул он. - В чем дело? Стройбат?
- О нет, сэр, - сказал я. - Я бы хотел стать пилотом.
Он даже не счел нужным задержать на мне взгляд и со скучающим видом повернулся к Карлу.
- Вы?
- А я хотел бы попасть в Корпорацию исследований и развития, - сдержанно сказал тот. - Лучше всего что-нибудь, связанное с электроникой. Я думаю, что я бы там справился.
- Возможно, если сумеете себя показать, - буркнул сержант. - Но ничего не получится, если вы пришли с плохой подготовкой и пустой головой. А ну-ка, парни, как вы думаете: почему меня держат здесь, у двери?
Я не понял его. Карл спросил:
- Почему?
- Да потому, что у правительства одна миска помоев для всех - не важно, сколько и как ты служил, да и служил ли вообще! Потому что у некоторых сейчас - и таких все больше - считается хорошим тоном отслужить один срок, получить привилегии и носить знак, который всякому будет говорить, что он ветеран. А он при этом, может, и пороха-то по-настоящему не нюхал… Но если вы действительно хотите поступить и я не смогу вас от этого отговорить, то нам придется вас принять, потому что это ваше право, закрепленное не где-нибудь, а в конституции. Читали? Каждый, не важно, мужчина он или женщина, имеет от рождения право принять участие в Федеральной Службе и обрести полные права гражданства. И на деле получается, что мы вынуждены пристраивать и находить дело для каждого, хотя подавляющее большинство просто не в силах сделать что-то полезное для службы, я уж не говорю - прославить ее. Знаете, что требуется тому, кто хочет стать настоящим солдатом?
- Нет, - признался я.
- Каждый считает, что достаточно иметь две руки, две ноги и тупую башку - и готово, он солдат. Что ж, на пушечное мясо сгодится. Может быть, этого хватило бы даже какому-нибудь Юлию Цезарю. Но сегодня настоящий солдат - специалист высочайшей подготовки, которого в любой другой отрасли назвали бы не иначе как "мастер". Мы не имеем права допускать к нашему ремеслу тупиц. Поэтому для тех, кто настаивает на своем праве отслужить один срок и кто явно не годится для нас по разным параметрам, мы выдумали целый список грязных, безобразных, опасных работ, так что почти все они убираются домой, поджав хвост, еще до окончания этого несчастного срока… по крайне мере, мы заставляем их помнить до конца жизни, что их гражданство не пустое слово, что оно дорого стоит - ведь им приходится за него дорого платить. Возьмем, к примеру, эту юную леди, которая только что была тут. Она хочет быть пилотом. Надеюсь, она добьется своего. Но если у нее ничего не получится, то окажется она в лучшем случае где-нибудь в Антарктике, ее красивые глазки покраснеют при искусственном свете, а ручки станут уродливыми от работы и грязи.
Я хотел было сказать ему, что самое худшее, на что может надеяться Карменсита, - место программиста на станции космического слежения. Ведь она по-настоящему талантливый математик. Но он продолжал бубнить свое:
- И вот они посадили меня здесь как пугало для таких, как вы. Посмотрите-ка вот сюда. - Он повернул свой стул, и мы увидели, что у него нет ног. - Предположим, вас не зашвырнут копать туннели на Луне и не заставят быть подопытной свиньей для изучения неизвестных болезней на новых планетах. Пусть у вас даже обнаружат кой-какие таланты. Допустим даже, что мы сумеем сделать из вас способных к настоящему бою солдат. Так вот, поглядите на меня - вот что вы можете получить в результате всего… если вашим родителям не отобьют телеграмму с "глубокими соболезнованиями".
Он помолчал, потом снова заговорил:
- Так что, ребята? Не вернуться ли вам домой, не пойти учиться в колледж, а потом заняться химией, страхованием или еще Бог знает чем? Срок службы - это не приключение в детском саду. Это действительно военная служба, грубая и опасная даже в мирное время… Никакого отпуска. Никакой романтики… Так что?
- Я уже решил, - сказал Карл.
- Я тоже.
- А вы понимаете, что не вам в конечном счете определять сферу вашей службы?
- Я думаю, - сказал Карл, - мы сможем настаивать на своих интересах.
- Конечно, конечно. Это первое и последнее, о чем вы можете просить до конца срока. Офицер-распределитель обратит внимание на вашу просьбу. Но первое, что он сделает, - проверит, не требовались ли на этой неделе, например, стеклодувы для примитивной работы. И будет уверять при этом, что именно тут ваша судьба и ваше счастье.
- Я могу заниматься электроникой, - сказал твердо Карл. - Если для этого есть хоть какая-нибудь возможность.
- Да? А ты что скажешь, приятель?
Я колебался. И вдруг очень отчетливо понял: если я сейчас ни на что не решусь, то всю жизнь потом буду гадать и мучиться - стою ли я чего-нибудь на этом свете или просто обычный "сынок босса"?
- Я собираюсь попробовать.
- Понятно. Давайте ваши свидетельства о рождении и школьные дипломы.
Через десять минут мы были уже на верхнем этаже, и нас прощупывали, простукивали и просвечивали. Мне почему-то пришло в голову, что главная цель всех этих проверок не в том, чтобы узнать, здоров я или нет, а в том, чтобы найти болезнь, даже если ее нет. Это была, на мой взгляд, попытка легко и просто избавиться от нас еще до того, как мы попадем на службу.
Я решился спросить одного из докторов, какой процент поступающих отсеивают по причине физических недостатков. Он искренне удивился:
- Как это? Мы никого не отсеиваем. Закон не позволяет нам этого.
- Хм. Но прошу меня извинить, доктор, зачем тогда весь этот парад?
- Определенная цель есть, - ответил он, слегка отодвинувшись и ударив меня по колену молоточком, - хотя бы для того, чтобы определить, какие обязанности вы сможете выполнять по своим физическим данным. Хотя, если вы даже прикатите сюда на инвалидной коляске, будете слепым на оба глаза и достаточно тупым, чтобы настаивать на поступлении, - и тогда вам найдут что-нибудь подходящее. Пересчитывать что-нибудь на ощупь, например. Единственный шанс не попасть на службу - это получить у психиатра удостоверение в том, что вы не можете понять, о чем говорится в присяге.
- Доктор, у вас уже было медицинское образование, когда поступили на службу? Или они решили, что вам лучше всего исполнять эти обязанности и послали вас учиться?
- Меня? - Он был не на шутку удивлен. - Я что, парень, с виду такой дурак? Я штатский. Вольнонаемный.
- О, извините, сэр.
- Ничего-ничего. Я просто хочу тебе сказать: по моему глубокому убеждению, военная служба - для муравьев. Поверь мне. Я наблюдал, как они приходят сюда и уходят, потом часто возвращаются опять - если, конечно, вообще возвращаются. Зачем? Для чего? Для чисто абстрактной, номинальной политической привилегии, которая не приносит ни цента и которой они никогда не могут по-умному воспользоваться. Ты можешь мне не верить, но послушай, мальчик, - ты не успеешь сосчитать до десяти, как снова окажешься здесь. Если, как я уже говорил, вообще вернешься… Так, а теперь возьми вот эти бумаги и отправляйся к сержанту, который вас встречал. И помни, что я сказал.
Я вернулся в круглый холл ротонды. Карл был уже там. Сержант Звездного Флота быстро просмотрел мои бумаги и мрачно заметил:
- Вы оба до неприличия здоровы. Так, теперь еще некоторые формальные процедуры.
Он нажал на кнопку, и в холле появились две женщины - одна, похожая на боевую алебарду, и другая, весьма изящная и миловидная.
Сержант ткнул пальцем в бумаги медицинского осмотра, наши свидетельства о рождении и дипломы и сказал официальным тоном:
- Я пригласил вас сюда для выполнения очередного задания. Необходимо проверить этих двух молодых людей, желающих поступить к нам. Нужно определить, чего они стоят, на что каждый из них по отдельности может сгодиться и насколько точны все эти документы.
Женщины смотрели на нас с казенным равнодушием. Да и могло ли быть иначе - ведь это их каждодневные обязанности.
Так или иначе, они тщательно просмотрели все наши документы. Потом сняли отпечатки пальцев, и та, что помиловидней, вставила в глаз лупу - такую, какие бывают у часовщиков и ювелиров, - и долго сравнивала отпечатки наших пальцев от рождения до сегодняшнего дня. Точно так же она рассматривала и сравнивала наши подписи. Я уже начал сомневаться, происходит ли все это на вербовочном пункте.
Сержант подал голос:
- Вы нашли подтверждение тому, что они отвечают за свои действия и могут принять присягу?
- Мы обнаружили, - начала та, что постарше, - что документы, отражающие их нынешнее физическое состояние, являются официальным авторитетным заключением, сделанным специальной комиссией психиатров. Комиссией установлено, что оба претендента психически нормальны и могут принять присягу. Никто из них не находится под влиянием алкоголя, наркотиков или других препаратов, а также гипноза.
- Очень хорошо. - Он повернулся к нам. - Повторяйте за мной: я, достигнув совершеннолетия, по своей собственной воле…
- Я, - как эхо, начали повторять мы, - достигнув совершеннолетия, по своей собственной воле…
- … без всякого насилия со стороны кого бы то ни было, при отсутствии посторонних стимулов, после получения всех необходимых предупреждений и объяснений о последствиях присяги…
- … поступаю на Федеральную Службы Федерации Землян на срок не менее двух лет, а также на любой более длительный срок, если это будет вызвано необходимостью службы…
На этом месте я слегка поперхнулся. Я всегда думал, что срок - это только два года, потому что так говорили все, и никто не упоминал других сроков. Неужели нас вербуют на всю жизнь?
- Я клянусь соблюдать и защищать Конституцию Федерации от любых возможных врагов на Земле и вне Земли; поддерживать и защищать конституционные свободы и права граждан и жителей Федерации, включенных в нее государств и территорий; выполнять на Земле и вне Земли все предписанные мне законом обязанности, а также обязанности, предписанные мне моим командованием…
- … выполнять все соответствующие законам приказы Главнокомандующего Федеральной Службы, всех офицеров и лиц, облеченных необходимыми полномочиями…
- … требовать такого же подчинения приказам от всех находящихся на службе гуманоидов и негуманоидов, подчиненных мне…
- … и после увольнения с активной службы по окончании полного вышеуказанного срока выполнять все обязанности и пользоваться всеми правами федерального гражданства…
Удивительно. Мистер Дюбуа довольно долго проводил анализ присяги Федеральной Службы с точки зрения истории и нравственной философии. Он даже заставлял нас выучить эту присягу фразу за фразой, но теперь эти слова подступили вплотную, надвинулись, слившись в тяжелую громадину, готовую раздавить, словно колеса Джаггернаута.
В какой-то момент я вдруг почувствовал, что перестал быть штатским человеком, в голове появилась звенящая пустота: я еще не знал, кем становлюсь, хотя понял уже, кем перестал быть.
- И да поможет мне Господь! - проговорили мы оба вслед за сержантом, и Карл перекрестился. Перекрестилась и женщина, что была помоложе.
После этого опять было изрядное количество подписей, опять брали отпечатки пальцев - причем со всех пяти. Нас сфотографировали, и цветные фотографии подшили в дело. Наконец сержант Звездного Флота оглядел нас в последний раз:
- Так. Вот вроде и все. Самое время отправляться на ланч. Леди, вы свободны.
Я с трудом проглотил слюну.