- Мой шарм и обаяние не знают границ, - грассируя, сообщила она ангельским голоском.
И я поверил. Не в шарм и обаяние, а в ее возможности влиять на психику. В два счета адаптировала Люсю к нормальному восприятию своей особы. Какая она, к черту, домоправительница? Душеприказчица, причем во всех лингвистических смыслах - кому желание исполняет, кому душу калечит, кого на тот свет отправляет.
Я снова повернулся к Люсе. Хотел грубо спросить, зачем она сюда пришла, но не смог. Одно дело - хамить по телефону, совсем другое - говорить в глаза. И я пошел обходным путем.
- На кого ты Владика в больнице оставила?
- На сестру… Она у него дежурит…
Люся подняла глаза. В них застыла безмерная мука непонимания, почему я с ней так поступаю. Вечная проблема людского треугольника: сейчас она на меня так смотрит, завтра - Владик на нее.
Я не выдержал ее взгляда, отвернулся, забарабанил по столу пальцами.
- Медсестра… - пренебрежительно процедил я. - Разве она может заменить близкого человека?
- Какая медсестра? Это моя родная сестра, - чуть не плача, выдавила из себя Люся. - Они через месяц должны пожениться…
- Что? - Меня словно током ударило. Похлеще, чем молнией на даче Популенкова. - Так это не ты его невеста?!
Люся смотрела на меня во все глаза, полные несорвавшихся слез. Губы у нее дрожали, похоже, она не сразу поняла вопрос. Наконец уголки губ сдвинулись в слабой улыбке.
-Нет…
- А где же она раньше была? - по инерции спросил я.
- В Оммане. Она стюардесса.
- Трам-пам-пам-пам, трам-парим-папам! - бравурным маршем пропела Рыжая Харя. - Не желаете ли шампанского?
- Сгинь! - во всю мощь легких гаркнул я.
Глава 15
Проснулся я поздним утром от прямых лучей солнца, заглядывавшего в окно. Сдвинул голову подстенку, куда лучи не доставали, открыл глаза. Люси рядом не было, в ванной комнате шумел душ, а из кухни доносилось мерное клацанье ножа по деревянной досочке. Раздвоилась она, что ли, - и под душем плещется, и завтрак готовит? Настроение было радужным, душа пела. Кажется, я по-настоящему влюбился, никогда раньше так себя не чувствовал.
Бодро вскочив с дивана, натянул плавки, выглянул на кухню. На кухонном столе восседал краб в ерническом поварском колпаке, торчащем на панцире скособоченной пароходной трубой, и клешней нарезал овощи для салата. Я не стал отвлекать его от работы, прикрыл дверь на кухню и вошел в ванную комнату.
Люся стояла под душем. Увидев меня, она ойкнула, приседа и прикрылась ладонями.
- Роман, - свистящим шепотом произнесла она, - что ты здесь делаешь? А ну выйди!
- Что делаю, что делаю… - с напускной строгостью сказал я, плотно закрыл дверь и стащил с себя плавки. - Помыться собираюсь.
Шагнув через бортик ванны, я взял ее за руки, отвел их в стороны и привлек Люсю к себе.
- Роман… - обмякнув, прошептала она.
Она податливо таяла в моих руках, и я вдруг почувствовал, что за нами вновь наблюдают. Как и весь вчерашний вечер, и всю ночь. Но мне на это было наплевать. Чувство, что Люся безраздельно принадлежит мне и только мне, хочет только меня и других мужчин для нее в мире не существует, привносило в секс что-то необычное, которое не выскажешь словами. И откуда только она взялась со своей старомодной любовью, когда в наше время даже малолетки владеют техникой секса, как прожженные проститутки, однако совокупляются с прагматичностью технологического процесса? Люся же со мной теряла голову, бормотала что-то бессвязное, вскрикивала и отдавалась полностью, исступленно, до потери сознания.
Обмякшую, обессиленную, я вынес ее из ванной комнаты и уложил на постель.
- Кушать подано! - проорал краб из кухни.
- Успеем, - ответил я.
- Остынет все. - Кухонная дверь приоткрылась, и в проем боком протиснулся краб. - А вам скоро ехать.
Я схватил кроссовку и запустил ее в краба. Но не попал, краб стремглав юркнул назад, и кроссовка врезалась в стену.
- Всегда так, - обиженно забормотал он из кухни. - Стараешься для них, стараешься… Хочешь как лучше, а в тебя обувью швыряют…
Люся томно потянулась, открыла затуманенные глаза.
- Голова кружится…
Я присел на постель, ладонью коснулся ее бедра и медленно провел вверх до талии. Тело под рукой дрогнуло.
- Завтракать будем?
- Не знаю… Не хочется. Я такая слабая сейчас…
- Тогда продолжим?
Двумя пальцами, едва касаясь кожи, я "зашагал" по ее животу от пупка вниз. Люся дернулась, перехватила мои пальцы.
- Роман… Мне кажется, он смотрит.
Она кивнула в сторону кухни. И я вновь ощутил на себе холодный, внимательный взгляд. Словно некто со стороны изучал нас с беспристрастностью зоолога, анализируя повадки приматов в период брачных игр.
- Краб с кухни не выйдет, - твердо сказал я, стряхивая с себя наваждение, будто мы находимся в роли подопытных кроликов. - Больно нужно ему подглядывать.
В неподвижных расширенных зрачках Люси читались и желание, и стыд. Я освободил свои пальцы и прижал ее руку к постели.
- Не делай ничего, - тихо сказал я. - Просто лежи.
В этот раз я действовал медленно, нежно, приучая ее тело к мужским ласкам. Люся вздрагивала, охала, стонала, порываясь оттолкнуть меня, но тут же спохватывалась и отводила руки.
- Не смотри… не смотри на меня… - задыхалась она, но я Не отвечал.
Ее реакция на ласки напоминала движение створок устрицы, которая пытается судорожно схлопнуться, но почему-то не может и тут же медленно, как бы вопреки своему желанию, распахивает створки еще шире. И когда на вершине пароксизма она приняла меня, это произошло настолько бурно и неистово, словно она хотела поглотить меня всего и навсегда захлопнуть створки.
Кажется, Люся потеряла сознание. Лежала измученная, неподвижная, еле слышно дышала, и только сердце все еще бешено колотилось.
- Люся, - тихо позвал я и поцеловал ее в мягкие, истерзанные губы. - Лю-ся…
Она чуть слышно простонала, ресницы дрогнули.
- Что ты со мной делаешь… - Из закрытых глаз вдруг покатились слезы. - Рома, я тебя так люблю… Не бросай меня, пожалуйста…
- Что ты, глупая, - делано засмеялся я, но от безмерной искренности ее слов мороз пробежал по коже.
- Эй вы, там! - заорал краб из кухни трубным гласом. - В больницу опоздаете!
- Ой, и правда! - Люся подхватилась с постели и нетвердой походкой направилась в ванную комнату. - Надо поторапливаться…
- Зачем? - глупо спросил я, садясь на диване. Люся плотно притворила за собой дверь и не услышала;
Вместо нее ответила Рыжая Харя, дымом из лампы Аладдина сконденсировавшаяся посреди комнаты.
- Владика сегодня выписывают.
- Почему? - удивился я. - А как же реабилитационный период?
Рыжая Харя загадочно хмыкнула, и я понял, что столь быстрое выздоровление Владика не обошлось без ее магии.
- Твоя работа?
- Ну, как тебе сказать… - опять заюлила она.
Я махнул рукой. Устал от ее туманных объяснений.
- Хоть бы постыдилась. Видишь, голый сижу. Выйди.
- Подумаешь, - фыркнула Рыжая Харя. - Что я, голых мужиков не видела?
Но все же послушно ретировалась на кухню.
Когда мы с Люсей оделись и вошли на кухню, краб уже места себе не находил. Сидел на холодильнике и нервно пощелкивал клешнями.
- Явились наконец-то! - забрюзжал он. - Кофе остыл, новый готовить надо…
- Не надо, - успокоила его Люся. - Мы по-быстрому перехватим и побежим. А то не успеем.
- Успеете, - сказала Рыжая Харя, вставая с подоконника. - Без вас Владика не выпишут.
- Правда?
- Правда, - заверил я. - Если Рыж… гм… моя домоправительница сказала, значит, так и будет. Садись. Мы сели за стол.
- А вы? - обратилась Люся к "мелким бесам", увидев, что на столе всего два прибора.
- А мы уже, - быстро ответила Рыжая Харя и дернула за клешню краба, собиравшегося обрадованно сигануть с холодильника прямо на стол.
- М-да, - прогундосил краб, переминаясь на лапах и со щелчком вправляя вывернутую клешню на место. - То есть ага. Мы сыты.
- Шампанского? - предложила Рыжая Харя, сглаживая неловкость.
- Да! - не сговариваясь, в унисон сказали мы с Люсей, переглянулись и рассмеялись.
- Вот это дело! - обрадовалась Рыжая Харя. - Люблю, когда у людей хорошее настроение.
Она открыла холодильник, извлекла бутылку, с грацией вышколенного гарсона сорвала пробку и наполнила бокалы.
- За нас! - сказал я, поднимая бокал.
Люся посмотрела мне в глаза, улыбка сошла с ее лица. Видимо, многое значил для нее этот тост. Не зря говорят, что мужчины любят глазами, а женщины - ушами.
- За нас… - тихим эхом отозвалась она.
Мы сдвинули бокалы и выпили. Я положил на тарелку немного салата, взял с блюда бутерброд с сырокопченой колбасой, ломтиком лимона, тертым сыром и зеленью. Разнообразных бутербродов (по-моему, ни один из них не повторялся) краб наготовил целую гору - и пятерым не съесть.
- А ты "грызуна" кормил? - спросила Люся краба.
- Еще чего! - сварливо отозвался тот с холодильника. - Знать его не желаю. Он мне половину клешни откусил!
- Не половину, а только кончик, - поправил я.
- Все равно красоту попортил! - не согласился краб, демонстрируя нам надкушенную клешню.
Люся положила на блюдце три бутерброда и поставила под стол. Оттуда сразу же донеслось голодное чавканье.
Я чуть отстранился от стола и посмотрел под ноги. Невидимый "грызун" рос как на дрожжах. Он уже откусывал сразу по половине бутерброда. Интересно, до каких размеров вырастают "грызуны"? Не хотелось содержать в доме вечно голодного невидимого тираннозавра.
- Проглот, - недовольно пробурчал краб с высоты холодильника в адрес "грызуна".
Люся, похоже, не очень поверила Рыжей Харе и ела торопливо. Пришлось и мне поспешать.
- Кофе приготовить? - предложил краб.
- Нет-нет, спасибо, - поблагодарила Люся, вытирая салфеткой рот и отодвигая тарелку. - А ты будешь? - спросила она у меня.
Я отрицательно помотал головой, дожевывая бутерброд.
- Тогда - шампанского! - торжественно провозгласила Рыжая Харя, поднося бутылку к бокалам.
- Нет-нет, не надо, - поспешно отказалась Люся. - Мы побежим. Еще такси поймать надо… Спасибо за завтрак.
Она отодвинула табуретку и встала.
- А тебе? - спросила Рыжая Харя, глядя на меня. Я сокрушенно развел руками и тоже поднялся.
- Эх, жалко такой продукт выливать… - разочарованно вздохнула Рыжая Харя и вдруг бесшабашно махнула лапой. - Где наша не пропадала!
Она заткнула бутылку пробкой, взболтала, а затем, открыв пасть, запрокинула бутылку. Пробка выстрелила, в горло ударила пенная струя, и бутылка за пару секунд опустела. Ни капли шампанского не упало на пол - все содержимое бутылки вместе с пробкой кануло в безразмерную утробу Рыжей Хари.
- Ха-ороший напиток, - удовлетворенно констатировала "домоправительница", конфузливо прикрыла пасть лапой и громогласно отрыгнула углекислым газом.
- Да-а… - раздумчиво произнес я. - Теперь верю, что среди своих ты не раз на подиуме первые места занимала.
- Это что! - хвастливо заявила Рыжая Харя. - Мы и не такое могем!
Она еще шире распахнула пасть, швырнула в нее пустую бутылку, лязгнула челюстями и сглотнула. И все услышали, как бутылка, проскользнув сквозь горло, мягко шлепнулась где-то внутри.
Меня передернуло, я сокрушенно покачал головой и резюмировал:
- Но целоваться бы с тобой не стал.
- Ишь, размечтался! - оскорбленно фыркнула Рыжая Харя.
В это время "грызун" покончил с угощением, перебрался на стол и приступил к поглощению бутербродов с блюда.
- Пошел вон, проглот! - замахал клешнями краб, зорко наблюдавший за порядком. Однако на стол на всякий случай не спрыгнул.
- Идем, - задергала меня за руку Люся.
- Вызови такси, - сказал я Рыжей Харе.
Вместо ответа она протянула знакомый ключ от темно-синей "Тойоты" киллеров и отвернулась. Оскорбил я ее в лучших чувствах до глубины души.
- Машина во дворе стоит? - догадался я. Не оборачиваясь. Рыжая Харя кивнула.
- Вот спасибо!
Подхватив под локоть Люсю, я увлек ее из кухни.
- Как за машину - так спасибо, а как за завтрак - так фигушки! - крикнул краб в спину.
- За завтрак - особая благодарность! - отозвался я уже с лестничной площадки.
На нашу беду, на крыльце мы столкнулись с Серегой Ми-тюковым. Был он изрядно навеселе, к тому же шел из магазина с полной авоськой спиртного. Веселье-новоселье у соседей продолжалось.
- Роман! - заорал Серега на весь двор и облапил меня как медведь. - Ну, спасибо! Ты такой нам ремонт отгрохал, что моя половина чуть не окочурилась от избытка чувств. Идем к нам, обмоем это дело!
Вокруг Митюкова висела настолько плотная "аура" перегара, что становилось дурно.
- Извини, Серега, но мы спешим. Я попытался высвободиться из его душных объятий. Где там!
Не отпуская меня, Митюков перевел взгляд на Люсю.
- А ты и ее… это… тоже бери. К нам, так сказать, на новоселье.
- Мы в больницу торопимся, - попыталась выручить меня Люся.
- Успеете! - безапелляционно решил за нас Митюков. - По рюмочке выпьете и поедете. А то как бы потолок у меня снова не обвалился.
- Не могу по рюмочке - за рулем, - продолжая урезонивать соседа, я указал на стоящую у подъезда "Тойоту".
- Ну что тебе после рюмочки будет? - не соглашался Сег рега. - Ни один инспектор такую дозу не учует.
- Давай так, - пошел я на компромисс. - Мы через час вернемся и обязательно зайдем.
- Через час? - Митюков с сомнением покосился на авоську. - Через час этого уже не будет…
- Я со своим приеду.
- Да? - Митюков смерил меня взглядом я наконец отпустил. - Ладно. Верю. Ждем.
- Садись быстрее в машину, пока Серега не передумал, - шепнул я на ухо Люсе, и мы поспешили к "Тойоте".
Мы сели, я включил зажигание и тронул машину со двора. В боковое зеркальце было видно, как Митюков стал на крыльце в патетическую позу то ли Демиса Руссоса, то ли Плачидо Доминго (по комплекции он их даже превосходил) и пропел нам вслед неожиданно высоким голосом:
- Заходите к нам на огоне-о-ок!..
- Рома, а это ничего, что ты шампанское пил, а теперь за руль сел? - озабоченно спросила Люся.
Почувствовав носом, что прихватил с собой в салон изрядную порцию перегарной "ауры" Митюкова, я приспустил стекло.
- Разве это доза? - Я поймал на себе встревоженный взгляд Люси и не нашел ничего лучшего, как ответить Серегиными словами: - Пустяк. Ни один инспектор не учует.
Добираясь до больницы, я немного поколесил по городу. Странно, но тревожное ощущение постороннего взгляда, сопровождавшего меня во время вчерашней поездки в кафе "Баюн", а затем всю ночь и сегодняшнее утро, исчезло. И наблюдения за собой "ксенологов" я тоже не обнаружил. Впрочем, последнее ни о чем не говорило. Куда мне, дилетанту, тягаться с профессионалами.
Подъезжая к больнице, я увидел на тротуаре достопамятного переулка, где нас ночью встретили ночные грабители, большую свежевырытую яму, огороженную по периметру бечевкой с красными флажками. Мы с Люсей переглянулись, но ничего друг другу не сказали. Не упокоились с миром останки Сучка, исследуются где-то в лабораториях "ксенологов".
Владика уже перевели из реанимационного отделения в нейрохирургическое, так что взбираться на девятый этаж нам не пришлось. Всего лишь на четвертый. Поместили его в небольшую палату на одного человека, и когда мы с Люсей вошли, здесь сразу стало тесно.
Владик сидел на койке, прислонившись к спинке и подложив под плечи подушку. На нем был спортивный костюм, на голове - джинсовая бейсбольная кепочка, низко надвинутая на лоб. Рядом на стуле сидела худенькая невысокая девушка в легком голубом платье. Смуглая, с короткой стрижкой иссиня-черных волос, вздернутым носиком, она ничем не походила на свою рослую сестру.
- Привет! - сказал я и протянул Вяадику руку. - Говорят, сегодня выписываемся?
Я вежливо кивнул девушке, она ответила, посмотрев на меня большими зеленовато-карими лучистыми глазами. Только теперь я убедился, что она родная сестра Люси. Такие глаза, так же как и крупные бриллианты, бывают только фамильными.
- Здравствуй, - кисло улыбнулся Владик, пожимая руку. - Знакомься, Светлана.
- Очень приятно, - еще раз кивнул я. - Роман.
- Здравствуй, Влад, - промолвила Люся. - Как здоровье?
- Нормально, - ответила за Владика Светлана. Она подхватилась со стула, взяла сестру за руку и повела в коридор. - Вы здесь, ребята, поговорите, а мы сейчас, - сказала она, плотно прикрывая дверь.
- Что-то радости на лице не вижу, - бодрым голосом сказал я.
- А чему радоваться? - Владик поморщился. - Выписывать не хотят.
Я пытался разглядеть в нем какие-то изменения, но ничего не находил. Передо мной сидел прежний Владик - спокойный, уравновешенный, рассудительный.
- Врачам виднее, - осторожно сказал я. - Еще недели не прошло, ранение серьезное…
- Ну и что с того? Смотри.
Владик снял кепочку. Левая сторона головы была обрита, заросла недельной щетиной, и под ней с трудом угадывалось полукружье белого тонкого шрама. Не знай я, когда произошло ранение, точно бы решил, что не менее года назад. Целители из моих "мелких бесов" были хоть куда.
- Зажило, как на новом русском, - криво усмехнулся Владик, - без каких-либо последствий. И, главное, чувствую себя абсолютно здоровым человеком. Домой хочу, а меня здесь еще месяц собираются держать. Исследования, наблюдение, тесты, процедуры… Комплекс, как для собаки Павлова.
Это мне было знакомо. Самого недавно пытались в подопытные кролики сосватать.
- Если все так хорошо, чего ты здесь сидишь? - спросил я. - Тебе что, выписка из истории болезни нужна или больничный лист? Есе к оплате предъявлять будешь?
- Ага, жди, он оплатит… - начал было Владик и осекся. Он с удивлением посмотрел на меня и тихо рассмеялся. - Ты, как всегда, прав. Не выпишут, сам уйду. - Он свесил ноги с койки. - Где тут мои тапочки?
В этот момент дверь отворилась, и в палату вошел интерн Матюхин. Все такой же представительный, осанистый, серьезный.
- Добрый день, - сказал он, по своей привычке держа руки в карманах халата. - Роман Анатольевич, вас хочет видеть завотделением.
- Зачем? - удивился я.
- Он вам сам объяснит. Пройдемте.
Матюхин был со мной одного роста, но создавалось впечатление, что он смотрит на меня сверху вниз. Как на опаре, росло его самомнение и чувство собственной значительности - куда там профессору Мильштейну до гонора интерна. Уйдет профессор на пенсию, этот ученик его и на порог родного отделения нейрохирургии не пустит.
Я пожал плечами и молча прошел за интерном в кабинет завотделением. Вопреки ожиданию, меня встретил не профессор Мильштейн, а хирург, ассистировавший профессору во время операции. Опять я ошибся - не та должность для профессора, скорее всего, он руководит кафедрой в мединституте.