– Почему ты не взял Лину? – спросил Виктор, шагая вперед тяжело, неуверенно, подобно киношному зомби. – Она красивая, здоровая. Ее можно унизить сильно, изящно, затейливо. И жить в ее теле много лет, много больше, чем в моем …
– Она не подходит мне. Не хочу брать в рабы тех особей, что не познали удовольствия от унижения других. Девушка слишком молода, слишком чиста. Она не переступала через трупы врагов. Слишком пресная пища. Она в подметки тебе не годится. Ты в состоянии оценить мой комплимент, человечек Виктор? На твоем месте я бы гордился.
– Возьми Лину. Пожалуйста…
– Хватит болтать! – рявкнул голос. – Подними крышку аквариума.
Виктор не мог вымолвить ни слова – язык отказался слушаться. Слезы лились по его щекам, оставляли на них горячие дорожки. Дрожащие пальцы отщелкивали фиксаторы, прижимающие крышку – один за другим. Нажатие на кнопку, и крышка плавно поднялась вверх. Червь уже отцепился от питающей его трубки, плавал в густой зеленой жидкости. Затхлая вонь ударила в ноздри Виктора.
– Возьми меня, человечек. Возьми. Только аккуратнее.
Аккуратнее… Будет тебе аккуратнее. Раздавить проклятую глисту. Сломать барьер, вырваться хоть на миг из тисков чужой воли. Всего лишь секунда – ему хватит…
– Давай быстрее, мне надоело плавать в этом прокисшем супе. Хочу в тебя, человечек.
Виктор опустил руку в противно теплый гель, медленно обхватил червя пальцами. Раздавить тварь, использовать последний шанс. Тело хиту оказалось неожиданно жестким. Виктор стиснул зубы, резко вдохнул и бросил всю силу, всю волю и ненависть в пальцы. Бесполезно. Мышцы не отреагировали – даже, кажется, расслабились еще больше.
– Теперь это мои мышцы, – сказал червь. – Ты будешь делать ими то, что я захочу. Вытаскивай меня.
Виктор поднял руку. Червь свисал с его ладони с двух сторон, пульсирующие волны пробегали по плоскому членистому телу, струйки зеленой слизи стекали обратно в аквариум.
– Хозяин, – произнес глист. – Скажи: "Хозяин".
– Хозяин, – как эхо, отозвался Виктор.
– В каждом доме должен быть хозяин. В твоем доме хозяин – я. Отныне и до самой твоей смерти.
– Ты – Хозяин.
– Отлично, человечек. Ты становишься понятливым. А теперь открой рот.
Виктор, цепенея от ужаса, открыл рот.
– Шире! Так я не пролезу!
Челюсти Виктора раздвинулись, словно их растащили домкратом. Хрустнуло в ушах, боль пронзила распяленное лицо сверху донизу. Как можно проглотить такое – огромное, жесткое?! Эта тварь распорет его глотку, разорвет в ошметки пищевод, пробуравит желудок…
Лентец поднял головку, оснащенную тремя крючковатыми челюстями.
– Пора, человечек. Я иду домой.
Рука Виктора поднялась и запихнула червя в рот.
И настал ад.
День 52
Лина не сразу поняла, где находится. Сознание наплывало волнами, прорезалось мучительной болью и уходило, возвращая Лину в благодатное бесчувствие. Ферменты в крови трудились, перемалывая молекулы нейролептика, паузы забытья становились все короче, и наконец Лина осталась наедине с безысходной реальностью.
Она лежала голая, распятая, намертво пригвожденная к столу тяжелым фиксатором. Пластмассовая трубка торчала в ее горле, шла в трахею, аппарат искусственного дыхания мерно нагнетал воздух в легкие, раздувал их, как меха. Каждый вздох отдавался сотней раскаленных игл, пронзал грудь насквозь.
Лина попробовала пошевелить пальцами – получилось, но не дало ничего. Предплечья и голени были прижаты к столу теплым, нагревшимся от кожи пластиком. Лина почти не чувствовала своего затекшего тела.
Она вспомнила все – как Виктор обманул ее, как убил Тутмеса, как приговорил к смерти ее, Лину и как привел приговор в исполнение. Она осталась жива. Сколько времени прошло? Черт знает… во всяком случае, достаточно, чтоб организм начал восстанавливаться.
Он оставил ее в живых – надо думать, не нечаянно. Это означало, что скоро он придет сюда. Чтобы добить? Не сразу, Лина, не сразу. Сверхрациональный Вик не делает впустую ни единого движения. Он оставил Лину для очередных опытов, и нетрудно догадаться, что на сей раз не будет никакого снисхождения – вивисекция, расчлененка вживую, вот что ее ждет.
Первым делом – убрать проклятую трубку. Она мешает думать, сводит с ума мерным возвратно-поступательным движением воздуха. Лина сжала трубку губами, вытянула их вперед. Внутри горла что-то противно сдвинулось, отлепилось от стенок трахеи, Лина дернулась от боли. Втянула губы назад, снова сжала трубку, вытянула ее изо рта еще на сантиметр. Больно, больно…
Ни выругаться, ни помолиться – голосовые связки растянуты трубкой, бесполезны. Только терпеть – минуту за минутой, сантиметр за сантиметром.
* * *
Виктор лежал на полу с широко раскрытыми глазами, с открытым ртом, лужица запекшейся крови окружала его голову бурым ореолом. Он глядел прямо в потолок, но не видел его. Виктор находился в чужом сознании, в чужом теле. Был вне себя – настолько, насколько это вообще может быть.
Он – Тутмес, он стоит на коленях. Ненавистный Виктор Дельгадо нависает над ним, орет в истерической ярости, брызгает слюной, размахивает кулаками. Тутмес знает, что способен вскочить на ноги, ударить Виктора, даже убить его, несмотря на присадку "serve". Потому что присадка давно уже не работает – Хозяин намного сильнее ее. Истинный Хозяин. Старый белый червь.
– Склонись ниже, человечек Тутмес, – голос истинного Хозяина. – Подставь свою бритую черепушку – пусть пнёт по ней как следует. Ты это заслужил…
Удар, раскалывающий мозг подобно молнии. Грохот, страх, боль, бессильная обида, не имеющая выхода ненависть. Черная воронка затягивает его, раскручивает как волчок, выкидывает в другое место, в другое время.
Он снова стоит на коленях, острые камни впиваются в кожу, теперь запястья его связаны грубой толстой веревкой. Конец веревки держит в коричневой руке Тутмес. В другой руке Тутмеса – древний, видавший виды автомат. Тутмес одет в балахон до пят – некогда светло-голубой, теперь невероятно грязный. На голове Тутмеса – клетчатая арабская накидка с двойным черным обручем. Почему-то Виктор знает, что Тутмеса сейчас зовут Мохаммедом, а еще раньше звали Асэбом. А он, Виктор, находится в теле Джона Чейни, американца, лейтенанта из батальона Международного Сдерживания.
– Ты грязная американская свинья, – говорит Мохаммед-Тутмес. – Мне платят за то, чтобы я убивал таких неверных свиней как ты. Но это неинтересно – просто убивать, понимаешь? Я никогда не убиваю просто. Когда ты загнал в сарай две сотни жителей из Эмбео, запер и сжег их, ты ведь не думал о Сдерживании, правда? Ты думал о своем удовольствии, грязный кафир. Тебе нравится запах жареного человеческого мяса. Сейчас ты нанюхаешься его вдоволь, только мясо будет твоим. Ты сам разожжешь костер…
– Это воспоминания, – снова голос Хозяина. – Но и в проигрывании старых записей можно найти немалую радость. Доставь мне удовольствие. Разжигай огонь для себя, гори подольше, кричи погромче, мучайся. За это я отпущу тебя. Отпущу на тот свет. Но не сейчас, конечно – ты еще должен мне послужить.
* * *
Лина кашляла долго, сухо, лаяла подобно собаке, никак не могла остановиться. И все же это было лучше, чем ощущать чужеродность жесткой трубки в горле. Теперь она дышала сама. Сама.
Она перевела дух только минут через десять. Благодатная слюна медленно наполнила рот слюной, смочила высохший до скрипа язык. Кластер регенерации продолжал свою работу.
Что в том толку? Выздороветь здесь, зажатой в тисках, распятой как лягушка для препарирования? Ей нужна сила.
Лина подергала руками и ногами – бесполезно, движение ограничено миллиметрами. Единственное свободное пространство – вокруг головы. Головой можно крутить как угодно. Лина подняла голову вверх, уперлась лбом в нависающую часть фиксатора. Она знала эту конструкцию – не раз уже лежала под колпаком, приходя в себя после очередной присадки. И всегда приходил Тутмес, милый старина Тут-как-тут, освобождал ее от оков и вел под ручку в свою комнату, что-то добро шепча на ухо.
Больше он не придет.
Пусть придет пальцеглаз. Здесь ему негде разогнаться, добраться до скорости, запускающей переключатель. Но пусть он все же придет, поможет ей. Потому что он там, внутри нее, спит как зимний сурок. И потому что больше помочь некому.
Разбудить пальцеглаза.
* * *
Виктор встал, медленно добрел до зеркала в стене. Смертельно бледная физиономия, остекленевшие глаза, потеки крови из уголков рта. Сгорбленная, лишенная силы фигура, руки, висящие как сухие плети. За несколько часов он постарел на двадцать лет.
– Что дальше, Хозяин?
– Ты приведешь себя в порядок. Ты неважно выглядишь, человечек – не хочу, чтобы Шон испугался, увидев тебя. Он прилетит через три дня, если я не ошибаюсь?
– Да, Хозяин.
– Он доставит тебя на Землю. И там начнутся наши увлекательные приключения.
– Но мои исследования, их нужно закончить…
– Забудь о них. У меня есть план собственных исследований. Ты вхож в высшее общество. Вероятно, там найдется немало особей, подходящих мне в рабы. Впрочем, возможен и другой вариант – посадить тебя в тюрьму. Думаю, власти сделают это с большим удовольствием. Как насчет явки с повинной?
– Только не это! – умоляюще выкрикнул Виктор. – Прошу вас, Хозяин, прошу нижайше…
– Заткнись. Мы весело проведем время.
* * *
Пальцеглаза завалило камнями – накрыло обвалом, сошедшим со склона. Не убило, не покалечило, всего лишь обездвижило. Так вот удачно.
– Тебе повезло, пальцеглазик, – прошептала Лина. – Выбирайся, милый уродец. Выбирайся.
Пальцеглаз лежал и собирался с силами. Лина обнаружила, что он вовсе не обескуражен. Конечно, не было на самом деле никакого пальцеглаза, была лишь девушка Лина, вообразившая стансовскую тварюгу внутри себя. Но для Лины пальцеглаз был реальнее всего на свете – она отдала ему инициативу и ждала, когда он начнет действовать.
Пальцеглаз дернулся. Вибрация сотрясла ноги и руки Лины. Мышцы ее начали сокращаться и расслабляться – все быстрее и быстрее – до судорог.
Волна жара прошла по телу Лины. Она закусила губу, стараясь сдержаться от крика. Но через полминуты сдалась – завопила во всю глотку.
Она не представляла, что это будет так больно.
* * *
Крик отвлек внимание Виктора, заставил его повернуть голову к монитору. Экран показывал медицинский отсек, где находилась Лина – операционный стол, покрытый зеленым колпаком. Колпак дрожал, ходил ходуном.
– Хозяин, простите… Там, в медотсеке, Лина. Она проснулась!
– Я вижу, человек. Она проснулась, да. И что с того?
– Мне нужно пойти туда. Можно, Хозяин?
– Зачем?
– Ее нужно устранить. Убить.
– Убить? Кому это нужно?
– Мне. И вам, Хозяин. Мы с вами в опасности.
– Опасности? – хиту иронично хмыкнул. – Не думаю, не думаю.
– Она переделанная. В ее генах стансовские утилиты, она убьет меня, если вырвется…
– Не говори лишних слов. Я все про нее знаю. Ты не пойдешь никуда.
– Почему?! Хозяин! Она вырвется, она способна на такое!
– А я хочу, чтобы она вырвалась. Пусть идет себе с миром.
– Но почему же?
– Потому что этого не хочешь ты.
* * *
Пальцеглаз бился в конвульсиях, мощные его ноги сотрясали камни вокруг, маленькие верхние конечности дергались, пытаясь высвободиться, голова моталась вперед-назад, шевеля жвалами.
Он разгонялся, не сходя с места. Разгонялся. Мчался по взлетной полосе.
* * *
– Хозяин, – Виктор сбился на захлебывающийся шепот, – ее нужно остановить! Она придет сюда, придет за мной, чтобы убить меня.
– Ты боишься смерти, раб? Не бойся. Считай, что ты уже умер.
– Вы пострадаете при этом! Я забочусь только о вас…
– Она не придет. Она умная девочка. Она сделает все, чтобы быстрее удрать отсюда и добраться до Земли.
– Но тогда она разболтает о моем астероиде! Разболтает всему миру!
– Она? С чего бы это? Ты думаешь, Лина мечтает о том, чтобы снова угодить в клетку? Она будет молчать как рыба. Как маленькая умная рыбка.
– О черт, черт! – Виктор обрушился кулаками на стол. – За что мне такое? Почему мне, не ей?!
– Ты вел бессовестный образ жизни, – сказал хиту. – Предавал всех, кто верил тебе, платил злом за добро, получал наслаждение, втаптывая близких своих в грязь. Ты никогда не думал о воздаянии, человечишка? О возмездии не в мифическом аду, не в преисподней, а при жизни? Возмездие настало. Разве это не справедливо?
– Ты дерьмо, – прорычал Виктор. – Не тебе, презренной глисте, судить о моих поступках. Тоже мне, высшее существо нашлось…
– Ай-яй-яй, – сказал хиту. – Говоришь плохие слова, скверный человечек. За такие слова следует наказывать. А ну-ка врежь себе по физиономии, да посильнее! Бей по своей наглой роже, пока я не скажу, что хватит.
И Виктор приступил к экзекуции.
* * *
Пальцеглаз перешел некий барьер, переключился на высшую скорость, и понесся гигантскими прыжками.
Пластик с треском лопнул, разлетелся на куски. Лина, не в силах остановиться, слетела со стола, помчалась по комнате и влепилась в стену. Шкаф слетел со стены, зазвенело разбитое стекло.
Голая Лина сидела на полу, на корточках, среди осколков стекла, размазывала кровь по руке, по татуировке "Экстра-П", и по-дурацки улыбалась.
– Лес, – шептала она. – Тутмес, ты слышишь наш лес?
Она слышала лес, только вот странный неземной свист примешивался к его шуму, добавляя жуткий диссонанс.
– Иди, – шептал незнакомый голос в ее ушах. – Улетай домой, девочка. Я тебя отпускаю. Отпускаю на время…
День 54
Шон спал тревожно, ворочался с боку на бок, чесался и шумно вздыхал. Снилась ему всякая гадость – метеорит, набитый живыми мертвецами, длинные коридоры, кишащие червями. В полчетвертого он вскочил с кровати, швырнул на пол одеяло, влажное от пота, и отправился на кухню пить. Долго глотал холодную колу, никак не мог успокоиться.
Отчего его так колошматит? Из-за того, что завтра, вернее, уже сегодня утром лететь в астероидный пояс, к Виктору Дельгадо, официально почившему в бозе, а на деле живее всех живых? Ерунда, не может быть, чтоб он так дергался из-за этого. Дел-то – неделя работы по наладке компьютерной сети, и обратно домой, на Землю. Конечно, Дельгадо тип неприятный, преступник, но двести тысяч баксов – сумма, из-за которой стоит плюнуть на условности. Шон вовсе не собирается совать нос в делишки Виктора, его работа – привести в чувство компьютеры, сделать это профессионально, неважно где, хоть на астероиде, хоть в преисподней, лишь бы платили…
Шум в комнате заставил Шона вздрогнуть. Гулкий звук – словно лопнула гигантская струна. Кто-то выдавил окно и влез в квартиру? Чушь, не может быть такого – квартира на сто восемнадцатом этаже, снаружи по гладкой стене не влезешь, будь ты хоть стократ альпинистом, и стекло просто так не разобьешь – разве что из гранатомета его шарахнуть… Что там случилось? Шон цапнул со стола кухонный нож и крадучись подобно индейцу на боевой тропе двинулся в комнату.
В комнате гулял сквозняк. Шон сразу же покрылся гусиной кожей – и от холода, и от страха. Неумело выставил перед собой ножик, потянулся к выключателю, зажег свет. Так и есть – окно. Вдавленное внутрь вместе с рамой, оно скрипело и качалось на ветру.
– Эй, кто там? – крикнул Шон. – Вы что там, с ума сошли? Я вызвал полицию, она уже едет сюда!
Рама взвизгнула в последний раз и обрушилась на пол. Шон оцепенел, застыл, тупо наблюдая, как в просвете окна появляется черная фигура, прыгает внутрь комнаты.
Вот как это бывает. Шон слышал о грабителях, читал о них, но никогда не думал, что такое может произойти с ним самим.
Девчонка. Перед ним стояла девчонка – высокая, тонкая, блондинистая, затянутая в черную кожу. И в руках ее не было никакого оружия.
Пожалуй, с такой грабительницей он справится. Он не зря брал уроки джиу-джитсу. Вырубит ее, свяжет, сдаст ее полиции. Сама виновата – не подозревает даже, с каким крутым парнем связалась. Задержание преступника третьей степени… что ж, тысяч на десять потянет. Пустяк, конечно, по сравнению с теми двумястами тысяч, что, считай, уже у него в кармане, но все же приварок приятный. К тому же полторы штуки уйдет на новое окно.
– Эй, ты, – сказал Шон, – не двигайся, не вздумай даже шевельнуться. Подними лапы и встань мордой к стене, понятно? Я служил в спецназе. Если будешь себя хорошо вести – так и быть, не покалечу…
– Ты – в спецназе? – девчонка фыркнула. – В зеркало на себя когда-нибудь смотрел, рыжий? О твои ребра можно уколоться. Ты что, совсем ничего не жрешь? Или на наркотиках сидишь? Хотя нет, наркошки Вику не годятся, ему чистеньких подавай. Ты уже собрал чемоданы?
– В каком смысле? – оторопело спросил Шон.
– Утром ты должен лететь в астероидный пояс к Виктору Дельгадо. Он предложил тебе некую работенку и обещал отвалить кучу денег, якобы за конфиденциальность. Тебе не кажется, что чрезмерно щедрые посулы чреваты большими неприятностями?
– Ты… Откуда ты знаешь? Откуда ты вообще взялась?
– Неважно откуда. И я не грабитель, как ты, несомненно, подумал. Меня не интересуют твои маленькие денежки – можешь оставить их себе.
– Что же тебе нужно?
– Твой компьютер.
– Чушь какая-то… – Шон покачал головой. – Ты залезла на черт знает какой этаж, изуродовала окно, и все из-за обычного компа, который можно купить в любом магазине. Почему ты не пришла ко мне просто так, не позвонила, не договорилась?
– Ты бы испугался. Смылся бы сразу же, и в конце концов улетел бы к Вику. У меня было слишком мало времени. Я должна была взять тебя тепленьким, прямо здесь, в постельке.
– Ну, взяла. Что дальше?
– А вот что, – девушка шагнула к столу, схватила компьютер Шона – стандартный ноутбук Вэ-Вижн-III. Хряснула ноутбук о колено и разломила его пополам.
Вэ-Вижн мог свалиться с того же сто восемнадцатого этажа и остаться невредимым – корпус из углепластика, чипы, выращенные внутри, никаких механических частей, единый прочный монолит. Какую силищу нужно иметь, чтобы так вот разломить комп на две части?
– Что ты делаешь? – заорал Шон и бросился на девушку.
Комп, его любимый комп, за который он выложил пятнадцать тысяч, в чьей памяти хранились все разработки за два года – уникальные, бесценные сокровища. Эта тварь убила его комп.
Девушка лишь выставила руку навстречу, и Шон отлетел к стене, шлепнулся на пол и застыл раскорякой.
– Код был там? – холодно поинтересовалась она.
– К-какой код? – просипел Шон, корчась от боли.
– Координаты астероида.
– Какого астероида?
– Не валяй дурака. Астероид, на котором тебя ждет Вик. Код – зашифрованная программа для автонавигатора скипера. Ты не держишь ее в скипере – я уже посетила твой самолетик и проверила его. Ты не можешь держать код на переносном диске – потому что программа не запишется на него, так предусмотрено. Значит, код был в твоем компе. Был…