– Ладно, – согласился Гоулд, – значит, так и будет. А потом они начнут делать пиво. Пиво можно делать быстрее, чем машины. Ну, скажем, ящик в неделю на каждого любителя-мужчину. Я думаю, ящика в неделю вполне достаточно.
– Ну, и закуску к пиву не забывай. Что за пиво без горячей сосиски?
Зазвонил телефон. Трубку взяла Анни.
– Это тебя, – сказала она Гаррисону, – линия два.
Он снял трубку.
– Гаррисон. Городская редакция.
– Говорит Белый Дом. Пресс-секретарь Портер, – сказали на другом конце провода. – Я вам уже звонил.
– Да, помню. Чем могу служить?
– Нет ли поблизости мисс Фостер?
– Сейчас посмотрю. – Он поднялся, держа трубку в руке, и обнаружил Кэт за рабочим столом. Он покачал трубкой над головой. – Кэт, – заорал он, – просят тебя! Линия два!
48. Территория заповедника нетронутой природы.
Нортон замедлил бег каноэ, сделал еще несколько резких взмахов веслом, глядя на открывающуюся за поворотом перспективу реки. Прямо перед ним над массивом вековых сосен нависали пять черных прямоугольников.
Пришельцы, подумал он, что делают здесь пришельцы? Здесь, в такой чащобе? Но немного поразмыслив, он решил, что все это не так уж страшно. Очень может быть, что многие из непонятных гигантов приземлились в таких местах, где обнаружить их совсем непросто.
Он усмехнулся про себя и глубоко погрузил весло в воду, направляя каноэ к берегу. Солнце уже клонилось к горизонту и он искал место для ночлега.
Это место, подумал он, ничуть не хуже других. Он вытащил каноэ на берег и осмотрел пришельцев. Потом нужно будет развести костер и устроиться на ночлег. Он с удивлением отметил, что испытывает радость, обнаружив пришельцев. Что-то от них исходило такое дружественное, как будто он внезапно столкнулся с добрым соседом, о существовании которого не подозревал.
Он вытащил каноэ на покрытый галькой берег и пошел в лес к пришельцам. Странная штука, подумал он. Не то странно, что я обнаружил их, а то, что так тихо. Они не валили и не поглощали деревья. Может, они переработали столько целлюлозы, сколько им было нужно, отпочковали свое потомство и теперь просто отдыхают от трудов праведных?
Он выскочил на образованную пришельцами поляну и вдруг остановился, пораженный. Перед ним стоял дом. Немного перекошенный на одну сторону, но все же дом. Он был словно построен неумелыми руками подвыпившего строителя. Почти рядом стоял второй дом. Этот уже стоял прямо, но в нем ощущалась какая-то странность. Он не сразу сообразил, какая, но потом понял – у дома не было окон.
За домом стояли пришельцы, так тесно, что создавалось впечатление, будто это тесно построенные дома в городском квартале.
Нортон испытывал нерешительность. Он был озадачен. Никто, подумал он, находясь в здравом уме, не отправится в чащу, чтобы выстроить там два дома и бросить на произвол судьбы. И никто не станет ставить кривой дом и дом без окон. Если неизвестный строитель по какой-то причине хотел иметь именно такие дома, у него должен быть способ транспортировать к месту строительства необходимые материалы.
Сосны тихо гудели, их кроны качал ветер. На противоположной стороне поляны, в зеленой конической кроне мелькнула яркая пичуга. Не считая гула сосен и мелькнувшего яркого пятна птицы, царила полнейшая тишина. Мрачная тишина и гнетущая неподвижность нетронутого первобытного леса поглощала даже удивление, вызванное появлением здесь домов и пришельцев.
С некоторым удивлением Нортон стронулся с места и направился к первому, кривому домику. Дверь была гостеприимно распахнута, но он не сразу решился войти. Очень может быть, что все строение рухнет, едва он переступит порог. Но, наконец, он рискнул и вошел в холл, выходящий в кухню и гостиную. Он прошел на кухню, шагая тихо и осторожно, стараясь не потревожить ненадежную на его взгляд конструкцию домика. Несмотря на кривизну внешних очертаний, кухня была вполне приемлемой. Возле стены находилась электрическая плита и холодильник. Начиная от плиты, вдоль стены тянулись шкафы, шкафчики и полки, раковина, сушилка для тарелок.
Нортон повернул регулятор плиты и подержал руку над кружком нагревателя. Плита работала, и он выключил ее. Возле раковины он тоже задержался, повернув кран. Из крана потекла струйка воды, потом прекратилась. Он повернул кран еще на пару оборотов, тот зашипел. Снова потекла вода, но вскоре ручеек иссяк. Нортон закрыл кран.
Он вошел в гостиную. Там было все в порядке, только окна врезаны в стены под непривычным углом. Пройдя по коридору, он нашел три спальни, которые тоже были обычными, не считая какой-то неуловимой странности, особенности, которую он не мог ухватить, как ни старался.
Выйдя из дома, он испытал облегчение. Затем направился ко второму домику, который был без окон. Что-то в кривом домике было странное, очень странное, но он никак не мог понять, что. Не окна в гостиной, не странная планировка в спальне и не кран на кухне. Что-то другое. И важное. Идя к дому без окон, он вдруг понял – в домике не было ванной комнаты и туалета. Он остановился. Не ошибся ли он? Невероятно! Зачем строить дом, не предусмотрев в нем таких элементарных удобств? Он снова тщательно припомнил все, что видел в кривом домике. Нет, он не ошибся. Он не мог пропустить этого. Он не мог не заметить ванной. Если бы она была, он обязательно заметил бы ее.
Дверь второго домика, который не имел окон, была закрыта, но легко поддалась, когда Нортон повернул и слегка нажал дверную ручку. Из-за отсутствия окон внутри было темно, но не полностью, кое-что разобрать было можно. Он быстро осмотрел комнаты. Четыре спальни, кабинет, столовая, две ванные, кухня. Пол, в отличие от первого домика, был деревянным, застеленным цветными ковриками. На стенах, там, где должны были находиться окна, висели портьеры. Нортон испытал кухонные принадлежности. Плита нагревалась, вода текла из крана, туалет исправно смывался. Когда он открыл дверцу холодильника, в лицо ударил ледяной холод.
Все было прекрасно. Но только зачем строить такой прекрасный дом и забыть про окна?
Кто мог выстроить эти дома? Может, пришельцы… Пришельцы?
Он замер, ошеломленный этой мыслью, и вдруг похолодел.
Если это пришельцы, тогда все объясняется. Никакой нормальный человек не станет строить два странных дома в самой гуще нетронутого леса. Здесь просто невозможно сделать все это.
Но пришельцы? Зачем пришельцам строить дома? Или эти два странные дома были просто опытными экземплярами? Первый получился кривым, второй совершенно нормальным, только без окон…
Он стоял, пораженный, посреди полутемной кухни, все еще неуверенный, задающий себе вопросы. Единственный ответ – пусть он и не хотел принимать его – был таковым: дома созданы пришельцами. Но это приводило ко второму, еще более сложному вопросу: зачем пришельцам делать дома?
Он почти наощупь выбрался из кухни, пересек гостиную и вышел наружу.
Длинные тени накрыли поляну. Верхушки елей и сосен по ту сторону поляны чернели неровной линией на фоне горизонта. Начал спускаться вечерний пронзительный холодок.
Он провел ладонью по стене дома. Ощущение было необычным. Присмотревшись, Нортон обнаружил, что внешняя обшивка не представляет собой, как казалось, плотно пригнанные друг к другу доски, а отлита из одного куска пластичного вещества.
Он медленно попятился. Не считая отсутствия окон, этот дом был совершенно обычным, такие можно увидеть в любом пригородном районе. Точная копия.
Он провел взглядом от крыши до цоколя… Стоп! Цоколя не было вообще. Эта деталь как-то ускользнула от него прежде – отсутствие цоколя. Дом парил в дюйме над грунтом, подвешенный в воздухе неведомой силой.
Подвешенный в воздухе, повторил про себя Нортон, в точности как подвешены пришельцы. Теперь не могло быть вопроса, откуда появились эти дома.
Он обошел угол дома – вот они, пришельцы, стоят тесно, как черные блоки домов в центре большой площади какого-то города будущего. Нижняя часть уже поглощена сумерками, верхняя освещена лучами закатного солнца.
Оттуда, со стороны пришельцев, появился новый дом. Он плавно летел в футе над землей, прозрачно белея стенами в сгущающихся сумерках. По мере его приближения Нортон отступал, готовый кинуться бежать в случае опасности. Дом остановился, словно определяя, куда надлежит двигаться дальше, потом величественно подплыл ко второму дому, без окон, и замер за ним. Теперь все дома стояли в ряд и были очень похожи на кусочек улицы в пригороде, хотя и располагались слишком близко друг к другу.
Нортон немедленно шагнул к третьему домику. В этот миг в домике загорелся свет, уютно вспыхнули окна. В окне он увидел стол в гостиной, сервированный к ужину. Фарфор и стекло, подсвечники по бокам. Светящийся экран телевизора, диван, удобные подушки, ковер на полу и секретер с рядами каких-то маленьких красивых статуэток.
Немного испуганный, Нортон попятился и вдруг уловил некое движение в кухонном окне, какую-то мелькнувшую тень, словно там кто-то был, готовясь нести ужин на стол. В ужасе закричав, Нортон бросился к реке, к поджидавшему его каноэ.
49. Вашингтон. Округ Колумбия.
Когда Портер позвонил, дверь открыла Алис. Она схватила его за руку и поспешно втащила в холл, быстро затворив за ним дверь.
– Я понимаю, – начал с порога извиняться Портер, – что явился в неудобное время. И я спешу. Но мне необходимо повидать тебя и сенатора.
– Папочка уже приготовил стаканы и ждет тебя. Он трепещет от предвкушения твоего полуночного визита. Ты ведь наверняка прибыл с очень важными новостями, не так ли?
– Слишком много суеты, – сказал Портер, – слишком много разговоров. Но я не знаю, даст ли это что существенное. Ты слышала о финансовом моратории?
– В вечернем выпуске новостей по телевизору. Папа очень расстроился.
Но когда они вошли, сенатор расстроенным не выглядел. Он был вполне радушным хозяином. Он вручил Портеру стакан виски и сказал:
– Видите, молодой человек, я все приготовил, так как досконально изучил ваши вкусы.
– Спасибо, сенатор, – ответил Портер, принимая стакан. – Это как раз то, в чем я очень нуждаюсь.
– Ты поужинал? – спросила Алис. Он уставился на нее, словно пораженный вопросом. – Так ты ел или нет?
– Кажется, поужинать я забыл, – признался Портер. – Мне это как-то не пришло в голову. Нам что-то присылали из буфетной, но я как раз в это время занимался с прессой. Когда я вернулся, уже ничего не осталось.
– Так я и думала, – ответила Алис. – Сразу после твоего звонка я приготовила сэндвичи и кофе. Сейчас принесу.
– Садитесь, Дэйв, – пригласил сенатор, – и выкладывайте, что там у вас. Могу я чем-то помочь Белому Дому?
– Думаю, это возможно, – сказал Портер. – Но это ваше личное дело. Никто не будет вас принуждать. Как решите, так и поступайте.
– Видимо, вам пришлось трудно в последние часы, – сказал сенатор. – Не скажу, что я согласен с решением президента объявить мораторий, но понимаю, что нужно было хоть что-то предпринять.
– Мы боялись немедленной реакции, – согласился Портер. – Мораторий даст разумным людям время справиться с ситуацией и приспособиться к ней.
– Доллару трудно придется на международном рынке, – сказал сенатор. – Как ни старайся, но завтра он упадет до самого низа. Почти обесценится.
– Мы не волшебники, – согласился Портер. – Дайте нам выиграть раунд-другой у себя дома и доллар снова поднимется. Сейчас реальная опасность – конгресс и общественное мнение.
– Вы намерены отбиваться, – сказал сенатор. – Правильно. Никаких отступлений. Стоять насмерть.
– Мы будем держаться, – мрачно сказал Портер. – Ни шагу назад. Мы намерены утверждать, что правильно вели политику в ситуации с пришельцами. Никаких изменений не будет.
– Подходит, это мне по душе, – сказал сенатор. – Хотя я не одобряю всего, что делалось, но демонстрация силы мне по душе. В сложившейся обстановке нам требуется крепкое правительство.
Алис внесла поднос с сэндвичами и кофе и поставила на столик возле Портера.
– Принимайся за еду и не вздумай разговаривать, – сказала она. – Говорить будем мы с папой. У нас полным-полно вопросов.
– Да, особенно у моей дочери, – усмехнулся сенатор. – Она вся бурлит внутри. Для нее сложившаяся ситуация вовсе не начало великих смут и потрясений. Наоборот, это начало новой эры, чуть ли не Золотого Века. И я с ней, конечно, не согласен.
– Ты ошибаешься, – упрямо сказала отцу Алис. – А ты, конечно, согласен с ним. Но вы оба заблуждаетесь. То, что случилось, может, самое превосходное, самое прекрасное, что с нами происходило до сих пор. Конечно, придется пережить бурный период. Придется кое-что изменить в нашем сознании. Мы распростимся с технологическим синдромом, лихорадившим нас последние двести лет. Мы увидим, что наша экономическая система очень хрупка и ненадежна. Она построена на хрупком фундаменте. И нам придется признать, что есть и другие ценности помимо хорошо работающих машин.
– Если мы станем действительно свободными, – сказал сенатор, – если излечимся от того, что называется тиранией технологии, если получим шанс нового начала, что же тогда делать?
– Мы оставим эти крысиные гонки, – сказала Алис, – эти крысиные гонки технологии и политики, социальной жизни. Мы станем не соревноваться, а работать рука об руку ради общих целей. Как только исчезнет необходимость в технологическом процессе, исчезнет и необходимость рвать зубами глотку соперника ради получения наималейшего преимущества. Вот это и делает президент, объявляя мораторий. Хотя сам не понимает, что именно делает. Он дает деловому миру передышку, чтобы тот пришел в себя, хоть немного образумился. Если им хватит времени…
– Давай не будем сейчас спорить, – сказал сенатор. – Мы обсудим с тобой эту проблему как-нибудь потом.
– Со всей твоей помпой, – иронично сказала Алис, – и твоими убеждениями…
– Дэйв должен вернуться в Белый Дом, – напомнил сенатор. – Его ждут. Он ведь пришел к нам не просто так. Его тяготит какая-то проблема.
– Извини, дорогой, что я помешала, – сказала Алис. – Не стоило мне этого делать. Я могу послушать или уйти?
– Ты вовсе не мешала, – ответил Портер, прикончив второй сэндвич. – Я хочу, чтобы ты услышала то, что я скажу. И не обижайтесь на меня. Белый Дом хочет использовать вас, сенатор.
– Не нравится мне эта формулировка, – ответил сенатор. – Я очень не люблю, когда меня "используют". Но это часть политики – вечно кого-то используют, что-то используют. Так что там у вас?
– Мы выдержим, – сказал Портер, – или надеемся выдержать, если Холм не будет на нас чересчур давить. Хотя бы несколько дней.
– Почему вы обратились именно ко мне? – сказал сенатор. – У вас там ведь есть свои люди. А я, как вы помните, редко играл на вашей стороне…
– Наши люди будут делать все, что в их силах, – пояснил Портер. – Но в наших руках все это будет вонять грязной политикой. Если же сыграете вы, то запаха не будет.
– Но почему я? Я всегда сражался с Белым Домом. Почти по любому законопроекту, почти по всем биллям. Обо мне там, бывало, говорили очень сурово. Почему же теперь я должен сотрудничать с вами? Какие у нас могут быть общие интересы?
– Интересы нации, – ответил Портер. – Один из грозящих нам моментов в случае усиления давления со стороны конгресса и сената требования просить помощи извне. На тех основаниях, что ситуация не чисто внутренняя, а международного характера. И посему остальные страны должны работать над ней вместе с нами. ООН вопит об этом с самого начала.
– Да, я знаю, – кивнул сенатор. – Но я не согласен с ООН. Это не их дело.
– Слишком многое поставлено на карту, – сказал Портер. – Мы не можем этого допустить. Я сделаю намек на очень секретный факт. Хотите услышать?
– Не уверен, стоит ли.
– Нам нужно распространить слух.
– Все это просто отвратительно, – сказала Алис.
– Моя реакция несколько мягче, чем у дочери, – сказал сенатор, хотя и я испытываю нечто подобное. Но вас лично я не виню. Вы говорите сейчас явно не от своего имени.
– Да, еще бы вы не знали, что я говорю не от себя. Хотя лично я воспринял бы это более мягко.
– Вы хотите сообщить мне нечто, чтобы я проговорился затем в нужных местах нужным людям. Именно я, знающий, где такая акция произведет нужный эффект.
– Это несколько упрощенная формулировка, – согласился Портер, – но в целом…
– Дэйв, в дискуссии без грубостей не обойтись, – сказал сенатор.
– Я не против слов, которые вы используете, – сказал Портер. – Можете не смягчать их. Я не буду спорить, убеждать, принуждать вас. Скажите просто "нет", я встану и уйду, и лично я не буду испытывать к вам никаких дурных чувств. Мне даны инструкции ни в коем случае не спорить с вами. У нас нет желания давить на вас. Если бы оно было, мы, без сомнения, использовали бы это.
– Папа, – сказала Алис, – хоть это и достойно презрения, но он честен с тобой. Он делает грязную политику очень открытым способом.
– Несколько дней назад мы говорили о возможных преимуществах, которые могут дать нам пришельцы, – сказал сенатор. – Я, в частности, упомянул об управлении гравитацией. Я сказал, что если бы мы смогли овладеть этим секретом…
– Нет, сенатор, не это, – покачал головой Портер. – Не буду вводить вас в заблуждение или ставить ловушки. Я не пытаюсь с вами играть, держа карты в рукаве. Все, что нам нужно, это случайно оброненное кое-кому на Холме слово, оброненное вами в беседе…
– Вы называете это случайным словом?
– Да… В беседе с парой нужных людей. Мы не называем их, так что кандидатуры можете подобрать сами.
– Кажется, я понимаю, – ответил сенатор. – Можете не говорить. Но ответьте на такой вопрос…
– Да, конечно, – сказал Портер.
– Было ли испытание оружия против пришельцев и изучение их реакции на него?
– Было. Результаты засекречены.
– И мы должны держать пришельцев исключительно под своим контролем?
– Я так думаю.
– Что ж, – сказал сенатор, – теперь, при более подробном рассмотрении этого факта, я могу сказать, что совесть моя чиста. И понятна моя роль. Вы мне ничего не говорили – небольшая неловкость, оговорка, которой я не заметил.
– В таком случае, я отправляюсь назад, – сказал Портер. – Спасибо за сэндвичи, Алис.
– Вы оба отвратительны, – ответила Алис.