Сначала-то по делу все спрашивает, а потом… Чувствую, дурака валять начинает Евгений Максимович. Вопросы его какие-то странные стали, а сам куда-то в угол косится… Явно разговор в сторону уводит.
Пора его приструнить.
Хватаю я его за грудки, чтобы ему доступнее было, вытряхиваю из кресла.
– Мужик! – говорю ему, и снова встряхиваю тихонько, чтобы слова легче в голову проскальзывали. – Кончай дохлым бараном прикидываться! Спрашивай по делу, некогда философию разводить!
Но вижу – он не боится. Как узнал, что мы не исбисты – все, никакого к нам уважения… Даже не дрожит. Вытаскивает аккуратненько свою рубашку у меня из руки, складочку за складочкой.
– Хорошо бы подтверждение какое… – говорит вкрадчиво, глазенки скосив в сторону. – Документик какой президентский…
Хлопает Линский себя по карманам – но только руками разводит. Оно и понятно: зачем президенту в своем городе президентское удостоверение? А уж после переворота?…
Хотел я уже объяснить Максимычу все совсем доступно – но тут про ту смартину вспомнил. Ту, что была в драйве ворот нашего ангарского склада тяжелых флаеров. Линский когда склад открывал, так и забыл ее в драйве ворот. А я ее тогда в карман сунул на всякий случай… Вот и пригодилась.
– Это тебе подойдет, Максимыч? – достаю ему смартину.
Осматривает Скупцов ее внимательно, ощупывает, разве что на зуб не пробует. Потом в драйв вгоняет. Глазами по экрану побегал, наконец обратно смартину протягивает. И первый раз улыбается.
– Вы уж простите старика, – говорит смущенно. – Но тут уж, понимаете… Специфика условий работы у меня такая.
Блин! Этот еще хуже Линского выражается, когда перья расправляет! Но делать нечего, это наш единственный шанс. А без плазменника и пулемет – боевой лазер.
Но Скупцов добряком прикидываться уже перестал.
– Рад бы вам помочь, господа, – говорит сухо, – но не могу.
Понятно, тут уж мы втроем за него взялись. Но он ни в какую.
– Хотел бы, – говорит, – да не могу. Позвольте мне все объяснить.
А мне всякие объяснения уже надоели – хуже некуда! Мне от всяких разъяснений и исторических справок паршивее, чем от речей нашего Тяпкина, чтоб ему двух верных приемников! Чем больше Дымок с Линским рассказывают, как мир устроен, тем хуже этот мир оказывается. И так уже, вроде, в тартарары катится… Куда хуже, казалось бы? Так нет! Теперь этот сердечник туда же, тоже объяснять что-то норовит!
Хотел я ему в ухо дать, чтобы он своими объяснениями мои последние надежды не испортил… Еле меня отговорили Дымок с Линским.
Только зря они отговорили! Этот министр такого наговорил… Да если бы я знал заранее, я бы ему не то что в ухо дал – челюсть бы сломал! Обе!!
Конечно, я все его речи старался мимо ушей пропускать и не особо врубаться. Он же, гад, нашу последнюю надежду на кусочки порвал и выбросил! Но даже так я слишком много услышал.
Во-первых, зря я на их императора наезжал. Он еще не самый паршивый правитель, какой у имперцев мог быть. Старый он, даже Конфликт еще застал, и потому весь из себя толерантный. Ну, по сравнению с остальными имперскими князьками, в смысле. Если в молодости и был отморозком, то весь вышел – отморозки до ста тридцати лет не доживают. Собственные подручные их раньше на тот свет отправляют.
Если бы не император, Империя бы уже давно с Конфедерацией перегрызлась. А в Конфедерации на два фронта драться – и с роботами, и с имперцами – сил не хватит.
И все бы ничего, да только собрался император помирать. А как помрет он, вся власть – главное, конечно, коды к ошейникам всех золотоворотничковых, а остальное уж к этим кодам приложится, – принцу перейдет.
А принц – спесивый отморозок. Сейчас ему старик-император по рукам бьет. А как папаша на тот свет отправится, так принц войну и развяжет. На два фронта воевать Империя тоже не сможет. Так что всех, кто в войне между Империей и Конфедерацией уцелеет, дикие роботы добьют – но до принца это, вроде, не доходит. Настолько отмороженный, что на все это ему начхать – лишь бы с конфедералами всласть погрызться.
Ну а как Империи и Конфедерации не станет, тут и очередь нейтральных городов придет – дикие роботы никого не пощадят. В общем, сколько император протянет – столько людям на Земле и осталось.
– Максимыч, а ты-то здесь на что? – я его спрашиваю. – Ты бы дурака не валял, а делом занялся! Выкрал бы у императора его смартины, на которых коды ошейников всех золотоворотничковых. И тогда никакой принц не страшен!
– Простите, но это никак невозможно, – Скупцов головой мотает. – Император хранит коды от воротничков своих приближенных в специальном тайнике, и похитить эти коды совершенно невозможно. Иначе другие золотоворотничковые уже давно похитили бы их, – улыбается грустно.
– Так это же еще лучше! – говорю. – Тогда убить императора – и всех делов! Через сутки все золотоворотничковые фонтанируют головой, и вся верхушка Империи кончится. И бери всю эту Империю голыми руками!
– Как вы можете! – министр возмущается. – Как только погибнут золотоворотничковые, погибнут и все те, кто носит их воротнички! Уверен, даже перед неизбежной смертью золотоворотничковые не освободят своих рабов. Погибнет все население Империи! А ведь в Империи не только захватившие власть бандиты, но и миллионы ни в чем не повинных людей, оказавшихся в рабстве!…
Ну и давай меня морально обличать…
В общем, опять конфедералам их чистоплюйская мораль мешает. Хотя, конечно, простых имперцев действительно жалко. Особенно дока в Шутемковском Заярске, который мне руку собирал…
Но это все философия.
– Тогда на фига ты здесь нужен, если ничего сделать не можешь? – я его прямо спрашиваю.
Он обиделся, ясно. Ну и давай оправдываться – что он, в самом деле, не интел, что ли? Ну а интел всегда оправдание найдет – тем более, для себя.
Он здесь, мол, на самый крайний случай. Когда уже власть перейдет к принцу, и другого выхода не будет, а над Конфедерацией нависнет смертельная угроза – тогда он попытается убить принца.
Вот тогда все и случится, как я ему предложил. Потому что тогда уже, понятно, даже чистоплюям-конфедералам не до рядовых имперцев будет – пора будет о миллионах своих граждан переживать. Правда, это тоже не особенно поможет. Одна Конфедерация, без Империи, против диких роботов долго не протянет…
В любом случае, до смерти императора Скупцов не должен вызывать ни малейших подозрений – и потому помочь нам ничем не может.
– Я бы очень хотел вам помочь, – говорит, ручки к груди прижимая. – Но никак не могу… Мне так жаль… Поверьте, я бы с удовольствием вам помог, если бы мог, но…
Может, и не врет даже. Но какая разница? Благими намерениями сыт не будешь. Сбросил я с себя оцепенение – решать что-то надо! Не можем мы с этим министром бесконечно трепаться.
Бой на арене уже заканчивается. Из десяти человек только трое остались. Сейчас двое одного замочат, и все. Шутемков в реальность вынырнет – а нас нет. Представляю, какой он шум поднимет! Он еще в своем Заярске нас в чем-то подозревать начал, потому и одних в Империю не отпустил…
А Дымок с Линский все об отношениях между Империей и Конфедерацией с министром болтают. И хуже всего то, что как-то подозрительно у Дымка глазки блестят… азарт какой-то нездоровый, что ли… И на меня братишка как-то странно косится…
Блин! Неужели…
Как бы этот умник переделанный не решил с мировым злом в одиночку бороться! Знаю я этого гуманиста малолетнего!
Насилу я его оторвал от министра. Вытаскиваю я его в коридор, оттаскиваю подальше от двери.
– Дымок! – внушаю. – Этика этикой, но пора и честь знать. Надо когти рвать отсюда, пока не поздно. Помочь здесь мы все равно никому не сможем, только сами пропадем. Свет клином сошелся на этих Империи и Конфедерации, что ли? И без них выживем!
Но если вы думали, он согласился – то вы Дымка не знаете. Опять у него ай-кью из всех дырок лезет, опять у него особое мнение.
– Кроме Империи и Конфедерации мы нигде не сможем жить, – говорит упрямо. – В нейтральные города не так-то просто попасть…
– Дымок, кончай баки забивать! – я ему говорю. – Что, ты, такой умник, не сможешь сообразить пару фильтров для воды и воздуха и чан для дрожжей? Как-нибудь перебьемся!
Но Дымок не унимается.
– А дикие роботы, Серж? Мы не сможем долго бегать от диких роботов на одном флаере. Хотя бы потому, что без техосмотра наш флаер выдержит не более недели.
Вот тут Дымок прав.
Но Дымок техобслуживание уже проехал, и давай меня этикой грузить. Не зря я опасался! Хочется Дымку освободить всех имперцев, а потом и диких роботов перебить, и вообще весь мир облагодетельствовать… Короче, из Империи бежать он уже не то, что не собирается – а даже и не хочет!
Ну, это у него по малости лет всякие там юношеские идеализмы-максимализмы – или как там еще интелы в таких случаях выражаются? Видно, в детстве от этого даже ай-кью в сто восемьдесят не спасает.
Ну так на то и старшие братья.
– Дымок! – вбиваю ему. – Братишка! Ну ты сам подумай! Как два парня могут весь мир перевернуть, каждого спасти и всех осчастливить? Это же чистой воды пикник на обочине! Ты глянь, мы же по сравнению с имперцами полные сосунки! Вон, – на дверь в ложу министра киваю, – даже меня от этой игры воротит. А Шутемков только ставки делает да кайф ловит!
Но Дымка так просто, конечно, не переубедить. Он все свое талдычит: этика, мораль; мораль, этика. На жалость и сострадание к имперцам давит, паразит малолетний. Знает, на что давить! Чувствую, сейчас он меня убедит – и все. Тогда мы оба пропали.
Хотел я уже сгрести его в охапку, пока не поздно, в уголок оттащить и всю эту дурь, с этикой вместе, из головы выбить. И я даже за шкирку успел его схватить, но…
Я же на Дымка не смотрел – бесполезно это. За тринадцать лет он все мои боевые гримасы давно наизусть выучил. Так что я по сторонам озирался – не бежит ли уже за нами Шутемков со своими ребятами.
Шутемкова пока не было, но позади Дымком…
Там…
– Мы должны помочь им, Серж! – Дымок в очередной раз как раз начал. – Понимаешь?
А я как смотрел ему за спину – так и оторваться не могу.
Все.
Вот теперь – точно влипли по самое не могу…
Ну я и ляпнул, в такт своим мыслям.
– Без сомнения, – говорю.
Дымок сразу-то не понял. Он вообще не ожидал, что я что-то скажу. Он ведь меня почти не слушал, готовился долго и тяжело убеждать.
А потом смысл моих слов до него дошел – и он от удивления чуть дышать не разучился.
Но мне уже не до него было.
6. Одной рукой от любви не отделаешься
За спиной Дымка, дальше по коридору, еще одна ложа открывается. Выходят оттуда шесть мужиков в алых косухах. За ними расфуфыренный парень, весь в оранжевом и золотом. А за ним…
Вот тут-то я и начал сам с собой разговаривать.
Потому что за расфуфыренным парнем выплывает из ложи Ева, андроид Шутемкова. Только голова у ней уже на место приделана – словно я ее и не сносил. А личико – словно омолодили. И фигурка словно хрупче стала… А как двигается! Как… как… Даже не знаю, с чем сравнить – только так красиво… Да что там – красиво! Очень… очень…
Дыхание у меня перехватило, и соображать я стал туго. Но двигается андроид сейчас совершенно как живая девчонка. Да лучше любой девчонки! Что угодно отдал бы, чтобы этот андроид в живую девчонку превратился!
А может быть… ну вдруг?… бывают же чудеса?… вдруг это не тот андроид, а живая девчонка? Все бы отдал…
И тут андроид нас с Дымком заметил. Взглядом зацепился – и вдруг рукой машет.
– Привет! – кричит нам хрустальным голоском.
Я завис. Совсем. И в мыслях нербериха, и в чувствах – черт знает что. На этот раз запал я на андроида до последнего нейрона, натурально влюбился – но ведь это же не живой человек! Это же не девчонка – это андроид бесчувственный!
Тот самый андроид Шутемкова, которому я возле костра в сказал под Заярском голову свернул. Теперь-то никаких сомнений нет: не девчонка это, случайно похожая – а тот самый андроид Шутемкова! Иначе откуда оно нас с Дымком знает?
Вот только не понимаю, когда Шутемков успел андроида отремонтировать и сюда привезти? Да не просто отремонтировать. Кроме шеи андроиду еще и лицо подправили, и даже драйверы обновили – там, у костра, андроид как на ходулях двигался, а теперь… Теперь словно молодая девчонка, гибкая и изящная, как котенок… И голос – тоже совсем другой. Звонкий, как колокольчик, совсем юный…
Когда же генерал успел?! Мы всего пару часов назад прилетели в Империю. Да и не брал Шутемков с собой никакого андроида! Его ребята когда из Заярска улетали, не то, что андроида – себя-то еле на ногах несли!
А андроид идет прямо к нам. И улыбается приветливо и радостно, словно всю жизнь нас знает и в лучших друзьях числит.
А я только стою как дурак – и на него пялюсь. И ведь понимаю: сматываться надо, и пошустрее! Андроид только для того улыбается, чтобы внимание отвлечь. А подойдет ближе – сразу начнет квитаться за прошлую встречу!
На что хотите спорю, раздолбай-генерал забыл нас с Дымком ввести в реестр друзей у андроида. А без дополнительных указаний андроид точно зачислил нас во враги – я ведь тогда вывел его из строя, да еще и поломал серьезно… Теперь андроид снова попытается меня уничтожить. Только на этот раз он готов к тому, что реакция у меня лучше стандартной почти в полтора раза. Да еще всего одна рука у меня действует. То, что от втрой осталось, в драке совершенно бесполезно, очень неудачно пластик закатан. Только этот пластик от меня и останется, похоже…
Понимаю все это, а двинуться – не могу! Стою в полном отрубе и только глазами хлопаю, андроида разглядывая. Да еще и скалюсь в совершенно идиотском восхищении. А в голове совершенно сумасшедшая мысль бьется: все бы отдал, лишь бы чудо случилось и андроид в живую девчонку превратился!
А андроид словно мысли читает.
– Привет! – говорит опять и еще милее улыбается.
– Добрый день, – Линский неуверенно отвечает.
Ему легче. Когда я андроиду голову сворачивал, он сидел во флаере, связанный, и робота толком не рассмотрел. Может думать, что ему только показалось, будто перед ним тот же самый андроид.
Зато мы с Дымком тогда андроида рассмотрели лучше некуда. Так что у нас никаких сомнений. И как этот андроид здесь оказался, да еще отремонтированный – совершенно не понимаем. Только сопеть можем удивленно, и говорить даже не пытаемся.
Парни в алых косухах в сторонке замерли удивленно, а расфуфыренный блондинчик на меня уставился. Смерил меня взглядом, прищуривается нехорошо.
– Пойдем! – андроида окликает. – Мы спешим, Анна!
Я совсем в осадок выпал.
Анна?…
Получается, это не Ева? Не тот андроид, с которым мы у костра под Заярском нежностями обменивались?…
Но тогда откуда оно нас знает? Или, может быть, она?…
А Анна смотрит на нас так, словно мы ее лучшие знакомые.
– Я знаю, что ты спешишь, – говорит расфуфыренному, даже не оборачиваясь. – Иди, я только на секундочку, и сразу тебя догоню. Только поговорю чуть-чуть с друзьями. Я их столько не видела! Иди, милый!
Меня словно ледяной водой окатили. "Милый"! Это этому-то дохляку расфуфыренному! Ну, как-нибудь мы с ним встретимся-объяснимся…
Ну и я тоже парню понравился – до самого хуже некуда. Сверлил он меня взглядом, сверлил – но делать ему нечего. Он ведь крутого из себя строит. И раз сказал, что спешит – все, надо спешить.
Шепнул он что-то своим ребятам в алых косухах, и прочь идет – вроде как действительно спешит, и ревновать девчонку даже не думал. Сынок большой шишки, не иначе. Сам-то этот расфуфыренный блондинчик таких ребят в узде держать бы не смог. Уж скорее, это они бы его мелкой шестеркой запрягли.
Забирается он в один из двух легких флаеров, приткнувшихся к стене у входа в их ложу. Трое ребят за ним увязались, а трое остались Анну пасти.
А Анна все щебечет и щебечет радостно с нами. Да еще так на меня смотрит… Я ее тоже глазами пожираю, и все не могу понять: это она обозналась, или у меня память отшибло? Только, сдается мне, я такую девчонку забыть не мог.
Но тут флаер с блондинчиком поднялся, вдоль лож промчался, за угол нырнул – и Анна сразу же губки бантиком делает и глазки тупит.
– Простите, – говорит тихонько, – что я к вам так прицепилась. Но мне очень хотелось избавиться от принца, хотя бы на пару минут… А вы без воротничков, вот я и догадалась, что вы из нейтральных территорий…
Опаньки! Тот дохляк расфуфыренный – и есть принц? Вот с кем я гляделки устраивал. Н-да… такого встретишь – еще неизвестно, кто кому и что объяснит. У меня рука в пластик закатана, а у него все золотоворотничковые на коротком поводке! Но вида, конечно, не подаю. Такая девчонка рядом, все-таки!
– Простите меня, пожалуйста, – Анна говорит.
А сама улыбается робко, алеет стыдливо да глазками по мне несмело стреляет – сконфуженного котенка строит.
Я, конечно, все это просекаю – а сделать с собой все равно ничего не могу. Инстинкты, так их и так, и рефлексы, туда их и сюда! Хочется мне защищать ее и оберегать от всего, и всякие глупости с языка так и сыплются.
– Очень рады с вами встретиться, Анна, – говорю.
И хуже всего то, что очень искренне говорю. Влип я. Совсем.
А Анна только глазками хлопает смущенно.
– Да?… Правда?…
И улыбается радостно. Смотрит на меня – и глаза у нее прямо сияют от радости, словно рассветное небо.
Тут я совсем растаял и в ее лазурные глазки провалился…
Пока я в ее глазках тонул, Анна все щебетала. Голосочек у нее такой, что заслушаешься – вот мы и слушали.
Она дочка президента Иркутска. От нашего Ангарска это совсем близко, всего-то сотня кмов на юго-восток. Иркутск тоже ни в Империю, ни в Конфедерацию не входит.
То есть раньше не входил. А теперь Империя пытается подгрести под себя и этот город. Вот президент Иркутска и решил покорешиться с принцем, своим будущим императором. Надеется на разные льготы своему городу, когда Иркутск в Империю войдет.
Зря он надеется, в Империи иркутцам кроме ошейников ничего не светит. Да только не я президент Иркутска, и не мне решать. Так что осталась Анне неделя, от силы две. Потом свадьба, и тогда уж ей от принца никакие увертки не помогут. Наденут на нее золотой ошейник, и вообще… Такая девчонка пропадет!
– Анна, – говорю ей нежно. – Неужели вам никак не избежать этой…
Но она меня перебивает.
– Можно я с вами на ты буду? – улыбается робко. – Вы ведь тоже не имперцы?
– Запросто, – говорю. – Я Серж, это братишка мой, Дымок.
От моих слов Дымок за двух лошадей фыркнул, но не до его отдавленного самолюбия сейчас.
– А это… – про Линского начинаю – и чуть всю правду не ляпнул. Но вовремя язык прикусил. – Это отец наш, президент Ангарска.
А Анечка уже грустная.
– Очень приятно было вас встретить. Но мне уже пора, Серж, – говорит тоскливо. – Иначе принц начнет метать молнии…
У меня внутри все обмерло. Неужели вот так и расстанемся?!