Мы взгромоздились на стулья и, схватив ложки, начали накладывать на тарелки соус "чили", бобы, свинину. Все лопали так, что за ушами трещало. Кроме меня и моего брата Джо. Он стоял у окна и смотрел вниз, на улицу.
Мама подняла голову:
- Что с тобой, Фредди? - Она пододвинула ко мне блюдо с бобами в остром соусе. - Положи себе, сколько хочешь.
Острый соус был похож на кровь.
- Нет, мама, - сказал я и отодвинулся от стола, чувствуя подступающую тошноту. - Что там происходит внизу?
- Уезжают пожарные, - ответила мама, обрадованная тем, что я разговариваю.
Папа ел торопливо. У него при этом шевелились усы.
- Обошлось без большого ущерба, - заметил он. - Вот только мистер Пескуарра погиб. Нужно будет отнести им цветы. Надо же, такое несчастье…
- И это все? - спросил я.
- Конечно. А что еще?
- Как видно, ничего. А что говорит полиция?
- Они говорят, что несчастье произошло из-за бойлера. Было плохое соединение труб или что-то в этом роде. Пескуарра как раз его чинил.
Я замер, вспомнив, как швырял пепел на бойлер, пытаясь заглушить запах горелой плоти и волос. Сам не знаю, зачем я это делал. Наверное, мне просто не хотелось, чтобы миссис Пескуарра знала, что ее мужа сначала сунули в бойлер головой.
Джо все еще молча стоял у окна и смотрел вниз. Лицо у него было бледное, словно камея. Очень печальное у него было лицо. Он любил петь заунывные, неторопливые песни и хорошо играл на гитаре. Этого я не мог в нем понять. Мне нравились мелодии джаза.
Когда мама посетовала на то, что Джо ничего не ест, он ответил:
- Мамочка, сегодня вечером у нас тут будут беспорядки. И они будут продолжаться всю эту неделю. Я рад, что я не имею отношения к пачучос.
- Послушай! - сказал я, проводя пальцами по своим длинным черным волосам и чувствуя, что у меня краснеют уши. - Я тоже не имею отношения к пачучос! Но мне нравятся эти ребята!
Джо вперил в меня свой печальный взгляд. Он был молчаливым чужаком в этом шумном доме.
- Если я поймаю тебя в твоей цветастой куртке, я стащу ее с тебя собственными руками, - сказал он.
- Ну-ка, успокойтесь, вы двое! - прикрикнул на нас отец. Он жадно запихивал пищу в рот.
Мама подошла к Джо и тоже выглянула на улицу.
- Толпа собралась, - сказала она. - Ты думаешь, они вернутся сюда ночью?
- Не знаю, - ответил Джо, оглядывая улицу. - Их не так много. В основном обыкновенные хулиганы, которым нравятся разные беспорядки. Вчера вечером в Белл-Гарденс собралось пятьсот таких бездельников. Они раздели догола десятерых пачучос и затолкали их в мусорный контейнер. Бывают случаи, когда во время драк люди получают увечья. Для мексиканцев, вроде нас, мамочка, в этом нет ничего хорошего.
- Мы поотрываем им головы! - сказал я, распаляясь и краснея, словно перец "чили" на тарелках. - Они не имеют права приставать к нам только из-за того, что мы по-другому одеваемся!
- Фредди!
Я смолк, дрожа от негодования.
И тут я решился. Совершенно неожиданно. И выпалил:
- Смотрите! Смотрите! - Я достал из кармана обгоревшие волосы Пескуарры и бросил их на стол. - Взгляните, что они сделали с Пескуаррой!
- Что это? - спросила мама.
Они подошли ко мне вместе с Джо. Я рассказал им о своей находке.
В комнате словно бы разом сгустилась тьма. Мама побледнела, так что у нее сразу резко обозначились лицевые кости, а глаза стали большими и влажными. Она прижала ко рту сложенные в кулак пальцы. Джо словно бы поперхнулся, а папа перестал есть.
- Дело рук этих хулиганов, - громко заявил я. - Видите, на что они способны?!
- Нет, не могу поверить, что они это сделали, - со вздохом проговорила мама.
Джо взял в руки обгоревшие волосы. Рот его был крепко сжат. Я решил про себя, что ему полезно об этом подумать.
- Нет, они не могли, - повторила мама. Я не был так в этом уверен. Странно, но в гневе человек может сказать такие вещи, в которые по-настоящему не верит. Есть потребность выговориться. И все кажется почти правдой.
- Нужно сообщить в полицию, - заметил Джо.
Я поднялся со стула:
- Нет. Меня в этом случае задержат. Я виноват в том, что полиция не узнала, как умер Пескуарра. Что сначала его сунули головой в бойлер. Что толку сообщать им об этом теперь? Они никого не смогут поймать.
- Извините меня, - проговорил папа.
Он выскочил из комнаты на балкон, где его вырвало. Мама тяжело опустилась на стул:
- Куда идет наш мир? И что мы должны предпринять?
Папа вернулся и остановился в дверях. Глаза у него слезились, лицо было красным.
- Я слышал разговор про немцев, - медленно проговорил он. - Это они стараются вызвать у нас беспорядки. Возможно, Пескуарра был как-то с ними связан. А может, он знал вещи, которые ему не положено было знать. Сегодня возле этого дома не было никаких чужих людей. Не нужно делать поспешных выводов. Не исключено, что Пескуарру мог убить кто-нибудь из пачучос. Подождем до утра.
Я ушел, хлопнув дверью. Спустился по лестнице и вышел в темноту, вдыхая затхлые запахи. Я старался настроить себя против хулиганов, но все мое зло прошло. Папа прав. Любой, кто знал, где находится комната Пескуарры, не мог быть чужаком, только кто-то из своих. У людей - как у термитов. Это был человек, который подошел к двери комнаты Пескуарры и ждал. Тот самый, кого я испугал, сказав, что у меня есть нож. Он-то и был убийцей.
Я услышал, что ко мне кто-то приближается тяжелой поступью. Мимо прошел мускулистый Джилберт Рамирес.
- Привет, Фредди, - сказал он и потопал дальше.
Я посмотрел ему вслед и подумал, мог ли он совершить такое. Возможно. А может быть, нет?
На улице вновь послышался страшный шум. Сквозь окно холла я увидел, что к нам опять приближается толпа народа - примерно человек пятьдесят. В основном молодые парни лет восемнадцати-девятнадцати, но были личности и постарше. Все ребята как на подбор, крепкие. За ними двигалась толпа человек в двести.
Холодная судорога сжала мой живот, и я потерял способность здраво рассуждать. Я знал, что им было здесь нужно.
Мне захотелось закричать и швырнуть в них сверху кирпичом.
Дверь комнаты Фанни Флорианны была открыта настежь. Фанни перегородила вход в комнату своим огромным телом. На ее круглом розовом лице был написан испуг.
- Иди поскорее сюда, - быстрым шепотом сказала она мне, - пока они тебя не заметили.
Странно слышать, что такая крупная женщина говорит таким тихим голоском. Я вошел к ней.
В комнате Фанни повсюду были разбросаны астрологические карты. В мойке гонялись друг за дружкой тараканы. Почетное место занимала аккуратно заправленная постель, однако хозяйка уже многие годы не спала на кровати. Свои ночи она проводила в большом кресле, где отдыхала сидя.
Фанни захлопнула дверь.
- Космические вибрации подсказывают мне, что сегодня вечером здесь произойдут большие неприятности, - доверительно объяснила она. - Овен противостоит Тельцу и взаимодействует с Близнецами. Это будет иметь фатальные последствия. Лучше всего пораньше лечь спать.
- Всем это известно и без ваших карт. Фанни вразвалку пошла к массивному креслу.
- Я знала, что это должно произойти, - как откровение сообщила она мне, прикрыв глаза. - Происходит вообще очень много событий. И все они не случайны.
Я ничего не ответил. Уши в жизни Фанни Флорианны играли первостепенную роль. В ней было двести девяносто фунтов веса, и в силу этого уши у нее тоже были большие. Остальное восполнялось природной проницательностью. Люди вращались вокруг нее наподобие планет, обращавшихся вокруг Солнца. Все приносили Фанни еду и заискивали перед ней, ожидая, что она скажет. Даже мыши отдали бы ей свой сыр, если бы захотели узнать будущее.
Кто-то вошел в холл. Я прислушивался, затаив дыхание. Фанни тоже напряглась. Шаги проследовали по длинному коридору и остановились у ее двери.
Кто-то постучался. Фанни сказала:
- Войдите…
Послышалось тоненькое позвякивание медных колокольчиков. Дверь отворилась, и на пороге перед нами предстал Пьетро Массинелло. Он, пританцовывая, вошел в комнату, сверкая объемистой лысиной. У ног его, обутых в сандалии, вертелись собачонки.
- Привет, моя королева! - пропел вошедший и поклонился. Изысканным движением руки поставил на стол тарелку с салатом. - Это для вас, ваше величество.
Я не мог не рассмеяться. Всегда трудно было понять, где кончалась его игра и начиналась серьезная беседа. Пьетро ждал, что скажет Фанни, как это всегда делали все. Даже я. Мне приходилось выполнять ее поручения. Случилось это после того, как однажды она увидела, что я курю. Если бы я отказался ей помогать, она могла сообщить о том случае моей мамочке.
Крохотные колокольчики на красной рубашке Пьетро сверкали, издавая музыкальные трели. Я смотрел на них. И вспоминал комнату Пескуарры. Тот, кто его убил, убежал оттуда, звеня маленькими колокольчиками. Но ведь Пьетро - хрупкий, согбенный старикашка.
- А теперь мне пора уходить, - пропел Пьетро, схватив одну из собачонок и кружась с нею в ритме танца. - Я танцую на Мэйн-стрит под граммофон, чтобы заработать деньги для бедных. Кто эти бедняки? Я сам. Малюю чем-нибудь ярким щеки и надеваю штаны с колокольчиками… Надеюсь, вам понравится мой салат!
Когда дверь за ним закрылась, Фанни вздохнула и сказала:
- Сегодня вечером все сошли с ума! - Ее необъятный бюст медленно колебался в такт словам. - Вечные неприятности между хулиганами и пачучос… Ты, наверное, знаешь, что все началось именно в этом доме?
- Как это? - спросил я.
С хитроватым видом она прикрыла глаза:
- Думаешь, все эти неприятности случаются сами собой? Нет… - Фанни помахала в воздухе толстым, словно сосиска, пальцем. - Такие события должны получить толчок со стороны. Как новорожденный, получающий шлепок по попке.
- А кто несет за это ответственность? - спросил я.
- Мне платят за то, что я держу язык за зубами. Если ты дашь мне немного денег, может быть, и тебе я кое-что поведаю.
- Как бы не так, - сказал я. - Это Вердугос? Он любит всякие беспорядки.
- Нет. Ему скорее всего платят другие. Более значительные, но менее известные, чем он. Платят за то, чтобы он говорил то, что говорит, и делал то, что делает.
Я сказал:
- Ходят слухи, будто эти беспорядки провоцируют нацисты. Это так?
Фанни лениво, словно гиппопотам, прикрыла одно веко.
- Может быть. Всякое может случиться. Забавно, когда ты знаешь очень много, а говоришь очень мало.
- Ты врешь! - крикнул я.
Фанни не обиделась, но это ее задело. Посмеиваясь, она сунула свою огромную руку в карман платья.
- Ты думаешь, я вру и у меня нет доказательств? Смотри сюда.
Она достала сложенную газету и развернула ее.
- Не прикасайся к ней! - предупредила она меня. - Оставайся на месте и взгляни на то, что тут напечатано.
Я взглянул на газету и присвистнул:
- Написано по-немецки!
Я не мог ни слова понять из того, что там было. Фанни торопливо спрятала газету снова в карман, но достала оттуда еще что-то - кусок какой-то материи. С изображением свастики.
Она сказала:
- Мне помогают мои астрологические формулы. Они подсказывают, куда нужно заглянуть, руководствуясь указаниями звезд. Свастику и газету я обнаружила в комнате одного человека!
- Того, кто живет в этом доме?
- Да. Ты думаешь, что в этой части нашего города живут нацистские главари? Нет. Однако время от времени они наведываются сюда в больших автомобилях, чтобы проверить, как тут работают их агенты. И вот этим бедным агентам они платят деньги. Те, кто учиняет беспорядки, находятся среди нас. Они ведут себя и рассуждают, как и все остальные люди. Как наши знакомые. Как люди, которых мы встречаем каждый день. Эти предметы я нашла, руководствуясь моими астрологическими предсказаниями.
- В чьей комнате? - крикнул я и быстро протянул руку к карману Фанни.
Она торопливо прикрыла карман толстыми ладонями.
- Не смей! Я тебе не дам! Сейчас закричу! Если придет полиция, скажу, что нашла свастику и нацистские газеты в комнате твоего отца. Так что лучше меня не трогай!
Я отстранился от нее, наблюдая за тем, как свастика была спрятана в тот же карман, где находилась нацистская газета. Все неприятности, грозившие этому дому, напряженность, мучения и заботы, - все это было сосредоточено в запрещенной газете, которая находилась у Фанни. Я стоял и смотрел ей прямо в глаза.
- Как ты можешь спокойно сидеть здесь, в то время как люди дерутся на улицах из-за таких вот вещей?
- Какое мне до этого всего дело? - ответила Фанни. - У меня здесь собственный мир, и я нахожусь в самом его центре. Люди на улице меня не волнуют. Что они для меня сделали?
Она подалась вперед, широко улыбаясь:
- Конечно, если бы ты смог достать немного денег…
Не было смысла вести дальнейший разговор. Я повернулся к двери и крепко ухватился за ручку. Мне казалось, что теперь я в состоянии остановить беспорядки. Ведь я могу рассказать людям правду, и они должны перестать ненавидеть друг друга. Да. Но сделают ли они это?
Пожары уже начались. Может быть, я опоздал со своими откровениями.
Я распахнул дверь со словами:
- Я вернусь с деньгами!
Вышел в коридор и с треском захлопнул за собой дверь.
Я ей врал. Не было у меня никаких денег.
Мне показалось, что я слышу удалявшиеся шаги в холле.
На улицах все было спокойно. Я прислушивался к этой тишине, наступившей после того, как хулиганы направились дальше, к центру города.
И, стоя вот так в темноте, я вдруг понял, что я - единственный, кому действительно известно об убийстве Пескуарры. Конечно, мама, папа и Джо также знали об этом. Но именно я все раскрыл. Фанни, может быть, тоже прослышала кое о чем, но что от этого толку?
Меня начала бить дрожь. В темноте я быстро спустился по лестнице и споткнулся… Поняв, что это чье-то тело, я закричал. И тут же поднялся.
Но это был Сэм, который заснул прямо на полу. От него привычно разило ромом, и он лежал весь грязный и спал. Старый человек с морщинистым лицом.
Я выбежал на улицу и остановился у светофора. Дом, который я только что покинул, в темноте показался мне слишком большим и слишком мрачным. В этом доме жило довольно много людей. И один из них знал все, что касалось беспорядков, и делал Bce, чтобы пачучос их затевали. Флорианна знала, кто он такой.
Был ли это Пьетро, который пел и танцевал вместе со своими тявкающими собачками? Может быть, Пескуарре стало известно, что Пьетро был нацистом, и он пригрозил сообщить обо всем полиции? А за это Пьетро сунул его головой в бойлер? Или беднягу убил Вердугос? Он парень сообразительный и расторопный и к тому же любит деньги. А возможно, Сэм, который жить не может без выпивки? Ну а если это Джилберт Рамирес? Большой, неповоротливый и молчаливый… А вдруг это только видимость, а сам он парень не промах…
Неожиданно меня в плечо ударил камень. Я едва не упал. Второй камень просвистел мимо, не задев. Я помчался прочь. За мной погнались пятеро хулиганов.
- Это один из тех вшивых пачучос, который ударил Пита! - кричали они.
Я бросился бежать по аллее, перепрыгнул через какой-то забор, пересек двор, затем снова перемахнул через изгородь. Преследователи отстали: я не слышал больше их тяжелого дыхания и ругани. Я спрятался за куст и стал ждать. Сердце у меня громко стучало. Я припал к земле, готовый вскочить в любую минуту.
На меня устроили настоящую охоту, выслеживая словно дикого зверя. Но они не смогли найти меня ни по запаху чеснока и соуса "чили", ни по бешеному стуку моего сердца, который самому мне казался оглушительным.
Некоторое время спустя им надоела охота, и они ушли. Я решил вернуться домой намного позднее - через те же заборы и по тем же аллеям. По пути я останавливался и прислушивался. Издалека доносились крики людей, топот ног. Похоже было, что беспорядки снова набирают силу. И всего лишь в нескольких кварталах от нас.
Я начал пробираться вдоль аллеи к дому. Что-то заставило меня остановиться возле ступеней, которые вели вниз, в сгоревший подвал. Мне показалось, что там, внизу, кто-то лежит.
Это был мой брат Джо. Ему уже не суждено больше вступать со мной в споры. Передо мной лежало изуродованное тело Джо. На голове у него виднелась глубокая рана с запекшимися сгустками крови.
Я упал на колени перед бездыханным телом и обхватил его руками.
- Джо! Джо! - звал я его.
О Боже, мир сошел с ума… Я оказался в центре событий, не будучи ни на чьей стороне. Эта мысль поразила и потрясла меня. Очевидно, Джо спустился в подвал для того, чтобы убедиться в правдивости моих слов насчет убийства Пескуарры. Убийца, по всей вероятности, заметил, как он пробирался в подвал, и убил его, опасаясь, что Джо может позвать полицию.
Все выглядело так, будто с Джо расправились хулиганы. Как будто произошел несчастный случай. Словом, привычное дело. Вроде убийства Пескуарры. Того могли убрать за то, что он слишком много знал о происходящих здесь беспорядках. А ведь Джо на самом деле убили из-за того, что я совал нос не в свое дело. Никто и никогда не узнает, кто убил моего брата.
Ну а что будет со мной?
Кто-то потихоньку крался за мной в доме, кто-то выслеживал меня на улице, выбирая момент для того, чтобы прикончить. Если бы это случилось, в завтрашних утренних газетах появились бы броские заголовки. А это подлило бы масла в огонь, и люди еще больше бы озлобились.
И тут я решил наконец, чью сторону мне следует принять. Это мне подсказал лежавший передо мной Джо, хотя он не мог уже произнести ни слова. Он сказал мне, на чьей стороне быть. Не на стороне Вердугоса и шайки, которая слепо исполняла его приказы. Они не давали себе труда над чем-либо задумываться. В головах у них гулял ветер - и ничего больше не было. Они просто не понимали, что делали, помогая нацистам.
Я дотронулся до ладони Джо:
- Я с тобой, Джо. Честное слово. Мне жаль, что мы с тобой ссорились. Господь свидетель, честно говорю, мне жаль. Напрасно я сказал тебе обидные слова…
Я встал. Гнев кипел в моей груди, когда я поднимался по ступеням из подвала. Я не понимал, куда иду, и опомнился только тогда, когда увидел, что держу пальцами ручку двери Фанни Флорианны. Она знала все. Скрипя зубами, сжимая кулаки, Я решил, что заставлю ее сказать, кто повинен в убийстве Джо. Я добуду правду, даже если мне придется убить…
Я отворил дверь в ее комнату и остолбенел. Все получилось гораздо проще. Проще, чем найти Джо. Флорианна лежала на полу, посреди комнаты, лицом вверх. Оно было синевато-бледное. Врач мог бы сказать, что она умерла от сердечного приступа.
Меня не слишком интересовало, на месте ли нацистская свастика и нацистская газета. Скорее всего их взяли.
Стоя над Фанни, я пришел к выводу, что это так. Я взглянул на ее постель, в которой Фанни не спала годами. Ведь она не могла нормально лежать. Она была настолько тучная, что не могла дышать лежа.
Вероятно, кто-то вошел в ее комнату, толкнул ее так, что она упала на пол, и не давал вставать.