Граф с расстроенным видом начал снова: – Я обязан ему жизнью, Майлз. И жизнью твоей матери. В буквальном смысле слова: всем, кем я был и что сделал для Барраяра в последние восемнадцать лет, я обязан ему. И я обязан ему твоей жизнью, дважды, а следовательно, и своим здравым рассудком – если он у меня есть, как выразилась бы твоя мать. Если Ботари захочет востребовать с меня этот долг, он бездонен. – Граф задумчиво провел пальцем по губам. – И еще – нелишне это в любом случае подчеркнуть – в настоящее время я предпочел бы избегать любого рода скандалов в моем доме. Мои противники все время нащупывают способ воздействия на меня; рычаг, чтобы меня опрокинуть. Прошу тебя, не позволяй себе стать таким рычагом.
"Что, черт возьми, творится на этой неделе в правительстве?" снова спросил себя Майлз. Непохоже, чтобы кто-то хотел рассказать об этом мне. Лорд Майлз Нейсмит Форкосиган. Род занятий: нарушать технику безопасности. Хобби: падать со стенок, до смерти разочаровывать больных стариков, доводить до слез девушек… Теперь он мечтал хотя бы наладить отношения с Еленой. Но единственным способом похоронить навеянные ее воображением ужасы, какой ему только в голову приходил, было на самом деле отыскать эту чертову могилу. А насколько он может разобраться, она должна быть на Эскобаре, среди шести или семи тысяч таких же, где лежат павшие на войне, позабытые много лет назад.
Он открыл рот, но не успел произнести и слова, как его осенил один замысел. В результате он забыл, что же хотел сказать, да так и застыл на минуту с разинутым ртом. Граф Форкосиган приподнял брови в вежливом вопросе. То, что Майлз наконец произнес, было:
– Слышно что-нибудь в последнее время от бабушки Нейсмит?
Отец сощурил глаза. – Любопытно, что ты об этом упомянул. Твоя матушка частенько говорила о ней в последние пару дней.
– Имеет смысл – при таких-то обстоятельствах. Хотя бабушка – старушка крепкая; по-моему, все бетанцы рассчитывают жить лет до ста двадцати. Думают, что это одно из их гражданских прав.
Бетанская бабушка Майлза жила отсюда в девяти скачках сквозь П-В туннели и трех неделях пути, если лететь самым прямым путем – через Эскобар. Тщательно подобранный коммерческий пассажирский рейс должен обязательно включать в себя остановку на Эскобаре. Немного времени для туризма – то есть для расследования. И можно все провернуть достаточно хитро, даже несмотря на Ботари, который будет маячить у него за спиной. Что может быть естественней для мальчика, который интересуется военной историей, чем совершить паломничество на кладбище имперских солдат и, может, даже возжечь посмертное приношение? – Сэр, – начал он, – как по-вашему, я мог бы…
В то же самое мгновение граф Форкосиган заговорил: – Сынок, как бы ты отнесся к тому, чтобы от маминого имени…
"Прошу прощения" и "Продолжайте, сэр" прозвучали одновременно.
– Я собирался сказать, – продолжал граф, – что сейчас для тебя самый подходящий момент снова навестить бабушку Нейсмит. Сколько прошло с тех пор, как ты был на Колонии Бета, почти два года? Хоть бетанцы и планируют жить до ста двадцати – знаешь, человек предполагает…
Майлз наконец разобрался с собственным языком, ухитрившись не рухнуть. – Какая чудесная идея! А… можно мне взять с собой Елену?
Отцовские брови снова взлетели вверх. – Что?
Майлз вскочил на ноги и захромал взад и вперед по комнате, не в силах усидеть на месте из-за переполнявших его замыслов. Взять Елену в путешествие за пределы планеты! Бог ты мой, в ее глазах он стал бы героем, метра два ростом, как Форталия Храбрый.
– Да, конечно – а почему нет? Со мной все равно будет Ботари. А какой компаньон будет для нее правильней и пристойней, чем родной отец? Кто посмеет возразить?
– Ботари, – напрямую ответил граф Форкосиган. – И представить себе не могу, что он с теплотой отнесется к мысли подвергнуть дочь соблазнам Колонии Бета. В конце концов, он-то их видел. И не уверен, что он посчитает это приглашение пристойным – именно от тебя, и именно сейчас.
– Гм. – Шаг, поворот, еще шаг. Есть! – Тогда я ее приглашать не стану.
– А-а. – Граф Форкосиган расслабился. – Это, я думаю, мудро…
– Я сделаю так, чтобы ее мама пригласила. Поглядим, как он возразит против этого!
Граф Форкосиган издал удивленный смешок. – Ну ты коварен, парень! – Но сказано это было одобрительным тоном. Майлз воспрял духом.
– На самом деле насчет поездки – это мамина идея, верно?
– Ну… да, – признался граф Форкосиган. – Но на самом деле я рад, что она это посоветовала. Мне… у меня будет легче на душе: знать, что ты следующие несколько месяцев будешь в безопасности на Колонии Бета. – Он встал. – Извини, я пойду. Долг зовет. Я должен пойти прощупать эту ползучую тварь, Фордрозду – ради вящей славы Империи. – Выражение отвращения у него на лице говорило лучше всяких слов. – Честно говоря, я предпочел бы напиться где-нибудь в уголке с этим идиотом Айвеном – или поболтать с тобой. – Он с теплотой взглянул на Майлза.
– Работа в первую очередь, конечно, сэр. Это я понимаю.
Граф помолчал и странно взглянул на него. – Значит, ты ничего не понимаешь. Моя работа с самого начала была гибельна для тебя. Прости меня, прости за то, что она принесла тебе столько неприятностей…
"Искалечила тебя", мысленно поправил Майлз. Проклятье, говори уж, что на самом деле имеешь в виду…
–… я никогда не думал. что так случится. – Отец кивнул и вышел.
Опять он извиняется передо мной, подумал несчастный Майлз. За меня. Сперва держится и говорит, что у меня все в порядке, а потом извиняется. Непоследовательно это, отец.
Он снова захромал по комнате, и его боль вырвалась наружу монологом. Он швырял слова в глухую к его речам дверь: – Я заставлю тебя взять извинения обратно! Я в порядке, черт возьми! Я начиню тебя доверху такой гордостью за меня, что для твоей драгоценной вины и места не останется! Клянусь своим словом Форкосигана. Клянусь, отец! – его голос упал до шепота. – Клянусь, дед. Как-нибудь, еще не знаю, как…
Он сделал еще один круг по комнате, приходя обратно в себя, замерзшего и отчаянно сонного. Мусор от хлебных крошек, пустая бутылка из-под вина, еще одна – полная. Тишина.
– Снова разговариваешь сам с собой в пустой комнате, – прошептал он. – Знаешь, это очень скверный признак.
Ноги болели. Баюкая в объятиях бутылку с вином, Майлз забрался с нею в постель.
Глава 5
– Так-так-так, – произнес прилизанный таможенник-бетанец в саркастическом подобии радости. – Уж не сержант ли это Ботари с Барраяра… Что вы притащили мне на сей раз, сержант? Парочку противопехотных атомных мин, что выглядывают у вас из заднего кармана? Одну-две лазерные пушки, которые вы случайно перепутали со своим бритвенным прибором? Гравиколлапсер, как-то завалившийся вам в сапог?
На этот полет фантазии сержант отреагировал чем-то средним между рыком и ворчаньем.
Майлз улыбнулся и извлек из памяти имя чиновника. – Добрый день, офицер Тиммонс. Все еще работаете здесь, да? Я был уверен, что вы уже в администрации.
Таможенник одарил Майлза несколько более вежливым приветственным кивком. – Добрый день, лорд Форкосиган. Знаете же, государственная служба. – Он перебрал их документы и вставил для просмотра диск с данными. – Разрешения на ношение парализаторов у вас в порядке. А теперь не потрудитесь ли пройти по одному через сканирующее устройство.
Сержант Ботари мрачно и хмуро поглядел на аппарат и презрительно фыркнул. Майлз попытался перехватить его взгляд, но тот усердно рассматривал нечто весьма интересное где-то в воздухе. Охваченный подозрением, Майлз сказал:
– Думаю, сначала мы с Еленой.
Елена прошла с неуверенной застывшей улыбкой – такой, какая бывает у человека, который слишком долго позировал фотографу, – а потом принялась жадно разглядывать окружающее. Пусть это лишь весьма унылый подземный таможенный терминал – зато на другой планете! Майлз надеялся, что Колония Бета компенсирует им неутешительный результат остановки на Эскобаре.
Два дня поисков в архивах и утомительных прогулок под дождем по заброшенным военным кладбищам – ради Ботари он сделали вид, что страстно увлечены историческими подробностями – не принесли в результате никакой могилы или обелиска с именем ее матери. Похоже, от провала их тайного расследования Елена испытала скорее облегчение, чем разочарование.
– Вот видишь? – прошептала она. – Отец мне не лгал. У тебя слишком богатое воображение.
Решающий аргумент заставил Майлза признать свое поражение: сам сержант на все их экскурсии реагировал со скукой. И все же…
Может, дело вправду в его богатом воображении. Чем меньше они находили, тем дотошней делался Майлз. А осмотрели ли они военные захоронения противника? Мать самого Майлза сменила подданство, чтобы вернуться на Барраяр вместе с отцом; может, возлюбленной Ботари такой номер не удался. Но если это так, стоит ли им вообще осматривать кладбища? Может, ему поискать мать Елены в справочнике комм-связи… Такого он предложить даже не отважился.
Жаль, что он испугался заговора молчания, окружавшего рождение Елены, и не попытался вытянуть информацию из графини Форкосиган. Ладно, вот когда они вернутся домой, он наберется храбрости и потребует от нее правды. И последует ее мудрому совету насчет того, сколько из сказанного передать дочери Ботари.
А сейчас Майлз вслед за Еленой шагнул сквозь сканер, наслаждаясь ее изумленным видом и предвкушая, как на манер фокусника вытащит из шляпы все чудеса Колонии Бета ради ее удовольствия.
В аппарат шагнул Ботари. Раздался резкий, похожий на вопль, сигнал.
Агент Тиммонс покачал головой и вздохнул. – Все не уйметесь, сержант?
– Э-э, можно мне вас перебить? – произнес Майлз, – мы с этой леди прошли проверку, не так ли? – Получив в ответ кивок, Майлз забрал их парализаторы и собственные проездные документы. – Я провожу Елену в космопорт, пока вы двое тут разбираетесь в ваших разногласиях. Захватите багаж, сержант, когда он со всем уладит. Ждем вас в главном вестибюле.
– Вы не… – начал Ботари.
– С нами все будет отлично, – беспечно заверил его Майлз. Он ухватил Елену за локоть и потащил ее к выходу прежде, чем его телохранитель успел выдвинуть дальнейшие возражения.
Елена оглянулась через плечо. – Неужто отец и вправду пытался контрабандой протащить недозволенное оружие?
– Подозреваю, что не один вид, – извиняющимся тоном сказал Майлз. – Я это никогда не санкционирую, и ему это ни разу не удавалось. Но я подозреваю, что он чувствует себя голым, если не вооружен до зубов. Ну, если бетанцы обыскивают пожитки каждого так же умело, как и наши, нам здесь и вправду нечего опасаться.
Он искоса поглядывал на нее, когда они вошли в главный зал, и испытал удовольствие, увидев, как у нее перехватило дыхание. Золотистый свет, одновременно сверкающий и мягкий, лился с высоченного свода на огромный тропический сад с темной листвой, щебечущими птицами, цветами, журчащими фонтанами.
– Словно мы попали в гигантский террариум, – высказалась Елена. – Я себя чувствую крошечным рогатым прыгуном.
– Точно, – согласился Майлз. – Это все принадлежит зоопарку Силика. Одна из их огромных парков-вольер.
Прогулочным шагом они двинулись в конец зала, отданный под магазинчики. Майлз осторожно направлял Елену вдоль их ряда, стараясь выбирать лишь то, что доставило бы ей удовольствие, и избегать гибельного культурного шока. Например, вон тот магазин сексуальных игрушек – это, наверно, чересчур для ее первого часа на Бете (и не важно, насколько соблазнительна Елена, когда заливается румянцем). Однако они провели несколько приятнейших минут в весьма необычном зоомагазине. Взор Елены пленила здоровенная, вся в складках, бородатая ящерица с Тау Кита, сверкающая, словно витрина ювелира. Только здравый смысл удержал Майлза от того, чтобы преподнести ей этот неудобный подарок. Помимо всего прочего, ящерицу было необходимо держать на весьма строгой диете. И Майлз был не совсем уверен, пригодна ли зверюга в пятьдесят килограммов весом для содержания дома. Они побродили по галерее, выходящей на этот огромный сад, и вместо ящерицы Майлз благоразумно купил обоим по мороженому. Поесть они присели на скамейку возле самых перил.
– Здесь все выглядят такими свободными, – произнесла Елена, облизывая пальцы и сверкающими глазами оглядываясь вокруг. – Здесь нигде не увидишь ни солдат, ни охранников. Женщина… женщина может стать здесь кем угодно.
– Это зависит от того, что понимать под свободой, – сказал Майлз. – Они тут устанавливают правила, которых мы дома ни за что не потерпели бы. Ты бы видела, как все они бросаются бежать, когда объявляют учебную тревогу – утечку энергии или песчаную бурю. У них нет пограничной зоны для… не знаю, как это сформулировать… для неудачников общества?
Непонимающая, сбитая с толку Елена растерянно улыбнулась: – Но каждый устраивает свой брак сам.
– А ты знаешь, что здесь ты обязан иметь разрешение, чтобы завести ребенка? Первый – бесплатно, а вот потом…
– Это же нелепо, – рассеянно заметила Елена. – Каким таким способом они могут это навязать? – Она явно почувствовала, что задала слишком смелый вопрос – судя по тому быстрому взгляду, что она бросила по сторонам, убеждаясь, нет ли где-нибудь поблизости сержанта.
Майлз оглянулся точно так же, как и она. – Постоянным контрацептивным импланантом для женщин и гермафродитов. Чтобы его удалить, нужно разрешение. Есть обычай, что когда девушка достигает зрелости, ей вставляют имплантант, прокалывают уши, и удаляют, э-э, гм… – тут Майлз обнаружил, что и сам умеет краснеть не хуже прочих, и одним духом выпалил: – … девственную плеву; все за один визит к доктору. Как правило, это семейный праздник – нечто вроде обряда перехода. Именно так можно отличить, доступна ли девушка для знакомства – по ушам.
Вот теперь он завладел ее вниманием полностью. Ее руки непроизвольно потянулись к сережкам, и она сделалась не просто красной, а пунцовой.
– Майлз! Они что, подумают, что я?..
– Ну это так и… если кто-то станет к тебе приставать – я хочу сказать, когда ни меня, ни твоего отца не будет рядом – не стесняйся сказать им, чтобы они убирались прочь. Они послушаются. Тут этим никто никого не оскорбляет. Но я посчитал, что лучше бы мне тебя предупредить, – он покусывал костяшки пальцев, вокруг глаз от смеха собрались морщинки. – Знаешь, если ты собираешься ходить все шесть недель, прижав руки к ушам…
Она торопливо положила руки на колени и сердито глянула на него.
– Знаю, все это может казаться ужасно странным, – попытался извиниться Майлз. Обжигающее воспоминание о том, как именно это было странно, на миг его смутило.
Ему было пятнадцать, когда он приехал на Бету на целый учебный год, и впервые в жизни он почувствовал вокруг себя неограниченные, казалось бы, возможности для сексуальной близости. Эта иллюзия быстро потерпела крах и сгорела, стоило ему только обнаружить, что самые очаровательные девушки уже разобраны. Среди остальных вроде бы в равных пропорциях присутствовали добрые самаритянки, извращенки/любопытствующие, гермафродиты и мальчики.
Желания стать объектом благотворительности у Майлза не было, а для двух последних категорий он чувствовал себя слишком барраярцем, хоть и был достаточно бетанцем, чтобы не иметь ничего против, когда этим занимаются другие. Недолгого романа с одной девушкой из разряда любопытствующих ему хватило. Ее завораживающий интерес к особенностям его тела в конце концов заставлял Майлза чувствовать себя еще более неловко, чем самое неприкрытое отвращение, с каким он сталкивался на Барраяре, при всех тамошних яростных предрассудках насчет физического уродства. Впрочем, придя к неутешительному результату, что сексуальные органы у Майлза в норме, девица смылась.
Для Майлза этот роман закончился ужасающей черной депрессией, которая от недели к неделе становилась все глубже. В ту ночь, когда она достигла своего апогея, сержант Ботари в третий – и самый тайный – раз спас ему жизнь. Майлз дважды поранил Ботари, пока они молча боролись за нож: он сопротивлялся неистово и истерично, а сержант боялся переломать ему кости. Высоченному Ботари в конце концов удалось взять Майлза в захват и держать, пока тот наконец не сломался, рыдая до полного изнеможения от ненависти к самому себе на окровавленной груди сержанта. И человек, носивший его в детстве на руках, пока в четыре года Майлз не научился ходить, теперь снова взял его на руки, словно ребенка, отнес в постель. Потом Ботари перевязал свои раны и никогда больше не упоминал об этом происшествии.
Да, пятнадцатилетие было не очень-то хорошим годом. Майлз был полон решимости его не повторять. Он стиснул руками балконные перила, словно в решимости – но в решимости бесцельной. Бесцельной, как он сам, и значит – никому не нужной. Хмурый взгляд в черную глубину колодца собственных мыслей – и на миг даже роскошь Колонии Бета показалась ему скучной и унылой.
Поблизости стояли четверо бетанцев, о чем-то громко споря. Майлз полуобернулся к ним, чтобы лучше видеть из-за плеча Елены. Она начала было говорить что-то о его рассеянности – но Майлз покачал головой и поднял ладонь, прося тишины. И она затихла, с любопытством глядя на него.
– Будь все проклято, – говорил толстяк в зеленом саронге. – Мне наплевать, как именно вы это сделаете, но я хочу, чтобы этот сумасшедший убрался с моего корабля. Вы что, не можете взять его штурмом?
Женщина в форме бетанской службы безопасности покачала головой. – Послушайте, Калхун, к чему мне рисковать жизнями моих людей из-за корабля, фактически представляющего собой груду лома? Там же нет заложников или еще чего-то в этом роде.
– У меня простаивает команда утилизаторов, а они берут полуторную ставку за сверхурочные. Он сидит там наверху уже трое суток. Должен же он когда-нибудь спать, или в туалет ходить, или еще черт знает что, – доказывал штатский.
– Если он такой накачавшийся наркотиками псих, как вы утверждаете, то нет лучше способа спровоцировать его на взрыв корабля, чем штурм. Лучше переждем его. – Женщина из службы безопасности повернулась к человеку в голубовато-серой с черным форме одной из крупнейших коммерческих компаний по космоперевозкам. Его серебряно-седые бачки были в тон трем серебряным кружкам на висках и в середине лба – пилотским нейроимплантам. – Или уговорим его выйти наружу. Вы же знакомы, он – член вашего профсоюза, так неужели вы ничего не можете с ним поделать?
– О, не больше вас, – возразил капитан-пилот. – Вы на меня это дело не спихнете. Он ведь ясно дал понять, что не желает со мной разговаривать.
– В этом году вы – член Совета, и должны иметь над ним хоть какую-то власть – пригрозите лишить его пилотской лицензии или чего-то в этом роде.
– Может, Арди Мэйхью и остается пока в Братстве, но он должен взносы уже за два года. Его лицензия и так существует на весьма сомнительных основаниях, и, откровенно говоря, думаю, что этот случай ее загубит. Вся суть этой комедии в первую очередь в том, что когда однажды последний из кораблей серии РГ пойдет на слом, – тут пилот кивнул в сторону толстяка в штатском, – Арди не сможет больше быть пилотом. Медики запретили ему ставить новый имплантант: ничего хорошего из этого бы не вышло, даже будь у него деньги. А их у него нет, я-то чертовски хорошо это знаю. На прошлой неделе он пытался занять у меня на квартплату. Так он, по крайней мере, сказал. А скорее всего – на свое пойло.